90 секунд

— Так, погоди. Давай уточним еще раз. Тот бывший, который бросил тебя пять лет назад и укатил за своей мечтой, и есть Пак Чимин? — Сокджин вскидывает руку, все еще не до конца понимая, что вообще происходит. Он пришел к Юнги спустя три дня, догадываясь, что тот впадет в депрессию, когда Хосок уедет, но совсем не ожидая увидеть своего друга лежащего мертвым грузом на диване. Юнги смотрел в одну точку, медленно открывая и закрывая глаза. Он действительно едва походил на живого человека. — Да, — без единой эмоции ответил Юнги. — И Хосок узнал об этом перед посадкой на самолет? — Да. — Да ты в полной заднице, друг мой, — Джин подошел к нему и присел на корточки, чтобы заботливо похлопать того по плечу. — Спасибо. Это я и так знаю. В голосе Юнги не было злобы — он просто констатировал факт. Сил на какие-либо эмоции в принципе не осталось, даже чтобы окрашивать ими слова. — Удивительно, что ты не поехал за ним, — то ли пошутил, то ли нет Сокджин. — Мы же не в блядской дораме. — О нет, к нам вернулся злой и язвительный Юнги. Я уже скучаю по Хосоку, — тяжело вздохнул друг, усаживаясь на пол прям там же, — Почему же ты раньше не сказал ему? — Я пытался. Несколько раз, — Юнги подтянул колени к груди, обхватывая их руками, — Я все испортил. Он закрыл глаза, но слезы все равно пробивались из-под ресниц, медленно протекая по лицу. Сжимаясь еще сильнее, Юнги заскулил. Со стороны это больше походило на вой побитой и измученной собаки где-то в богом забытом подвале. Звук пробирал до мурашек, и Джин не стал больше ничего говорить, просто оставаясь рядом. Он утешающе поглаживал парня по плечу, пока тот не уснул, наплакавшись вдоволь. Сокджин не знал, как помочь своему другу. У него были все связи, но он впервые не имел представления, как их использовать. Намджун является третьим лицом, а для Хосока сам Джин, по факту, никто, и права в это лезть он точно не имеет. Сокджин даже не был уверен, стоит ли давать какие-то советы Юнги, когда тот находился в таком плачевном состоянии. В конце концов, оставалось надеяться на время, которое остудит пыл и вернет всем здравые мысли. Юнги узнал Хосока еще в первую их встречу. Поначалу он сомневался, но когда блондин представился, все стало ясно как день. Это тот самый друг Чимина. Тот самый парень, что всегда смеется, отлично танцует и до глубины души беспокоится за своих друзей. Он никогда не верил в совпадения, но это было оно: ему просто приглянулась эта квартира, и просто так оказалось, что его сосед — один из самых близких друзей его бывшего. Однако на этом случайности заканчивались. Любопытство съедало Юнги, и он стал придумывать повод увидеть Хосока еще раз. Просто так. Он спустился к нему, но услышал шум, поэтому на ходу сочинил историю про открытое окно, чтобы скрыть, что он нервно переминался с ноги на ногу под дверью минут десять, не решаясь постучать. Услышав от Хосока про травму, Юнги уговорил Джина написать Намджуну и предложить свою помощь. Он обещал ему круглую сумму за эту услугу, но Сокджин отказался, и только позже Юнги узнал почему. Он исследовал соцсети Хосока, смотрел видео с выступлений и читал краткие интервью, что тот успел дать за время своей карьеры. Юнги увяз в собственных чувствах так глубоко, что перестал запоминать, какую информацию ему говорил сам Чон, а какую — он раздобыл окольными путями, поэтому молчание казалось ему самым верным и безопасным путем. И он следовал по нему, скрывая, утаивая и, наконец, развалив все до основания. Прошло больше недели, и Хосок не сообщил Юнги ни слова. Мин прекрасно понимал, что должен собрать свою волю в кулак, сделать первый шаг и признаться во всех грехах, но все еще продолжал отмалчиваться. Он потерял счет времени, перестал общаться даже с Сокджином, растрачивая время попусту. Дни превратились в одну сплошную мешанину из однотипных