as good as i can be

Помолвка с Крисси Каннингем — это бессонные ночи написания стихов, окровавленные от постоянной игры на гитаре пальцы и тошнотворные запахи калифорнийских баров, въевшиеся в волосы и в складки его футболок с логотипами рок-групп. Помолвка с Крисси Каннингем — пустой желудок вместо обеда на работе, тоскливый вздох так и оставшемуся за витриной магазина новенькому усилителю и красивое золотое кольцо, которое, как бы то ни было, будет идеально смотреться на её пальце. Помолвка с Крисси — дважды за пять минут его проникновенной речи остановившееся сердце, болючий удар коленом о трещину в полу и её тихое «да», от которого голод, холод и боль превратились во что-то мелкое, ничтожное и далёкое. Помолвка с Крисси — не солд-аут на Мэдисон-гарден, не автограф Джеймса Хетфилда на его гитаре и не золотое издание D&D. Помолвка с Крисси — лучшее, что было, есть и будет в его жизни. Так он думал, по крайней мере, ещё две недели с того момента, как она ответила согласием на его «ты будешь, т-ты… Ты будешь… Блять, погоди секунду, мне надо подышать… Крисси Элизабет Каннингем, ты будешь моей женой?» и предложила сыграть свадьбу в конце месяца (минуло начало сентября). И будет так думать до гробовой доски, пускай это и не подходит имиджу жëсткого металлиста — плевать на это дерьмо трижды и с высокой колокольни, потому что Крисси теперь улыбалась беспрерывно-счастливо, расхаживала по их захудалой квартирке павой, словно победительница лотереи, и разглядывала аккуратное тонкое колечко на безымянном с тем же благоговением, с каким он пялился на свою первую электрогитару. Её сияющие чистым восторгом глаза и преисполненная любовью улыбка — лучшая плата за бессонные ночи в погоне за кольцом. Эдди был до неприличия собой доволен — как он обрадовал её, как всё круто и правильно спланировал, как ловко и красиво подобрал фразы! Она счастлива, и всё благодаря его простому «ты выйдешь за меня?» Наверное, за всю жизнь им не было произнесено слов более монументальных, чем эти четыре с вопросом на конце. А потом, случилось… это. — Крисси, это ты? — он выглянул из-за душевой шторы, убирая с лица мокрые волосы. — А кто ещё, — хихикнула незаметно вошедшая Крисси. — Не знаю. Мог быть грабитель-вуайерист, которому приглянулась моя дряблая задница, — вода булькнула в повëрнутом кране; Эдди отодвинул штору, оглядел прихорашивающуся перед зеркалом Крисси — пучок волос на макушке, тонкая сорочка до середины бедра, пальчики мягко порхают по щекам, нанося крем — ухмыльнулся и переступил мокрыми ступнями через бортик ванны, ничуть не смущаясь своей наготы. Крисси она не смущала тоже — уже давно и во всех подробностях. — У тебя хорошая задница, милый, — благосклонно мурлыкнула она и с удовольствием оглядела его блестящее от воды голое тело в отражении зеркала. Эдди посмеялся и нарочно медленно запахнул полотенце вокруг бёдер. — Мнение эксперта. — Не в вуайеризме. Я предпочитаю тактильное подтверждение моим выводам, — хитро улыбнулась Крис, с лёгким стуком захлопнув тюбик крема. — Что за вопиющая бестактность! Вламываетесь ко мне в будуар, раздеваете глазами и делаете нахальные намёки! Вас совсем не учили манерам, юная леди? — охнув и комично прижав ладони к щекам, передразнил Эдди. Он понадеялся, что его речь не слишком напоминала визг Лоры Каннингем — он не хотел бередить неприятные воспоминания — однако Крисси легкодушно расхохоталась, и как раз-таки потому, что именно так и такими несуразно старыми речевыми оборотами и выражалась её мать; чем больше он высмеивал поведение Лоры, тем менее болезненными становились воспоминания Крисси. — Почему я не могу сказать моему жениху, что у него красивая задница? Что здесь противоречит хорошим манерам? Это нормально! — всё ещё смеясь, подыграла Крисси, встав в полуобороте и кокетливо вильнув бедром. — Потому что, к твоему сведению — хорошие девочки такого не говорят. — Значит, я не хорошая девочка? — она дёрнула рукой, от чего бретелька сорочки сползла с плеча. Эдди задержал на нём взгляд. Это круглое розовое плечико, и её игривый тон, и озорные искорки в голубых глазах, и слово «жених», приятным выстрелом прошившее грудь… Он шагнул ближе. — Ничуть. Хорошая девочка бы проявила выдержку и дождалась дня свадьбы. — Вот как? — состроила удивление Крисси — что-то на тонком балансе между невинностью и первозданным коварством. Она знала, как это работает. От этого тона его всегда торкало круче чем от десяти косяков. — Да, до первой брачной ночи. Тогда и только тогда ей будет позволено увидеть и подтвердить тактильно красоту моего голого зада, — продолжал ломать комедию Эдди. Она, ожидаемо, хихикнула и скептически изогнула бровь: — Никакого секса до свадьбы? Тебе не кажется, что это жестоко? — Для упорного человека нет ничего невозможного. А уж когда речь заходит о спасении души, приходится идти на страшные жертвы, — дурачась пропел он, а Крисси закатила глаза и пробормотала в ответ что-то похожее на «какой ребёнок». Он не предполагал даже на секунду какими последствиями будут чреваты его слова. Эдди говорил это всё только в качестве шутки — совершенно бездумно, просто чтобы увидеть одну из её неповторимых улыбок, ту, что появляется когда она заводит игру, которая обязательно закончится сексом, ну или как минимум его головой между её между. Он знал это и она знала это тоже. Вот только Крисси оказалась не хорошей девочкой. И не плохой. Она оказалась чертовски хитроумной, расчётливой и жестокой женщиной. Крисси задержала на нём странный изучающий взгляд и развернулась обратно к зеркалу, не спеша размазывая остатки крема по шее и ключицам. Эдди не придал её молчанию значения, вернее, расценил то по своему: в их спальне переоделся в ночное, немного поработал над текстом последней песни и, когда она вернулась из ванной, поставил предсказуемую точку в их традиционной вечерней игре — его язык на её клиторе и взбешённый сосед, проснувшийся из-за женских криков; её запыхавшееся предложение дать и ему кончить тоже, и его тихий, непредусмотрительный ответ «в следующий раз, принцесса»; всё как всегда. И ничто, казалось, не предвещало беды. Первый тревожный звоночек раздался спустя два дня: Крисси опаздывала на лекцию, а Эдди устроил себе выходной после ночного выступления в пабе «Grape» кварталом ниже. Он с трудом сдержал улыбку, когда вышел в прихожую проводить её, — Крисси мельтешила от вешалки до обувницы и обратно белкой в колесе, по сто раз перепроверяя содержимое сумки, карманов и то, не слишком ли низко сидят на ней брюки. — Ты выглядишь великолепно, Крисси, как всегда. А без брюк ты бы выглядела ещё лучше, — успокоил Эдди, привалившись плечом к стене. — Если я опоздаю, профессор Диккенс убьёт меня! — захныкала она, теребя ремень сумки, что так не кстати сполз с петельки, суетясь и кружась вокруг своей оси, точно волчок. — Первая лекция по иностранной литературе огромна и мне нельзя пропустить ни кусочка, потому что всё это обязательно будет в итоговом зачете, и мне лучше быть у преподавателя на хорошем счету иначе, иначе я… — Воу, воу, воу, остановись и сделай глубокий вдох, — Эдди подошёл ближе и положил руки на её дрожащие плечи; не хватало только заработать гипервентиляцию перед первой парой. Крисси послушалась и возвела на него свои кукольные глаза — озëра в дождливый день. Он ненавидел видеть её расстроенной, напуганной и замкнутой — такой, какой она была, когда жила с родителями. Он погладил её предплечья, надеясь хотя бы физически снять с неё напряжение. — Эдди, я паникую. — Я заметил, — ухмыльнулся он. — Попробуй мой совет. А потом начни с малого. — Я чувствую себя сумасшедшей, но я ничего не могу с собой поделать, — она глубоко вздохнула, чтобы подавить дрожь в голосе. — Я была так счастлива поступить в этот колледж, потому что я люблю литературу и это было моей мечтой со средней школы… Но сейчас, мне кажется, если я недостаточно постараюсь, то уничтожу свою мечту и… Вернусь к тому, откуда пришла. В Хоукинс — беззвучно