Повышение градуса

***

Дверь открылась незамедлительно. Бьянка спустя несколько секунд оценки ситуации лишь вздохнула и расправила плечи. Она в какой-то степени была удивлена из-за того, что увидела в комнате своего молодого человека Уэнсдей, которую он, если судить по же словам и действиям, люто ненавидел. Нельзя было сказать, что Барклай считала ее соперницей и беспокоилась, что Аддамс уведет у нее Торпа — ее волновало то, что они, являясь злейшими врагами, проводят так много времени и он уделяет ей внимания гораздо больше положенного. Сирена не могла понять, что сейчас раздражало больше: стоящая перед ней чертовка в черном или то, что Ксавье забыл про их свидание и попросту не пришел на него. А она как идиотка прождала его полтора часа, надеясь, что вот-вот прозвенит колокольчик на входе и он все же войдет. Но ничего не изменилось, и уже тогда она решила сходить к Торпу — может, неважно себя чувствовал или был настолько занят, что не хватило времени написать. Увидела Барклай то, чего совсем не ожидала. — Ясно. Ксавье, я думала, ты помнишь, что нашу вчерашнюю годовщину мы договорились отметить сегодня. Я ждала очень долго, а ты не пришел. Мне стало тревожно за тебя, я решила зайти. Она старалась сделать вид, будто ее не задел его поступок. Нервно вскинула брови трижды, но обыграла все так, что это выглядело, словно она разочаровалась и другой картины не ждала. Держать лицо она умела хорошо, и никогда не падала им в грязь. Бьянка гордилась собой даже в тот момент, когда отвесила Уэнсдей звонкую пощечину. Возможно, ее поведение слегка переходило границы приличного. Но другого варианта реакции на то, что Ксавье ночи напролет переписывался с девчонкой, которую в переписках с ней поливал грязью, она не видела. Барклай долго и упорно боролась за эти отношения, по-настоящему любила Торпа, и ей до жути не хотелось потерять свое счастье из-за новенькой выскочки, которая постоянно лезла не в свое дело. Она окинула взглядом парочку напротив нее и облокотилась спиной на стену, стараясь встать в более уверенную позу. — Прости... Я забыл. И это все, что художник смог из себя выдавить. Всего три слова. Уэнсдей это рассмешило, и она выдавила свою кислую улыбку, будто три лимона одновременно жевала, в ответ на его паршивое оправдание. Хоть бы попробовал придумать что-то более емкое, даже если бы это было обманом. Горькая правда не всегда лучше сладкой лжи. Аддамс отчего-то догадывалась, что Барклай неприятно это слышать, но та вела себя так, будто Торп опоздал всего на пару минут, а не вообще не явился. Ей не верилось, что люди могут так сильно любить, что закрывают глаза на все ошибки своих половинок. Если бы она была в такой ситуации, она бы не простила так легко даже незначительный промах. Но Уэнсдей не была бы в такой ситуации, отношения и все прочие дешевые развлечения ниже ее уровня. — "Un qui aime et un qui se laisse aimer"... Аддамс просто необходимо было вставить свои пять копеек. Непрошенная фраза, но такая меткая и подходящая. На переменах, во время ланча, в течение занятий, — словом, всегда, — она замечала, что Торп к своей возлюбленной, скорее всего, не испытывает ничего. Его поведение было слишком наигранным, нереалистичным. Он шептал ей на ухо что-то приятное с равнодушным лицом. Он целовал ее сухо, даже не касаясь ее тела. Он редко смотрел ей в глаза. Он редко сам брал за руку ее в обществе. Он забыл про их свидание. И так Уэнсдей сделала вывод, что он давно не любил ее. И было мерзко оттого, что этот чертов идиот, к которому ей не повезло чувствовать неприятно щемящее тепло глубоко внутри, никак не решался бросить Барклай, а лишь тянул свое и чужое время, когда мог не издеваться над ней и просто уйти. — Что? Парочка синхронно обернулась, не понимая, с какой целью девчонка, похожая на живой труп, произнесла эту фразу. Безусловно, все было предельно ясно: "Один любит, а другой позволяет себя любить". Однако для чего это было сказано — они не поняли. А это ведь тоже было предельно ясно. Первая часть предложения относилась к Бьянке, вторая — к Ксавье. — Могу повторить на китайском, если ваш уровень интеллекта настолько низок, что вы не знаете банальных выражений на французском языке. Кисло улыбнувшись, она сощурила глаза, попеременно