действий: самобичевание, игра на рояле, бессмысленное разглядывание стен. Это походило на страшный сон, но то была реальность, которую создал для себя Юнги. Он скучал по Хосоку как сумасшедший. Он прикрывал веки и видел улыбку блондина по поводу и без, его ямочки на щеках, его пустые глаза в тот день в аэропорту. Как же Юнги ненавидел этот чертов аэропорт. Место, где заканчивалась жизнь. Jin Эй Ты можешь игнорировать меня сколько угодно Но ты же помнишь, зачем уехал Хосок? Ты должен выпустить альбом Вытри слезки, и вперед! Юнги и на секунду не мог допустить, что после всего Хосок действительно продолжит работать над видео. Мог ли он надеяться на это? MinYoo Ты, должно быть, шутишь. Хоби точно ненавидит меня. Он не станет делать этого. Jin *фото* Он уставился на фото, не веря своим глазам. Хосок широко улыбался, обнимая за плечи Чимина, на фоне пустого танцевального зала. Оба были вспотевшие, с разлохмаченными волосами, но безумно довольные. Юнги больно кольнуло в груди от этой радости парня, которой он делился не с ним. Но то правильно, ведь Юнги не имел никакого отношения к этому чувству. Он мог приносить только разочарование и боль. Но все его смешанные чувства не отменяли главного: Хосок действительно работал над танцем. Он не отказался от этой идеи, не отказался от Юнги. Где-то в темноте сознания загорелся слабый огонек надежды. Надежда подпитывала его силы, позволив снова работать, думать да и просто существовать как обычный человек. Он искренне хотел верить, что где-то там, за тысячи километров отсюда, Хосок так же думает о нем и не сдается. Ему было важно, чтобы парень не сдавался и продолжал бороться за собственное счастье, пока сам Юнги барахтался, пытаясь не утонуть в жалости к себе. Работа снова стала его вторым дыханием. Сложив все свои тягостные мысли в одну большую коробку, парень запихнул ее подальше, опять превратившись в робота с человеческим лицом. И только музыка, выходившая из-под его рук, продолжала жить, каждый день напоминая о своем единственном источнике вдохновения. Весь этот альбом был только об одном. До времени релиза оставалось всего ничего, когда Юнги, наконец, оглянулся по сторонам и обнаружил, что он совершенно один: в большой квартире, полной пустых коробок из-под еды, нотных листов и исписанных тетрадей. Раньше он бы решил, что это прекрасная жизнь. Сейчас он думал, что это и не жизнь вовсе — лишь тщетные попытки не забивать голову мыслями о Хосоке. Что выходило из рук вон плохо. Каждая нота, что попала в будущие композиции, была буквально пронизана его любовью и отчаянием. — Ты так и не поговорил с ним? — Сокджин уселся на диване, закинув ногу на ногу. Его друг очень скоро понял, что перехватить Юнги можно только в студии, где тот проводил большую часть суток, а порой — и несколько дней подряд. Именно поэтому сегодня Джин заявился без предупреждения, чтобы брюнет точно не сбежал и не выдумал отговорок. — Не могу отделаться от мысли, что сделаю только хуже, — Юнги сидел вполоборота за аппаратурой, нервно перебирая пальцами. — Ты уже это делаешь, друг мой, — Джин закатил глаза, устало вздыхая, — Замкнутый круг: я не говорю с ним, потому что он расстроен, а он расстроен, потому что я не говорю с ним. Улавливаешь? — Он расстроен? — парень уставился на друга с недоумением. Сокджин даже не смог ответить — настолько он был поражен. В его взгляде буквально можно было прочитать «Ты сейчас серьезно?» бегущей строкой. Но он досчитал до десяти, медленно и глубоко вздыхая, и все же решил продолжить диалог. — Похоже, нам стоит уточнить несколько деталей, — старший стал загибать пальцы, перечисляя: — А. Он в другой стране. Б. Ставит танец под твою музыку. В. С твоим бывшим. И заключительный аккорд: Г. Ты ему ни разу не писал почти три недели. Как думаешь, расстроен ли он? Будь я на его месте, спалил бы тебе