Исцеляющие прикосновения

      Драко молча наблюдал, как Грейнджер, судорожно хлопая по рукаву ладонью, пыталась затушить воспламенившуюся ткань. Потом, очевидно, вспомнила, что является волшебницей и протянула руку за волшебной палочкой. Но палочка (вот незадача) затерялась где-то посреди вороха раскрытых книг. Она принялась шарить по столу в надежде отыскать ее, и Драко даже встревожился, как бы непутевая гриффиндорка не подожгла старинные пособия медицинских справочников. Она и сама, кажется, прикинула в голове такую вероятность, потому что отскочила от стола и теперь тщетно пыталась стянуть с плеча безвозвратно испорченную форму.       Всё-таки придётся спасать.       Драко подошёл к Гермионе и рывком стянул горящую мантию. Свернул ткань в клубок, бросил на пол и принялся тушить.       Пока он расправлялся с бедной мантией, Гермиона прижалась к полкам и ошарашенно уставилась в пол. Обжечься об горячий стакан и не заметить — одно, но чуть не сгореть заживо?..       Когда с пламенем было покончено, Драко откинул со лба волосы и обернулся к ней. Она стояла, съежившись и обхватив руками локти, словно замёрзла. — У тебя ожог? Больно? — В его голосе неожиданно послышались тревожные нотки. — Нет. Не знаю… Наверное, да…       Драко нахмурился. Как понять «наверное, да»? Пазлы в голове начали потихоньку собираться в ясную картину. — У тебя проблемы, Грейнджер?       Гермиона промолчала. Не хотелось обсуждать с бывшим пожирателем проблему, которая возникла стараниями одного из них.       Слизеринец внезапно шагнул к ней и резко, почти грубо потянул за локоть. Он подтащил её ближе к светильнику и заставил выпрямить руку. Гриффиндорка стиснула зубы, напрягаясь и приготовившись отбиваться, но увидев своё покалеченное предплечье, охнула и перестала брыкаться. Пару мгновений они оба рассматривали красный с жёлто-коричневыми пятнами ожог. — Хочешь сказать, ты не чувствуешь… — Нет… — Гермиона ошарашенно пялилась на изувеченную руку: в некоторых местах кожа вспухла и покрылась уродливыми пузырьками. Мерлин, да она умрёт и не заметит! — Позволь я тебя подлатаю, а то останется шрам, — парень вытащил палочку и направил на обгорелую плоть. Это действие вернуло Гермионе самообладание. Она выдернула руку из его хватки и спрятала предплечье за спину. — Это не твоя забота. — Я только что спас тебя, позволь заметить. — Я бы сама справилась. А сейчас, как ты сказал, мне нужна медицинская помощь. — Я могу… — Не можешь, — отрезала гриффиндорка, — я пошла в больничное крыло. Благодарю за спасение.       Она схватила сумку, быстро нашла волшебную палочку и буквально вылетела из библиотеки. — Возвращаю долг, — пробормотал Драко.       Он окинул взглядом опустевшее рабочее место Грейнджер. Книги так и остались лежать, раскрытые на нужных страницах. И лист пергамента с заметками о проклятии тоже.       Истинно-слизеринская улыбка растянула его тонкие губы:       «Ну что же, не хочешь объяснять, тогда я сам узнаю ответ.»

***

      Пока Драко штудировал информацию о проклятии, тем самым нарушая личные границы умнейшей ведьмы волшебного мира, Гермиона быстро шла по коридору в сторону больничного крыла. Звуки ее шагов гулко отражались от каменных стен, а каштановая грива волос ритмично подпрыгивала от торопливой ходьбы. Здоровой рукой она поддерживала больную, будто та была сломана, а не обожжена. Раненая волшебница то срывалась на бег, то замедлялась, рассматривая большое красно-коричневое пятно на предплечье. Если провести кончиками пальцев по краю покрасневшей кожи, на пару мгновений оставался болезненно белый след. Черт. Наверняка ужасно жжёт и нестерпимо саднит… Но ей было не больно. И это было неправильно.       Девушка всхлипнула. Вся ситуация с проклятьем жутко пугала, ведь Гермиона абсолютно перестала ощущать физическую связь с пространством. Наверное, так ощущают себя инвалиды, неспособные ходить. Они глядят на свои ноги и осознают, что главная функция ходьбы у них отсутствует.       Грейнджер остановилась и снова провела пальцами по предплечью. Затем ещё раз, надавливая и явно усугубляя увечье. Разницы не было. А ведь не будь ее нервные окончания атрофированы, она бы взвыла, как раненный оборотень… Ей вдруг подумалось, что она бы выбрала прочувствовать каждый сантиметр саднящей невыносимой боли, чем не чувствовать вообще. Она надавила сильнее и верхний слой плоти лопнул от жёсткого воздействия. На рану капнули слезы. В горле давно стоял противный ком, который никак не удавалось проглотить, и теперь гриффиндорка плакала, размазывая солёные слезинки по запястьям.       Война забрала у нее способность осязать.       Как символично.       Потому что ее душевное состояние тоже как будто онемело после смерти Фреда, профессора Люпина, Тонкс… Она пережила их смерть. Она отпустила их, но тоска внутри не позволяла ощущать краски жизни как раньше. Может, если бы она сумела избавиться от проклятия, тоска бы тоже покинула её храброе сердце?       Вдох.       Выдох.       Она запрокинула голову и прикрыла глаза мокрыми ресницами. Пара слезинок скатились по щекам и остались высыхать на каменном полу коридора. Гермиона продолжила путь в больничное крыло.