оборачиваясь то к Торпу, то к Барклай, вздернула нос. Намек был таким жирным, что не понять было просто нельзя. Можно сказать, Уэнсдей уже говорила прямо, а они не замечали очевидного. Или не хотели замечать. Или Бьянка в действительности настолько ослепла от чувств Ксавье, что не могла признать простой факт: она любила, но не была любима. Разорвать отношения художник не решался: ему было необходимо чем-то или кем-то заполнить поглощающую пустоту внутри. А сирена для этой роли подходила идеально: она всячески его опекала, сдувала с него пылинки, проявляла достаточное количество тактильности, ревновала (что ему, на удивление, даже нравилось), — в общем, делала все, что искал Торп в спутнице жизни и в принципе ценил в девушках. — Череп, не стоит цитировать заумные детективчики, чтобы потешить свою самооценку. Ксавье скрестил руки на груди и закатил глаза. Чертовка Аддамс выводила его из себя своим поведением, а особенно желанием показаться выше, лучше их всех. Может, его разозлило не совсем то, что она влезла туда, куда не следовало, а то, что она угадала. — Я же права, ведь так? Уэнсдей развернулась на черных лакированных каблуках и прошла мимо парочки, расправляя плечи. Вопрос был риторическим, она была убеждена в своей правоте. — Ошибаешься. Поэтому заткни свой рот и выйди отсюда. Торп перешел на крик, не оборачиваясь ни на одну из девушек. Барклай его вполне устраивала, а терять ее из-за какой-то там Уэнсдей вовсе не хотелось. Из всех вариантов она была самым подходящим, он многим ей был обязан. Он не мог позволить черту в человеческом обличье разрушить его жизнь и его отношения. В случае чего, он может сделать это сам, но не допустит того, чтобы Аддамс приложила к этому свою ручонку. От громкого хлопка дверью Бьянка и Ксавье одновременно дернулись. Сирена провела руками по короткостриженным волосам и сделала несколько шагов в сторону кровати. Она шумно выдохнула трижды и тяжело присела. Видимо, где-то внутри у нее отдались слова Уэнсдей. Сложить два плюс два не составляет проблем, поэтому она призадумалась всего на пару секунд. — Сделаем перерыв? Мне надо все обдумать... Барклай наклонила голову вниз, не решаясь посмотреть на Торпа. Она хотела верить, что сейчас он рухнет перед ней на колени и будет целовать ее руки, как в первое время отношений, по двести раз извинится за каждую ошибку, скажет, что она у него самая лучшая и любимая. Ничего из этого не произошло. В комнате лишь воцарилось звенящее молчание. До слуха долетело то, как судорожно сглотнул художник, как он прохрустел пальцами и открыл рот в попытке вымолвить хоть слово. Захотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, никогда больше не появляться здесь, переехать, да что угодно, лишь бы не испытывать этого сейчас. Человек, которого Бьянка любила всем сердцем, просто стоял и молчал. Иногда тишина разбивает сердце гораздо сильнее крика. Ксавье чертыхнулся вслух, прошаркал по комнате до кровати и присел справа от нее. Он попробовал ее приобнять, чтобы оценить, насколько все плохо, но девушка лишь отбросила его руку. Стало ясно, что сейчас ее лучше не трогать. Он не понимал причин ее поступка, но был уверен, что в этом виновна паршивка Аддамс: она вечно пыталась влезть между ними, чтобы их рассорить. В данный момент надо было собраться, не распускать сопли и слюни. Он отомстит. Обязательно. — Если ты хочешь... давай. Это все, что удалось выдавить из себя художнику. Конечно, было нелегко соглашаться на паузу в отношениях, пусть он ничего и не чувствовал к своей второй половинке. Рядом был так нужен кто-то, чтобы не сойти с ума. Ответа сирены он не дождался. Она аккуратно, но быстро встала, не обращая на него никакого внимания, поправила несуществующие складки на платье, которое старательно выбирала не один час ради их сегодняшнего свидание, тихо вышла из комнаты, не оборачиваясь в сторону кровати, где сидел повесивший голову Торп, и четким движением закрыла дверь. Художник зарылся руками в лицо, прорычал что-то невнятное и несколько раз ударил кулаком по постели, попадая то по подушкам, то по одеялу. В коридоре Бьянка, прислонясь спиной к стене, медленно сползала на пол, зажав рот рукой, чтобы не было слышно тихих всхлипов в тишине, царившей в общежитии.

