Кровные узы

— … Да, спасибо еще раз, — вздыхает Сэм откровенно устало, и поднимает свободную руку, чтобы с силой протереть уставшие глаза. Дин поднимает на него хмурый взгляд, уже зная, что скажет брат, но сам не начинает разговор первым — продолжает листать очередную книгу о демонах. Рядом лежат другие — уже прочитанные им или Бобби, и их так много, что они занимают почти весь стол. Он слышит звук, с которым Сэм заканчивает звонок и кладет телефон на стол, а потом падает в кресло и откидывает голову на спинку. — Опять ничего, — говорит он. Дин только хмыкает, оставив эту реплику без определенного ответа. А на кой смысл? Они и так достаточно спорили за эти несколько дней, и ему совсем не хочется в первые же дни после возвращения из Ада в пух и прах разругаться с родным братом, даже если этот самый брат несет полнейшую чепуху. В тех условиях, в которые они оказались загнаны, как животные в клетку, им необходимо оставаться с холодными головами, чтобы не совершать поспешных выводов и решений. Хотя, если признаться в этом самому себе, Дину крайне сложно оставаться спокойным — у него в горле еще со встречи с Кастиэлем образовался ком, мешающий нормально дышать. — Это не последний номер в списке, — снова говорит Сэм, с тихим кряхтением потянувшись за старенькой записной книжкой, лежавшей на столе. Он переворачивает несколько страниц и стучит по ним пальцами. — Вот, здесь есть еще. Думаю, стоит позвонить и на них. Дин едва подавляет приступ раздражения, заерзав на месте и дернув бровью. Он облизывает губы, едва удержавшись от язвительного комментария, который, как он прекрасно знает, разожжет еще один спор между ними, и ни на шаг не приблизит к таким необходимым сейчас ответам. Однако Сэм не был бы его младшим братом, если бы не заметил этого — и именно поэтому на него уставились во все глаза. — Дин. — Что? — Может, хватит? — Хватит что? — Вести себя так, будто я занимаюсь ерундой. Дину хочется спросить «ты это серьезно?», но вместо этого он просто качает головой и возвращается к чтению. У него нет никакого настроения в очередной раз ругаться с Сэмом. Если он считает, что это необходимо — пусть и дальше тратит их время, но Дин не собирается поддерживать его в этом. Он мог бы поддержать Сэма, правда, но не сейчас — не тогда, когда речь идет об этом ублюдке, назвавшимся ангелом, и о поисках его… девушки. Хотя Дин не уверен, что после всего имеет право называть имя Ксандры хотя бы в своих мыслях. Конечно, если слова Кастиэля окажутся правдой — в чем он сильно… сомневается. Дин старается отвергать эти мысли, задвигать в самый дальний угол сознания, просто не думать об этом — но каждый раз воспоминания возвращаются, как бумеранг, который больно бьет затылок. И перед глазами вновь проносятся картинки истерзанного женского тела, мокрых от слез глаз, кровавых разводов на бедрах, а в ушах практически звенит ее голос. Он мотает головой. Если слишком много думать об этом — можно и с ума сойти. Поэтому… нет. Просто нет. Он не будет вспоминать, насколько реалистично это было, не будет вспоминать о собственных сомнениях — не хватало еще ненароком убедить себя в правде слов этого… Кастиэля. — Послушай, я просто… пытаюсь смотреть на ситуацию со всех сторон. Что, если он не соврал? Дин вздыхает и захлопывает книгу. — Именно на этот случай ты обзваниваешь номера вообще всех, кто слышал про Ксандру. Молодец. Я съезжу нам за пивом. Прежде, чем Сэм успевает сказать еще что-то, Дин подхватывает со своего стула куртку, накидывает ее и быстро выходит из дома. У него больше нет сил сидеть на месте — необходимо проветриться.

