one-by-one

×

Тэхён не любил числа календаря, что выпадали с конца ноября по середину февраля. Вот все до единого терпеть не мог, будь то вторник: двадцать шестое, или пятница: двенадцатое, или воскресенье: пятое. И у него имелись на это приличные такие, оформленные основания, которые он проносил из года в год вплоть со времен своей ранней юности. И здесь впору бы начать перечислять полный список, но проще всего было ограничиться одним и емким — праздники. А точнее, все приемы, рауты, благотворительные вечера и балы, приуроченные к Рождеству и Соллалю. Начинали рано, едва ли продохнув от маскарадных вечеринок Хэллоуна; заканчивали поздно, едва ли не за две недели до наступления весны. Скучная однообразная лента помпезных торжеств заедала и отбарабанивала по кругу чуть ли не каждый вечер с конца ноября и до середины февраля. Отличались только костюмы — для этого времени года у его семейства имелась даже специально отведенная гардеробная, где хоть по дням недели расписывай и тасуй так, как тебе вздумается, но не повторяйся. По началу это даже казалось забавным. Искрящийся лоск, намытая до скрипа посуда, фуршетные столы, ломящиеся от изысканных блюд, ассортимент шампанского, не дешевле шато моё — красивое, вычурное, блестящее, как остроконечная звезда на нарядной елке. Но… Но такие звезды имели одно извечное особенное свойство. Все до единой — были полыми внутри. Тэхён в праздничную пору чувствовал себя такой пустой игрушкой особенно остро: обязательный элемент декора, о котором вспоминали раз в году, чтобы для красоты повесить, а затем — чтобы снять и сунуть обратно в кладовку до лучших времен. Все любуются, смотрятся в искривленное отражение, иногда корчат смешные рожи, иногда крутят в руках, но почти сразу же — отпускают. Забывают. Его семья была такой же. Вспоминала только однажды, почти с припадочным желанием в глазах вырисовывая ультиматум по посещению светских приемов в качестве обязательного приложения. Он же у них молодой чеболь, наследник крупнейшего бизнеса по строительству производственных объектов. Он же у них свидетель штампующихся контрактов по разделу земли у могущественной государственной руки — улыбнись-ка вон тому министру финансов, сынок, будь добр; причина выкупки тайваньских стройматериалов с двойной скидкой — за третьим столиком сидит дочурка их генерального директора, Тэхён-а, ты знаешь, что нужно делать. Тэхён знал. Тэхён делал. Проходил через конвейер однообразных пластиковых улыбок и зализанных на затылок по последней моде челок, первоклассно поддерживал беседы об инвестициях, спорил насчет изменений в корейской экономике и тихо, совсем незаметно — ненавидел. Светский круг был замкнут и отгорожен от остального общества: трудно пробиться и выжить чужакам среди акул, чьи зубы заточены рвать и перемалывать при одном только запахе легкой добычи. Неудивительно, что к двадцати четырём Тэхён знал каждого по имени и в лицо. Неудивительно, что к двадцати четырём Тэхён почти каждое такое лицо терпеть не мог. Почти каждое, потому что даже в аквариуме группировались косяками, чтобы выживать было проще и удобнее. Даже когда где-то в глубине души — ты вообще этому аквариуму не принадлежал. Джин-хён стал первым, с кем Тэхён завел дружбу. Это случилось давно, когда они были еще совсем маленькими: Тэхёну только исполнилось пять, а он уже сидел рождественским подарком на благотворительном приеме, только бантика сбоку не хватало. Джину было девять и кошмарно, ну просто смертельно скучно. Тогда Тэхён не понимал это чувство, но сейчас — сейчас оно, кажется, уже давно заполнило его до самых краев. Джин-хён оказался сыном «Ким Лэйбелс» — компании, варящейся в эстрадном шоу-бизнесе и выпускающей из-под своей хитрой руки поколения вылощенных айдолов и утонченных моделей. Планировали расширяться и в актерскую сферу тоже, но Джину тогда было совершенно наплевать. Его больше интересовал Тэхён и тот трехэтажный шоколадный торт, который во что бы то ни стало следовало похитить. Торт похитить не удалось, только свернуть прямиком на белоснежную скатерть и измазать кремом будущего