Splitting the difference

Лютик икнул, при этом движении из его кубка выплеснулось вино. Он чертыхнулся, но не стал утруждать себя тем, чтобы вытереть это. В знак солидарности его собутыльник тоже вылил половину своей чашки на стол. Лютик оценил проявление товарищества, хотя подумал о том, что владелец этого паба, вероятно, не оценит такой знак дружбы. — …И это… это… Лютик снова сосредоточился на своем собеседнике, понимая, что тот вовлечен в разговор, который он случайно пропустил мимо ушей. Он старался выглядеть заинтересованным, широко раскрыв глаза, чтобы показать, что он очень внимательно слушает. Однако он не совсем уловил, что говорил этот человек, слова проносились над ним в потоке шума, лишенного смысла. Ему потребовалось пара минут, чтобы понять, что мужчина ждет его ответа, и он немного замялся, пытаясь придумать, что ответить. — Угу! — решительно сказал он, поднимая свой бокал в знак согласия. Он не знал, на что согласился, но его собутыльник похоже был доволен. Судя по всему, ему было приятно находиться рядом со своим собутыльником. Он встретил этого человека — мужчину на несколько лет старше себя и с жидкой бородкой, — после выступления и опустился на скамейку рядом с ним, распознав в позе этого человека родственное разбитое сердце. (И примерно в восьми пустых кружках у его локтя). Теперь, спустя три часа, Лютик услышал рассказ мужчины о возлюбленной, презиравшей его, и рассказал свою собственную печальную историю произошедшую на горе, несколько раз даже всплакнул. В какой-то момент он прислонился к плечу мужчины и жалобно всхлипнул, а его спутник утешающе потрепал его по волосам. Прекрасный мужчина, собутыльник Лютика. — А почему бы и нет? — возмутился его новый друг, стукнув кулаком по столу так, что его кружка опрокинулась. — Эта жизнь… она… она коротка, вот что это такое! — Лютик снова поднял свой бокал в знак согласия. — Почему бы нам не наполнить его любовью? — Сюда, сюда! — провозгласил Лютик. Когда на этот раз он поднял свою чашку, то приложил слишком много усилий, и она полетела через всю комнату. Хотелось бы надеяться, что она была пуста, но он не был уверен. — Чего бы я только не отдал, чтобы снова быть рядом с ним, — с тоской проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Лютик так сосредоточился на том, чтобы приподняться и поискать свой опрокинутый стакан, что не заметил, как его собутыльник начал бормотать себе под нос слова, которых он не понимал. К тому времени, как он огляделся, руки мужчины начали светиться, луч света подбирался к запястью Лютика. Мужчина лучезарно улыбался ему, его улыбка была доброжелательна, в то время как по его щекам текли слезы. — Для меня уже слишком поздно, друг мой, — произнес мужчина, хлопая Лютика по плечу с такой силой, что тот наполовину сполз со скамейки на пол. — Но ты? Прими этот подарок и верни свою любовь, чтобы больше никогда с ним не расставаться! С этими словами мужчина хлопнул в ладоши, и мир Лютика растворился в ослепительном взрыве света, прежде чем все стало полностью черным.

***

Геральт сразу же вскочил на ноги, когда в его комнате открылся портал, потянулся за своим мечом и вынул его из ножен одним плавным, отработанным движением. Он сощурился от света, льющегося в полумрак комнаты, глаза защипало от контраста, из груди инстинктивно вырвалось рычание. Его медальон жужжал, как пчела, у него на груди, реагируя на невероятно сильную магию в непосредственной близости. Он приготовился атаковать. Ведьмак чуть не споткнулся из-за потери равновесия, когда облако оранжевого дыма рядом с ним заставило что-то обвиться вокруг его запястья. Он зарычал, поворачиваясь и занося меч для удара. А затем чуть не уронил клинок при виде до боли знакомого барда рядом с ним, болтающегося на его руке с блестящими наручниками, соединяющими их запястья.