***

Вопреки собственным словам, он покупает не только пиво, но еще и берет заказ на вынос в какой-то дешевой забегаловке, которым собирается перекусить в машине. Дину не хочется возвращаться обратно в дом — не хочется сталкиваться с Сэмом и Бобби, с их поддерживающими, сочувствующими взглядами и неловкими попытками показать, что все «в порядке». С тех пор, как они узнали, что, по словам Кастиэля, Дин насиловал в Аду собственную девушку, похищенную демонами, они старались вести себя так, будто это — не его вина. И Дин знает, что это так! Вернее… старается заставить себя так думать. Хоть он и сказал им, что ничего не помнит о том времени, он прекрасно помнит. Если не каждую деталь, то точно большинство — помнит боль, которой было достаточно, чтобы сойти с ума, помнит, как из чистого упрямства тридцать лет держался, не позволяя себе стать тем, кого он больше всего ненавидит. Но в один момент просто не смог больше сражаться. И то, как насиловал Ксандру — тоже помнит. Даже ярче, чем хотелось бы. Помнит, как игнорировал знаки, прятал голову в песок, отказывался думать и верить — был слишком слаб. Он позволил манипулировать собой, играть на своих чувствах, и вот, к чему это привело. Как бы сильно Дин не старался убедить себя, что все это действительно может оказаться ложью, одним большим, отвратительным совпадением — глубоко внутри себя он чувствует, что это на самом деле не так. Что слова Кастиэля правда, от которой он бежит до последнего. Если он верит в это, значит, признает, что встретится не только с Ксандрой, но и с… двумя своими дочерями, о которых ничего не знает. Ненавидят ли они его? Презирают ли за то, как он обошелся с их матерью? Захочет ли вообще кто-то из них видеть его снова, или его встретят не хотя бы с улыбкой, а с оружием? Прикажут убираться? Что он тогда будет делать? Скорее всего, просто уйдет. Разве он может требовать от Ксандры понимания? Даже если он верил, что происходящее — не больше, чем игры с его разумом, он все равно позволил этому случится. К нему не может быть никакого доверия. Ни у Ксандры, ни у… девочек, ни даже у Сэма или Бобби — они не знают, не догадываются, кем он стал за годы, проведенные в Аду. Они искренне верят, что он ничего не помнит — что эти сорок лет, которые для них прошли за четыре месяца, не оставили на нем никакого отпечатка. Сам Дин действительно предпочел бы, чтобы его ложь была правдой. Ему так не хочется помнить ничего из того — ни из боли, ни из страха, ни из опустошения, которое высосало из него все, что только можно было высосать. В те десять лет, Дин знает, он перестал быть собой — он впитал в себя все, чему его учил Аластор, стал его тенью, от которой грешники тряслись в ужасе и прятались по углам, но никогда не могли убежать. Вопли, слезы, слюни, кровь, вываливающиеся наружу внутренности — он помнит слишком много, чтобы забыть. Руки Дина всегда по локоть были в крови, но теперь… теперь кровь у него на волосах, в ушах, в носу, во рту — она стекает по нему, собираясь в большую, отвратительную лужу под ногами, капает с кончиком пальцев и мочек ушей, пропитала собой всю одежду. Ее невозможно отстирать от одежды, и даже если он наденет новую, она тоже до нитки промокнет в крови. Разве позволено такому человеку любить? А быть любимым? Дину кажется, что нет. Он отпивает из бутылки, наслаждаясь тем, как холодное пиво приятно горчит во рту, и вздрагивает, когда тишину салона прерывает телефонный звонок. Это Сэм. Почему вдруг звонит? Неужели потерял? Дин, шумно выдохнув через нос, тянется за телефоном. — Да?.. — Ты где? — резко спрашивает брат, и Дину даже хочется выпрямиться от того, насколько его голос звучит напряженно. — Что-то случилось? — Да. Ксандра до меня дозвонилась.

