Дурная наследственность

В свои тридцать шесть Ичиго выглядел от силы на двадцать пять, хотя взгляд часто выдавал в нём человека, пережившего не одну войну, смерть и потерю. После Яхве и Тысячелетней войны он думал что удивить его сложно, но вот перед ним стоит его шестнадцатилетний сын Казуи, и краснея даже ушами сиплым голосом сообщает им с Иноуэ что он гей. Здрасти – приехали. - Ну в общем я хочу, чтоб вы с мамой знали, что мне нравятся не девочки. В смысле девочек я люблю, они чудесные, та же Ичика, но они мне нравятся как люди и просто друзья, а вот парни... ну вы поняли. Казуи переступает с ноги на ногу, посреди гостиной дома Куросаки, и зыркает из-под насупленных бровей то на мать, то на обалдевшего отца. Пауза затягивается. Ичиго видимо, как и Иноуэ, был не готов к такого рода откровению, когда их чадо попросило аудиенции обоих родителей в этот тёплый майский вечер. Слышалось как за окном начинают стрекотать цикады, но в самом доме висела тишина, пока, определившись с линией поведения Иноуэ, не заговорила. - Сынок, мы любим тебя, и это никак не повлияет на наше к тебе отношение, так что не переживай. Люби кого хочешь, главное, чтоб ты был счастлив. Ичиго показалось что он только что прослушал выдержку из пособия «Как быть лучшей матерью на свете». Порой его супруга со своим всепониманием и все прощением его откровенно бесила. Или это уже довольно приличный срок брака так влиял на его восприятие, или… «Да к чёрту! Только не опять!» Мысленно даёт себе пинка под зад главный герой Сейретея и прочистив горло, весомо добавляет: - Я согласен с мамой, люби кого хочешь главное, чтоб это тебе боком не вылезло. Казуи счастливо просиял, у него даже осанка стала ровнее, было заметно как облегчённо поднялась и опустилась по-юношески узкая грудная клетка, натянув дурацкую футболку с принтом собаки. - Спасибо вам, я знал, что вы поймёте. Что вы у меня самые лучшие. Спасибо! Счастье, заискрившееся в ореховых глазах сына, заставило болезненно ёкнуть сердце Ичиго. Когда-то он сам хотел сделать подобное признание, но жизнь распорядилась иначе. После победы над Яхве, всё так завертелось: награды, почести, отстраивание Готей 13, помощь близким, признание Иноуэ, ответственность, поступление в университет… Не было ни одной минутки, когда он мог бы остаться один и всё обдумать, реальная жизнь свалилась красочным комом и утянула его за собой, как сошедшая с вершины лавина. Рукия и Ренджи объявили о свадьбе, Урахара уже не скрываясь начал жить с Иеруичи, и даже Исида нашёл своё счастье с одногруппницей на медицинском факультете куда они с Ичиго поступили вместе. Вокруг было сплошное счастье и романтика. А его желание признаться, казавшееся таким неуместным во всеобщей картинке мира, осложнило бы ему жизнь, заставляя чувствовать вину перед тем, с кем по глупости он вступил в отношения, и в чьей натуре было непринятие любых ограничений. Поэтому, Ичиго выбрал Иноуэ. Родился Казуи и всё что было когда-то ярким и горячим превратилось в поблекшее воспоминание, тем более, что тот, кто тревожил его покой, исчез из его жизни. Сейчас, когда и в Готее и в мире живых царил покой, семейство Куросаки жило обычной жизнью, работой, домашними делами, встречами с друзьями и редкими вылазками на охоту за пустыми. Их компания распалась, каждый пошёл своим путём, кто-то стал известным спортсменом, кто-то врачом, кто-то вырос в звании, но по большей части это была простая жизнь. «Простая и скучная.» Снова звучит в сознании Ичиго непрошеным гостем очевидная мысль. Скучал ли он по войне? Нет. Скучал ли по приключениям и схваткам? Да. Но теперь отправляя Казуи на летние каникулы в Серейтей для тренировок, он почти завидовал сыну, вспоминая как сам мотался туда-сюда чуть ли не