добавили они оба. Домой, в это унылое бесперспективное захолустье, к постоянному осуждению горожан, плохим воспоминаниям и подавляющей, вечно недовольной ею матери. И хотя умом Эдди понимал, что они бы точно не вернулись, даже если бы Крисси отчислили сегодня же, одна лишь мысль о том, чтобы допустить ошибку, сведущую её вновь в этот кошмар, делала её неуверенной и вселяла ужас. Эдди знал, что ей потребуется время на поправку. Такие вещи, увы, быстро не заживают. Они уехали всего год назад, и раны, оставленные Хоукинсом, были свежи и частенько зудели. Но вид её заплаканных глаз и искусанной до крови губы был невыносим. Хотелось что угодно сделать, неважно — возможное и невозможное — только бы навсегда стереть с её лица эту паническую тень. Пожалуй, стоит послушаться самого себя и начать с малого. Он приобнял её и погладил большим пальцем по щеке. — Крисси, ты заработала место в колледже исключительно своим умом. Ты талантливая, трудолюбивая и целеустремленная, черта-с два они отпустят такое сокровище из-за какого-то глупого опоздания. А даже если попробуют — ну, им же хуже, подкинешь им птичку сразу после своей благодарственной речи на Нобелевской премии. — Не получу я никакой премии, — грустно фыркнула Крисси. — Конечно получишь. На самом деле, я планирую на днях сколотить полку на всю стену, потому что, судя по темпу работ, которые ты пишешь изо дня в день, наград здесь будет больше, чем дырок в штукатурке за холодильником. — Это невозможно. — Невозможно выпить залпом две бутылки хеннеси и не умереть от этого адского пойла на месте, а я сутки назад собственными глазами видел, как чувак из «Grape» сделал это и как ни в чем ни бывало уехал домой на грёбанном велосипеде, — Крисси рассмеялась — уже гораздо веселее, и Эдди облегчённо улыбнулся в ответ. — Так что, если реально такое, то и твои награды тоже. Ты справишься и всё сдашь, на хорошем счету у профессора Члена или без него, потому что ты самый умный человек из всех, кого я знаю. Даже не сомневайся в этом. Ни секунды. Она благодарно улыбнулась и обняла его. Эдди прижал её крепче, упиваясь теплом и мягкостью её маленького тела, после чего приподнял за подбородок и оставил поцелуй на губах. Крисси ответила — сперва робко, но быстро распалившись, и перехватила инициативу, как всегда; он застонал от соприкосновения их языков и скользнул рукой по спине, на осиную талию и споро обхватил пятернёй обтянутые шершавыми брюками тугие ягодицы. А Крисси, не прервав поцелуй, вдруг мягко отстранила его ладони — что было странным, ибо ей нравилось обниматься и за время их отношений она ни разу не воспротивилась подобным прикосновениям. Впрочем, Эдди тактично списал всё на её волнение из-за учебы. Конечно, она торопилась в то утро. И просто не хотела отвлекаться. Но днём позже, когда профессор Диккенс (на чьё занятие, кстати, она успела и даже сумела оставить приятное впечатление о себе своими ответами) и ему сопутствующие тревоги остались позади, а Крисси сидела на диване перед телевизором и уминала клубничное мороженое, она никуда не торопилась. Тем не менее, когда Эдди прыгнул рядом и закинул руку ей на плечо, желая прижать поближе, Крисси опять отстранилась. Мягко, без раздражения, но всё же отстранилась. — Крис, всё хорошо? — последовала незамедлительная реакция. У Эдди намётан глаз на перемены в её поведении — он знал её как облупленную, каждый инородный жест, смущённую мимику, неровный вздох, любое «но», какое только могло родиться в её вечно тревожной головушке. Вот и сейчас Крисси выглядела какой-то излишне сосредоточенной, словно держала в уме задачу, требующую тщательного самоконтроля, хоть и пыталась это скрыть за интересом к фильму. — М? Да, конечно. Почему ты спрашиваешь? — невинно улыбнулась она, не сводя глаз с экрана. — Ты как-то резко… Ну, отодвинулась? Не знаю… От меня чем-то пахнет? — Что? Нет, вовсе нет. — Или у меня пятна на одежде?.. Клянусь, я только вчера забрал её из химчистки, — он забавно вжал голову, разглядывая футболку с логотипом Anthrax. Вроде чистая. — Эдди, с тобой всё в порядке, правда, — учтиво ответила Крис. Усмешка еле заметно дрогнула в уголках её губ, так и не превратившись в полноценную улыбку. Он рассеянно почесал затылок. — Просто это… Это немного странно. Обычно тебе нравится обниматься перед телеком. Крисси ответила ему многозначительным молчанием. По телевизору Мэрилин Монро хищно улыбнулась очередному престарелому миллиардеру, которого планировала заманить в свои соблазнительные сети, а после разбить ему сердце и до ниточки обобрать. Крисси сидела на соседней от Эдди стороне, вжавшись боком в подлокотник, и всем — позой, взглядом, отражавшем телекартинку, свистящим дыханием — не выражала ни малейшей заинтересованности в физическом контакте. Как хорошенькая, но холодная статуэтка. Это... напрягало. Некоторое время между ними существовало лишь бормотание телека и мерный стук ложки о дно контейнера с мороженым. — Хорошо, — Эдди быстро облизнул губы — привычка, всегда так делает, когда волнуется. — Но если что-то случилось… ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, да? — Конечно. — Ты неважно себя чувствуешь? — забеспокоился он. — Я чувствую себя, — она захватила губами порцию мороженого и забавно причмокнула, вытащив ложечку изо рта, — превосходно, детка. — Окей… — Люблю это кино, — резко сменила тему Крисси и поджала под себя ноги, придвинувшись к спинке дивана теснее, но не приближаясь к Эдди. Ни пальцем, ни вздохом. Край её платья задрался, открыв бледное гладкое бедро. — Ты знал, что оно основано на двух бродвейских пьесах? Я читала обе, мадам Марсо планирует посвятить их разбору следующую лекцию. Я так взволнована! — Да… Наверное… Эм-м, — Эдди озадаченно нахмурился; фильм его мало интересовал, куда больше смущали её сдержанная непонятная ухмылка и намеренно ровный тон. Всё в её хрупком тельце намекало ему на что-то, и он сказал прямо: — Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь. — С чего ты так решил? — спокойно, даже слишком спокойно спросила Крисси. — Как бы сказать, принцесса… Ты выглядишь как человек, который только что вывез сейф из национального банка прямо под носом у легавых. Очень надеюсь, что под кроватью сейчас лежит тринадцать фунтов баксов наличными, мне как раз нужен новый усилок. Крисси залилась смехом, отставила ведерко на кофейный столик и спрыгнула на пол. Обойдя диван, она встала за спинкой, наклонилась и чмокнула Эдди в щеку, прежде чем таинственно прошептать: — Я никогда не скрываю того, чего бы ты не знал сам, Эдди, — и унестись на кухню, оставив его в замешательстве пялиться на поющую в окружении мужчин Монро. Тем же вечером он предложил ей заняться сексом, но Крисси отказала, сославшись на усталость и головную боль. Эдди не рассердился — нет значит нет — но заснул с очень беспокойным предчувствием на душе. И чётким пониманием, что он что-то упускает. Что-то важное. Что-то жизнеопределяющее. Он начал прикидывать варианты. О том, что Крисси разлюбила его или, того пуще, могла ему изменять, не шло и речи: она по-прежнему заглядывала ему в глаза так, будто видела в них смысл жизни, нежно целовала каждый вечер перед уходом на очередное выступление в замызганном баре и рисовала джемом сердечки на его порции утренних блинчиков. Но все прочие физические взаимодействия она заметно сократила — без скользких обвинений, без неприязненно искривлённых губ, без обиженно вздёрнутого носа и прочих клише драматических сериалов, но — ни погладить коленку, ни за зад ухватить — ничего, даже за руку во время просмотра ужастиков больше не держалась (и сидела тряслась ему на потеху, как загнанный кролик; «и совсем мне не страшно, я справлюсь сама!»). Он же не помутился рассудком, верно? Столь резкое пресечение не могло просто показаться. Не после стольких месяцев рядом, как приклеенные суперклеем. Крисси намеренно избегала его, и уже достаточное количество времени для того, чтобы разволноваться. Может, у неё месячные? Но