Из дикого леса дикая тварь

      Деревенские долго отговаривали его идти через лес. Но выгода — так можно было сократить путь минимум на два дня, — перевесила осторожность. И теперь Фаворт сильно об этом жалел.       Кроны сплетались над головой так низко, что порой казалось, что он идет по узкому коридору подземелья. Но пугали его отнюдь не разросшиеся деревья. В лесу царила удивительная тишина: не было слышно ни птиц, ни даже шороха. Лишь изредка сквозь сплетённые ветви шептал ветер, шелестел листьями, и от этого становилось только страшнее идти дальше.       Солнечные сполохи почти не проникали на узенькую тропку, по которой выпало идти. Лес густел, становился все темнее, пока впереди, там, где еще видно было дорожку, тени не сгустились совсем. И теперь Фаворт прекрасно понимал, отчего деревенские сторонятся леса.       Однако стоило ступить в мрак, как со всех сторон ударило бодрое чириканье пичуг, зашелестели листья, не страшно совсем, но приободряюще. Путник сбросил котомку и вытер выступивший было пот. Огляделся, отмечая, что впереди лес редеет и тропка вьется уже среди яркой вешней травы, освещенной солнцем.       Фаворт подхватил снова вещи и заторопился вперед.       — Потерялись?       Он бродил уже третий час по вьющейся между стволами дорожке, но всякий раз неизменно возвращался к валуну, стоящему у самой кромки той темной чащи, которая его напугала не так давно. Теперь и вовсе решил сделать привал. Развел костер под кроной раскидистого бука и приготовился поужинать.       Человек обернулся. Перед ним стояла не очень высокая девушка. Она разглядывала его пытливо, чуть щурила зеленые глаза и задумчиво улыбалась. Фаворт выдохнул. Совсем не страшное чудище, как обещали деревенские, а в меру симпатичная полуэльфиечка. Обычная девушка, наверное, из местных. Разве что чудно бледная, хотя и это ее не портило. Белоснежные волосы были собраны в строгий узел, украшенный только короной из сухих веточек.       «Точно местная», — окончательно успокоился Фаворт.       — Так Вам помочь?       Она склонила голову к плечу, с еще большим интересом его разглядывая. Фаворт кивнул.       — Должно быть феи заколдовали дорожки. Ты меня выведешь?       Он отломил веточку, чтобы отмахиваться от налетевшей мошкары. Идти так было бы проще. Но когда вернулся взглядом к девушке, та уже отвернулась и медленно шла вперед с такой ровной спиной, словно проглотила шест.       — Идите за мной. Скоро ночь, а места у нас не самые спокойные.       На мгновение в голосе девушки Фаворту послышался жутковатый холод, но человек отмахнулся от наваждения.       — Волки бродят?       Полуэльфийка обернулась, усмехнулась неприятно и покачала головой.       — Увидите.       Сгущались уже сумерки, казалось бы, совсем не мешавшие девушке. Она не спешила, но догнать, а тем более обогнать ее у Фаворта не получалось. Оставалось только довериться своей провожатой и идти следом, что он и делал. Отчего-то полуэльфиечка вызывала у него странное доверие, граничащим с некоторой очарованностью.       — Мы будем идти всю ночь?       — А не свалитесь?       В полумраке Фаворту привиделось, что у попутчицы светятся звериной зеленью глаза.       — Нет, — хмыкнул, а после продолжил с оттенком намека на что-то большее, — я очень выносливый, знаешь ли. Только дай я минуту отдохну.       Он опустился на траву, прикрывая глаза. Девушка выдохнула шумно, но как-то насмешливо, мол, все обещают, что выносливы, а на деле...       «А ведь хорошенькая. Волосы, вон, какие. И фигурка ладная. Тонковата, конечно, но видимо в эльфского родителя пошла. С такой бы... Может, на обратном пути предложить ей прогуляться до ярмарки? Если местная, то тоже падкая на сахарных петушков и простенькие цацки...»       