Приходи, когда стемнеет

      Олег никогда не был восприимчив к оскорблениям и буллингу со стороны сверстников, он всегда пропускал мимо ушей колкие шутки и смешки в его сторону. Иногда он искренне удивлялся жестокости детей, но дальше оскорблений дело никогда не заходило, ведь все прекрасно знали, что Олег может за себя постоять, если кто-то захочет выяснить отношения ,,по-мужски’’, но желающих не было. Но вот если дело касалось Серёжи, всё резко менялось. — Зачем ты опять это сделал? — почти кричал Разумовский на друга, пока тот собирал свои немногочисленные вещи. — Это вместо благодарности? — пробубнил Олег без капли эмоциональности, не отрываясь от сбора вещей. — Я должен поблагодарить тебя за то, что тебя отселяют от меня? — ещё более возмущённо продолжал Серёжа. — Опять отселяют. Нам же было так трудно убедить их, что подобное не повторится… — оседая на пол рядом с кроватью Олега уже спокойно и обреченно говорил Разумовский. — Я должен был стоять и смотреть как тебя избивают? — упрекнул друга Волков, наконец отрываясь от своего дела и садясь рядом с рыжеволосым. Пол был как всегда холодным и пыльным. Хилое отопление детдома не справлялось с февральскими питерскими морозами, так что приходилось ходить в нескольких свитерах и кофтах. Серёжа всегда был мерзлявым, так что Олег не сильно задумываясь стянул с себя кофту на молнии и накинул на немного дрожащие плечи Разумовского. Тот благодарно посмотрел, и этого Волкову было достаточно.       Мысли в голове Разумовского по-немного приходили в норму, но руки продолжали дрожать, не давая сосредоточиться на следующем аргументе. — У меня всё было под контролем! Я не слабак! — снова повышая голос, возмутился Серёжа. Руки перестали дрожать и сжались в кулаки.       В голове Волкова что-то щелкнуло. Он не эту мысль хотел донести до Серёжи, а вместо этого благополучно оскорбил. — Прости, я не это имел в виду. — коротко раскаялся Олег. Ему было крайне важно, чтобы Серёжа не чувствовал себя слабым, но и смотреть на это не мог. Только после того как залез в драку Волков подумал о том, что теперь по школе и детдому пойдёт ещё больше слухов и смешком о том, что они ,,пидорасятся’’ как говорил их недалекий одноклассник. И факт, что они живут в одной комнате только подогревал интерес к этой теме, но ни Серёже, ни Олегу эти слухи особо жить не мешали. — Но и ты пойми меня. Не думаю, что ты бы поступил иначе на моём месте. — На твоём месте я бы позвал учителей. Тогда наказали бы их, а не тебя, бестолковый Волк. — пробубнил, устало опустив голову, Серёжа. Чувствовать своё бессилие было пыткой.       Олег угрюмо промолчал, ведь понимал, что Разумовский прав, что из-за Волковской вспыльчивости их разлучат. Но это не впервой. За их многолетнее прибывание в детдоме их расселяли шесть раз и каждый раз им приходилось по разным обстоятельствам заселять обратно. Однажды они устроили забастовку и ничего не ели почти девять дней, так что воспитатели были вынуждены пойти им на поводу, в другой раз они просто сбежали на два дня вместе, а когда вернулись воспитатели закатили такой скандал, но в итоге всё-равно разрешили вернуться в одну комнату.       Но что на этот раз? Сегодня их отводили к директору… Парни снова попытались пригрозить очередной забастовкой, но директриса сказала, что в этот раз, если они вытворят что-то подобное, то их отправят в детдома для сложных подростков, при чем в разные. Так что теперь им нужно выработать новый план.       Но комната погружалась в темноту всё сильнее и быстрее. Серёжа не понимал, то ли это из-за того, что на улице темнеет, то ли просто весь мир начинает меркнуть в его глазах. — Эй, — Олег дёрнул Разумовского за рукав свитера, который висел очень свободно на худеньком Серёже, — Я всё исправлю, обещаю. — Хотелось бы верить. — почти холодно ответил Разумовский, продолжая смотреть в окно, отвернувшись от парня. Олег мог бы оскорбиться, если бы не знал Серёжу так хорошо. Волков прекрасно понимал, что Разумовский просто слишком восприимчив к таким наказаниям, хотя и сам был на пределе. Он злился на себя, на тех мудаков, на директрису.       