***

Йоко Танака развалилась на кровати и сидела в телефоне, болтая ногами назад и вперед. Аноним то молчал, то выходил на связь. Обычно он писал какой-то бред, который доходил до нее не с первого раза. Однако мог и прислать что-то, что касалось Аякса. Вот это было уже интереснее и волнительнее. Важнее всего было спасти Петрополуса, даже если ради такой великой цели придется потерпеть пару часов на свидании с чокнутым маньяком, который, вероятно, только в сети такой смелый, если не учитывать видео, где он изуродовал парня. Вампирша была уверена, что ее он не тронет, потому что по неведомым причинам она ему понравилась. Аноним в принципе был каким-то странным: ему отказали без малого тысячу раз, а он все равно настаивал на встрече или свидании. По мнению Йоко, этот упырь был настолько трусливым, что не просто бы не пришел, а даже сразу испарился бы после того, как она дала согласие увидеться с ним, раз он смог сломать палец только статуе, а не живому человеку. Это было, как минимум, нелогично: он жестоко издевается над ее знакомым, держит его в плену, а сам ждет ее на свидание. Или он полный псих и действительно объявится, или тут будет какая-то подстава, или он попросту будет сидеть дома, в лучшем случае отправив кого-то вместо себя. Однако этот идиот все же не выходил из головы Танаки. Нет, разумеется, он ей вообще не понравился. Ее сердце все еще принадлежало другому человеку, а тот, кто сидел по ту сторону экрана, всего лишь был интересной фигуркой на их шахматной доске, но не более, чем пешкой. Он постоянно что-то писал, несколько раз отправлял цветы на адрес академии, хоть она и не любила их, называл "кровососочкой", что для Йоко было самым противным, заваливал нелепыми комплиментами и вечно присылал ее фото, сделанными исподтишка в полупустых коридорах. Они с Уэнсдей уже поняли, что он тоже учился в Неверморе, поэтому остерегались втройне. Новой весточки от загадочного мучителя-обожателя вампирше ждать не пришлось, на телефон пришло, прозвенев, уведомление. devil_anonim.666: «Привет, моя кровососочка». devil_anonim.666: «У тебя такая милая пижамка с летучими мышками, просто прелесть:-)». Вампирша, будто ее кипятком ошпарили, подскочила на кровати. Шторы на окнах в комнате общежития были задернуты. Скрытых камер не было, она проверяла все предметы трижды. Камеры техники она лично заклеила в несколько слоев. На двери уже со вчерашнего дня красовался второй крепкий замок, который после ее истерики пришлось установить отцу, глазок был залеплен жвачкой, а замочная скважина получила свойство закрываться чем попало, теми же жевательной резинкой или наклейкой. Вентиляцию она закрыла постерами из модных журналов. И совершенно непонятным стало, как он смог узнать про ее пижаму. Ее не видел ни один человек, так как даже соседку по комнате Йоко потребовала переселить. otanako: «Ты нормальный?». otanako: «Подглядывать за другими — омерзительно». otanako: «Как ты вообще это делаешь?». Вместо ответа она получила ее фотография из дальнего угла комнаты. Йоко клялась, что не услышала ни единого звука, а