Странный лес. И видится в нем странное. Небось потому и сторонятся, что чудное видится. Да и девица хоть и очаровательная, но такая же, как и лес. Словно она с лесом была из одной мозаики кусочками, родными.       Всколыхнулся воздух рядом. Фаворт открыл глаза и отшатнулся: полуэльфийка присела напротив, улыбнулась мягко. Но глаза у нее действительно горели зеленым огнем. Не показалось, понял.       — Ч...что ты...       Она склонила голову к плечу, не переставая улыбаться. Протянула руку. Кожа, при солнечном свете казавшаяся фарфоровой и словно бы шелковистой, будто обросла тонкими полосами осиновой серебристой коры, но оказалась все равно при прикосновении к его щеке по-живому теплой.       — Нравлюсь?       Вместо простенького светло-зеленого платья в кровавых отсветах Руидиса показались на девушке переплетенные тонкие лозы незнакомого Фаворту растения, гладкая кора оплетала тело, как вторая кожа. Корона в волосах разрослась, словно ветви были живыми, так и не взятыми с дерева.       — Ты дриада?       Снова молчаливая усмешка вместо ответа, мягкое качание головы. Нет, не дриада. Она склонилась чуть ближе.       — Так, нравлюсь?       Вместо ожидаемого шепота шелест листьев. Ладонь сама потянулась погладить затянутое в кору и лозы предплечье. Гладкая на ощупь. Теплая, будто впитавшая солнце.       — О-очень.       Говорить сложно из-за завораживающей зелени ее глаз. А может, от тянущегося лентой пряно-травяного запаха мелких фиалково-синих цветов, вдруг заискрившихся бледным тусклым светом под лучами малой из лун.       Вторая рука сама потянулась к ее груди, по-девичьи небольшой, но приятно ложащейся в ладонь. Погладила осторожно и остановилась чуть ниже сердца, бьющегося медленно, словно нехотя. Как отголоски древесного тока под корой. Она потянулась ближе, заставляя совсем лечь на траву, растянула рот в хитрой улыбке, показала остренькие, как у ласочки, зубки.       — Тогда поцелуй меня.       — И... — сглотнул вдруг, — и по-поцелую...       Губы у лесной нечисти оказались сухие и шероховатые, отдавали березовым соком, неприторно-сладковатым, с особым, только березе присущим привкусом. Огладил руками узкую талию девушки, опустился ладонями на бедра с упругой кожицей. Лоза, оказавшаяся под пальцами, сильно оцарапала, пуская кровь. И «нечисть» вдруг вздохнула довольно, прикусила легонько его губу. Но этого оказалось достаточно, чтобы во рту разлилась отдающая железом соль. Прошило острой болью сознание.       Фаворт дернулся, сбрасывая очарование.       «Твою мать, что это...»       Она отстранилась резко, выпрямилась и сердито фыркнула, глядя уже не завораживающе, но зло до прошибающего спину холодка.       — Жаль. Иначе хотела.       Слизнула оставшуюся кровь. И приподняла руку, чуть сжав пальцы. Вылезли из-под земли мгновенно гибкие корни, оплели руки и ноги, не давая сдвинуться. Фаворт понял, что нет, ей совсем не жаль.       — Что... что ты собираешься сделать?       Пальцы ее дрогнули и сжались еще немного, отозвались корни, уже вминая в землю.       — Откровенно говоря, я собиралась тебя трахнуть, чтобы ты сдох, но счастливым и почти без боли. Не рассчитала с очарованием немного. Так что придется тебе отдаться лесу просто — без оргазма и с воплями.       — Л-лесу?       — Лесу. Он не любит чужаков. А тех, кто в нем костры жжет и деревьям боль причиняет, не просто не любит...       Вторя ее словам, в кожу впились длинные узкие шипы. Фаворт дернулся вновь, но безрезультатно. А после тело и вовсе выгнуло дугой от прошившей насквозь боли. Шипы глубже вошли в запястья и словно решили разрастись под кожей. Человечья шкурка лопнула, выпуская на свет красной луны темные крупные бутоны. Дикий крик спугнул разливавшегося до того в нежной трели соловья. Отразился эхом и стих. Фаворт завыл тихо на одной ноте, пытаясь скрючиться, спрятаться от раздирающих плоть растений, но едва ли смог пошевелиться.       