в мусорке в ванной не валялось гигиенических пакетов. Какая-то женская болезнь? Нет, она бы ему сказала; вопросы её здоровья были приоритетом, первым, о чëм Эдди попросил её делиться с ним несмотря ни на что. Беременность? Опять-таки, это они договорились обсудить перво-наперво, едва проявятся первые симптомы. Может быть, она увлечена новой учебной темой и не хочет забивать голову лишними вещами. Хотя, когда обыкновенные объятия успели стать для неё «лишними вещами»? Что бы там ни было, Эдди принял решение не докучать. В конце концов, его невеста (боже, он никак не мог подавить внутреннее ликование — Крисси Каннингем его невеста!) — девушка, может, и скромная, но очень чувственная, и долго избегать его не сможет. Рано или поздно она сама предложит физический контакт — какой угодно. Рано. Или поздно. — С ума сойти, как я хочу тебя, — просипел Эдди в сгиб тонкой шеи Крисси и накрыл нежную кожу новым поцелуем. Крисси в ответ что-то неразборчиво промычала и вжала короткие ноготки в его плечо. Эдди навис над ней, упираясь всеми четырьмя конечностями в постель — Крисси снова не разрешила касаться себя руками, но зато охотно целовалась, и потому он решил, что не ошибся; что правильно сделал, не настояв на ответах её поведению, ибо, по всей видимости, всё это было эдакой сексуальной игрой, затеянной ею для острастки их интимной жизни. Что же, Эдди незамедлительно вступил в игру — заключил её в импровизированную клетку из своего тела так, что куда бы она ни двинулась своей маленькой фигуркой, обязательно бы наткнулась на его ногу, руку или голову. Сегодня, как он полагал, финал её небольшого квеста и Бог свидетель, Эдди сделает всë от него зависящее, чтобы к финишу она пришла как минимум трижды за эту ночь. Он лизнул еë мочку уха и осторожно прикусил, вырвав из её груди нежный вздох. Толчок узких ладошек в его плечи повторился, настойчивее чем прежде. — Подожди, родной… — Да, да, знаю, резинки. Момент, — он потянулся к прикроватной тумбе и нашарил заранее припасённый под будильником квадратик презерватива. — Нет, ты не понял, — Крисси вновь легонько толкнула его, — остановись. Рука замерла на углу тумбы. Он внимательно оглядел её румяное лицо под собой. — Всё в порядке? — Да. Я лишь… — Крисси облизнула губы и вдруг отрывисто хихикнула. Не смущённо, не виновато, а как будто… С азартом? В ожидании… чего? Эдди нахмурился. — Прости, я что-то не так?.. — Нет, я в норме, правда. Просто слезь с меня, пожалуйста. Я не… Не сегодня, хорошо? Крисси осторожно оттолкнула его и приподнялась на локтях. Эдди вздохнул, но послушно завалился спиной на постель, нехотя высвободив её из своего плена. Нет, вот теперь необходимо расставить все точки над i. Надоело чувствовать себя растерянным идиотом. — Окей, Крисси, что происходит? Ты шарахаешься от меня как от прокажённого вот уже неделю, при том, что очевидно меня хочешь, и я бы предпочёл знать, в чём проблема и есть ли проблема вообще. Только давай честно и как можно прямее, потому что я дважды оставался на второй год, не забывай. Она прикусила нижнюю губу — не в смущении, скорее, сдерживаясь. Почему-то её прямо-таки распирало от смеха. Ну да, возможно, сейчас Эдди выглядел по-дурацки. Надутым, как маленький мальчик, которому не разрешили смотреть телек допоздна. Но Крисси ведь должна понимать, как он скучает по её телу. Он обожает обожать её, и лишать его этого — просто жестоко. Как помнится, Крисси оказалась именно такой. Жестокой. Даром, что училась на писателя — фантазии на разного рода пытки ей хватало. Вот и сейчас за ровной синевой её глаз плясал садистский огонёк вдохновения. Крисси набрала в грудь воздуха и почти торжественно произнесла: — Помнишь, несколько дней назад, в ванной, ты сказал, что хорошие девочки не должны видеть своего жениха голым до свадьбы? Она замолчала и изогнула бровь. Уголки розовых губ дрогнули в красноречивой усмешке. Эдди безмолвно таращился на неё целую минуту, давая мозгу осмыслить услышанное, моргнул пару раз, а потом, простреленный осознанием, вскочил: — Нет, нет, нет, Крисси, ты не можешь… Только не это, Крисси, ты не можешь так поступить! Я ведь, я, я пошутил тогда, ты же знаешь, я не имел в виду ничего оскорбительного, я клянусь… — Я знаю, не переживай, хорошо? Дело не в этом. Ты ничего плохого не сделал и я не обижена, — Крисси успокаивающе погладила его по руке; обиженной она и впрямь не казалась, и Эдди немного расслабился, заперев поток болтовни за угрюмо поджатым ртом. — Просто… тогда, сказав мне об этом, ты подкинул мне неплохую идею. Мне кажется, это будет очень… горячо и романтично, если мы отложим любые занятия любовью на первую брачную ночь. Закусив губу, она с застенчивым ожиданием, но и вспыхнувшей за ним непоколебимостью, посмотрела на него. Крисси интересно его мнение, но она уже приняла решение и отступать не будет. Но, может, был ещё шанс её разубедить?.. — Крис, но до свадьбы три грёбаных недели, — в ужасе прошептал он. — И они пролетят очень быстро! — «успокоила» Крисси и задумчиво насупилась. — Кстати, хорошо, что ты об этом сказал, я совсем забыла отослать приглашения Робин и Вики, из Юты ехать долго, им стоит заранее… — Нет, погоди, ты хочешь сказать, что я не смогу спать с тобой в течение трёх недель? Ты, должно быть, шутишь, — Эдди истерично не то усмехнулся, не то икнул, и с перепуганной надеждой взглянул на Крисси. Ответного смеха не последовало. — Я абсолютно серьёзна, милый. Я хочу сделать это после свадьбы, в нашу первую ночь в качестве мужа и жены, и ни днём раньше. Я ведь хорошая девочка, — Крисси насмешливо провела пальцем по золотой цепочке с крестиком, который носила с детства, и гримасничая наморщила нос. Бьёт его его же оружием значит, лиса. Язык его — враг его. — Ты… Как ты вообще вычленила эту идею из моей мимолëтной наитупейшей шутки? Боже мой… Крисси невозмутимо пожала плечами. Будто и вправду не знала, как же так вышло. Ну да. Мысленно Эдди проклял тот день, свидетелем которого не был, но знал о нём: маленькая Крисси Каннингем читает книжку за книжкой и смотрит спектакль за спектаклем, до глубины души и до самой смерти зачарованная тем, что способна сотворить человеческая фантазия из ничего. И шепчущая себе с придыханием: «я тоже так хочу». Страшный был день, по всем параметрам страшный. — Три недели, — он поражённо выдохнул и провёл ладонью по волосам, надеясь этим прикосновением собрать расшвыренные по всей черепушке мысли. — Мы никогда не прерывались так надолго, Крисси. Это же… Но я же смогу лизать тебя или трахать пальцами, правда? Правда? — Как я и сказала — любые занятия любовью отменяются. Петтинг тоже, — беспечно отозвалась она. Словно не только что подписала ему смертный приговор. Эдди почти услышал стук судейского молотка по воображаемой подставке. Внутри вскипело негодование напополам с совсем детским желанием стукнуть ногой по полу и потребовать своё. Эдди сдержался — исполинским усилием, надо сказать. — Как мы сможем?.. — Как-то же ты справлялся без меня на протяжении девятнадцати лет. — Целых девятнадцать лет всепоглощающе чёрной бессмысленности бытия! — плаксиво взвыл Эдди и рухнул лицом в подушку. — Не заставляй меня вновь проходить через этот ад, из которого я вырвался буквально благодаря чуду в виде пакетика травки за двадцать баксов! С тем же успехом ты могла бы сейчас отрезать мне яйца, солнышко, и даже это было бы не так жестоко, как три недели без твоих прикосновений. — Прекрати драматизировать, Эдди, — закатила она глаза и точно что назло — теперь ему даже такие мелочи будут казаться издёвкой, спасибо за травму, Крисси — огладила сарафан на груди, отчего неприкрытые лифчиком соски остро просвечивались через тонкую ткань. — И ты сможешь меня касаться: брать за руку, целовать в губы, приобнимать, и так далее. Прикосновения — это не только секс, если ты не в курсе. — Крисси, ради всего святого, две недели назад ты набросилась на меня, потому что я случайно задел рукой твою грудь, пока мы расставляли тарелки по