***

— О, боги, — простонал Лютик, его первое осознание окружающего мира — головокружительная смена ориентации и раскалывающая боль в голове. — Вот черт, — добавил он для пущей убедительности. Он попытался прижать руки к своей ноющей голове, но одна из них удерживалась чем-то, на ощупь похожим на металл. Он снова потянул, нахмурив брови, глаза были все еще закрыты. Подергав еще он понял, что привязан одним запястьем к чему-то неподвижному. Лютик нахмурился, отчаянно пытаясь вспомнить, что именно и с кем он делал прошлой ночью. Щурясь от света, который пронзал его мозг, как нож для колки льда, он открыл глаза и отшатнулся от неожиданности так сильно, что шлепнулся на задницу, когда обнаружил, что смотрит прямо в сердитые золотые глаза. Геральт. Сердце бешено колотилось, он инстинктивно дернул за цепь на запястье, в ушах звенело от эха ненавистных слов, доносящихся с горы. Он не знал, зачем Геральту понадобилось надевать на него чертовы наручники, но он не горел желанием сидеть сложа руки и слушать, как ему говорят, что он — проклятие существования ведьмака. Однако все, чего он добился — это резкого рывка, заставившего его спотыкаясь опуститься на колени ближе к кровати, где сидел нахмуренный Геральт. Оказывается, презрительный взгляд на самом деле явился благом, поскольку он достаточно раззадорил Лютика, чтобы он смог прийти в себя, а также забыть о своем ужасном похмелье, особенно когда он понял, к чему именно был привязан: к манжете на его левом запястье, соединенной блестящей цепочкой с манжетой на правом Геральта. — Во что, черт возьми, ты играешь? — потребовал он, дергая за цепочку, отчего, кажется, у него в голове все перевернулось. — «Во что, черт возьми, ты играешь?» — с издевкой передразнил Геральт, дергая в ответ, и Лютик впечатался лицом в матрас. Это еще больше раззадорило Лютика. — Ты что, похитил меня? — возмущенно закричал Лютик, не обращая внимания на то, как от своего громкого голоса звенит в ушах и пульсирует голова. — Какого хрена, Геральт? Ведьмак закатил глаза, и Лютик испытал безумное желание укусить его, как дикая собака. — Ты проник в мою комнату и связал нас гребаными неразрывными узами, — прорычал Геральт. Выражение его лица было настолько злобно-недовольное, что Лютик подумал, что он, скорее всего, обмочился бы, если бы не знал Геральта лучше и не был бы взбешен больше, чем когда-либо в своей жизни. Прежде чем он успел огрызнуться, до него дошел весь смысл сказанного Геральтом, и он откинулся назад. — Что значит неразрывными?!

***

Геральт морщился, пока Лютика рвало в окно. От барда все еще разило алкоголем, так что похмелье и рвота не так уж удивительны. Однако это дало Геральту время собраться с мыслями. Его первым ощущением, когда Лютик появился прошлой ночью, была тревога. Полная неподвижность барда на мгновение убедила его, что он мертв, наконец-то пойманный врагом или рогоносцем, который отправил его труп Геральту, чтобы доказать свою правоту. Его сердце упало в пятки при мысли о том, что он оставил Лютика легкой добычей. Затем Лютик пробормотал что-то бессмысленное, и до сознания Геральта донесся запах дешевого вина. После этого ему пришлось ждать долгие часы, пока бард, наконец, проспится. Он кипел всю ночь, уставившись в стену, раздраженный и разочарованный тем, что его втянули в какое-то дерьмо, частью которого он даже не был. И все из-за барда. (Он старался не думать о том, что Лютик сделает или скажет, когда проснется, учитывая, как быстро Геральт ушел с горы). Как только барда в очередной раз вывернуло на изнанку, Геральт протянул ему тряпку и чашку с водой, чтобы прополоскать рот, хотя бы для того, чтобы избавиться от запаха, и между сухими вздохами тот рассказал ему те крохи информации, какие он на самом деле помнил. В общем, это не так уж много, большая часть затерялась в дымке обильного питья. (Геральт решительно не прислушивался к тихому голосу в своей голове, который указывал на то, что он никогда раньше не знал, что Лютик может напиваться до такой степени, и что слова барда звучали так, будто в последнее время это стало довольно частой привычкой). — …а потом, — произнес Лютик, закашлявшись, прежде чем снова прийти в себя, дыша медленно и размеренно. Геральт замер, чувствуя, как его рука автоматически потянулась к нему и начала водить кругами по спине, безжалостно подавляя этот порыв. — Потом он сказал, черт, я даже не знаю, что он потом сказал, что-то о лю… — он оборвал себя, на его щеках появился слабый намек на румянец. — А потом появился свет, и потом я уже здесь, — он обиженно покосился на манжету на своем запястье. Геральт заставил себя сохранять спокойствие. Он знал о Лютике достаточно, чтобы понимать, что если он затеет ссору, бард, скорее всего, начнет «забывать» больше деталей, из вредности, чтобы позлить его. — Отлично. Мы найдем этого колдуна и заставим его все исправить. Как его зовут? Лютик замер. — …по моему, его имя начиналось с буквы «П».