министра здравоохранения. Удалось — похитить преданность Тэхёна. А еще Чимина заодно, глазевшего на это все гениальное действо прямиком из-за огромной наряженной елки. От звонкого смеха несчастная раскачалась так, что едва не упала на гостей следом за тортом. Родители Чимина в этот самый момент рекламировали открытие очередной художественной галереи, собиравшую пожертвования на борьбу с национальной бедностью, и такую выходку обожаемого сына совсем не оценили. Зато оценили — Тэ и Джин. Хосок присоединился последним и оказался настоящим исключением из правил. Выжив среди острозубых акул, он отвоевал себе место под палящим солнцем софитов с присущим ему искрящимся изяществом и безукоризненной улыбкой. Хосок оказался исполнительным директором стремительно растущей компании «Ддэнг Интертеймент», которая занималась бизнес-проектами по продвижению нестандартных артистов. Об основателях ходило огромное количество разнообразных слухов, но одно было ясно точно — они никогда не появлялись на светских приемах и личности свои сохраняли анонимными. Компания, при всем при этом, имела просто поразительный успех, выбивала себе раз за разом внушительное финансирование неизвестными путями и… Являлась прямым конкурентом родителям Джина. Чем не идеальный кандидат в выбивающийся из общей стадности косяк? Вот и Джин так решил. А раз Джин решил, значит так и будет. Хосок тогда едва перешагнул через свои двадцать, а уже — исполнительный директор. Его родители деньги имели, но до верхушки все равно не дотягивали. А Хосок взял и дотянулся. При этом на Священной Библии клялся, что в лицо не видел тех самых таинственных основателей. Короче, компания вышла у них что надо. Но даже она, к сожалению, никак не спасала ни от однообразного парада тщеславия, тонувшего в дизайнерских платьях по последнему крою, ни от повторяющейся певучей трели приглашенных элитных музыкантов, ни от шаблонных светских бесед. Тэхёну приходилось отрабатывать в качестве елочной игрушки под пристальными взглядами матушки; Джина, чей корейский возраст опасно кренился к отметке в тридцать, настойчиво и упрямо сватали; Чимина старались приобщить к семейному делу, вклинивая в фальшивые рукоплескания современному искусству, а Хосок… Хосок как обычно — всем безукоризненно улыбался, традиционно вносил внушительную долю от лица компании в сбор по решению мировых проблем и терпеливо выслушивал жалобы, что, мол, это все здорово, но на настоящих инвесторов бы хоть раз хотелось посмотреть. Сегодняшняя пятница не являлась исключением. Сегодняшняя пятница до тошноты долбила в глаза аляповатостью метровых хрустальных люстр, тяжелых золотых колец и бархатных перчаток. Тэхён, по привычке одетый в костюм-тройку от бриони, носил на себе только тонкое серебро, а потому — выделялся. Гармонировал разве что со столовой утварью и этим втайне гордился. Сегодняшняя пятница не являлась исключением, но имела в себе некоторые изменения. Хосок сегодня не приехал — укатил в командировку в Японию подписывать контракт с местным продюсером, поэтому вместо него на благотворительный раут заявился Чонгук. О том, что Чонгука звали Чонгуком, Тэхён узнал из сообщения Хосока. Еще оно уведомляло, что Чонгук — стажер в их компании, которому нужно опыта понабраться и в кухне изнутри повариться. Техён считал, что отсылать прямиком в жерло бурлящего лицемерием вулкана простого стажера, которого еще и Чонгуком звали, было ходом блестящим. Блестящим в своей возмутительной дерзости, которую, пожалуй, мог себе позволить только «Ддэнг Интертеймент». Все остальные скрепы свято блюли и совсем не свято ужасались вот таким выходкам. Но всё еще хотели копнуть под основателей, поэтому Чонгука с натянутым скрипом и кое-как, но все же приняли. Приняли, но не Тэхён. Потому что, во-первых, это был стажер, а, во-вторых — Чонгук. Его имя априори рисовало слабенький портрет, не внушавший особого доверия, пускай и Хосок яро утверждал об обратном. Как только Тэхён Чонгука увидел, то сомнений в том, что от него держаться нужно подальше, не осталось и вовсе. Чонгук выглядел ужасно нелепо и чуждо