Во свете трех лун

Ориджиналы
Джен
В процессе
NC-17
Во свете трех лун
Мухитооо
гамма
Ревердяшка
бета
Taisia-rova
автор
Описание
Боги расставили пешки. Свергнутая княжна-воительница, для которой её законный трон - худшее проклятье. Старая ведунья с душой ребенка, что идет путями своей богини. Безжалостный ассасин, для которого месть - высшая справедливость мира. Беспечный кутила, чью душу пожирает пустота. Благословенный мир Троелуния погружается во мрак. И не понять, что есть зло... Пока не впустишь его в свое сердце.
Поделиться
Содержание Вперед

Семейные тайны

Дом у старосты был видный, каменный, сложенный из серого сланца, с красной черепичной крышей. Пристроенную к избе террасу темно-зелёным пологом укрывали виноградные лозы. Кованые ворота Ярине отворил мальчишка, лет восьми, светловолосый и кучерявый с загорелым лицом. — Доброго дня, почтенная матушка, а мы Вас с утра дожидаемся. Проходите во двор. Я сейчас отца кликну. Резво развернувшись на пятках, мальчишка умчался во двор. Распугав по пути стадо возмущённо загоготавших уток. — Батя, — громко, стараясь перекричать птичий гвалт, позвал он отца. Со двора вышел мужчина с рыжеватыми волосами, высокий и широкоплечий. Он внимательно посмотрел на Ярину, чуть прищурив зелёные глаза. Хозяин сполоснул руки в бадье и вытер их о висящее рядом полотенце. — Добро пожаловать, матушка Ярина, благодарствую, что пришли. Меня Афанасием зовут, — с поклоном сказал мужчина. — Благодатного дня, хозяин. Сегодня и прогуляться в удовольствие. Погода-то жаркая стоит, как летом. — Может, квасу с дороги? — Не откажуся. — Савка, — окликнул Афанасий сына. — Поднеси-ка госпоже ведунье квасу, из предбанника, — Афанасий взглядом проводил мальчика. — Вы пока, матушка, в дом проходите, отдохните с дороги. А мне с делами управиться нужно, я мигом обернусь. К хозяину виляя хвостом подбежал крупный волкопёс, уткнувшись мордой в ладонь, он выпрашивал ласку и лизал хозяйскую руку. Афанасий потрепал волка по холке. — Вот шельмец, чует, что от рук мясом пахнет. Гуся я заколол, на праздник Схождения. Аннушка моя, больно вкусно их с яблоками запекает. Ну пойдем, пузо ты ненасытное, потрошка тебе отдам. Подошёл Савка, с кружкой пенистого кваса в руках. — Ты, Савелий, гостью в избу проводи, — сказал Афанасий. — А потом самовар растопи, чаёвничать будем. Да Милке скажи, чтобы на стол собрала. Ярина вошла в дом. Её встретила заполненная светом зала, с большими окнами. Льняные занавески, отороченные плетёным кружевом, были задёрнуты. На стенах висели вышитые картины, в резных деревянных рамах. По центру стояла большая белёная печь, да длинный стол с лавками. В доме было чисто прибрано. Пахло горячим хлебом, а ещё сушёными грибами и яблоками, что гирляндами висели под самым потолком, рядом с полатями. Ярина присела на лавку у печи, прислонившись к ещё тёплым кирпичам. Савка протянул Ярине ковшик с квасом. Уставшая с дороги, Ярина разомлела. Она почти дремала, когда вошёл Афанасий. Хозяин появился в свежей одежде, принеся с собой аромат дегтярного мыла. На тёмно-синюю, чуть потёртую рубаху, с волос капала вода. — Пап, я самовар растопил, — сказал Савелий. — А Милка спит, я к ней в комнату стучать не стал, а то ещё накричит. Злая она стала как собака. — Савелий, следи за словами, нечего на сестру наговаривать. Иди лучше на летнюю кухню, чай завари. — Афанасий строго посмотрел на сына и, ребёнок пристыженно потупил взгляд. Вот только по упрямо оттопыренным губам и сжатым кулакам, было понятно, что мальчик считает замечание отца несправедливым. Афанасий оглянулся вслед вышедшему на улицу сыну и сел рядом с ведуньей. — Может и к лучшему, что Сава сестру не разбудил. Сначала меж собой поговорим. Он продолжил не сразу. Собираясь с мыслями мужчина тяжело вздохнул, сцепил в замок широкие ладони и потёр ободок кольца на большом пальце. — Милиана, наш первый ребенок. Единственная дочь. С детства она удушьем страдает, особенно весной, когда деревья цветут. Раньше, по осени, эта хворь её сильно не донимала. А в этот год такая напасть. Третью седмицу дома сидит. На улицу только хлопотать по хозяйству выходит, и то ненадолго. Заказал я ей сарафан