полкам, — она покраснела и сконфуженно отвела взгляд, что Эдди расценил за маленькое отмщение за свою пострадавшую психику. — Всё, что ты перечислила, так или иначе для нас — прямой выход к сексу. — Значит, у нас появился прекрасный шанс проверить себя на прочность и убедиться, что выход может быть другим, — безжалостно парировала она. Эдди свёл брови и скрестил руки на груди, напустив на себя обиженный вид, но в следующую секунду к лицу прилегла хитрая и злорадная усмешка. Ладно, пусть будет по её. Но тогда это означает, что в капкан угодили они оба. В равном положении, потому что Крисси любит секс не меньше него. Много секса. Особенно с тех пор, как они съехались. История с тарелками — минимум того, на что она способна. — Допустим, я готов поучаствовать в твоей садистской кампании, хотя, не отрицаю, мне будет нелегко. А что насчёт тебя? Ты так легко откажешься от оргазмов на целых три недели? — Кто сказал, что я собираюсь отказаться от оргазмов? — Крисси игриво шевельнула пальцами в воздухе и кивнула на дверь, ведущую из спальни в ванную. — Душ тоже можно использовать… по-разному… Вот так, буквально шевельнув одним пальцем — и обломала его самоуверенность точно прутик об колено, вырвала с корнем маленький скромный росток. В мозгу словно случилось короткое замыкание; Эдди приоткрыл рот, глядя на неё с тупым недоумением. Закрыл, открыл снова, но в голове и горле образовался абсолютный вакуум. Крисси гаденько, самодовольно хихикнула, наслаждаясь его стремительно багровеющим лицом. — Да ну нахуй, это просто нечестно! — наконец, взорвался он. — Я же не запрещаю тебе мастурбировать, Эдди! — расхохоталась Крисси. — Ты чудовище, Крисси Каннингем! Изменять мне с грёбаной насадкой для душа! Моё эго разорвано в клочья и уже никогда не восстановится! Ты беспощадная, сумасшедшая ведьма подземелий. — А ещё я очень сильно тебя люблю, — продолжая смеяться, заявила Крисси и быстро поцеловала его в лоб. Сработало безотказно — любое возмущение по отношению к ней отпустило его, сменившись ураганом нежности. Эдди попытался схватить её в кольцо рук, но эта подлая миниатюрная фея успела изящно уклониться и упорхнула в ванную — готовиться ко сну. — Ты сам виноват, мужик, — выдохнул он, пораженчески откинувшись на подушку, и мысленно проклял тот вечер в ванной, когда ляпнул при ней о добрачном сексе и пошутил, какая она плохая девушка, раз посмела даже подумать о таком. Потому что теперь Крисси загорелась целью стать по-настоящему плохой девушкой. Не спать с ней — уже пытка, но Эдди бы её вынес — он никогда не настаивал на сексе и не закатывал истерики из-за отказов; одна лишь мысль о попытке силой склонить Крисси к интиму вызывала у него тошноту. Пытка была в том, что просто оставить его в покое ей было мало: Крисси решила не ограничиваться трёхнедельным (для Эдди — всё равно что вечным) воздержанием и сокращением физического контакта, а, блять, убивать его — шаг за шажком, прицельно и твёрдо, очень медленным, очень изуверским и очень красивым способом. По началу это было небрежным и мимолётным: то наклонится во время уборки, то выйдет в спальню из ванной в одном полотенце, то зацепится юбкой за угол мебели, оголив ляжки. Крошечные моменты, внезапно ставшие для него большим, чем неприметными будничными случайностями. И не подловишь ведь — надо сдерживаться. Эдди держался, причём достаточно спокойно — парочка сальных шуточек, долгий взгляд с головы до ног, и всё с тем. Работа, учёба и домашний быт способствовали отвлечению от неудовлетворëнности, плюс, кроме секса их объединяли хобби и любовь к активному образу жизни. Им было чем заняться помимо постели. Но когда не было… Когда не было, ему хотелось выть в потолок. Осенью в Сан-Франциско стояло аномальное пекло. В их скромной квартирке кондиционер являлся предметом особо смелых мечтаний, но зато имелся какой-никакой вентилятор, рявкающий и жужжащий, как монстроподобная дрель, но неплохо гонявший воздух. Крисси сидела слева от него за кухонным столом и красивым витиеватым почерком писала приглашения на свадьбу — для нескольких друзей из Хоукинса, колледжа и той мизерной части своих родственников, кого не тошнило от одного вида Эдди. Сам он пригласил всего девять человек — Уэйна, само собой, и бывших членов Hellfire-клуба. Правда, вряд ли из этих девяти приедет хотя бы половина — ребят разбросало по колледжам страны едва чернила высохли на школьных дипломах — но Эдди надеялся на лучшее. Крисси же мечтала о большем. Она хорошо понимала, что их ситуация требует особого подхода, как минимум в плане бюджета, но она и не просила лимузин или золотую фату. Ей лишь хотелось праздника. Настоящего, чтоб как в её любимых романтических фильмах: большой торт, танцы до утра и толпа друзей, в унисон скандирующая «горько!» И в погоне за детской мечтой она могла порой чу-уточку перегибать палку. Не то чтобы он не относился к её капризам снисходительно. Не всегда. — Крисси, серьёзно, господин Кан-Чжун? Наш сосед-кореец из квартиры D6? Боюсь спросить, чем он удостоился такой чести, как приглашение на нашу свадьбу. За последние месяцы я здоровался с ним в лучшем случае дважды, — улыбнулся Эдди, держа один из розовых твёрдых листов приглашения. Крисси залилась краской. Вентилятор стоял под таким углом, чтобы не разметать бумагу и в то же время обдувать разгорячëнные тела прохладным воздухом. — Он очень любезен и всегда торопится помочь мне донести продукты, когда тебя нет дома. А ещё он подарил мне браслет своей покойной жены, потому что хотел, чтобы память о ней продолжала жить на, как он выразился, ком-то молодом и прекрасном, — Крисси опечаленно поджала губы и качнула головой. — Думаю, приглашение на свадьбу — меньшее, чем я могу отблагодарить его. — Туше, — вздохнул Эдди, мысленно закатив глаза — Крисси обожала трагичные истории любви. Он отложил листок и бесцельно заслонялся по кухоньке, растирая затëкшие плечевые суставы. Через минуту Крисси окликнула его: — Кстати, ты бы мог написать письмо Фредди Каллахану. Он ведь ещё работает в той мастерской на Форд-авеню, да? — Принцесса, я не собираюсь приглашать на нашу свадьбу парня, который пару раз починил мою тачку. — Он был так добр к тебе, когда мы только переехали и осваивались на новом месте! Он вошёл в наше затруднительное положение и починил твой фургон бесплатно, а во второй раз — с большой скидкой! Даже регулярно звонил нам домой, чтобы держать нас в курсе того, как продвигается ремонт машины! — горячо убеждала Крисси. — Он был «так добр» не ко мне, а к тебе, потому что хотел залезть к тебе в трусики, родная. — Это… неправда, — неуверенно проронила она, но, прокрутив воспоминания о механике с такой точки зрения, густо покраснела, осознав правдивость слов Эдди. Тот сочувственно похлопал её по плечу. — Мы не приглашаем Фредди на свадьбу. Конец разговора. Она надула губы, но спорить перестала, и уткнулась носом в следующее письмо. Эдди ласково улыбнулся — несомненно умная, но отчаянно верящая в бескорыстную доброту в глубине души каждого. Его доверчивый ангел. И смертельное, мучающее его проклятье. Как в ней умудрялись уживаться полярно противоположные вещи? Эдди понятия не имел, но любил это, хотя в последнее время это можно было счесть за изрядный мазохизм. — Я устала, — вскоре простонала Крисси, улëгшись лицом на бумагу. Ручка выпала из её затекших пальцев и покатилась к углу стола. — Ты уставала бы меньше, если бы не пыталась пригласить на свадьбу половину континента. — У меня много друзей, — защищалась она, но довольно вяло — совсем выбилась из сил, бедная. Эдди зашёл ей за спину и положил руки на плечи. Крисси слегка шевельнулась, однако головы не подняла. Когда он принялся осторожно массировать напряженные мышцы, она заëрзала, длинно выдохнула и простонала ещё раз — с явной благодарностью. — Чувствуешь себя лучше? — Мгм. Эдди улыбнулся и перешёл на шею, помассировал над ключицами, заботливо погладил под линией роста волос рядок шейных позвонков, нажал на измученные