Игры со временем

      Холод… Он обступал со всех сторон, пробирал до костей и норовил сломать их. И дышать… Дышать. Дышать. Дышать. Почему так трудно дышать? И что-то так тянет на дно… На самое дно. И со всех сторон обступает сталь. А до дна совсем чуть-чуть. Только руку протянуть. Но рука не слушается. Всё тело не слушается. Но страха нет. Уже нет. Страх сковал тогда, когда перед глазами мелькали черно-белые картинки. А сейчас пустота… Пустота и холод.       Макаров резко распахнул глаза и судорожно провел ладонью по лицу, сгоняя остатки сна и капли пота. Опять. Опять вернулись кошмары. Сколько можно-то? Паша нащупал на тумбочке будильник и посмотрел на время. Шесть. Вздохнув, он откинул одеяло и встал.       Возвращение в «Логос» состоялось на два раньше, чем рассчитывал Макаров. И связано это было с тем, что следовало начать подготовку к новому учебному году, а именно разобрать кое-что в классе. — Павел Сергеевич! — радостный голос Синицкой встретил его около входа в школу, когда он возвращался с довольно продолжительной пробежки. — Здравствуйте! — Здравствуй, — несколько удивленно ответил Макаров. — Ты разве не должна быть еще с семьей? — По идее должна… Но у всех вдруг появились дела… — она беспечно пожала плечами.       Макаров взял чемодан, чувствуя, как в душе что-то кольнуло. Он искоса взглянул на ученицу. Как она может так спокойно и с улыбкой говорить об этом? Неужели ей не больно от того, что… Паша качнул головой и подхватил вещи девушки. Мысли вихрем кружились в его голове, никак не жилая выстраиваться в нужную ему последовательность. — Но из этого следует, что опыты проводились прямо в приюте, — изучив материалы, несколько обескураженно сказал Макаров. — Но как такое может быть? Чтобы никто ничего не заметил… — Это очень хороший вопрос, — заметило начальство. — И я очень надеюсь, что мы найдем на него ответ. Сейчас в принципе неважно, кто за этим стоит… Сейчас важно узнать, как это смогли провернуть под носом сначала НКВД, а потом КГБ. В том, что были замешаны высшие эшелоны, сомнений нет… Но вот как они это сделали? — Взятки, — предположил Макаров. — Это не лишено логики… — медленно произнесло начальство. — Но тут возникает следующая проблема… Чтобы всё это провернуть, нужны просто огромные средства… А где их можно взять в разоренных землях войной?       Из одного вопроса вытекал второй, а следом и третий был на подходе. В общем, вопросов становилось всё больше, а вот с ответами, подкреплёнными доказательствами, пока были большие проблемы. — Что-нибудь удалось выяснить? — спросил Поляков. — Думаю, это стоит обсудить подальше от любопытных ушей… — наконец произнес Макаров.       Виктор нахмурился. — Хорошо, — кивнул он, решив повременить с вопросами. — Через полчаса за воротами школы.       У Макарова было всего полчаса… Не так уж и много. Но хоть что-то. Ему надо было обдумать то, что сказать Полякову. Конечно, была тайна следствия… Но еще Макарову интуиция подсказывала, что директор может знать кое-что полезное. Что навело Павла на такие мысли? Факт, что Поляков, судя по всему, знал Галину Смирнову задолго до того, как решил открыть «Логос». — В ходе расследования смерти Кристины Панфиловой вплыли некоторые детали, — тщательно подбирая слова, произнес Павел. — И эти детали усложняют дело… — Вот как? — приподнял бровь Поляков. — И что же это за детали, которые всё усложняют? — Дело в том, Виктор Николаевич, — медленно проговорил Макаров, — что смерть Кристины Панфиловой не была случайной. Она узнала то, что знать ей совсем не полагалось, и стала задавать очень неудобные вопросы. — Вы выяснили, кто ее убил? — напрямик спросил Виктор. — Чтобы засадить этого человека, сначала нужно разобраться с теми, кто за ним стоит, — ответил Павел. — В противном случае этот человек будет на свободе уже через сорок восемь часов.