из шафранного шёлка. Раньше бы нарядилась, да побежала на гулянья, обновой красоваться. А тут… Лекаря из города звали, не помог. Вот думаю, может сглазил кто или порчу навёл. Милиана у меня невеста завидная. А кому как не Вам, матушка ведунья, знать на что зависть чёрная способна. Ярина задумалась об услышанном: тёмные мысли, порождённые сильными чувствами много бед наделать могут. — Ты, хозяин, зови дочку, а я посмотрю. Чем смогу, помогу. Милиана не заставила отца ждать. Поздоровавшись, вышла из комнаты, надела фартук и принялась хозяйничать. Яра осторожно наблюдала за девушкой. Несмотря на лёгкую бледность и худобу, больной та не выглядела. Расторопная, да аккуратная — всё в руках спорится. И собой хороша. Густой медовый волос кудря в кудрю завивается. Кожа чистая да холёная. Глазища зеленые на пол лица. Милиана поставила на стол большое блюдо с пышными оладьями и достала из погреба угощения. Ароматные персики в меду, глиняную крынку со сметаной, рулон яблочной пастилы. Девушка разложила угощения в небольшие миски и красиво расставила на столе. Положила каждому отдельные приборы и даже салфетки с лазоревой вышивкой по краям. — Пойду самовар с улицы принесу, вскипел уже, — сказал Афанасий. Ярина дивилась на красиво сервированный стол. Обычно в деревенских домах, как было заведено: поставят на стол чугунок с похлебкой, все из него и черпают. Только ложку ко рту над куском хлеба несут, чтоб на стол не накапать. Да и утварь-то у селян все больше деревянная или из глины была. Вернулся Афанасий с большим медным самоваром. Следом забежал Савка, неся прихваченный полотенцем чайник с заваркой, освободив руки малец взял рулетик пастилы. С улицы раздался скрип отворенной калитки. Савка, жуя пастилу, выглянул в окно. — Это мама с Даном вернулись, — сказал Сава. В дом вошла статная женщина и похожий на неё парень, лет пятнадцати. Данила снял туесок с плеч и показал отцу добычу. — Смотри, почти одни белые да красноголовики. А ещё целый короб солонины набрали, — похвалился юноша. — Вы как раз к столу, — сказала Мила, разливая по чашкам кипяток из самовара. — Доброго дня, почтенная ведунья, — поздоровалась хозяйка, — Вы уж извините, что не сама Вас встретила. Думала, быстро обернусь, да грибов нынче полный лес, и все молодые да крепкие. Меня Анной зовут. Анну нельзя было назвать красивой, не было в этой женщине чарующей манкости, что притягивает мужские взгляды. Она была иной: первобытной, грубо отёсанной, но завораживающей. Из-за грузных, нависающих бровей, взгляд серых глаз казался хмурым. Широкие скулы и тяжелый подбородок придавали лицу строгости. Но стоило ей улыбнуться, как в комнате стало светлее и радостнее. В женщине чувствовались сила и твёрдость. Она была очагом, что согревает стены этого дома. — Савушка, я тебе из леса гостинец от лисички принесла. — Анна протянула сыну ломоть завёрнутого в ткань пирога, судя по запаху рыбного. — Ну мам… Не выдумывай, я уже большой. Это вы с собой брали, и не доели, — насупился Савка. Он огорчённо посмотрел в сторону дороги, откуда были слышны громкие крики играющих в салки детей: «Гришко, так нечестно, я тебя заса́лила», — возмущался тонкий девичий голосок. «А вот и нет, а вот и нет…», — перечил ей мальчишка. — Страсть сколько теперь работы с этими грибами, мы тут и к ночи не управимся, — огорчился Сава. — Управимся, вон нас сколько. Вы с Даном солониной займитесь, а мы с Милой боровиками, — сказала Анна погладив сына по голове. Ладно, — согласился Сава, — Только чур, к вечеру грибной пирог испечёте, мой любимый с жареным луком и свиными шкварками. — Садитесь за стол, чай стынет, — сказала Мила. — Можно пока вы чай пьёте, я погулять пойду, — заканючил Савка, — Я не голодный. — Савелий, — нахмурившись, усмирил сына Афанасий, — Хватит капризить! — Ла-адно, — протянул недовольно Сава. — Только я с мёдом не буду оладьи есть. Варенья хочу, вишнёвого. Полдничая, Ярина с удивлением наблюдала за хозяевами дома. Даже шебутной Сава ловко орудовал вилкой и ножом. Анна сидела с горделивой осанкой, и каждое её движение манило взор изяществом. Не каждый аристократ так себя держит. Хотя… Титул и порода — разные вещи.
Вперед