***

После предсказуемого взрыва Геральта по поводу его неспособности назвать имя своего собутыльника, кроме «вроде бы «Р», или, может быть, «Н», или «О», или, возможно, «А», ведьмак быстро собрал вещи, побросал их в сумку и потащил Лютика за собой. Благодаря какой-то причуде магии Безымянного собутыльника, собственная сумка Лютика и его лютня тоже отправились в путешествие, все еще упакованные с момента его прибытия в паб накануне. Он хмуро смотрел в спину ведьмака, когда его дергали за поводок, изображая насмешку при нескольких более грубых выпадах в виде угрозы. Собрав вещи, они отважились спуститься вниз и, не обращая внимания на косые взгляды, которые бросали люди на их наручники, доели завтрак. Геральт заказал большое блюдо с яичницей, жирным мясом и поджаренным хлебом, намазанным маслом. Лютик откусывал от своего простого хлеба аккуратными маленькими кусочками, исподлобья поглядывая на ведьмака, пока тот ел с наслаждением, причмокивая гораздо громче, чем когда-либо прежде. Их следующее разногласие за день возникло, когда пришло время уходить. Все еще с похмелья, Лютик шел, сильно шатаясь, а цепь на их наручниках была слишком короткая, чтобы позволить Геральту ехать на лошади, а Лютику плестись рядом. Им придется либо ехать вместе верхом, либо идти пешком. Вот так Лютик оказался позади Геральта, крепко прижавшись к его спине, чтобы тот мог обеими руками держать поводья. В своих мечтах Лютик воображал, что подобные вещи могут быть захватывающими, но на самом деле быть прижатым к твердым доспехам ведьмака, сидя в седле, — это урок страдания. Несмотря на все его попытки что-то изменить, на самом деле ему так и не удалось найти способ сесть удобно. — Прекрати ерзать, — рявкнул Геральт, и Лютик начал ерзать еще энергичнее, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Хотел бы я посмотреть, как ты будешь сидеть смирно, когда седло придавит твой член, — выплюнул Лютик в ответ, замерев только тогда, когда Плотва начала тревожно гарцевать. Свободной рукой он похлопал ее по шее в знак извинения, прежде чем Геральт отмахнулся от него. — Ну, ты не можешь идти, так что… — Геральт замолк, а Лютик размышлял о цене и преимуществах того, чтобы обмякнуть и выпасть из седла только для того, чтобы потащить ведьмака за собой. В конце концов, мысль о том, что ехать лучше, чем плестись пешком, несмотря на головную боль, победила, и он притих. С трудом.

***

Геральт испытал облегчение, когда они, наконец, остановились на целый день, несмотря на небольшое расстояние, которое они прошли. Не желая перегружать Плотву, им пришлось делать неоднократные привалы в течение дня. Геральт весь день остро ощущал близость Лютика, крепко прижимающегося к его спине и к бедрам, свесив руки по бокам. Бард неоднократно пытался размахивать ими во время езды, как он обычно это делал, и потребовались усилия воли, чтобы заставить его остановиться, получая от него неприязненные взгляды и сердитое бормотание при каждом рывке за цепь. Однако даже после того, как лагерь был разбит — задача, ставшая в три раза длиннее и в четыре раза тяжелее из–за необходимости работать в команде, Геральт понял, что его испытания еще не закончились. Ему нужно отправляться на охоту. Лютик не поверил своим ушам, когда Геральт впервые произнес это, грубовато сказав, что ему нужна свежая еда. — Ты же не серьезно? — удивился Лютик. Геральт непонимающе посмотрел на него. — Ты, — Лютик неопределенным жестом раскрытой ладони указал на Геральта, — занимаешься охотой. А я нет. В ответ Геральт дернул рукой, и бард плотно сжал губы, впиваясь взглядом в металл, как будто мог разорвать связь одним лишь взглядом. У него ничего не получилось.