каждый день, спасая разные миры и ощущая себя свободным. Теперь же его держала дома работа, Иноуэ и повседневные дела. Оставалось только слушать восторженные истории сына о их учебных рейдах в Руконгай, о тренировках с Икакку, о использовании кидо под присмотром Бьякуи, и старяться не завидовать. А теперь ещё и это признание… Для Ичиго не было тайной, что в Готей 13 подобные отношения норма, но что его сын-подросток так быстро переймёт подобные взгляды стало неожиданностью, разве что… Догадка снисходит на Ичиго как таз, упавший с антресоли на голову, и он, не теряя времени идёт в комнату сына. После всеобщего катарсиса, который наступил в следствии признания, Казуи ушёл к себе, и именно там Ичиго нашёл его, аккуратно приоткрыв дверь после деликатного стука. Памятуя воспитание Ишина, Куросаки, старался вести себя с точностью наоборот, и уважал личное пространство сына. - Можно? Проскальзывая в свою бывшую спальню, интересуется Ичиго, и получив утвердительный ответ устраивается на стуле возле стола. - Я тут хотел у тебя кое-что спросить, в свете твоего признания, ты не против? Казуи пожимает плечами и благодушно кивает, добавляя: - Спрашивай, почему, нет? - Хорошо, скажи мне, ведь это признание оно не спроста. Ты решил признаться, потому что ты с кем-то встречаешься? Скулы подростка заливает неровный румянец, и он отводит глаза, стараясь скрыть накатившее волнение, но тем не менее берёт себя в руки и уверенно говорит: - Не встречаюсь, но ты прав, есть кое-кто в кого я влюблён. Правда я ещё даже не признался, хотел сначала вам рассказать. Ичиго мысленно ставит себе пятёрку за догадливость, и с неподдельным интересом интересуется: - И кто же это? Кто-то из шинигами с которыми ты тренируешься? Какой-то студент академии? Только не говори, что это Зараки или Маюри! Я этого не переживу. Ичиго смеётся, шутливо закатывая глаза, и видит, как сын расслабляется, перестаёт испытывать неловкость от ситуации. Может большинство и считали Куросаки идиотом, способным только мечом махать, но на соображалку он точно никогда не жаловался. Сын явно открыл в себе тягу к мужчинам после прошлогоднего посещения Готея, а в этом году окончательно оформился с выбором ориентации и известил родных как полагается. Значит катализатором мог быть только кто-то из встреченных в Сейретее шинигами. - Сын, предупреждаю тебя, что если это Бьякуя, то шансов у тебя практически нет, он влюблён только в зеркало и фамильную честь, с живыми людьми у него не очень. - Ками, нет! Хотя капитан Кучики правда очень красивый, но меня он в этом смысле, абсолютно не привлекает. Казуи машет руками и округляя глаза смеётся вместе с отцом, а затем глубоко вдыхает как перед прыжком в воду и говорит: - Отец, это не шинигами… это Гриммджоу – сан… И мир с треском ломается для Ичиго. Только что сиявший яркими красками и наполнявший его жизнью голос сына, оставил в его груди огромную дыру. Все цвета исчезли, а звуки превратились в неразборчивый шум. Казуи вроде ещё что-то говорит, не замечая ступора собеседника, в то время как Ичиго парализован болью и шоком. «Гриммджоу… Гриммджоу… Казуи влюблён в Гриммджоу…» Как на репите крутится в сознании Ичиго, заглушая все остальные звуки. Этого не может быть. Это какая-то дурацкая шутка. Ведь правда? Ичиго переводит абсолютно дикий взгляд на сына, заставляя того споткнутся на полуслове, а затем говорит: - Забудь о нём, Казуи. Я запрещаю тебе даже думать об этом. Ты меня понял? Сын хмурит брови и сжимает кулаки, явно готовясь к конфронтации, но Ичиго не даёт ему такой возможности, он поднимается со стула и стремительно покидает комнату, а в голове у него продолжает биться только одна мысль: «Гриммджоу не может быть с моим сыном… после того, как был со мной.»