Скользнула тень. Рядом с его рукой опустилась на колени древо-дева и нежно погладила лепестки проросшего цветка.       — Они такие красивые, правда? И невероятно хрупкие. Так грустно, что цветут крайне редко.       — О-отпусти меня... пожалуйста...       — Не могу. Ты сам пришел. По собственной воле. А что оказывается в моем лесу, остается в нем навсегда.       По ногам поползли новые побеги, вгрызаясь через тонкую ткань штанов в кожу, пробиваясь через мышцы вглубь к костям. Фаворт снова заскулил.       — Тогда просто... просто убей меня... я не хочу это... терпеть...       — Фу, — личико девушки скривилось, — как можно настолько не любить красоту? Самые нежные цветы прорастают только на живых. Я не позволю себе лишить их возможности увидеть лунный свет. Вы, люди, такие эгоистичные!       — По...жалуйста...       Она словно задумалась. Побеги расслабили свою хватку, руки заколола приливающая кровь.       — Ладно, — на щеки Фаворта легли шершавые от коры ладони. — Смотри мне в глаза.       Снова затопило холодным чаровским светом. Боль немного отступила, позволяя вернуться изгнанному очарованию пополам с желанием.       — Так я правда красивая?       — Ка... как твои цветы.       Улыбнулась довольно. Погладила нежно по волосам, коснулась ласково шеи и неловкими пальцами высвободила из штанов полы рубахи.       — Нравлюсь тебе?       — Очень... вот выйдем из леса, на ярмарке бусы тебе куплю, самые искусные. Малахитовые... как глаза у тебя.       Шероховатые ладошки нырнули под рубаху, провели от низа живота вверх, к груди. Кожу мягко закололо сотней иголочек-мурашек.       — Правда купишь?       — Куплю... обещаю... даже замуж возьму... если захочешь...       Руки, лежащие на животе, сдвинулись ниже, приспуская штаны, прошлись в мимолетной ласке по бедрам. Сомкнулись пальцы на члене, заставляя доверчиво толкнуться. То ли из-за очарования, то ли просто от прикосновений стало удивительно хорошо, приятно.       — И замуж даже...       Скользнуло кольцо девичьих пальцев медленно вверх, а после вниз опустилось, Фаворт запрокинул голову, закрывая глаза и отдаваясь ощущениям. Лишь бы она не прекращала... только бы...       — Ну и глупый же ты, — она острым ноготком провела вдруг от надгрудной ямки до пупка, почти не больно. Лизнула ночная прохлада оставленную царапину. — Зачем мне замуж за мертвеца?       Он открыл глаза, чтобы увидеть, как облизывает девушка окровавленные пальцы. А после переворачивает руку ладошкой вверх и резко сжимает ладонь в кулак. Закричать он уже не успел, подавившись воплем. Из когда-то бывшего человеком тела вырвались на свободу густым ковром бутоны мертвоцветника.

***

      Талана поднялась на ноги с травы, отряхнула налипшую землю и довольно хмыкнула.       Деревенские перестали соваться в лес еще по позапрошлой зиме, когда поняли, что из Леса нет возврата. Кто приходил, оставался среди обычных трав и деревьев то холмом с горьковатой на запах полынью, то бугорком ярко-синего аконита. И редкие гости, мало когда удавалось угадать за ними, оставался подушкой пыльно-пудрового мертвоцвета, живущего лишь одну ночь, но оттого особенно ценного в мазях и притирках.       Полуэльфийка слизнула оставшуюся на ребре ладони кровь, улыбнулась еще шире и прикрыла глаза, подставляя лицо красноватым отсветам Руидиса. Ласково сплетались в причудливый наряд тонкие лозы Стража, выпрашивая словно тепла, плыл в воздухе тягучий аромат мандрагоры, смешиваясь с пудрой мертвоцветника и позднего ириса, примешивалась железом пущенная кровь незадачливого разжигателя костров. Лес был доволен жертвой. Талана была почти довольна ночью.