***

Лютик в настоящее время подумывал о том, чтобы стать одним из благочестивых святых людей, которые воздерживаются от всего плотского, в знак своей набожности. (Ну, по крайней мере, от мяса жареного кролика). Он едва сдержался, чтобы не вздохнуть или не топнуть ногой, когда они снова начинают двигаться, острый взгляд Геральта послужил предупреждением, когда палка щелкнула под ногами и добыча убежала в поле. Чувствуя себя мелочным, он наступил на сухую палку еще раз и обнаружил, что его подхватили и понесли, перекинув через плечо, как мешок с зерном. Лютик завизжал от ярости и начал колотить по широкой спине ведьмака. — Прекрати, — прорычал Геральт. При каждом шаге плечо ведьмака врезалось Лютику в живот, выбивая из него дух. — Отпусти меня, — хрипел Лютик, гадая, сможет ли он дотянуться достаточно, чтобы в отместку ударить его по яйцам. — Ты ходишь, как крикливый малыш, — сказал Геральт. — Если хочешь поесть сегодня вечером, заткнись и сиди тихо. Лютик серьезно рассматривал свой план «Удар по драгоценностям ведьмака», но голод вмешался и напомнил ему, что нападение на мужское достоинство Геральта — каким бы дико заслуженным оно ни было — вряд ли насытит его. Он сохранял спокойствие, участвуя в охоте Геральта и как ни странно, на ведьмака почти не повлияло то, что у него на плече висел целый человек. Он явно немного потерял равновесие, но за три четверти часа ему удалось подстрелить трех кроликов. И Лютик наконец-то оказался на земле с ушибленным животом. Он обиженно потирал его всю обратную дорогу до лагеря, полностью игнорируемый Геральтом. Следующий этап его страданий наступил, когда Геральт остановил его на полпути, чтобы освежевать животных. Ведьмак всегда делал это вдали от лагеря, чтобы избежать падальщиков, и поэтому Лютику никогда на самом деле не приходилось наблюдать, как это происходит, он всегда с радостью получал идеально очищенную добычу, готовую к приготовлению. Он задохнулся при первом же звуке, с которым нож Геральта вошел под шкуру первого из кроликов. Лютик вздрогнул, едва сдерживаясь, чтобы его не стошнило. — Ты можешь копаться в трупе кикиморы, но потрошить кроликов — это слишком для тебя? — спросил Геральт, сдирая с кролика шкуру. Лютик с головокружением размышлял о том, чтобы полностью отключиться, пока не будет готов ужин. — Зверь, который… — он замолчал от ужаса, когда теплая струя крови попала на его кисть, и он безуспешно дернул ею. — Геральт, это отвратительно! Когда единственным ответом была легкая ухмылка, говорящая о том, что Геральту нравится быть мудаком, Лютик с негодованием начал обдумывать технику снятия шкуры с ведьмака.

***

Как только Геральт закончил не очень приятную процедуру, Лютик успокоился и замолчал. Они вернулись в лагерь во враждебном молчании, Лютик несколько раз порывался затеять ссору, но понял, что его еще не покормили. Геральт накормил бы его в любом случае, хотя бы для того, чтобы не слышать жалоб на голод, но он не будет жаловаться на тишину. Покончив с ужином, они устроились поудобнее, несколько раз спотыкаясь друг о друга при раскладывании своих спальных мешков. Им пришлось лежать близко друг к другу, не так, как раньше, и их вынужденная близость немного напрягала. Рука Ведьмака была наполовину вытянута вместе с рукой Лютика, и он почувствовал, что барду так же было не удобно. Зная, что тот обычно спит на боку, Геральт испытал искушение поменяться местами, когда Лютик перевернулся на другой бок, но атмосфера между ними была настолько напряженная, что он не решился предложить. Несмотря на дискомфорт, Лютик заснул относительно быстро, и Геральт испытал облегчение, по крайней мере, на некоторое время. Он невольно слегка улыбнулся, когда Лютик начал поворачиваться, как он и предполагал, и ради того, чтобы не разбудить его и не нарваться на ссору, Геральт сильнее вытянул руку. После минутного колебания он положил руку Лютику на бок, и это, как ни странно, его успокоило. Расслабившись, он впервые по-настоящему задумался о напряженности между ними. Напряжение, за которое, как он знал, несет ответственность он сам. Между ними никогда раньше не было такого гнева, такого разочарования. Несмотря на магические наручники, всего несколько месяцев назад Геральт и представить себе не мог, что между ними возникнет такое напряжение. Конечно, у них были разногласия на протяжении многих лет, потасовки, несогласия и размолвки, которые обычно решались путем борьбы или игнорирования друг друга в течение дня или около того, но такого уровня неприязни между ними никогда не было. Это одна из причин, по которой он так быстро спустился с горы, не желая сталкиваться с последствиями своего слепого гнева. Он понял, что зашел слишком далеко, в ту же секунду, как все это сказал. Даже если бы он не знал барда так хорошо, одно выражение лица Лютика сказало бы ему, что он коснулся тех вещей, которые ему следовало бы оставить в покое. Его быстрый побег с горы был попыткой избежать столкновения со своими собственными ошибками, попыткой увеличить расстояние между ними, прежде чем Лютик соберется с мыслями.