болью точки; Крисси тихонько мяукнула и вскинула голову, ластясь под его руки, точно голодная кошка. Её кожа была липковатой от пота, податливой, как свежее тесто, и очень горячей; на мягкой шее появлялись белые контуры его пальцев и тут же пропадали, оставляя за собой дорожку из красных следов, причудливо — до тоски как — напоминающих засосы. Но, честное слово, Эдди не вкладывал в свои действия ничего эротического — массаж шеи, ни больше ни меньше. К нынешнему дню её дурацкая прихоть о брачной ночи успела стать хоть и досадливой, но частью рутины. Сдерживаться рядом с ней было делом сложным, но не невозможным. А потом Крисси застонала, но не так, как стонут люди, которым облегчили боль в шее. И вся его хвалëная выдержка полетела к чертям. Подобным образом Крисси стонала только в постели. Не так ли? Или он начал сходить с ума без её тела? От недостатка секса бывают слуховые галлюцинации? Эдди ненадолго замер, затем повторил движение. Тонкий протяжный звук повторился. Чëрта-с два ему послышалось, он буквально умеет со стопроцентной точностью воспроизводить на гитаре тональность любого из её стонов в зависимости от позы, ситуации и уровня возбуждения, в которых тот издаётся. Эдди опять надавил на плавный изгиб её шеи; её стон лёг на слух медовой патокой, амброзией, даром свыше, а в низ его живота немедленно устремился бурлящий поток. У неё эрогенные зоны на шее? Эдди знает её тело наизусть и уверен, что такую особенность бы не пропустил. Значит, вывод один. Эта чертовка стонала намеренно. — Что ты, по твоему, делаешь, Крисси? — хитро протянул Эдди, чуть склонившись к ней. — М?.. Расслабляюсь?.. — хихикнула она и прикусила губу; очередной сладкий вздох, слетевший с её рта, вспышкой жара пронёсся от ушей по прямой до его члена. Спасибо вентилятору, дувшему на них, иначе Эдди бы повалился на пол от теплового удара. — Да? В каком смысле? — Мне легче, когда ты массируешь мне шею. Так понятно? — Не совсем, ведь звуки, которые ты издаëшь, обычно связаны с массажем частей тела далеко к югу от шеи, — промурчал Эдди низким грудным голосом, от которого, он знал, Крисси покрывалась мурашками. Эта реакция не заставила себя ждать и сейчас — её светлые волоски на шее вздыбились, кожа в миг стала более восприимчивой к касаниям, и она взволнованно сглотнула, поëрзав на стуле, однако быстро взяла себя в руки: — Ты слишком зациклен на сексе, милый. Думаю, идея с добрачным воздержанием пойдёт тебе на пользу. — Я прям чувствую, как брошюрка евангелистского сообщества медленно, но верно материализуется у меня в заднице. Крисси залилась чистым мелодичным смехом. Словно арфа у ворот рая, музыка неба, его самая любимая песня, которая и из того света подымет, и никогда не надоест, сколько не прокручивай ту на граммофоне. — Ты несносен, Эдди, — отсмеявшись, резюмировала она. — Прошу заметить, что это не я придумал полмесяца моральных и физических самоистязаний из-за какой-то малюсенькой шутки. — Я бы не сказала, что ты истязаешься. Ты держишься довольно хорошо, — возразила Крисси. Она склонила голову набок под поступательные движения его рук и тихо, глубоко и протяжно ахнула — точь-в-точь как ахает, когда в неё входят; Эдди взмолился всем почившим легендам металла за сохранность своего рассудка. — Ты слишком веришь в меня, Крис. Твоё счастье, что ты не умеешь читать мысли. — Нет, я серьёзно, ты справляешься куда лучше, чем я ожидала. Ни разу не притронулся ко мне ниже пояса и не прижал к мебели, ничего в таком духе, — она с довольным видом кивнула, словно учительница, хвалящая ученика, на которого возлагала большие надежды и они оправдались. Эдди нравится её радовать, правда; но это же, блин, форменное издевательство. — Скажем так — этот стол стоит ровно только потому, что я уважаю тебя. — Прости? Эдди пригнулся ниже, прижав губы к её горячему уху. Крисси вздрогнула, её дыхание замерло тоже, а взгляд — наполовину испуганный, наполовину возбуждённый — упёрся в недописанное письмо на столе, когда Эдди, не изменяя низкому тембру голоса, прошептал: — Если бы я не любил тебя настолько, чтобы согласиться на эту… сделку с трёхнедельным целибатом, которая по каким-то непонятным причинам радует твой кровожадный ум, твоя очаровательная задница сидела бы не на стуле, а во-от здесь, — он хлопнул по краю стола; Крисси дёрнулась и громко сглотнула, — ноги бы находились здесь, — он снова ударил — на этот раз по своему плечу, — а мой член — вот здесь. Крисси затаив дыхание наблюдала, как её руку аккуратно перехватили за запястье и прижали к низу живота; ноги непроизвольно раздвинулись, отчего её ладонь скользнула ещё ниже, к прикрытому платьем лобку. Эдди рвано выдохнул ей в плечо. — Эдди… — Хотя, знаешь, нет, — он поцеловал её ухо; рука, держащая запястье, так и зудела от желания заменить её пальцы своими и коснуться там, где было до накала жарко и наверняка уже очень влажно. — Сначала я бы попробовал тебя пальцами. Потом бы просто попробовал. В конце концов, где мои манеры, это ведь обеденный стол. — Дурак, — хихикнула она и вскинула подбородок, подставляя горячие щёки ветерку. — Согласен. Умный парень не вступил бы в сговор с человеком, который не способен соблюсти его условия. — Ты думаешь, я не смогу сдержаться? — Ты запретила мне проверять, солнышко, помнишь? Придётся ответить на этот вопрос… — Эдди опустил её руку ниже. Из-за складок платья ничего не было видно, но ему и не требовалось смотреть — он мог её чувствовать; представить её запах, дрожь, то, как сыро и часто внутри и снаружи неё всё пульсирует, — самой. Крисси согласно промычала, расставив колени шире и сползая по стулу. Тогда он позволил себе потешиться мыслью, что вот-вот игра закончится, столь же стремительно и спонтанно, сколь началась, и она сдастся. Что её раскалённое натужное дыхание, яркий румянец и прикушенная губа всё равно что зелёный сигнал светофора. Можно сколько угодно строить из себя гордую соблазнительницу, но заводилась Крисси всегда быстро. Она любила дразнить, но совершенно ненавидела, когда дразнили её; Эдди часто шутил, что это побочный эффект детства в обществе золотых воротничков, когда ты просто не приучен не иметь того, чего хочется. Особенно когда хочется «сейчас же», сию минуту, и чтобы непременно — самое лучшее. И он мог дать ей это. Снова стать главным, гейм-мастером, перестать быть «хорошим». Забыть о её нелепом уговоре и даже сдержать ехидство — что угодно, только пусть Крисси сейчас повернётся и втянет его в поцелуй, в котором он безошибочно угадает умоляющее «направь меня», которое недолго думая перерастёт в «трахни меня». Она даже может покомандовать им в процессе, если ей захочется. А ей ведь хочется, негодяйке. Но Крисси не целовала и не молила — ни словами, ни телом. Она выровняла дыхание, причём так быстро, будто сбросила маску, мягко хихикнула, убрала руку со своей промежности вместе с рукой Эдди со своего запястья и как ни в чëм ни бывало села прямо. Ветер от вентилятора смел её волосы на плечи, парой прядей дерзко ударив Эдди по лицу. — Ты очарователен, Эдди, но мне нужно закончить с пригласительными. Принеси ещё стопку из комнаты, пожалуйста? Она возвела на него свои небесные глаза — кривые зеркальца, передразнивающие его удивлённо-разочарованную гримасу. Розовые губы растянулись в улыбке, нахальной и полной триумфа. Эдди смачно выругался. Член в штанах заныл от желания, когда он, переведя дух, кивнул и покорно направился в спальню, попутно спрашивая у вселенной — откуда и за какие грехи ему уронило на голову эту прекрасную и адски невыносимую женщину. Дальше всё было только хуже. Крисси поняла, что она в этой игре — ведущая, мастерица подземелий, если угодно, которая ведёт историю так, как хочет она, а всем остальным приходится лишь смотреть, участвовать и подчиняться; Эдди бы поаплодировал — хорошая шутка, сука-судьба, браво, теперь его маленькие овечки из клуба отомщены на три жизни вперёд. Она поняла, что может вертеть им, как ей вздумается — он ведь джентльмен