в комнате не находилось ни единой души, если не учитывать ее саму. Возможно, неизвестный был человеком-невидимкой или каким-нибудь недоделанным хамелеоном, потому что других разумных объяснений она найти не могла. Изображение в точности повторяло ситуацию. Единственное, что ее насторожило — на нем она как раз обернулась в ту сторону, а черные круглые очки упали на кровать. Это было еще загадочнее, чем ей сначала показалось. Маловероятно, что камера способна видеть будущее, но из-за произошедшего Танака напряглась еще больше. В одиночестве находиться больше не хотелось, но беспокоить кого-то и выставлять себя трусливой она тоже не горела желанием. devil_anonim.666: «Малышка, не бойся меня». devil_anonim.666: «Я не причиню вреда тебе одной». devil_anonim.666: «Загляни под дверь, это мой небольшой презент, чтобы загладить вину перед тобой:)». Вампирша была напряжена в тот момент настолько, что совершенно не продумала ответ. С анонимом нельзя было шутить, он всегда был на шаг впереди. Оставалось только догадываться, как он отреагирует на ее последнее сообщение. otanako: «Самый лучший подарок — твое исчезновение из нашей жизни, мерзкий ублюдок». На удивление, человек по ту сторону экрана сделал вид, будто ничего не заметил. Возможно, он был не в настроении с ней спорить, как это иногда у него случалось. devil_anonim.666: «Открой дверь, пожалуйста». devil_anonim.666: «Нет никакой подставы, иначе я буду глупцом, если сделаю больно девушке, которую я обожаю». Любопытство пересилило, и Танака встала с кровати. Было крайне интересно, какой сюрприз приготовил для нее этот идиот, который не решался даже назвать свое имя или какой-нибудь малоизвестный факт о себе. Она старалась как можно тише подойти, но деревянный пол противно поскрипывал, оповещая все общежитие о том, что кто-то намеревается покинуть свои покои. Йоко легким движением руки открыла все замки, потянула вниз дверную ручку и выглянула в коридор. Пусто, темно и тихо. Лишь редкие свечи освещали две долгие стены, способные поглотить во мраке кого угодно. Она сделала пару шагов и задела что-то ногой. Что-то небольшое, но тяжелое. На телефон сразу пришло сообщение от анонима, что ее уже нисколько не насторожило. devil_anonim.666: «Аккуратнее». Йоко Танака подняла с пола фиолетовую коробку, которая была размером побольше ее ладони, резко обернулась направо и налево и со всей возможной скоростью скрылась в комнате, запирая все замки так, будто по сту сторону двери находится серийный маньяк. Когда она немного пришла в себя, то присела на ковер на полу и стала рассматривать полученный подарок. Черная лента уже была отброшена в сторону, а глянцевая обертка какого-то, как оказалось, пурпурного цвета — порвана. В руках вампирши оказался телефон последней модели в фиолетовом оттенке. Пленки не было, значит, кто-то к нему прикасался. Она аккуратно нажала на кнопку, чтобы включить устройство, но вместо этого ее вниманию предстал экран блокировки, где стояла эта самая фотография, которую она получила несколько минут назад. devil_anonim.666: «Нравится?».

