Be your little spoon.

Шли часы, дни и серые, похожие друг на друга недели. Время летело быстро, не успеешь и глазом моргнуть — как ты снова «повёл себя как мудак», Комаэда снова обиделся, и ты снова ночуешь один в четырёх до тошноты знакомых стенах. Круговорот событий — иными словами, замкнутый порочный круг. И он даже не меняет свои сюжеты, причины обид как один похожи — их нет. Кажется, Нагито просто нравится мучать шатена. А может, причина закопана где-то глубже? И, похоже, «глубже» — это недры головных тараканов обиженного, которые постичь возможно только ему самому.

***

Чем больше Нагито наблюдал за своим сожителем, что так любезно позволил остаться у себя, тем больше разочаровывался в нём. Все его представления о трудолюбивом, продуктивном парне разбились вдребезги, рассыпались в пыль прямо в руках Комаэды. Ничто так не раздражало так же сильно, как картинка Хинаты, вставшего, дай чёрт, в десять утра. Если, конечно, не позже. Оказывается, он такой же разгильдяй, что и белобрысый. Весь воскресный день мог посвятить глупым клишевным сериалам на Netflix, просматривая их, лёжа в пижаме на кровати. И больше всего Комаэда злился не на Хинату, а на себя. За то, что поверил во лживую оболочку одногруппника, которому просто нравилось упиваться женским(а порой не только женским) вниманием. Он просто не выносил представлять себе перед сном, как себя чувствует Хаджиме, как он до отвалу поит свой нарциссизм, когда его так холят и лелеют. Когда все наивно верят в образ Хинаты, заполняя свои пустые головы мыслями о том, что он такой состоятельный и трудолюбивый. Язык парня не поворачивался назвать друга(?) ханжой, а своих ровесников дураками лишь потому, что когда-то он сам был таким же — слепо верил в надежду, теплящуюся в сердцах таких парней, как его сожитель, со слюнями бросаясь на блестящую обложку. Как жаль, что не всё, что блестит — золото.

***

—Думаю, будет лучше, если я уйду, — пара тусклых радушек вонзились в чужие черты лица, — Нам не по пути, Хината-кун. Я был глуп и слеп, как новорожденный котенок. Считал, что ты такой сильный, смелый, собранный и успешный. Но я глубоко ошибался, был в неведении. Ты самый, что ни на есть, обычный ханжа, Хаджиме. И мне жаль, что я оказал столько незаслуженного внимания твоей персоне, правда. С каждым словом парню будто становилось тяжелее дышать. Он сам не заметил, как наивной добротой и заботой раскрыл своё животное нутро, даже не подозревая об этом. —Ты разочарован не во мне, а во лживых представлениях обо мне, — огрызнулся Хаджиме, — За то я разочарован именно в тебе, Нагито-кун. Я надеялся, тебе привлекает не моя «идеальная картинка», а сам я. Но ты, похоже, оказался таким же, как и все мои прошлые и нынешние «друзья», — напоследок бросил Хината, выходя за дверь прочь. И он уже хотел было громко хлопнуть дверью, как вдруг слышит смех позади себя. Смех Команды. Смех Комаэды, от которого шатен никогда даже тихого смешка, кажется, не слышал. Он поворачивает голову, оглядывая парня напротив с глазами по пять копеек. Тот, сложив руки на груди, задрал голову повыше, улыбаясь так по-чеширски, выражая всю бурлящую властвующую доминантность, что так давно сидела в нём, а сейчас выплёскивается наружу. Его глаза, кажется, на миллисекунду сверкнули, добавляя всему не то чтобы устрашающему, а скорее больше обескураживающему образу Комаэды ещё больше апломба. —Смешной же ты, Хината-кун, — пытается успокоиться Нагито, хватаясь за переносицу, — Так как же меня должен был привлекать «настоящий» ты, — если «настоящего» себя ты не показываешь? Мёртвая тишина. Минута молчания. Кажется, уже две. И, блять, Хаджиме так, так неимоверно хочет сказать. Ответить, ввести насмехавшегося в ступор, застать врасплох, убедить извиниться, заставить жалеть о сказанных ранее колящих словах и поступках, отдававшихся саднящей болью в левой груди ошеломлённого, но не мог. Молва забылась, застряла тяжким комом в горле, что и не проглотить, и не выплюнуть — оставалось лишь терпеть его, задыхаясь. —Это всё, Хината-кун? Больше тебе нечего добавить? — риторический вопрос, представляющий собой очередной способ сказать «пока», — Тогда, полагаю, я могу идти. Он проходит мимо, пихнув Хаджиме в плечо. А дальше всё как в тумане. В память парня въелся лишь звук хлопнувшей двери и ощущение собственных дрожащих рук, нервно сжимавших ткань и без того растянутой футболки.