в костюме от луи виттон, но катил впереди себя столько уверенности и самомнения, что Тэхён едва не рассмеялся. Вовремя вспомнил о манерах, получил многозначительный тычок под ребра от матушки в сторону симпатичной дочери Пусанского мэра и тут же о Чонгуке забыл. И было бы хорошо, если бы на том все и закончилось. Но, увы, о Чонгуке пришлось вспомнить и очень скоро — он подошел представляться. Тэхён тут же поймал на себе красноречивый завлеченный взгляд и очень вежливо поджал губы в отрицательном жесте. Но Чонгук, как и предполагалось, совершенно его не понял. Когда ситуация повторилась в третий раз, Тэхён решил пойти наперекор общепринятым рамкам и заявить о своем отказе напрямую. Он подался чуть вперед, выдавил короткую улыбку. Мысленно пометил этот день — двадцатое ноября — не дребезжащим красным, а бурым алым, что означало: этот вечер выдался особенно поганым. — Я не заинтересован, — он проговорил это тихо, но отчетливо, чтобы его услышал только Чонгук, и царапнул безразличным взглядом по пробитой пирсингом брови. Чонгук то ли не услышал, то ли не понял, а потому — продолжил свой занимательный рассказ о процессе звукозаписи с таким рвением и энтузиазмом, что Тэхён невольно отшатнулся. Все ясно, он имеет дело с психом — ну какой же это цирк! Надо будет сообщить Хосоку, чтоб в следующий раз присылал людей поумнее хотя бы, если уж не попредставительней. В конце-то концов. Тэхён залпом выпивает бокал луис брюта и пытается отойти подальше, пропасть и потеряться как-нибудь. Чонгук неизменно следует за ним. Тэхён выпивает еще два бокала, пытается задушить ядовитой улыбкой нежеланного компаньона, хоть как-то уже достучаться до отвратительного лица напротив, что ему абсолютно поебать. Чонгук не видит. Тэхён скучающе зевает, не прикрываясь ладонью. Таких, как Чонгук, он раскалывал на раз-два. Такие, как Чонгук, ничего вразумительного не представляли — их протаскивали по связям к подножиям самых верхов. Такие, как Чонгук, имели огромное самомнение и впечатляющий запас наглости, но обламывали свои зубы сразу же. Давились, потому что слишком мелки, проглотить не могли и доли того, что Тэхён поглощал на завтрак ежедневно. Такие, как Чонгук, думали, что имели все и могли что угодно, но на самом деле на руках держали жалкие шестерки. Блефовали и тут же проигрывали — против королей и тузов. — Я не заинтересован, — в очередной раз повторяет Тэхён, даже не вслушиваясь. Угадывает, что звучит вопрос, он просто по интонации — в этом не нужно было иметь особого мастерства. — Уверен? — Чонгук оглядывается по сторонам. — Но этот вечер — реально тухлый отстой. И тут Тэхён не может не согласиться и невольно начать любопытствовать. Поднимает с вызовом брови и крутит бокал в руке. — Ты мне предлагал поехать к тебе? Чонгук делает вид, что смущается, аж румянец на бледных щеках играет тонким розовым полотном. Тут стоит отдать ему должное — хорошая попытка в актерскую игру при нулевом-то опыте. — Да нет, я одно место хорошее знаю, говорю. Тебе там точно понравится, — он закусывает губу и смотрит так уверенно, как будто и правда имеет хоть малейшее понятие о том, что Тэхёну действительно нравится. Как самонадеянно. Тэхён и сам не знает, что ему нравится. Но знает точно — совершенно не нравятся ему перспективы срываться с запланированных благотворительных вечеров с какими-то непонятными Чонгуками. — Только если моих друзей с собой возьмем, — Тэхён хитро сщуривается, опасно дергая краешком губ. На стол выкладывает одну из отличных карт, которой научил его в юности Джин-хен. Девяносто девять процентов выпячивающих свое непревзойденное эго проходимцев отсеивались моментально. Но Чонгук, видимо, входил в тот самый редкий один процент, потому что: — Друзей? Конечно, компанией веселее! У меня там и мои будут. Прекрасно. Чудесно. Еще несколько Чонгуков на понтах. Мог ли стать этот вечер еще хуже? О, определенно мог. Потому что Чимин, измученный беседами о выставочном бизнесе, соглашается. А Джин, которому свидания с будущими невестами вообще поперек горла стояли, одобряет авантюру с поразительным энтузиазмом.