***

Свет фар Импалы разрезает ночную тьму, когда они проезжают по дороге. Дин напряжен и сосредоточен, его взгляд направлен прямо вперед, а пальцы крепко сжимают руль Детки. Сэм время от времени косится на него, продолжая заниматься исследованиями на тему ангелов, но они практически не говорили с того момента, как Дин вернулся к Бобби. Они собрались настолько быстро, насколько могли, чтобы отправиться к назначенному месту — Ксандра позвонила из другого штата, и дорога до нее займет приличное количество времени. Сэм несколько раз пытался завести диалог, но проваливался каждый раз — мысли Дина были не здесь, далеко не здесь. Ксандра позвонила сама. Она не стала прятаться, бежать от них, хотя могла бы — они понятия не имели, где она, и месяцы могли уйти на то, чтобы хотя бы выйти на ее след. Но вместо этого она сама шла к ним в руки, как бы это ни звучало. Многого Сэму она не сообщила — просто сказала, что ждет их, и «обо всем» они поговорят позже, когда встретятся. И вряд ли этот разговор будет приятным. Хотя кое-что вселяло ему надежду — Ксандра не звучала так, будто хочет убить их обоих. Или только Дина. По крайней мере, это немного обнадеживает. Но только немного. За все то время, что они находятся в дороге, он перебрал огромное количество вариантов, как с ней заговорить — что сказать, если она помнит и злится, если ненавидит или даже хочет ударить. Даже подумал над тем, что будет делать, если она вдруг не помнит — но это настолько маловероятно, что он не уделил этим мыслям больше нескольких минут. Если помнит он, значит, Ксандра тоже помнит. И… дочери, если слова о них правда, тоже. Ксандра не сказала Сэму, одна она или нет, так что до встречи им остается только гадать. Как бы трусливо это ни звучало, Дину хочется, чтобы это было ложью. С тем, что творится в их жизни и с тем, что будет твориться дальше, дети — это обуза. Можно сколько угодно говорить, что они со всем справятся, но дети в их ситуации — слабость. Груз, который будет тянуть на дно. Да и… честно говоря, Дин совсем не уверен, что будет хорошим отцом. Он боится быть похожим на своего — на непоколебимого, как скала, вечно холодного и грубого Джона Винчестера, который видел в родных сыновьях солдат, нуждающихся в дисциплине, а не в отце. И ладно они с Сэмом — они были мальчиками, но две девочки… это кажется настоящим кошмаром. Как ему с ними взаимодействовать? А если они ненавидят его, как, возможно, Ксандра? Что тогда? Просто оставить все… это, как есть? Позади? Забыть? — Дин, — доносится голос брата до него. Дин косится на Сэма, но ничего не отвечает. Тот вздыхает. — Я же вижу, что ты нервничаешь. — Сэм, я буду очень признателен, если ты не будешь отвлекать меня от дороги. — Ты можешь водить машину пьяным и с закрытыми глазами. — Что ты от меня хочешь? Сэм тяжело вздыхает и почти закатывает глаза, а потом вновь смотрит на него. — Я хочу помочь. — Как? — Знаешь, если бы ты чаще рассказывал о том, что с тобой происходит, было бы гораздо проще. Дин даже косится на него. Серьезно? — Я просто хочу, чтобы ты поговорил со мной, Дин. Как брат с братом, — о, нет, только не прием щенячьих глаз, который всегда, мать его, срабатывает. — Что ты хочешь услышать? По-моему, тут и так все очевидно. — Да, но… — Слушай, я просто не хочу, чтобы моя девушка выстрелила мне в лицо, как только увидит, ясно? — Ну, она не звучала так, будто хочет так поступить. — А то ты Ксандру не знаешь, — фыркает Дин. — Может быть, все обойдется. Может быть, она не помнит, как и ты… Дин только криво, поломано улыбается. Ага, как же. Если бы эта его ложь была правдой, было бы гораздо легче. Но от этого не легче никому, кроме, разве что, Сэма и Бобби. Им с Ксандрой… придется о многом поговорить, если она захочет поговорить с ним. И Дин понятия не имеет, с какой стороны подступиться. — Все будет хорошо, — обещает Сэм. Дин снова на него косится, едва заметно качая головой. Он в этом не уверен.