***

Они испытали облегчение, когда на следующий день добрались до гостиницы. Лютик знал, что от него все еще пахло алкоголем, его единственное счастье, что он был в темной одежде, на которой не видно грязи и засохших пятен от вина, ему отчаянно хотелось помыться. Ванна оказалась невелика для того, чтобы в ней могли одновременно сидеть двое взрослых мужчин. Особенно двое взрослых мужчин, едва разговаривающих друг с другом. Между ними состоялся напряженный спор, кто пойдет мыться первым. В прошлом Геральт позволял Лютику идти первым, обычно он был более чистым из них двоих, из-за того, что он «не зарабатывает на жизнь потрошением монстров». Однако на этот раз Геральт был чище. Потребовалось некоторое время для обсуждения, но в конце концов Лютик согласился и Геральт начал раздеваться. Так как рубашка не снималась, ее пришлось повесить на цепочку их наручников. Со своего места, сидя на краю ванны и чувствуя себя более чем откровенным развратником, Лютик с мрачным весельем подумал, что это одна из самых красивых рубашек Геральта и носить ему ее придется пока не снимут наручники. Геральт забрался в ванну и устроился поудобнее. Неловкость между ними причиняла боль. Лютик помнил времена, когда быть обнаженными рядом друг с другом было легко и привычно. Его пальцы покалывало от желания погладить волосы Геральта, и он сжал руки в кулаки, чтобы не поддаться искушению. В момент размышлений он потянулся за ближайшим ведром, и сняв с себя рубашку, окунул ее и рубашку Геральта в воду, чтобы они отмокли. Если он просто будет тихо сидеть и ждать своей очереди, он, по крайней мере, сможет принести пользу в это время.

***

Геральт не помнил, что когда-либо чувствовал себя менее расслабленным в горячей ванне. Раньше это было привычно — купаться рядом с Лютиком. В этом было что-то утешительное, что-то, что могло успокоить: теплая вода и бессмысленная болтовня, заботливые руки в его волосах и теплое полотенце на спине. В его самых сокровенных мыслях это было то, чего он ждал с нетерпением, награда по окончании контракта. Несмотря на синяки, переломы и царапины, несмотря на дерьмовую зарплату и недалеких деревенских жителей, Геральт, по крайней мере, знал, что у него будет горячая ванна, которую он с нетерпением ждал. Теперь это было просто неловко. Лютик отдернул руку, когда они потянулись за куском мыла, и Геральт, стиснув зубы, стал намыливать тряпку, чтобы получилась пена, прежде чем снова положить его на маленький поднос рядом с ванной. Бард на мгновение взглянул на него, прежде чем взять мыло в руку, как будто Геральт пытался его обмануть. Недоверие причиняло боль. Самая неловкая вещь из всех — это тишина. Лютик не болтал, не напевал себе под нос обрывки песен. Он также решительно не смотрел на Геральта все это время. Ведьмак был готов затеять ссору из-за этого, раздуть пузырь неловкости ехидным комментарием о том, что Лютик воспользовался случаем, чтобы насмехаться над ним. Бард, однако, был безупречным джентльменом. Он сидел на краю ванны и вел себя наилучшим образом, начисто отстирывая рубашки и отжимая их. Геральт свободной рукой тер мыльной тряпкой свое тело, ненавидя себя за то, что жалеет, что это делает он сам. К тому времени, как он закончил, Лютик достирал их рубашки, а затем последовал неловкий танец: один выходит из ванны, другой садится, и ни один из них не поскользнулся. Геральт подумал о том, чтобы подогреть воду с помощью Игни, но не решился нарушить напряженную тишину. Он не смотрел на Лютика, пока тот садился, движимый каким-то странным импульсом ответить любезностью. Однако, даже не видя его, он все равно мог представить барда обнаженным, годы совместной жизни сделали его таким же знакомым с телом Лютика, как и со своим собственным. Впервые он задумался о том факте, что ему никогда не предлагали отплатить тем же и искупать Лютика, как делал это он.