***

В тот же вечер Хината покинул свою ветхую квартирку, держа путь в ближайший бар. Ничего, кроме того, что б напиться не оставалось. По крайней мере, так думал он. Город встретил студента пестрящими неоновыми вывесками, провожая лёгким летним ветерком. Но парень, кажется, отказывается замечать красоту вокруг, как будто этим он «мстит этому глупому миру». Хотя, если быть честной, только портит настроение себе самому. Уже подойдя к бару, он заметил выбитый в памяти, словно гравировка, светящийся шрифт над входом, осведомляющий о названии бара. Не раз он захаживал сюда, когда на душе было паршиво. Бармен в этом заведении — человек, который знает про Хинату больше, чем сам он. Ибо количество правды, рассказываемой им же о себе по пьяни, по-моему, переплёвывает даже рамки психопата. Как только дверь открылась, звон колокольчиков встретил частого гостя, оповещая о приходе посетителя. Салатововласый парень, стоящий за барной стойкой, помахал ему рукой в знак приветствия. На что парень кивнул, проходя вдоль зала и усаживаясь на вытянутый стул, рукой лениво подпирая подбородок. — Здравствуй, — с тяжелым вздохом произносит мужчина, заглядывая в чужие глаза напротив, — мне как обычно. Бармен кивнул, наливая в стакан свежий умэсю и закидывая туда же пару кусочков льда. Парнишка поставил наполненную до верха ёмкость перед носом частого посетителя, пытаясь разглядеть в глазах того хоть какую-то подсказку о том, что на этот раз привело Хинату сюда, но ничего должного не находит. Тогда в ход идёт тяжёлая артиллерия: придётся спрашивать самому. Напрямую. — Что у тебя стряслось на этот раз? — положив голову на ладони, спросил Амами, сделав максимально заинтересованную и обеспокоенную мордашку, — Девушка бросила? — бармен кратко усмехнулся. — Если бы.. — вздохнул тот, — но ушёл небезразличный мне человек.. Понимаешь ли, — сделав интригующую паузу, парень продолжил, — он появился в моей жизнь как гром среди ясного неба. И так же внезапно ушёл. — Вот как, — вздохнул Рантаро, потрепав знакомого по голове, на что получил очень неодобрительный взгляд, — Поэтому ты пришёл запивать своё горе литрами умэсю? Нет, чувак, я, конечно, люблю, когда ты наведываешься ко мне в бар, заказываешь напитки на красивую сумму, а потом оставляешь не менее красивые чаевые, но я не настолько мразь, чтобы этим пользоваться. По крайней мере, в случае с тобой, — бармен издал тихий смешок, — хватит сидеть сложа руки. Действуй! Напиши ему, позвони.. Не знаю, отправь письмо по голубиной почте! Серьёзно. Пока ты сидишь сложа руки, ничего в твоей жизни не изменится. Если быть честным, даже пойдёт на перекосяк. —Я знаю, но.. — не успевает Хаджиме договорить, как его перебивает нетрезвый клиент, что просит очередную добавку саке. Напоследок он слышит отдаленный звук голоса Рантаро, что извиняется, напоминая о том, что ему нужно работать. Их короткие душевные разговоры по ночам всегда так заканчиваются. Это уже сложившаяся традиция. Недолго думая, Хината благополучно допивает свой умэсю, оставляя несколько купюр на барной стойке возле своего стакана. А затем так же благополучно уходит, решив не нарушать идиллию знакомого с очередным пьяным дядькой. Этой ночью было особенно холодно. Дрожь пробирала насквозь, ветер хлестал прямо по лицу, ничуть не жалея студента. «Кажется, даже матушке-природе уже надоело моё вечное нытьё» — посмеявшись, подумал Хината, пускаясь в бег, чтобы скорее добраться домой. Ибо небо, заплывшее тучами, и грохот грома спешат напомнить о грядущем ливне.

***

Не прошло и месяца, как Хината снова открывает злосчастную тетрадь с кожаной обложкой, снова включает старую настольную лампу и снова выводит иероглифы на чистом листе бумаги кремового оттенка. На самом деле, как бы я не отрицал этого, Нагито прав. Я сам не определился, чего хочу. Мне, вроде, надоели эти лживые «приятно познакомиться», представления о том, какой я идеальный и что мне, якобы, всё легко даётся. Но с другой, объективной стороны — если бы я хотел, давно бы сделал что-то, чтобы мне оказывалось меньше напускного внимания. В глубине своей души мне нравится, когда другие обращают на мою посредственную личность столько внимания; когда девушки не дают мне прохода, толпясь возле меня; когда просят мой номер, приглашая в бар за мой же счет. Этим сумасшедшим фокусом других на нём, он пытался заполнить бесконечную пустоту внутри себя. Думал, будто наконец-то почувствует себя наполненным, если его кругом начнут любить и поощрять. То ещё безрассудство. Словно в нём была дыра, а весь фокус на его персоне, любовь и тёплые слова проходили сквозь неё. «И любовь твоя погубит тебя.» «Любовь.. Откуда это взялось?» — мысль бегло проскользнула в голове Хаджиме, пока тот лежал на мягкой перине кровати, сверля пустым взглядом потолок. Он уже не плачет — бесполезно. Нагито не вернётся; очередная попытка парня сблизиться с кем-то вновь обвенчалась феерическим крахом; он снова пытается заглушить свою боль алкоголем, как будто от этого будет лучше. Если смотреть правде глаза, то от алкоголя в его жизни только чувство тошноты с бодуна, потраченные в никуда деньги, отёки на лице и уйму других проблем, но ни одного плюса. Ни одного.