***

Они добираются до места назначения к вечеру, когда небо из голубого окрашивается ярко-оранжевым теплым цветом. Детка останавливается на стоянке небольшого двухэтажного мотеля, и, когда Дин выбирается наружу, он почти моментально натыкается взглядом на Ксандру — она стоит под навесом, сложив руки на груди и прислонившись плечом к балке. Со своего места он не может рассмотреть ее детально, но она, по крайней мере, кажется спокойной — никакой враждебности. Разве что выглядит так, будто… устала. Они с Сэмом переглядываются и подходят ближе, когда Ксандра выпрямляется. Вблизи она выглядит даже хуже — бледная и растрепанная, с синяками под глазами и в одежде явно не первой свежести. — Привет, — произносит она хриплым голосом и тянется, чтобы обнять Дина. Он замирает в ее руках, как каменное изваяние, но спустя мгновение сам обнимает ее в ответ — не слишком крепко, боясь, что такое ему не позволено. Ксандра доверительно к нему прижимается, а потом отпускает, чтобы обнять и Сэма, с которым объятия получаются гораздо крепче. — Рад тебя видеть, — на лице брата появляется нежная улыбка. Ксандра кивает ему. — Я тоже рада. Но после этого улыбка пропадает с ее лица. — Идем, нам нужно поговорить. Она проводит их к стойке регистрации, чтобы они сняли номер, и на вопрос «зачем?», если у нее уже есть номер, она отвечает «так надо». Когда дверь за ними закрывается на замок, Ксандра падает на один из стульев, пока они остаются стоять. — Вы уже встречались с тем, кто нас вытащил? — спрашивает она. Дин и Сэм переглядываются. — Да. Его зовут Кастиэль. Ксандра кивает. Она кажется задумчивой, когда складывает руки в замок. — Как ты попала в Ад? — спрашивает Дин, и Ксандра переводит на него взгляд. — Меня похитили. О. Ох, дерьмо. — Я толком не помню, как это произошло, но помню, что на меня напали и я потеряла сознание, и проснулась уже там. Сэм рядом с ним шумно выдыхает через нос и шипит что-то вроде «я должен был знать», но Ксандра на это только качает головой устало. Дин сглатывает, чувствуя, как внутри у него все холодеет. Ксандра кажется спокойной, нет, усталой — будто все происходящее вокруг ее достало настолько, что эмоций реагировать просто не осталось. — Зачем ты была им нужна? — на этот раз вопрос задает Сэм. Теперь Ксандра смотрит на него, и в ее глазах мелькает какая-то странная эмоция, которую Дин не успевает распознать. Тихим голосом она говорит: — Они хотели провести эксперимент. Что будет, если родить в Аду. Дин с трудом остается стоять на ногах, но забывает, как дышать. Ему кажется, что он ослышался — но нет, он понимает, что это правда, когда Ксандра повторяет эти слова на вопрос Сэма «что?». Значит, все то, от чего он так старательно бежал, прятался в песочном замке из «может быть, пронесет» и «мы не можем знать наверняка», видя со своего места, как накатывает огромная волна понимания, что нет, не пронесет. То, что происходило тогда — действительно правда. Он… он позволил себе… блядство. — И… — тянет Сэм. — Я родила. Ксандра смотрит прямо на него — следит за реакцией. — Значит, это правда. — Правда? — она смотрит на Сэма. — Тот, кто вытащил вас из ада, сказал нам, что у тебя две дочери. Она хмурится, но кивает. — Одна из девочек, Аня, абсолютно обычная, за исключением некоторых способностей, — продолжает Ксандра пустым голосом, и от Дина не скрывается, как Сэм чуть вздрагивает, когда слышит это. — А вот вторая, Хоуп… она была зачата там. И