***

Уэнсдей сидела в библиотеке в одиночестве и была увлеченно погружена в чтение книги в черной кожаной обложке. Занятия закончились около часа назад, поэтому учеников в академии сейчас находилось максимально минимальное количество. В субботний вечер все хотели погулять и расслабиться, а не находиться в учебном корпусе до темноты. Аддамс не разделяла их взглядов. Она давно не находилась наедине с самой собой, поэтому дальняя секция читального зала — лучшее, что придумало человечество для таких, как она. Где-то вдалеке изредка шмыгала библиотекарша, но в целом, больше ничего не нарушало ее покоя. По крайней мере, она думала так, пока чья-то рука с выпирающими венами не вытянула книгу у нее из-под носа. Уэнсдей узнала эти руки. К ней снова заявился Торп. Стало даже интересно, где он придавит ее сегодня — может, к книжному шкафу, а может, к двери. — Грызешь гранит науки, Аддамс? Ксавье покрутил в руках книгу, а она проследила взглядом за его действием. Если бы она была вампиршей и ей надо было бы укусить художника, она определенно бы не оставила на его руках ни одной вены. Он поймал взор темно-карих глаз, которые в призрачном полумраке зимнего вечера, еще не вступившего в свои права, да и в принципе почти всегда, выглядели черными. Признаться, Торп находил Уэнсдей немного не уродливой. Она далека от тех девушек, которых он видел рядом с собой. Но Аддамс он не видел и не хотел видеть даже у себя в ногах, не говоря уже о том, чтобы он рассматривал ее в качестве спутницы жизни или хотя бы мимолетного развлечения. Он сам не знал, зачем весь час искал ее по академии. Он не понимал, для чего ее нашел и что собирался делать. Бьянка взяла паузу в их отношениях именно из-за этой маленькой чертовки, поэтому ее просто необходимо было как следует проучить. — Торп, верни книгу. Он вскинул вверх руку с зажатой в ней старой рукописью в черной обложке. Если хочет вернуть чтиво — пусть достанет. Такая детская игра, но уж очень захотелось посмотреть на нелепо прыгающую Уэнсдей Аддамс. — Попробуй достать. Девочка-готка закатила глаза и медленно встала со стула. Ее начинали раздражать подобные глупые выходки с его стороны. Уэнсдей пару раз подняла вверх руку и даже встала на носочки, но ее попытки заканчивались провалом и мерзкими смешками Торпа. Она намеренно встала ему на левую ногу и вцепилась в пиджак, сминая полосатую ткань, чтобы не один он мог потешаться за счет другого. Наконец, она отступила. — Это просто невозможно. Наша разница в росте составляеет не менее тридцати пяти сантиметров, в весе — примерно столько же, но в килограммах, разумеется. Ты крупнее меня в 2 раза. Ты мужского пола. Я не смогу отнять у тебя эту книгу. Ксавье ухмыльнулся, чувствуя свою победу. Пусть и там, где конкурент не имел шансов. Если бы целесообразно было применять топор или гильотину, Уэнсдей этим непременно бы занялась. Но сейчас она оказалась обезоружена, потому что Торп застал ее в самый неподходящий момент, еще и едва ли не одну в пустой библиотеке в вечер субботы. — Ладно. Я пойду. Нет желания больше находиться в твоем обществе. Она не успела сделать и трех шагов, как он ухватил ее за запястье так, что, казалось, кожа покроется синяками. Аддамс даже подумала, что ее жизнь начала превращение в типичную мелодраму, только развития романтической линии все никак не происходит, каждый день одно и то же. Ксавье одарил ее одним из своих самых презрительных взглядов, на которые только был когда-либо способен. Возможно, из-за того, что она разрушила его отношения, которые они с Бьянкой старательно, кирпичик за кирпичиком, выстраивали долгое время. Причин, на самом деле, было много, но все они в той или иной степени касались Уэнсдей. Ее определенно стоило наказать, но он не знал, как это сделать так, чтобы в ее памяти отпечаталось на всю жизнь. Торп отметил, как в черных глазах быстро промелькнул страх. В его голове промелькнула мысль, что они уже в который раз находятся наедине в отдаленных от посторонних глаз местах, будто это происходит специально. Тем даже приятнее: никто не помешает ему оторваться по полной и унизить Аддамс так, как захочется ему самому. Юноша притянул ее