до мозга костей и не будет настаивать, если только она не даст очевидного на то согласия, а она, чтоб её, не давала. Зато измывалась не хуже святой инквизиции: наклоны во время уборки стали ниже и обязательно включали в себя выпяченный зад, декольте — глубже, платья и юбки — короче, а из-за звуков душа по вечерам у Эдди скоро разовьётся нервный тик. В десятый, в сотый, сто десятый раз. Его приманивают, как изголодавшегося пса, радостного даже ничтожным хлебным крошкам, а после снова и снова бессердечно отказывают. О, как же, помимо жалких крошек, — ещё было бельё. Дурацкое ночное бельё. Эдди на самом деле всё равно на кружева и рюши — как-то раз он трахнул её одетую в его же дырявые треники и растянутую майку с Гарфилдом; Крисси могла бы ходить хоть голой, хоть в мешке из-под картошки, и он с равной силой продолжил бы хотеть её. Однако спустя полторы недели с начала их сделки (боже, он пережил неделю, осталось чуть меньше двух, билась в голове мысль, осталось-чуть-меньше-двух) Крисси взялась таскаться с подружками по магазинам — готовилась к свадьбе, естественно. Но даже купив белые туфли, чулки, ткани для платья и прочую дребедень, она почему-то не остановилась. — Как тебе? — Крисси покрутилась вокруг своей оси и дурашливо взъерошила волосы. — Я похожа на Шерри Кэри, Эдди? «Ты похожа на то, из-за чего сегодня я проторчу в душе на десять минут дольше» — думал он, а вслух сказал: — Ты отлично выглядишь, Крисси. Что было правдой, и не только из-за перехватившего управление его мозгом стояка: белый корсет красиво приподнимал небольшую грудь, кружевные трусы стекали тугими подвязками в бледную сетку чулок и заканчивались умилительными прозрачными носками с принтом белых сердечек. Крисси — точь в точь куколка из белого шоколада, каких обычно ставят на вершины свадебных тортов. И съесть её хотелось ничуть не меньше. — Ты говоришь это третий комплект подряд! — Да, потому что ты отлично выглядишь во всех трёх. — Ты не помогаешь! — проныла Крисси и упёрла руки в бока. — Мне необходимо выбрать, что я надену под платье. И нет, ответ «ничего» не принимается. — Тогда я тебе не помощник, для меня это, — он махнул рукой на её наряд, — просто красивые, но лишние кусочки ткани, которые закрывают всё самое крутое. Крисси цокнула языком и удалилась переодеваться. Эдди попробовал успокоить себя косяком и гитарой; курил и работал допоздна, за этим делом не заметив, что Крисси за почти полчаса приняла душ (Эдди клянётся, что однажды сломает эту сраную насадку пополам) и уже успела забраться в постель. — Эдди, я не могу спать при свете. Ты скоро?.. — А? А, да, прости, дай мне минуту, — он потушил сигарету в пепельнице, записал последний аккорд и убрал гитару. Повернулся к ней лицом, чтобы дотянуться до ночника. Замер. — Ты собираешься спать в этом? — М? О, да, конечно. А что? Эдди втянул побольше воздуха; тот раскалённым буром ввинтился в лёгкие и устремился в его многострадальный пах. Нет, она точно в прошлой жизни была убийцей. Серийником. Маньяком и настоящим изувером. Самым прекрасным маньяком на свете: с распущенными вьющимися волосами, прижатыми к подушке надутыми щеками, в чёрном пеньюаре на бретельках с летучими мышками, вышитыми по краю подола, и ниточкой чёрных трусиков, которые чудным образом делали раскинутую на простынях картину ещё развратнее, чем если бы она лежала без них. Проклятое произведение искусства, лежащее так близко, но и так далеко. Самое сексуальное и самое жестокое зрелище, что он видел в своей жизни. — Крисси, эта… штука прозрачнее воздуха, — севшим голосом выдавил он. — Мне жарко, а эта комбинация шла по скидке, — небрежно отозвалась Крисси и перелегла на спину; Эдди как привороженный уставился на её голую грудь, тонко очерченную органзой. — Ложись спать, мне действительно лучше встать пораньше. Завтра профессор Диккенс хочет устроить нам первую практическую в драмкружке, там поставят одну из последних пьес Артура Миллера и я… Её речь превратилась в фоновый шум, в болтовню радиохоста из магнитолы, что помогает сонному Эдди не устроить по дороге на работу ДТП. Вот только Крисси — ничто иное как причина неизбежной катастрофы. В его мозгу сходятся встречные полосы и с визгом-грохотом сталкиваются мысли, взрываются и пускают огонь по всему телу, когда она лежит вот так, восхитительно открытая, с пушистыми кошачьи-рыжими волосами и сливочно-белым окружьем ягодиц, выглядывающим из-под полов коротенького пеньюара как самая обидная в его жизни насмешка. Как тут спать. Дышать. Функционировать. После душа (и смущающе быстрой в нëм дрочки) Эдди взбирался на кровать так осторожно, будто слева от него лежала не женщина ростом пять и три, а ядерная бомба. Конечности сковывало; электричество, накопившееся между ними, впивалось в ставшую сверхчувствительной кожу миллиардом иголок. Он физически ощущал исходящее от неё давление на его тело, как если бы Крисси окружила себя магнитным полем, которое отталкивает любого в радиусе трёх дюймов с силой прессового автомата. Он чувствовал себя глупым девственником. Он чувствовал себя больным на голову. А Крисси как ни в чём ни бывало чмокнула его в щëку, пожелала спокойной ночи — её шёпот опалил ухо силой тысячи солнц — после чего выключила ночник и повернулась к нему спиной, ну да, как же иначе — отклячив голую задницу. — Укрываться не будешь, солнышко? — Я же сказала, мне жарко. Как отрезала. Боги всемилостивые, услышьте… Эдди резко выдохнул через нос. Ладно, чем скорее он уснёт, тем проще. Эдди взбил подушку и улёгся, стараясь не слишком долго прокручивать в голове идеи о том, что он мог бы сделать с этим её пеньюаром и всем, что секретом полишинеля спряталось под ним. Комната погружалась в умиротворяющую ночную тишину. За окном прошуршали мимо два автомобиля; кто-то торопился по тротуару — цокот каблуков часовым боем отчеканил под окнами, пока не стих за поворотом в конце улицы. После раздался писк. Эдди рефлекторно приоткрыл глаза, но сразу закрыл их обратно, — наверное, послышалось с улицы. Однако писк повторился, и не просто повторился, а сопроводился зычным, отзвеневшим в тишине всхлипом. — Крис? Ты плачешь? Она не ответила, и Эдди взволнованно подскочил на постели, чтобы заглянуть на её половину. Заглянул. И обомлел, ощутив, как в груди взорвалась и сожгла нахер всё живое та самая ядерная бомба. Крисси лежала на боку спиной к нему, поджав ноги. Ночнушка скомкана где-то в районе талии, копна волос рассыпалась по подушке беспорядочным медно-золотым узором; на открытой шее и голых ягодицах выступил серебристый пот. Одна рука — под головой, вторая же под… пеньюаром. С влажным нарастающим отзвуком двигалась между её крепко прижатых друг к другу бёдер. Она, чокнутый маленький садист, внаглую ласкала себя пальцами, лёжа с ним в постели. — Крисси, какого хрена? Это уже даже не смешно! — взвыл он не то раздражённо, не то умоляюще, и прищурился, желая выхватить из темноты комнаты вид её пальцев, погружëнных внутрь мокрого розового влагалища. Она не ответила. Её рука замедлилась, резко дёрнулась вперёд, и новый всхлип — стон — прилетел ему в голову точно пуля. — Крисси, родная, прошу тебя, прекрати, — облизав губы, взмолился он, чувствуя себя максимально глупо, обиженно и возбуждённо одновременно. — Прошу. Я правда стараюсь сдержать обещание, правда, но я вообще не железный, ты знаешь, я… Такое в сделку не входило, чёрт возьми, я не готов! П-прекрати или уйди в ванную, по крайней мере, за шумом ебучей насадки мне не слышно этих прелестных звуков, по которым я невообразимо соскучился… — Эдди, я близко, — словно не слыша его (или правда не слыша), проскулила она. Её поясница выгнулась, бёдра вздрогнули, невольно распахнувшись шире, а пальцы вошли до упора, прижав её запястье к лобку. Он сглотнул комок и с резким вдохом прикрыл глаза. Кислород осел в лёгких жидким свинцом, тяжело и несмело втянувшись через ноздри. Боже всевышний, он чувствовал её запах. Мог ощутить привкус её смазки на корне