это отразилось на ней сильнее. — Что это значит? — резко спрашивает Дин. Одна родилась в Аду, а другая была там зачата? Значит, она родила ту девочку, которой была беременна еще до попадания туда… — Она не демон, но Ад у нее в крови. Вы поймете, что я имею в виду, — Ксандра поднимается, чтобы посмотреть на них абсолютно серьезно — с предупреждением, которым Дина пробирает до самых костей. — Если вы считаете, что не готовы иметь с этим дело, то уходите. Мне и так… и так было тяжело убедить их, что я люблю их такими, какие они есть. Не хочу, чтобы все это было уничтожено. — Мы никуда не уходим, — быстрее, чем Дин успевает открыть рот, отвечает Сэм и смотрит на него. — Так ведь? Ксандра с тем же вопросом тоже смотрит на него. Дин запоздало кивает. Разумеется, он не отказывается от них из-за этого. Он не отказался от Сэма, узнав про него правду, и не откажется от… своих дочерей. Тем более, если Ксандра уже любит их — говорит об их защите с такой яростью в голосе. — Да… да, Ксандра, мы никуда не уходим. Но… — Но? Ладно, он должен это сделать. — Нам надо поговорить. Это заставляет ее слегка удивленно поднять брови. — Хорошо. Дин поворачивается к брату. — Не мог бы ты… — Я понял, ухожу. Когда за Сэмом закрывается дверь, Дину кажется, что еще немного — и он получит пулю в лоб, но вместо того, чтобы стоять столбом и ждать, когда Ксандра заговорит первой — это разговор должна начинать точно не она — он делает шаг к ней. — Мне жаль. — Я знаю, — отвечает она, и теперь Дин видит в ее глазах эмоции — печаль, тоску, боль, но вместе с тем — любовь. Она не злится на него, понимает он. — Я знаю, что тебе жаль. И я тебя прощаю. Дин снова замирает. — Ты не можешь просто так сказать «прощаю». Не после того, что я с тобой сделал. В глазах Ксандры загорается яростный огонек, и она тоже делает шаг к нему, оказавшись практически вплотную — и ей приходится поднять голову, чтобы продолжать смотреть ему в глаза. — Ты хотел этого? Дин отступает. — Нет, я… — Тогда почему я не могу тебя простить? — Ксандра, это было… — Я знаю, что это было, Дин. Я была там. Я пережила это, — говорит она со злостью. — И я помню, я знаю, что ты не хотел этого, но этот ублюдок Аластор заставил тебя. — Я просто… — он отводит взгляд. — Я не понимаю, как ты можешь так просто… Ее прохладная ладонь касается его щеки, чтобы заставить посмотреть на нее снова. Лицо Ксандры достаточно близко, чтобы он мог рассмотреть цвет ее глаз, бледность кожи, заметить маленькие шрамики — и старые, и будто бы даже новые. — Я знаю, что у тебя не было выбора, Дин. Ты ведь помнишь об этом? Да… да. Он, черт возьми, помнит. Как он может не помнить этого? Что случилось в тот единственный раз, когда он отказался брать Ксандру силой — что с ней потом сделали ему в назидание, какую боль причинили. — Я ненавижу это, — шепчет Дин. Ксандра вдруг тянется и обнимает его — так крепко, насколько хватает его сил. И он отвечает ей тем же — стискивает в руках тонкое тело, притягивает ближе к своей груди, пытаясь защитить от всего остального мира одними своими руками, зарывается носом в волосы и зажмуривается, боясь, что это всего лишь сон. Мечта, которая рассеется, стоит ему проснуться. Но сколько бы они так не стояли, обнимаясь и прижимаясь друг к другу, будто если их тела перестанут друг друга касаться — настанет конец света, Дин не просыпался. А значит, это не сон. Ксандра первой разрывает объятие — но только для того, чтобы поцеловать