×

В молодежном андерграундном клубе, неподалеку от окраины Итэвона, кошмарно душно и накурено. По стенам расползаются самопальные вырвиглазные афиши, перечеркнутые поверх диким рисунком граффити, народ шумит и толкается, липкие коктейли льются со столов прямо на пол. И на итальянские туфли Тэхёна. Его и без того подташнивает после поездки на Чонгуковой тойоте камри, а сейчас просто хочется вынырнуть обратно в промозглый воздух ноября на оголтелую улицу — лишь бы подальше от этого кошмара, и подальше от самого Чонгука. В своих дорогущих костюмах, пошитых на заказ, они здесь отсвечивают выбивающимся белым пятном. Пускай на них никто внимания и не обращает, но Тэхён все равно чувствует себя не в своей тарелке — фантомная грязь пристает тут же, намертво врезаясь в кожу; вызывающий бит оглушающим потоком бьет по вискам; желудок от сладковато-кислых запахов резко скручивает, глаза предательски слезятся. Тэхён — не сноб, Тэхён просто знает, что им здесь не место. Чимин, кажется, считает так тоже, потому что держится едва ли не вплотную к Джин-хёну, но честно старается влиться. Джин-хён, в свою очередь, с интересом поддерживает разговор с Чонгуком. Восхитительно. Тэхён думает о том, чтобы перечеркнуть этот день черным и поскорее вернуться домой. Туда, где он пустая елочная игрушка; туда, где все привычно и вылизано для лоска, на выставочную витрину красивых восковых кукол. Может, он спит? Не спит — клуб одобрительно шумит и раскалывается овациями, когда на маленькую сцену выходят очередные участники рэп-баттла. Местные звезды, видимо, потому что по-другому такой повышенный ажиотаж не объяснить. Выступающих всего четверо, сражаются бипиэм два на два, то есть читают под бит — так объяснил Чонгук. Тэхёну все еще похрену абсолютно. Он здесь только потому, что Чимин и Джин рядом. Первый раунд отзывается протяжным звуком дребезжащего гонга прямо по воспаленным мозгам. Участники выступают по очереди, и когда эта самая очередь доходит до последних, до этого почтительно прятавшихся в тени, зал взрывается одобрительной волной гула снова. Рефери обзывает их громогласным «Агуст Ди и Ар Эм». Имена прям многообещающие, ничего не скажешь. Первый — нескладный и худой — прожигает таким ненавистным взглядом оппонентов, что даже скучающий Чимин встряхивается. Агуст Ди читает точно и агрессивно, не чураясь грязнющих унизительных оскорблений. Тэхёну еще никогда не хотелось так нестерпимо вымыть рот с мылом. Второй — крепко сбитый и в солнечных очках — сочетает удивительную метафоричную лирику с ритмично быстрым флоу. Он закручивает многоэтажными рифмами и выдирает американскими горками тут же обратно — с самой глубины на поверхность. Тэхён почти слышит выстрелы пистолета по ушам. — Я, кажется, влюбился, — сообщает впечатленный Джин сбоку. Уморительно. Джин любил вворачивать подобные шутки накануне брака по расчету, потому что на самом деле не влюблялся никогда. — В которого из? — решает уточнить с другой стороны Чимин, стараясь перекричать толпу. — В последнего, — заявляет Джин таким тоном, как будто там и выбора не было. Тэхён не сдерживается и выпускает короткий сдавленный смешок. Да, разумеется в последнего, прямо-таки типаж Джин-хёна налицо. Третий раунд оказывается самым интересным, потому что перетекает в какое-то странное подобие концерта — зал читает известные заученные строчки вместе с эмси, вопит во всю глотку что-то про «ю кэнт контрол май шит» от того высоченного Ар Эма, а девушки чуть ли не в обморок падают при виде