квартиру, честное слово, Юнги. В интонации Сокджина сквозило осуждение вперемешку с усталостью. Он не меньше Юнги устал видеть своего друга таким разбитым и опустошенным. Да, парень продолжал работать, но за границами этой студии жизнь заканчивалась. — Ты прав. Я такой придурок, — Мин спрятал лицо в ладонях и бессильно простонал. — И, кстати. Видео готово, — как бы между делом добавил Джин. — Что? Его желудок сделал кульбит из-за смеси паники и радости, что он сейчас испытывал. Если Хосок закончил видео, значит, скоро вернется обратно? Значит, можно лично извиниться, глядя прямо в глаза. И больше никаких отговорок, никакого самобичевания. Можно скинуть тяжелый груз со своих плеч и упасть в такие родные и страстно ожидаемые объятия. Только бы они распахнулись для него. — Да. Он выслал тебе его на почту. Ты бы знал, если бы проверял ее когда-нибудь. Но, — Джин закусил губу, подбирая слова. — Что такое? Джин оглядел комнату, словно бы ожидая поддержки откуда-то со стороны, но понимая, что ее не будет, решился все же самостоятельно выложить правду на стол. — Он остается в России еще на какое-то время, ему предложили поработать над одним проектом. Почему? Хотел спросить Юнги, да только неизвестно, у кого: Джина, Хосока или себя. Или же судьбы, снова отвесившей ему звонкую оплеуху. История повторялась, что не могло не настораживать. Хосок поступил верно, что не отказался от возможности, но что если за ней последует еще одна? Что дальше? Решит ли он вернуться, когда освоится там? — Только не впадай в панику раньше времени. Оставаться там навсегда точно не входит в его планы. — Это не паника — это отчаяние, — бесцветно парировал Юнги, уставившись в пустоту. В слова Сокджина верилось едва ли. Да, Чимин в свое время и не обещал Юнги вернуться. Но останется ли Хосок верен своим словам? — Мне уже кажется, что я пропитываюсь твоей меланхолией, — друг поежился, встряхивая головой. Они какое-то время молча сидели, задумавшись каждый о своем, но на деле — суть их размышлений сводилась к одному человеку, только с двух разных точек зрения. — Вспомни, что ты умеешь лучше всего, Юнги. — Писать музыку? — неуверенно ответил парень. — Вот именно. Не можешь сказать — напиши песню. — Тебе снова напомнить, что мы не в дораме? — Юнги заметно скривился от этой мысли. Одно дело писать любовные песни для поп-исполнителей, и совсем другое — для себя. Ведь ее нужно будет петь. Для Юнги, который не светил своей внешностью и от слова абсолютно, выступление вживую было страшнее смерти. — Кто бы что ни говорил, мы все любим широкие жесты, даже если на первый взгляд они кажутся нам чересчур. Он задумался о том, что мог бы любить Хосок. Смеяться громче нужного. Танцевать. Теребить мочку уха, когда мыслей так много, что не знаешь, как правильно их выразить. Кофе. Солнце. От солнечных лучей его смуглая кожа по-настоящему светилась золотым. Юнги точно знал, что любит он. Чон Хосока. Яркую улыбку. Самые добрые глаза на свете. Родинку на верхней губе. Тонкие длинные пальцы. Ключицы, выглядывающие из-под широкого ворота футболки. Его объятия. Его теплый запах с нотами ванили. — Земля вызывает Юнги, — Джин помахал рукой из стороны в сторону, возвращая внимание парня, — Задумался над моим предложением? — Нет, над тем, какой я слащавый придурок, — он правда так думал, но эта мысль не расстраивала. Пожалуй, впервые за многие дни мысли о Хосоке не расстраивали Юнги. Он ненадолго смог отложить сцену своего тотального провала в сторону и дать себе немного счастья. Того счастья, что дарил ему Чон Хосок. — Ты просто любишь его, — беззлобно усмехнулся друг. — Я люблю его, — как есть ответил Юнги. Это было ясно как день. Написано черным по белому, и не было нужды ходить вокруг да около. И он мог делать что угодно: оправдываться, юлить или проклинать себя — то не изменит истины. Он любит Хосока.