его. Это не их обычный страстный поцелуй — это нечто нежное, нечто гораздо большее. Она проводит языком по его губам, не вынуждая — только предлагая, и он отвечает на это приглашение, обнимая ее лицо ладонями. Когда они отстраняются друг от друга, Ксандра выглядит взволнованной. — Девочки… они в соседнем номере. Черт, ладно. Теперь и Дин волнуется. Она мягко берет его за руку. — Не волнуйся. Пойдем, вам всем следует познакомиться. Когда они покидают номер, Сэм стоит у Импалы и машет им рукой — отошел, как можно дальше, чтобы не подслушивать. Умница какой. Ксандра тоже машет ему рукой, чтобы возвращался — и подходит к соседнему с их номером, начиная копаться в карманах, чтобы выудить ключ и открыть дверь. Когда они входят внутрь, Дину кажется, что его сердце ухает куда-то вниз. На диване сидят две девочки в обнимку. У одной — светлые кудрявые волосы, которые, как помнит Дин, были у их мамы. Она смотрит на них с настороженным, даже немного напуганным лицом, и крепче прижимает к себе вторую девочку помладше — с уже темными прямыми волосами, чем-то напоминающими прическу Сэма. Ксандра подходит к ним ближе и присаживается на корточки. На ее лице расцветает мягкая, нежная улыбка — Дин никогда не видел, чтобы она смотрела на кого-то так же, как на… их дочерей. Как же это странно и непривычно звучит… — Привет, милые. Девочки ничего не отвечают. — Я привела к вам кое-кого. Ксандра подзывает их с Сэмом, и они подходят, не уверенные, как вести себя рядом с… Аней и Хоуп, кажется? Да, точно. Обычно Дин хорошо ладит с детьми, но не когда… когда это его собственные. Черт, что он должен делать? Что ему говорить? Вдруг он случайно обидит их, или расстроит? — Это, — Ксандра указывает на Сэма. — Ваш дядя, его зовут Сэм Винчестер. А это… Она указывает на него. — Ваш папа, Дин Винчестер. От Дина не укрывается то, как обе девочки быстро смотрят на него — и у старшей, Ани, совершенно обычные человеческие глаза, а вот у младшей… эту тьму он узнает из тысячи. Ее зрачки полностью черные. Вот, что имела в виду Ксандра, когда говорила, что они поймут… Она еще говорила про какие-то способности Ани… Но все это можно обсудить позже. Сейчас это не важно. Сэм отмирает первым — добродушно улыбается Ане и Хоуп, машет им рукой. — Привет. Видно, что девочки им не доверяют — не хотят доверять. Возможно, даже боятся. Еще бы… два неизвестно откуда взявшихся дядьки, абсолютно незнакомых, которые, оказывается, близкие родственники. Дин тоже не доверился бы, даже если бы кого-то такого лично привел отец. Но это его дочери — и он обязан подступиться к ним. Дин присаживается на корточки рядом с Ксандрой и протягивает руку. Несколько мгновений ничего не происходит — обе девочки смотрят на протянутую руку, как на ядовитую змею. Ему кажется, что проходят целые минуты перед тем, как Аня осторожно отнимает руку от плеча своей сестры и протягивает ее в ответ — Дин нежно обхватывает маленькую ладошку своими большими пальцами и осторожно сжимает. — Будем знакомы, девочки? — спрашивает он. Хоуп все еще смотрит на него недоверчиво, но Аня робко кивает. Дин не представляет, чего ей стоит этот акт доверия к нему. — Да. Дин едва заметно выдыхает. Им еще во многом предстоит разобраться, многое придется сделать. Но теперь, по крайней мере, у него есть дополнительный стимул — не только любимая девушка и несносный младший брат, но и две, пока что слишком хрупких для этого мира и него самого, дочери.