языка. — Блять. Хорошо. Блять. Давай, м-м, тогда поторопись, красотка. Чëрт подери, это просто безумие. Я не знаю, хочу я сейчас убить тебя или выебать до потери сознания. — Эдди!.. Крисси не просто выстанывала его имя — она звала его. Она хотела, чтобы это были его пальцы, чтобы он вёл её к разрядке, чтобы эта нелепая игра наконец-то закончилась. Но стоило Эдди пылко податься к ней, как Крисси мгновенно увильнула в сторону, напрягая лопатки и вжавшись боком в постель, и упрямо качнула головой, выразив несогласие. Ну разумеется, это было бы слишком легко. Сам ведь, чтоб его, распевал ей о том, какая она целеустремлëнная. — Повернись… Можешь повернуться лицом ко мне, Крисси? — Я не собираюсь… — Я не буду прикасаться к тебе, обещаю, — с трудом выдавил Эдди, стиснув край подушки в кулаке. — Я хочу этого больше всего на свете, но я этого не сделаю, пока ты мне не разрешишь. Я лишь понаблюдаю за тобой. Смотреть, но руками не трогать, понимаешь? Как в музеях, или арт-галереях, или… или в стрип-клубах… Ну же, пожалуйста, Крис, я не могу это пропустить, это же… невыносимо прекрасное зрелище, когда ты кончаешь. — Ты ходил в стрип-клубы? — рвано выдохнула из-за плеча Крисси. Судя по всему, это было единственным моментом из его болтовни, который она удостоила вниманием. Распалённый до предела, едва соображающий, он всё же сумел с этого развеселиться: — Нет, ни разу там не бывал, Крисси, честное слово. На кой мне стрип-клубы, когда в моей кровати сейчас разворачивается чёртов порнофильм? Кстати, чтобы кинокартина была полной, лучше развернуться ко мне личиком. Пожалуйста, солнце. Пожалуйста. Боже мой. — Ты что, плачешь?.. — изумилась Крисси. — Нет, но если после этого ты передумаешь… — Детка, ты слишком драматизируешь, — фыркнула она и тут же сорвалась на стон, от которого Эдди глухо выругался и впился блуждающим взглядом в её ручку, то медленно, то часто движущуюся промеж бледных ног. — Расскажи об этом моему каменному стояку, уверен, он преподаст тебе отличный урок драматургии. — Эдди! — Крисси! — передразнил он, скопировав её истончившийся от удовольствия голосок. Крисси не то хихикнула, не то хныкнула — да так жалобно, что сжалось сердце. Её тело приближалось к оргазму, и он кожей ощущал исходившие от неё импульсы тока. Это мешало дышать, а вид её — вернее, его неполнота — мешал думать. И страшно раздражал. Ведь даже лёжа спиной к нему, Крисси была красива до безумия. Темнота обрисовала её фигуру острыми линиями, чётко выделив все сокровенные места: изгибы бёдер, укрытую пеньюаром талию, раскрасневшуюся спину, дрожащие под головой пальцы, дрожащие между ног пальцы. Вылитая Венера в зале современного искусства, ночь в музее, сон в проклятую летнюю ночь. А если она повернётся? Это будет в тысячу раз прекраснее, так, что и ослепнуть недалеко. Эдди прикрыл веки, рисуя по памяти образ её тела, гибко раскинувшего под ним ноги. Да, отлично, пусть это будет последним, что увидят его глаза. — Повернись, Крисси, — повторил Эдди, скрипя напряжённым горлом. — Даже не зна-аю… Я не… ох, я не думала о том, чтобы ты смотрел, знаешь?.. Издевалась, нахалка. Он помолчал, с трудом формируя мысли в буквы. Нервно провёл языком по верхней губе — как сухим наждаком пробежался. — Так ты спланировала это? Хотела, чтобы я лежал рядом и всё слышал, но не мог ничего сделать? — Я просто думала о тебе… в целом. Обо всём. И оно, оно как-то… само… — Крисси сбилась с речи и издала красноречивый писк. — Да? Ну, вот что я скажу — это просто пиздец, Крисси. Ещё больший пиздец в том, что ты думаешь обо мне, пока трахаешь себя рукой, но при этом не хочешь даже взглянуть на меня. Господи. Клянусь, я даже не подышу в твою сторону, я просто… Просто разреши мне посмотреть. Пожалуйста, Крисси. Позволь мне видеть тебя сейчас, когда ты такая красивая. Голос слышался как сквозь вату. Звучал он, надо признать, фантастически жалко. Эдди ни перед кем не унижался столько, сколько перед Крисси сегодня вечером; даже когда она дразнила его во время секса, после первого «прошу» дело шло сразу. Теперь же Крисси, загоревшаяся своей дикой идеей, на одном волшебном слове не остановится. И как будто в подтверждение последнего вывода, с её губ сорвалось: — Угадай, какими пальцами я себя касаюсь, и тогда я повернусь. Эдди не думал ни секунды: — Это просто, принцесса — правая рука, средний и безымянный, а теперь ляг на спину и дай мне взглянуть, — он застыл в предвкушении, оттянув впившуюся в пах резинку пижамных штанов. — Неправильно, — разбила его надежды Крисси (уже в который раз за неделю?); вздохи шумные, прерывистые, а в тоне — не в пример тибетским монахам превосходное спокойствие. Заигравшаяся маленькая мерзавка. Психопатка. Фрик. Он любит её. Хоть это и то ещё испытание. — Крисси, — вдохнув сквозь зубы, со всей сдержанностью (и лёгким раздражением), на какую способен, протянул он, — может, у меня и кружится сейчас голова, но я на сто процентов отчётливо вижу, какие именно пальцы находятся в твоей киске. — Какие? — простонала она и изогнула спину, чуть убрав в сторону руку. — Какие именно, Эдди? Он нахмурился, напрягая глаза и концентрируя всё внимание на её влажных открытых бёдрах. Когда в темноте слабо блеснул золотой блик, Эдди не смог не выругаться. — Ты имеешь себя рукой с обручальным кольцом?.. Хорошо, да, я вижу, точно с кольцом, оно на твоём… в… Иисусья мать. Ты специально не сняла кольцо перед этим, так ведь? — Это… я решила, что так получится… романтично, — задыхалась Крисси, даже не потрудившись спрятать довольную усмешку. — Романтично? — Эдди подавился смехом. — Романтично ей, значит… Ага. Прежде чем ты повернёшься, хочу, чтоб ты знала — ты сумасшедшая маленькая ведьма, — Крисси хмыкнула, ничуть не обидевшись — от него это звучало как комплимент, — и я съеду крышей вслед за тобой. Не-пре-мен-но. Тебе от меня не отделаться, какие бы дурацкие игры ты не выдумала, Крисси, ни на три недели, ни на три века, так и… «Знай» — хотел закончить, но Крисси вдруг перелегла на спину, раскинула свои бесконечные ноги в стороны и прогнулась в пояснице, предоставляя ему наилучший обзор на всё, что решила насчёт него. Эдди проглотил застрявший в горле ком и поёрзал на постели, невольно скользнув рукой по простыне в её сторону. Вовремя остановился — нельзя её отвлекать, не тогда, когда она сжалилась над ним и разыгрывала столь великолепное представление; спектакль, который её преподавателям в колледже и не снился; блять, что там нобелевка — Эдди бы прямо сейчас вручил её раздвинутым ножкам луну с неба. Он опустил глаза на месторасположение её руки, куда собственные пальцы буквально горели от желания прикоснуться. Там она — гладкая, пунцовая и наверняка очень горячая. Полоска белья деловито сдвинута влево, пальцы погружены внутрь пульсирующего влагалища, блестят на фалангах серебристой смазкой. Левая ладонь взбежала под воздушный лиф пеньюара и обняла пятернёй грудь. Летучие мышки на подоле дрожали под движениями ласкающей её промежность руки. Его порывало сказать что-нибудь сексуальное. Попытаться хотя бы словесно поучаствовать в происходящем, направить её, приказать. Чтобы она не думала, что он разучился быть главным, перестал быть DM, ведущим и мастером, основоположником самых извилистых путешествий… — Я хочу, чтобы ты потрогал себя, Эдди, — шёпотом приказала Крисси, в очередной раз подтвердив, что она — его единственное исключение; единственная кто всегда будет на ступеньку выше него в иерархии, где бы они ни находились — в Хоукинсе, в Калифорнии, в старшей школе или в колледже. Величество от рождения, как же. Королева Хоукинс Хай. Потому Эдди, бард покорный, пробормотал «да, мэм» и не теряя ни минуты высвободил из штанов твёрдо налитую эрекцию. Плюнул себе в ладонь — Крисси при этом громко вздохнула — и вздохнул тоже — от облегчения, поскольку долгожданное давление рук опустилось на нывший от перевозбуждения член и тут же двинулось от основания до головки и назад. Эдди неуклюже подобрал под себя подушку и опёрся