***

Они ненадолго задержались у огня, чтобы как можно лучше просушить свои рубашки, прежде чем надеть их обратно, слегка подшучивая и толкаясь. Тем не менее, им удалось одеться, не покушаясь на жизнь друг друга, без ссор и упреков, и Лютик готов был воспринять это как победу. Он взял лютню с собой, когда они пошли вниз, и сделал вид, что не заметил недовольного лица Геральта. Публика была хорошая, Лютик мог сказать сразу. Он уже знал, что будет выступать. Однако, когда он заговорил об этом с ведьмаком после того, как они поужинали, тот наотрез отказался. — Нет. — Да. — Нет. — Гер…! — Нет. Лютик, нахмурившись, откинулся на спинку стула. Раздраженный, он дернул за их наручники только для того, чтобы встряхнуть руку Геральта настолько, чтобы пролить его эль, и Геральт бросил на него неприязненный взгляд, прежде чем жестом приказать трактирщице подойти и вытереть стол. Лютик одарил его мерзкой улыбкой. — Упс, — произнес бард, хлопая ресницами. Пинок, который он получил в ответ, вызвал шквал активности под столом, и к концу потасовки единственным утешением Лютика являлось то, что он был не единственный, кто хромал. Сделав глубокий вдох, он попытался успокоиться. — Одному из нас нужно зарабатывать деньги, — сказал он, пытаясь оставаться рациональным. — И в данной ситуации для тебя будет лучше стоять рядом со мной, пока я выступаю, чем для меня висеть на твоем плече, пока ты обезглавливаешь монстров. Мы не знаем, как долго нам придется торчать вместе, и было бы лучше, если бы у нас было немного денег, прежде чем мы освободимся друг от друга. Каменное выражение лица Геральта сказало Лютику, что он уже подумал об этом и пришел к такому же выводу. Это было неловко, как он себе и представлял, пытаться выступать с сердитым взглядом Геральта через плечо. Ведьмак не дал ему использовать некоторые из его лучших навыков зарабатывания денег, но благодаря сочетанию очарования и запугивания, к концу ночи у них все равно получилась приличная куча монет. — Что ж, — жизнерадостно произнес Лютик, наблюдая, как Геральт убирает последние несколько монет в свой кошелек для сохранности. — Возможно, нам следовало дебютировать в тандеме много лет назад. Геральт не ответил, только недовольно хмыкнул и дернул за цепь, таща Лютика за собой в их комнату.

***

Им потребовалась неделя, чтобы добраться туда, где, по воспоминаниям Лютика, он был раньше, и за это время Геральт повидал большее количество людей, чем когда-либо прежде в своей жизни. (Тот факт, что все это испытание оказалось неожиданно прибыльным, было единственным, что помешало ему отказываться каждый раз). Однако всякая доброжелательность, которая успела возникнуть между ним и Лютиком, полностью испарилась, когда они прибыли в деревню и обнаружили, что колдун не только исчез, но никто даже не помнит, что он вообще там был. Лютик откровенно избегал смотреть Геральту в глаза, поскольку тот расспрашивал каждого встречного жителя деревни во все более отчаянных поисках какой-либо информации о его бывшем собутыльнике. С каждым «нет» которое он получал в ответ, бард все больше паниковал, поскольку реальность того, что он застрял прикованным к Геральту, все глубже проникала в него. Со своей стороны, Геральт был расстроен и встревожен тем, что эта охота была обречена. Зима приближалась быстро, и у него не было времени бегать за каким-то чародеем, если он собирался вернуться в Каэр Морхен до того, как это станет невозможно. После катастрофы, в которую превратился его год, он почти отчаялся найти убежище в замке, и угроза этому плану являлась неожиданным — и крайне нежелательным — осложнением. Ему удавалось сохранять спокойствие до тех пор, пока тридцать седьмой человек не заявил, что ничего не знает о мифическом колдуне Лютика, и Геральт начал с подозрением относиться ко всей этой истории. Это не первый раз, когда бард прибегал ко лжи ради истории, и ему впервые приходит в голову, что, возможно, Лютик все это выдумал, чтобы потратить время впустую и отомстить ему. — Что теперь? — спросил он барда, слова прозвучали как вызов. После нескольких ночей плохого отдыха у него испортилось настроение, и сегодняшние события, безусловно, никак не улучшили ситуацию. Он увидел, как напряглись плечи Лютика, когда тот шел на шаг впереди него, направляясь обратно в гостиницу. Бард не ответил, и что-то в этой тишине действовало ему на нервы еще сильнее. — Был ли вообще колдун на самом деле? — спросил он, прекрасно понимая, что его тон разозлит Лютика. — Или это еще одна из твоих историй о том, как ты облажался и пытаешься… — Я, черт возьми, не знаю! — воскликнул Лютик, поворачиваясь на каблуках, по-видимому, рефлекторно, и рыча, поскольку затем ему пришлось повернуться в другую сторону из-за наручников. Вращение явно разожгло огонь его гнева еще больше, и Геральт подумал, что они дойдут до драки. — Здесь был чародейский ублюдок, хорошо, и я был пьян, и я не помню всего этого, но я знаю, что это было здесь, и я знаю, что он был настоящим, и я пытаюсь, черт возьми, это исправить! Не похоже, что ты сделал что-то, чтобы помочь, кроме того, что сердито смотрел на всех! — Я не должен был это исправлять, — огрызнулся Геральт в ответ, реагируя на запах гнева в воздухе и свои собственные расшатанные нервы. — Это ты облажался, Лютик, и вот я здесь, снова разгребаю твое дерьмо.