к себе почти вплотную, стараясь не перегнуть и не слишком ее испугать. У него не было цели домогаться до нее, он не считал себя извращенцем. — Бежать нет смысла. Нас заперли снаружи, я договорился. Он прошептал, наклонившись к ее уху. Уэнсдей дернулась то ли от страха, то ли от мурашек, быстро пробежавших по ее коже от этого самого страха. Ему совершенно не понравилось, что он все-таки смог ее напугать, хотелось не этого. Торпу захотелось успокоить ее, и он мысленно проклял себя за этот никчемный прилив нежности, которая не была ему свойственна. Стелиться под эту паршивку он точно не будет. Аддамс отступила на несколько шагов и больно задела костлявыми лопатками острые уголки книг. Она снова оказалась в беспомощном положении перед Торпом. Она ненавидела это всеми фибрами своей черной души. В голове единовременно промелькнуло столько мыслей, что было трудно сфокусироваться на какой-нибудь одной. Этот крысеныш просто отвратителен, если решит воспользоваться положением. — Объясни, Аддамс... Что ты со мной делаешь? Он сделал несколько шагов в ее сторону и прижал девушку к шкафу с книгами, опять выставляя одну руку так, чтобы преградить ей путь. Это уже классика. Ксавье медленно провел свободной рукой по четкой линии ее челюсти и отметил, что ее кожа стала холоднее, чем прежде, а в глазах сохранился холодный, словно лед, блеск. Торп ощутил приятный аромат парфюма, исходивший от нее. Какой-то слишком свежий и грубый, но подходящий Аддамс. Он аккуратно откинул ее челку, задерживая ладонь. Они снова и снова оказывались в подобном положении, от которого уже, если честно, обоих начинало тошнить. Сердца обоих стали биться быстрее, участилось дыхание. Уэнсдей сжалась под его пальцами и вывела голову вбок, чтобы ему не удалось ее коснуться. Она совершенно не понимала, для чего он сейчас оказался так близко к ней, для чего пару минут назад попросил закрыть их вдвоем в читальном зале. Аддамс уставилась на него недоумевающе, и все, на что ее хватило — ожидать дальнейших действий со стороны Торпа. По ее мнению, ситуация была идеальной, чтобы отомстить ей, избавившись от нее путем удушья. Если бы она была на его месте, определенно так и поступила бы. Но она оказалась не в доминирующем положении и была вынуждена ради своей безопасности просто плыть по течению в надежде, что сможет пожить хотя бы до того, пока они с Танакой не спасут Аякса и не выйдут на загадочного анонима. — Я... прошу, отпусти меня, Торп. Уэнсдей попыталась что-то сказать, но во рту пересохло, стягивая щеки и язык. Вместо ее привычного голоса раздался хрип вперемешку с шепотом, но Ксавье даже показалось, что это подходит к обстановке. — Не могу. Снова долгий взгляд в глаза. Художник не осознавал, что очертил большим пальцем контур губ девочки-готки, а она, в свою очередь, обрадовалась, что он свои грязные руки не засунул ей в рот. Уэнсдей не отступала от своих принципов даже в напряженной обстановке. Торп медленно к ней наклонился, а она замерла. Ни один из них не контролировал свои действия. Вот он уже поцеловал ее, а она ответила так, как умела. Вот он опустил свою руку на ее плечо, а другой гладил густые черные волосы. Вот он зачем-то провел длинными тонкими пальцами по ее спине, заставив девушку дернуться, прерывая поцелуй. Вот она сама потянулась к нему, ухватив за галстук и заставив нагнуться к ней. А вот Ксавье проснулся, резко вскочив на кровати. Подобный сон приснился ему во второй раз, правда тогда не дошло дальше фразы про то, что он попросил закрыть дверь. Это был всего лишь сон, но сердце не прекращало приятно и быстро колотиться, сбившееся дыхание не хотело восстанавливаться, а капельки пота на лбу даже не думали высыхать. Это был всего лишь сон, но чертовски реалистичный. В три часа ночи юноше весьма трудно догадаться, чем вызваны ощущения, будто он проснулся от кошмара: тем, что ему понравилось увиденное или же тем, что поцелуй с Аддамс и мог ему присниться только в кошмарах. Где-то в другом крыле на постели резко подскочила Уэнсдей, чем едва не разбудила Энид. Она этой ночью видела то же самое. И, признаться, стало больно от осознания, что это всего лишь плод ее фантазий.