***

      Пусть это и выглядело как побег… Но уж очень Катя не хотела отвечать на вопросы Вики и Даши о том, почему она рассталась с Морозовым. Собственно скоро о ее расставании с Максом узнал весь класс и, кажется, вся школа… Катя вздохнула. Причина была проста и банальна… Ветвистые рога. И это не то, о чём Катя готова была рассказывать. И дело не в гордости, а в том… Девушка и сама не могла объяснить, почему не хотела говорить о причинах. Наверное, всё дело в том, что это было слишком личное. Настолько личное, что даже делиться с подругами было неправильно. — Я закончила, Павел Сергеевич, — проговорила Катя и протянула преподавателю пару листов. — Хорошо, — Макаров забрал у нее тест и отвлекся от проверки тетрадей. — На чём мы остановились в прошлый раз?       Макаров отложил школьный журнал и взял учебник. Занятия с Катей он возобновил при первой же возможности. Девушка была довольно смышленой и любознательной. И некоторые ее умозаключения ставили Макарова в тупик… Особенно, если дело касалось практической части. — Павел Сергеевич, вы что-нибудь узнали по поводу Инги Колчиной и Иры Исаевой? — спросила Синицкая.       Всё что можно с чердака все было давно вынесено и передано экспертам, но Макаров и Синицкая всё равно здесь довольно регулярно бывали. У обоих было странное чувство, что они нашли здесь еще далеко не всё. — Ничего такого, кроме того, что они обе мертвы… — отозвался Макаров. — И умерли они в одном и том же возрасте с разницей в несколько десятилетий. — Мило, — проговорила Катя. — А что с ее братом и его друзьями? — О… — Павел усмехнулся. — А это самое интересное. Дело в том, что не только Игорь Исаев потерял сестру… У него было пятеро друзей. И трое из них имели младших сестер. — Что? — опешила Синицкая. — Да… — Макаров искоса посмотрел на ученицу. — И все девочки были ровесницами Иры Исаевой, — Павел открыл папку. — Иди сюда… Вот смотри. Спиридоновы, Остапенко, Семеновы и Исаевы… У Лаврова и Полякова сестер не было. — Можно? — осторожно спросила Катя.       Макаров только протянул ей документы и продолжил рассматривать фотографии детей. Что-то его смущало, но он не мог понять что именно. — Все мальчики умерли в один год, — нахмурилась Синицкая, — и вскоре детский дом закрыли. — Молодец, — усмехнулся Макаров. — Увидела связь… Хотя по идее детдом надо было раньше закрыть. Там и до этого исчезали дети. Еще до того, как исчезли четыре маленькие девочки. А теперь самое интересное… — Павел взял фотографии детей. — Из десяти могил пять пусты. — То есть как это? — Катя недоуменно посмотрела на Макарова. — А вот так, — пожал плечами Макаров. — И есть все основания полагать, что один из «Мстителей» и все четыре девочки могут быть живы. — Но как? — Катя непонимающе посмотрела на учителя. — Ведь их наверняка хоронили и… — Это смотря как были организованы похороны… И кто вообще присутствовал в момент захоронения, — Павел забрал у ученицы документы.       Катя чуть прикусила губу. В голове вертелась какая-то мысль, но она не могла ухватить ее за хвост. Синицкая посмотрела на фотографию Ирины Исаевой и нахмурилась. — Вы узнали почему Ира так похожа на Ингу? — спросила она. — Нет, — покачал головой Макаров. — Чтобы что-то утверждать, нужно получить ДНК… А с этим у нас пусто.       Макаров не стал говорить о том, что это может быть результатом тех опытов, которые проводились в приюте. В конце концов, это было пока предположение, не подкрепленное экспертизой ДНК. — Инга Колчина не была русской, — произнес Макаров. — Хм? — Катя удивленно посмотрела на Макарова. Насколько она знала, Инга прекрасно говорила по-русски. — Она была немкой, — произнес Макаров. — Ингрид Вульф. Именно так ее звали при рождении.