***

Лютик вздрогнул. Последние слова эхом пронеслись в голове. Все как в прошлый раз, резкий тон Геральта, и явные обвинения. Однако в этот раз он даже не может, черт возьми, уйти. Осознание этого выбило его из колеи, и он отвернулся, почувствовав, что его губы задрожали. Ошеломленный, разочарованный и злой. Он снова пошел чуть впереди, и Геральт последовал за ним в напряженном молчании, явно все еще сердитый на него. Это заставило его смущенно сгорбить плечи. Это все, что он мог сделать, чтобы не заплакать от отчаяния, оказавшись в безвыходной ситуации с худшим человеком в мире, с которым можно в нее попасть. Хуже всего то, что у него нет никого, с кем Лютик предпочел бы оказаться в такой переделке. Лютик удивился бы, если они устранят проблему до того, как поубивают друг друга. Они вернулись в свою гостиницу в том же напряженном молчании, приготовились ко сну, обиженно дергая за связывающую их цепь, и забрались на матрас, не сказав друг другу ни слова. У Лютика урчало в животе, так как он был слишком взволнован, чтобы много есть за ужином ранее, но у него также возникло ощущение, что это может спровоцировать Геральта на очередную перебранку. — Тебе придется пойти со мной в Каэр Морхен, — проговорил Геральт в наступившей тишине час спустя. — Возможно Весемир сможет это исправить, или хотя бы будет знать, где искать решение. Лютик почувствовал, как защипало глаза от этого приглашения, которого он ждал годами. Ему с самого начала было любопытно, куда Геральт уходил зимой, и каждую осень он надеялся, что именно в этот год Геральт наконец попросит его поехать с ним. Теперь он это сделал. И все потому, что у Геральта не было другого гребаного выбора. — Хорошо, — тихо ответил он, отворачиваясь, изо всех сил стараясь не расплакаться.

