Гирлянда или почему не стоит глядеть в чужие окна

Состроив рожу истинного страдальца, умирающим лебедем плетусь к своему рабочему столу и, трагично упав в кресло, отчего то жалобно проскрипело, оповещая о том, что скоро развалится, разворачиваю клочок бумаги, спешно бегая зрачками по строчкам. «Наверное, ты от меня уже устал, пусть я ничего и не успел сделать, но я клянусь всеми богами, которых только знаю, что добьюсь тебя! Буду ухаживать за тобой и делать всё, что пожелаешь. С любовью, твой Гор.» Дочитав последние слова, злобно сверкаю глазами. Разъяренно реву чуть ли не на весь отдел, - Мариночка, наша добрая секретарша, аж перекрестилась, пролив кофе на свою белую блузку, - и, вскочив с видавшего виды стула, ношусь из стороны в сторону, грозно сопя. – Каков наглец! Да как он..! Да как я! У-у-ух, я ему..! - сил нет, чтобы выразить то, что я чувствую. Ну, желание сломать ему лицо кирпичом и закопать где-нибудь в лесу, где его даже искать не будут, точно присутствует. Я уже даже детали продумал. – Оу! Да ты прямо-таки горяч в своем гневе, ха-ха! - смеётся бородач, до этого опасливо прятавшийся за монитором моего компьютера, а теперь вставший в полный рост и жующий мой, - мой! - пончик. Видимо, щекотливости ситуации он не успел осознать. Медленно, як монстр из фильма ужасов, поворачиваю голову в его сторону и, готов руку на отсечение отдать, всё по классике жанра! Волосы у меня растрепаны, а то, что они длинные, придает реалистичности - вспомним нашумевший ужастик «Звонок»! Глаза широко распахнуты и кажется, что они вот-вот выпадут из орбит, а вот зрачки наоборот - максимально узкие, напоминающие маленькие точки. Повисла гробовая тишина. Я смотрю на лохмача. Лохмач смотрит на меня. Искра. Буря. Безумие! Он смазанно извиняется, давится вставшим в горле пончиком и, спотыкаясь то о мусорное ведро, то о собственные ноги, разворачивается и торопливо уходит, на конец лбом врезавшись в стеклянную дверь. Облегчённо выдыхаю, когда он скрывается из моего обзора полностью. Но тут же недовольно цокаю - придется расчесываться. Вообще, с моими волосами довольно сложно. Они вечер путаются и мешаются, а стричь жалко. Такие космы отрастил! Сам. Небрежно провожу расчёской по ним, вычесывая колтуны, а после заматываю их в неаккуратный пучок, из которого то тут, то там выглядывают петухи и непослушные прядки волос. Обиженно - на себя самого, походу, - шмыгаю носом и, кликая мышкой, начинаю работать. Снова.             

***

В конец дня устаю так, что мои ноги меня еле тащат. На половине пути осознаю, что уже минут десять урчат не бегущие за мной двое чьи-то коты, думающие, что я буду их кормить, - а я, поверьте, буду, - а мой живот, который я как раз-таки и забыл покормить! Невольно вспоминаю о пончиках. Один из них я в приступе ярости и паники, - почему паники? Да потому что в тот момент этот некий Гор показался мне милым! - сожрал после пяти утомительных минут страданий, другой... Другой у меня спиздил лохмач. А третий я захватил с собой, почему-то не став выкидывать. Пончики же денег стоят. Зачем выбрасывать, если можно съесть? Не раздумывая, замираю на месте и рьяно роюсь в сумке, ища спасительный пончик. Найдя оный, заглатываю сразу половину и остервенело жую, хотя примерно понимаю, что выгляжу со стороны, как чокнутый псих. – Вкусный? Я подумал, что ты любишь шоколад. Поэтому долго выбирал, - раздается воодушевленный, чуть хрипловатый, наверное от мороза, голос. Шоколадная крошка попадает не в то горло и я закашливаюсь, не отталкивая от себя чужую руку, когда парень порывается похлопать мне по спине.