***

      Вопрос Кати меня очень удивил и даже застал врасплох. Что я могла на него ответить? Только правду… Врать в моей ситуации было глупо и бессмысленно. Да и не хотела я лгать. — Я совсем не знаю Германии… — наконец проговорила я. — Но на родине мое имя звучит как Ингрид Вульф. Моя мама, Лизхен, умерла вскоре после того, как родилась я. Мой папа, Риттер, привез меня в Союз в сорок пятом. — Твои родители… — осторожно произнесла Катя. — Кем они были? — О… Они были учеными… — тут я нахмурилась. — На самом деле… Я не знаю, какой была моя мама, но… Но мой отец… Я когда-то любила его… И только после смерти поняла, каким он был монстром. — Монстром? — удивилась Катя. — Он ставил опыты на детьми… — тихо сказала я, стараясь не смотреть на Катю. Я не хотела видеть ее ужас и осуждение. — Он говорил, что делает это ради того, чтобы вылечить меня… Может, сначала это было и так, но потом… Всё ради науки. Всё ради того, чтобы создать идеального человека арийской расы. — Он проводил опыты над… Над сиротами? — в голосе Кати звучал ужас. — Да, — я осмелилась посмотреть на Катю. Ее глаза… Я часто смотрела в ее глаза, но только впервые увидела что-то похожее на жалость и сожаление. — Но как… Как этого никто не заметил? — спросила она. — Потому что директор детского дома был коллегой моего отца… — медленно ответила я. — Но директором был Сергей Крылов, отец Елены Сергеевны… — Катя нахмурилась. — Настоящим именем Сергея Крылова является имя Мартин фон Клаус, — произнесла я.       Я ждала следующего вопроса, но Катя молчала. Ей явно было не по себе от того, что я только что ей сказала. Я смотрела на Катю и… И чувствовала злорадство в отношении своего папочки. Почему? А потому что проект «Екатерина Синицкая» официально провалился. Да, она была умна, сдержана, красива… Но в ней проснулись сочувствие и сострадание. А именно это мой отец презирал в людях. — Ты же уже сто раз просматривала эти рисунки… — заметил Павел Сергеевич, наблюдая за тем, как Катя внимательно перебирает фотографии альбома. — Может, скажешь, что ты ищешь? — наконец спросил он.       Павел Сергеевич… На первый взгляд может показаться, что ты всегда следуешь букве закона. Но нет. Если бы это было так, то ты не позволил бы участвовать во всем этом школьнице. Хотя… Может всё дело в том, что позволяя участвовать Кате в деле, ты держишь ее под присмотром? Да… Именно так. Ты понял, что лучше держать ее в курсе, тем самым удерживая ее от неприятностей, в которых она могла оказаться из-за своего природного любопытства. В конце концов, все девушки любопытны. Ведь так? — Вот… — сказала Катя, протянув ему два снимка. — Вы никогда не думали, почему Игорь Исаев нарисовал камин и колодец?       Да. Твоя интуиция правильно тебе подсказывает. Или это логика? Во всяком случае, неважно. Важно то, что ты мыслишь в верном направлении.       В последнее время я часто думаю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не была дочерью нацистов. Что если бы я родилась в простой немецкой семье, не поддерживающих Третий Рейх? Как тогда бы сложилась моя жизнь? И родилась бы я вообще в Германии или в какой-нибудь другой стране?       Я смотрела на Катю и чувствовала зависть. Чему я завидовала? А всему, наверное… Я завидовала тому, что она жива. Я завидовала тому, что у нее были нормальные в сравнении с моими родители. И я завидовала тому, что она родилась не в чертовом сорок пятом…       Я знаю, что говорить плохо о сорок пятом нельзя. В конце концов, тогда пал Третий Рейх… Вот только, к сожалению, в историю с Третьим Рейхом не ушли некоторые его ярые сторонники. Да… Империя пала, но идея осталась жива. По крайней мере в лице моего отца и его сподвижников. — Елена Николаевна, — позвала я графиню. — Да, Инга? — она посмотрела на меня. — Мой отец… — я чуть помедлила. — Он станет призраком? — А у него есть то, что его может удерживать? — спросила Елена Николаевна. — Скорее нет, чем да, — ответила я. — Тогда нет, — она чуть улыбнулась. — Когда душу ничего не держит, то она идет дальше. — У моего отца нет души, — пробормотала я в ответ. — И вряд ли когда-нибудь была.