***

Напряжение между ними не ослабло, когда они покинули деревню и забрали припасы по пути в Каэдвен. Лютик — несмотря на то, что он притворялся кротким и тихим — явно был недоволен тем, что ему придется застрять с Геральтом в замке без толпы поклонников на целый сезон, и его так и подмывало сказать барду, что если им удастся вовремя разойтись, он сам спустит его с горы. Однако он не был уверен, что сможет дать это обещание, и предпочел бы не обнадеживать Лютика и слушать его нытье всю зиму, если не выполнит его. Это краткое, горькое напряжение. Чем дольше это продолжалось, тем больше Геральт, в свою очередь, расстраивался. Он думал об этом раньше, когда хотел попросить Лютика пойти с ним. За эти годы он полдюжины раз открывал рот с этим вопросом на кончике языка, но уверенность в том, что Лютику это будет неинтересно, всегда останавливала его. В конце концов, что он мог предложить барду в холодном замке у черта на куличках, чего он не мог бы получить в изобилии в любом поместье, в котором захотел бы найти себе место? В своих самых смелых мечтах он думал, что Лютик, возможно, будет процветать в Каэр Морхене. В конце концов, он всегда жаждал новых историй, и он, несомненно, был бы рад узнать их от большего числа людей, причем все они были более разговорчивы, чем Геральт. Это заставило что-то теплое и приятное вспыхнуть в его груди, представив Лютика счастливым в единственном родном месте, которое было у Геральта. Теперь, однако, глупая мечта была разрушена, дурное настроение Лютика — лишнее доказательство того, что застрять в замке ведьмака — последнее, чего бы он когда-либо хотел. Подтверждение привело его в ярость по причинам, которые он не до конца понимал, и в сочетании с его постоянным разочарованием из-за их взаимного заточения, он постоянно злился, когда они начали свое восхождение. Лютик несколько раз спотыкался, всегда отставая, но хранил молчание, и Геральт подумал, что, возможно, ему не так уж плохо, если он не жаловался, чтобы защитить себя, чего он никогда не стеснялся за все годы их совместной жизни. Кроме того, единственное, что мог предложить Геральт, — это быстро разрешить все это дерьмовое шоу и освободить Лютика, чтобы он мог отправиться в свой веселый путь вниз с горы до того, как выпадет снег, заманив их в ловушку на сезон. (Даже мысль о том, чтобы увидеть, как Лютик уйдет, как только сможет, заставила желудок Геральта перевернуться). Плохое настроение Геральта и его целеустремленная сосредоточенность на том, чтобы двигаться как можно быстрее, продолжались до третьего дня, когда он почувствовал запах крови и сразу обернулся, гадая, во что умудрился вляпаться Лютик, пока был прикован к нему. Лютик, тяжело дыша, оглядывался вокруг широко раскрыв глаза, уверенный, что пропустил какую-то опасность, о которой Геральт узнал раньше него. Когда он повернулся, чтобы проверить, что у него за спиной, это движение задрало его рукав. Его запястье выглядит ужасно, оно было ободранное и в синяках. Источник запаха стал очевиден. На это было больно даже смотреть, и Геральт внезапно испытал такое острое чувство вины, что ему показалось, будто он проглотил камень, тяжело осевший у него в желудке. Бард все еще деловито оглядывался в поисках того, что, по его мнению, их ожидает, и Геральт подошел к нему, чтобы ослабить натяжение цепи наручников, Лютик повернулся к нему спиной, его сердцебиение было слишком учащенным. — Все в порядке, — проговорил ему Геральт. Лютик оглянулся еще раз, прежде чем поверить ему, а затем наклонил голову. — Значит, мы сейчас просто крутимся на месте ради развлечения? — Твое запястье, — сказал Геральт, кивком указав на него. — Ты должен был сказать мне. Лютик отвел взгляд, плотно сжав губы, на его щеках появился румянец. — Как будто это что-то изменило бы, — тихо произнес он, его голос был настолько тих, что никто, не обладающий слухом ведьмака, не уловил бы его. Уверенность в этом заявлении только усилила чувство вины в его животе. Он повел Лютика дальше, теперь осторожно, чтобы не натягивать цепь, и приспосабливался к его более медленному шагу, когда тропинка снова резко пошла вертикально. Бард споткнулся о камень и с криком упал, наручник сильно царапнул его запястье. Лютик сильно покраснел, но не убрал руку с руки Геральта, позволяя ему помочь себе подняться по склону. Как оказалось, рядом с тропинкой была небольшая полянка с родником, и Геральт отпустил Плотву освежиться остатками травы поблизости, а сам достал из седла свою аптечку, подвел Лютика к камню и усадил. Ведьмак опустился на колени рядом с ним, промокая раздраженную кожу тряпкой, смоченной антисептиком. Лютик только шикал, но в остальном сохранял молчание. Геральт пробормотал извинения и начал втирать бальзам в кожу, а Лютик спокойно сидел, пока Геральт наматывал бинт на его запястье. — Мне жаль, что я не могу за тобой угнаться, — сказал Лютик, твердо уставившись в землю перед собой. — Я знаю, что задерживаю тебя. За последние несколько дней первым побуждением Геральта было согласиться, хотя бы для того, чтобы выплеснуть свое собственное дурное настроение, но теперь, когда стало ясно, как он ранил Лютика своей необдуманностью, он воздержался. Несмотря на все его разочарование ситуацией, у него не было причин так небрежно относиться к его безопасности. — Дорога трудная, а ты не ведьмак, — сказал Геральт, стараясь, чтобы это не прозвучало как оскорбление. — Мне следовало быть более осторожным. На самом деле это не было похоже на извинение, но плечи Лютика немного расслабились, и он, наконец, посмотрел на Геральта, одарив его слабым подобием улыбки. — Я мог бы пожаловаться еще, — предложил он, и Геральт закатил глаза. — Как будто ты бы все равно этого не сделал, — ответил он, и Лютик ухмыльнулся. Эта улыбка была шагом вперед.