плотоядных ухмылок Агуста Ди. Тэхёну все так же насрать, и его снова тошнит. Но он все равно прыгает вместе со всеми под бит в своем безнадежно испорченном костюме от бриони — этот вечер уже не спасти. Этот вечер уже не спасти — Агуст Ди и Ар Эм забирают победу в баттле. И оказываются достопочтенными хёнами Чонгука. — Что тут делают эти? — говорит Агуст Ди с неприкрытым ядовитым недовольством, когда они все собираются у вип-столика в углу. — Как непозволительно грубо, — Чимин осуждающе фыркает и дергает подбородком. — Сами пригласили, а потом плюетесь. Никаких манер. Агуст Ди тут же открывает рот, чтобы ответить что-то особенно едкое, но не успевает — его останавливает широкая ладонь на плече. — Мы не ожидали, что Гук вернется так рано и приведет друзей, — Ар Эм говорит с низкими нотами хрипотцы и мягкой улыбкой, напрямую контрастирующей с тем, что они видели минутами ранее на сцене. — Прошу извинить Юнги, он бывает резковат. Меня зовут Намджун. Как вам здесь? — Резковат? — Чимин возмущенно хмурится и качает головой. — Да он не просто резковат, он… — Замечательно! Очень освежающая смена обстановки, — невозмутимо вступает Джин и первым пожимает протянутую крепкую руку. — Рад знакомству, Намджун-ши, я Сокджин. Юнги запускает неприязненный взгляд в Чимина. Чимин надменно цокает языком и закатывает глаза. Сразу видно — знакомству он не просто рад, он в настоящем неописуемом восторге. Тэхён пьет какую-то дрянь первым, потому что жужжание Чонгука усиливается. В одну ухо ему вливают что-то о том, как чудесные хёны себе имя в андерграунде сделали, в другое — бурчат отчаянные жалобы. Чимину, видите ли, не повезло, потому что пришлось втиснуться между Тэхёном и тем самым Юнги. Юнги, конечно же, все прекрасно слышит и язвит что-то про белоручек. Естественно, куда же без этого! Шоу маст гоу он, продолжаем, хотя никто нас об этом не просил. Единственными, кому здесь нормально, оказываются Джин и Намджун — они внезапно обсуждают Керуака, всемирный закон тяготения и последний выпуск нашумевшей комедийной дорамы. Как? Куда? Каким образом? Почему? Остаток вечера все же проходит без происшествий. Юнги и Чимин даже не начинают драку, предпочитая кулакам изощренные оскорбления, а Чонгук оказывается не таким напыщенным и нудным. Тэхён почти удивляется.

×

По-настоящему Тэхён удивляется чуть позже, когда они возвращаются домой на такси, а в руках у него оказывается мятая салфетка с номером Чонгука. — У меня есть идея, — заявляет Джин так амбициозно, что у Тэхёна сразу же закрадывается нехорошее предчувствие. — Давайте пригласим их в следующий раз к нам? С этими ребятами любой благотворительный сбор будет в разы забавнее. — Занимательная затея, — тянет Тэхён, как будто хоть на секунду воспринимает слова Джина всерьез. — Пожалуй, откажусь. — А я вот бы с удовольствием посмотрел на то, как Юнги позорится, — неожиданно заявляет Чимин, азартно сверкая глазами. Кажется, все еще не отошел от внезапно возникшей персональной вендетты. — Я его растопчу. — Два против одного, приглашаем, — вдумчиво разрешает Джин, а Тэхён просто не может поверить, что с ним это действительно происходит. Ему придется терпеть общество Чонгука и завтра только потому, что у них откуда-то вылезла демократия. Ему придется снова слушать скучнейший бубнеж под ухом и смотреть прямиком в плещущиеся повышенной заинтересованностью ненормальные глаза. Кажется, двух подряд вычеркнутых черным дней у него еще в жизни не случалось. Ну что ж, все происходит впервые.