Мысли обоих парней были заняты одним и тем же, они будто общались где-то там, на окраинах сознания, понимая друг друга без слов. Молча сидеть вот так на холодном полу было так уютно и просто. Но в дверь постучались (только ради приличия)и без разрешения вошли. Парни вздрогнули, Серёжа быстро поднялся, отойдя к своей кровати, что стояла напротив Олеговой в паре шагов, а сам Волков начал делать вид, что собирает вещи. — Волков, ты готов? — строго спросила худощавая воспитательница, стоя в проходе. — Нет, остались школьные принадлежности, Ольга Васильевна. — Олег нагло врал. Все его вещи давно были собраны. Он просто хотел оттянуть момент. Да и Серёжа смотрел на него такими грустными глазами, что Олег был уверен, если он не останется ещё хотя бы на десять минут, Разумовский непременно заплачет. Хотя плачущего Серёжу Олег видел в последний раз в пятом классе, когда тот получил свою первую и единственную двойку, кажется, по истории. — У тебя пятнадцать минут. Потом начинай переносить вещи. Будешь жить с Никитой Тимофеевым. — Что?! — почти одновременно воскликнули парни. Да-да, по иронии судьбы это именно тот парень, что учавствовать в избиении Серёжи. — Что слышали. Может хоть так научитесь по-человечески свои проблемы решать между собой. — презирающе выплюнула женщина и захлопнула дверь, не давая детям возразить.       Эта пытка становилась всё больнее. Серёже стало ещё страшнее за Волкова. Он же почти без тормозов, если он ещё и с этим придурком жить будет, то там без драки точно не обойдётся, а за дракой следует только детдом для сложных подростков. — Олег, — Разумовский вскочил с кровати, спотыкаясь о простыню и падая на этот же холодный пол. Истерика накатила, мысли спутались, превращаясь в одно повторяющееся слово ,,Разлука, разлука, разлука’’. Не в состоянии встать на ноги, он стал цепляться за брюки Волкова, словно утопающий цепляется за последнюю надежду выжить. — Олег, я прошу тебя… Нет, я умоляю, слышишь? Остановись. — в угаре просил Серёжа.       Олега это поведение сильно напугало. У Разумовского бывали такие приступы, но они были крайне редкими и начинались только когда происходило что-то слишком болезненное. — Серёжа, эй, Серый, ты чего? — взволнованно лепетал Волков опускаясь на колени рядом с Разумовским. Волков не на шутку напугался. Он всегда слишком эмоционально реагировал на любое поведение друга, — Пожалуйста, посмотри на меня, — просил Олег, поднимая лицо Серёжи за подбородок так, чтобы тот посмотрел ему в глаза, обычно его успокаивал зрительный контакт. Но рыжий накрыл руку Волкова своей, опуская ее и разрывая физический контакт. — Пообещай! Пообещай, что больше не будешь делать такой хуйни и тебя не станут отсылать отсюда! — кричал Разумовский. Услышать мат от него можно было только в самых опасных ситуациях, так что для Олега это стало звоночком. — Обещаю… Обещаю! — судорожно отвечал Олег. Высвободив свою руку из хватки Серёжи, он почти слишком трепетно взял лицо рыжеволосого в свои ладони. Зрительный контакт и правда успокоил Серёжу, дыхание стало ровнее, сердцебиение немного замедлилось, но вот у самого Волкова всё оказалось наоборот.       Внутри что-то кричало ,,Вот сейчас, вот подходящий момент, делай то, что должен, хватит мучать его и себя!’’. И на этот раз эти навязчивые мысли победили.       Сам того не осознав, Олег притянулся к губам Серёжи и прильнул к ним так аккуратно, как только мог. Будто губы были хрустальными и любое грубое движение непременно разобьет их вдребезги. Поцелуй был до боли нежным, без капли пошлости и разврата, даже немного детским. В него было вложено столько утешения, сожаления, боли и надежды, которые оба понимали лучше любых слов. Миг длился всего пару секунд, но было ощущение, что они сидят так уже часы. Казалось, что губы Разумовского горели, передавая этот жар губам Олега. Отрываться не хотелось, хотелось гореть в этом огне отчаяния вместе, главное вместе.       Вот так, двое изувеченных подростка сидят на ледяном детдомовском полу своей комнаты, которая уже по факту не их, а только Разумовского, и целуются. Целуются отчаянно и нежно, но с каплей горечи на губах. Горечь, которая возвращает их в реальность, давая понять, что они всё ещё в детдоме, и они всё ещё разлучатся.       В итоге так и не понятно, просидели они так две минуты или полчаса, но вздрогнув, Серёжа оторвался первым. — Олег… — растерянно, почти как маленький рыжий котёнок, вопрошал глазами Разумовский, — Ты… — но договорить ему не дали. — Пятнадцать минут прошло, на выход, Волков. — прогремели ненавистные слова. — Дайте ещё пять минут, нам надо кое-что обсудить. — почти умоляющие просил Серёжа. Он так хотел обсудить этот поцелуй здесь и сейчас, пока почва не остыла. — Ага, чтобы вы за это время новые проблемы нам на голову придумали? — почти с ненавистью вякнула воспитательница. — На выход, Волков.