×

Все идет не по плану с самого начала. Запихнуть в список приглашенных лиц сразу троих нарисовавшихся гостей незаметно не получается — у организаторов возникают соотвествующие вопросы. Приходится воспользоваться золотым правилом плюс одного, которое, кажется, игнорировали уже пару лет так точно. И да, появление вызывает настоящий фурор. Потому что к воротам роскошного особняка подкатывает обыкновенное ржавенькое такси. И потому что из этого самого такси выходят как на подбор три человека, в которых узнать вчерашних знакомых удается не сразу. Особенно — Юнги и Намджуна. Костюмы на них сидят слаженно и хорошо, выгодно подчеркивают выдающиеся телосложение, удивительно не разят ни дешевизной, ни безвкусицей. Тэхён даже немного выпадает, потому что на таком фоне и Чонгук в своем луи виттон выглядит не так плохо и нелепо, каким показался вчера на первый взгляд. Аура непробиваемой уверенности с искрой едва заметного недовольства уверенно пробивает весь парадный лоск, шлифуя это все короткими натянутыми улыбками и хорошо уложенными шевелюрами — гости оборачиваются, прикрывают рты ладонями, тихо ахают. Тэхён их понимает. Парадный проход чужаков с улиц в таком амплуа действительно заслуживает короткого момента искреннего удивления. И недопонимания, конечно же. — Потратил последние гроши на аренду смокинга? — с вызовом шипит Чимин прямо в лицо Юнги и дергает плечом. Какое жалкое зрелище. Юнги приосанивается, выбивая ту разницу в сантиметр роста, смотрит свысока и цедит сквозь зубы: — Не дождешься. Тэхён решает во избежание неприятностей на всякий случай от этих двоих не отходить. Одно дело — перепалки в какой-то андерграундной дыре, совсем другое — в культурном обществе, где за шаг влево уже по голове не погладят. Чонгук гордо представляет Намджуна и Юнги работниками «Ддэнг Интертеймент». Тэхён едва сдерживает саркастичный смешок. — Тебе никто не говорил, что злоупотребление полномочиями перед вышестоящими лицами ни к чему хорошему не приводит? — он окатывает Чонгука скептическим взглядом и качает головой. Как и ожидалось, Чонгук на деле совершенно ничего из себя не представлял, но очень хотел казаться для остальных другим. Тэхён видит эту наглую ложь насквозь. — Но я не соврал, — Чонгук строит такое невинное лицо, что ему очень возможно поверить. Возможно, если не знаешь правды. Потому что Чонгук все еще оставался стажером на испытательном сроке. Потому что его хёны, пускай и имели какую-то узнаваемость в узких кругах затюканного подполья, но совсем уж точно не являлись сотрудниками крупнейшего столичного лейбла, на который точила зубы добрая полсотня инвесторов. — Ну конечно. Тогда я самый красивый во всем Сеуле, — Тэхён фыркает и давит зевок. Он не собирается играть в притворство с тем, кто в принципе ни во что играть не умеет. — И где ты не прав? — Чонгук щурится, пронзительным взглядом упираясь глаза в глаза. Тэхён смотрит, смотрит и… Смаргивает. Потому что впервые чувствует, как внутри что-то дергается от неприкрытой чужой искренности.

×

Матушка выглядит недовольной новыми гостями, но Чонгуку мило улыбается — щебечет что-то про особенный шарм и то, что все от него тут в восторге, только вот в следующий раз незнакомцев лучше не приводить. Все от Чонгука, может быть, и правда в восторге, но только не Тэхён. Потому что Чонгук снова маячит рядом и продохнуть не дает нормально. Приходится даже расстегнуть верхнюю пуговицу накрахмаленной белоснежной рубашки, чтобы дышалось проще. Неприятности, тем временем, приходят оттуда, откуда их и не ждали вовсе. Не от Юнги с Чимином, и даже не от Чонгука. Все происходит слишком быстро — со стороны четы Ким слышится картинный шокированный вздох, лицо Сокджинова отца перекашивает от жгучей злости, а мачеха тут же падает в обморок. Скандал взрывается осколками выпавшего бокала из ослабевших рук и ползет по залу напряженным шепотом — что случилось? Что произошло? Неужели и правда... Здесь, на людях? Семейные драмы всегда старательно прятали, зарывали на корню, не давая им всплыть на поверхность, а тут — картина маслом, мачеха Сокджина уезжает вместе с мужем в карете скорой помощи и прощальным воплем грозится лишить его наследства. Сам Джин обнаруживается смеющимся чуть ли не до слез — под руку с огорошенным Намджуном. И если присмотреться, то вовсе и не под руку — Намджун почему-то аккуратно придерживает Джина за талию и посматривает по сторонам со скрытой опаской. — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Чимин, в момент отвлекаясь от тихих переругиваний с Юнги, пятью минутами ранее утверждавшим, что пиво местного разлива не пойдет ни в какое сравнение с каберне совиньон. — Вы… Все в порядке? — Отец увидел Намджуна и… — Джин почти задыхается, вновь заливаясь порывом звонкого смеха. — И решил, что я… Что мы… Короче, что он и я… — Помолвлены, — резко обрывает Намджун, недовольно сводя брови к переносице. — Сокджин решил, что это отличный способ избавиться от всех навязанных невест разом, и попросил меня помочь.