на неё свободным локтём, приняв максимально удобную позу. Так он мог не отвлекаться ни от своей самозабвенной дрочки, ни от Крисси, самозабвенно дрочащей себе. Почти. Смотрела она на него, внимательно, с отражённым в её зрачках его восхищением. Смотрела и учащала толчки пальцами, тихо поскуливая сквозь тугую полоску губ. — Я долго не протяну, принцесса. — Я тоже. Ты сейчас такой красивый, котёнок, — Крисси рассмотрела его сверху вниз, задержав потемневшие глаза на члене. Голодно облизала губы, не в силах отвести взгляд. — Сомневаюсь, — усмехнулся Эдди; сейчас он неряшливо взлохмаченный, красный и потный, как те пьяницы из баров после бутылки водки. Но Крисси это, похоже, не волновало. Точнее, волновало в лучшем смысле слова. — Никогда не сомневайся в этом. Ты очень красивый, Эдди, такой, такой красивый… Сбивчивое бормотание слетело в крик, и Крисси красиво изогнулась одновременно с изогнувшимися внутри себя пальцами. Изящная, как колосок на ветру, аккуратная, сливочно-белая, настоящее лакомство. Эдди бы настроился всю ночь напролёт наблюдать за ней, изводя глаза, но Крисси вдруг задышала чаще, зажмурилась, подбросила бёдра — и мелко затряслась всей нижней половиной тела, прошибаемая ярким оргазмом. Толчки пальцев со звонким хлюпаньем затихли, и Эдди, прохрипев что-то крайне отдалённо напоминавшее её имя, кончил следом, быстро и до звона в ушах сильно, приклеенный взглядом к её закрытому гримасой экстаза лицу и мимолетно отметив про себя — он скучал вот по этому. По тому, чтобы видеть своими глазами, как ей с ним хорошо. Они лежали, восстанавливая дыхание, и в нём не осталось ни крупицы сил чтобы попросить об объятиях (которых до чесотки хотелось, Эдди видел — ей хотелось, она обожала обниматься, даже в её мучительной сделке был пунктик на объятия). Потом Крисси медленно встала, поправила ночнушку, огладила смятых летучих мышек у подола пеньюара, и как ни в чём не бывало прошла в ванную. Вымыла руки, ополоснула лицо. Вернулась. Снова чмокнула его в щёку, подчёркнуто не коснувшись его тела ни мизинчиком, пожелала спокойной ночи и, накрывшись одеялом, отвернулась спать. Перемазанный ниже пояса спермой и ещё не до конца протрезвевший от оргазма, Эдди так и сидел, в той же позе, в которой кончил, и тупо пялился на её рыжеватый затылок. Внутри копошился странный клубочек из шока, обиды и восхищения. За окном кто-то громко кашлянул, и Эдди, вздрогнув, отмер и поднялся на негнущиеся ноги, чтобы сходить в туалет. По крайней мере, ничего не изменилось — Крисси по-прежнему любит и хочет его, Крисси по-прежнему намерена дождаться свадьбы. А Эдди по-прежнему может обожать её. Пусть и пока только взглядом. Но этого хватит, чтобы пережить оставшиеся четырнадцать дней. В относительном спокойствии. *** — Эдди, Робин и Вики ответили! — Крисси выпорхнула из-за угла в узкую прихожую, энергично размахивая листком бумаги над головой. — Они успеют на свадьбу, приедут аж за двое суток до неё! Мы сможем устроить девичник! — Это замечательно, солнышко, — он улыбнулся ей, вешая куртку на крючок. — Я так по ним соскучилась! Вики сделала для меня набор свадебных украшений, представляешь?! Не хочет рисковать и отсылать их по почте, написала, что подарит при встрече… Эдди оглядел её: хвостик качался в такт возбуждённым прыжкам, на носу — очки для чтения, халат накинут поверх его растянутой футболки с Элисом Купером и обычных махровых шорт. Больше не было чрезмерно пошлого белья да корсетов, отсутствовал тот флёр хитроумной соблазнительницы от слова совсем; улыбка естественно-широкая, лучезарная, глаза искрились счастьем, как у девчонки, которой подарили щенка на Рождество. Крестик покоился под ключичной впадиной, где ему самое место. Она выглядела так беззащитно, так мило, так трогательно по-домашнему, что Эдди не выдержал и притянул её к себе, накрыв поцелуем её плюшевые губы и срывая с них очаровательный изумлённый писк. Он вернулся с подработки и планировал помыться и завалиться спать до ночного перформанса в пабе, но Крисси не впервой рушить его планы. Он, впрочем, не возражал — особенно после того, как она подтянулась к нему всем телом, охотно ответив на поцелуй и вылизывая его рот юрким горячим языком со вкусом обожаемого ею клубничного мороженого. Бумага выпала из тонкопалой ладошки, сменилась горстью его волос, оттянутой у корней. Эдди застонал в поцелуй и вжал руки в её футболку, большим пальцем оглаживая полоску гладкой талии, выглянувшей из-под края. Ни дюймом выше. Ни дюймом ниже. Он помнил. А вот Крисси страстно хотела об этом забыть. С того раза когда она кончила от собственной руки у него на глазах, Крисси стала вести себя снисходительней. Немного ослабила вожжи, накинутые на него и, пусть она и не признает никогда вслух, на себя. В совместный просмотр киноужастиков вернулись поглаживания коленок и тисканье бедра под юбкой; поцелуи перед сном оканчивались засосами на шее и ключицах; дурацкий душ включался чаще, но уже не так демонстративно-громко, не ему назло. Свадьба на носу, и они оба переживали по куче причин: организация, костюмы, господин Кан-Чжун, слёгший с ангиной (но клялся-божился выздороветь до церемонии). Хотелось расслабиться, спрятаться ненадолго от тревог, и так уж совпало, что лучше всего у них получалось расслабляться только друг с другом. — От тебя пахнет пивом, — наморщила Крисси носик-пуговку, и Эдди непременно чмокнул её в него. — У парня с работы был день рождения, он всех угощал. Я схожу умоюсь… — Стой, не надо, — ногти с красным лаком вцепились в его предплечья, не разрешая отойти. — Я не сказала, что мне это не нравится. — Мгм-м, я вижу. Никак хотите надраться, со-дня-на-день миссис Мансон? — Что, снова скажешь, что хорошие девочки так не делают? — хмыкнула Крисси в поцелуй. — Так не делала мисс Каннингем. А миссис Мансон будет делать всё, что она, — Эдди подхватил её и усадил на деревянную обувницу, стоящую возле вешалки; Крисси инстинктивно обвила ногами его пояс, откинувшись корпусом назад с тихим «о», — пожелает. — Я желаю тебя, — выпалила с улыбкой Крисси. Сама невинность. Эдди насторожился и, наученный её многодневными уловками, уклончиво пошутил: — Тогда удачно, что я успел прилипнуть к твоим подошвам ещё в конце старшего класса. — Которого из? — Очень смешно, Крис, обхохочешься, — она всё равно захихикала, не обращая внимания на его сарказм. — Уж если занудствовать, то — прилип в средней школе, когда во мне ещё теплилась надежда свалить из Хоукинса до достижения восемнадцати лет. — В таком случае я бы никогда не стала миссис Мансон, — резонировала Крисси. — С чего бы? Я же говорил, что тебе, — Эдди прервался на поцелуй в шею — Крисси откинула голову, вжимая руки в его плечи, — от меня не избавиться ни в одной временной линии, как ни старайся. Я бы искал тебя… — Думаешь, нашёл бы? — Естественно нашёл. А потом преследовал бы во снах, как Фредди Крюгер, пока ты не стала бы молить о пощаде, — прорычал он в притворной угрозе и несильно куснул за ключицу, вбирая в рот крестик. Крисси выпустила лёгкий смешок, но когда её взгляд проследил за медленно оттянувшим цепочку ртом Эдди, умолкла и шумно сглотнула. Эдди это заметил. Не без труда подавил ухмылку. Немного пососал крестик, хитро глядя глаза в глаза, и выпустил из плена губ; влажный кулон шлёпнулся на покрывшуюся мурашками кожу. — У-учитывая, — Крисси прокашлялась — связки не слушались; слова выходили ломкими, хрустящими, как стекло, — учитывая болтовню вчерашней ночью, которую наверняка слышало полдома, твои маньяческие планы потерпели бы крах ещё до рассвета. — О Боже, — Эдди поморщился, ощутив, как в щёки прилил стыдливый жар. — Я опять говорил во сне? Крисси кивнула. — Я встала попить воды, а ты вёл очень бурную дискуссию с Бенджамином Франклином по поводу декларации о независимости белок. Было довольно занимательно, — она звонко хихикнула, и Эдди, не удержавшись, подхватил её смех. — Да, э-эм, в тему — мне снился второй выпускной год и уроки истории мистера Туэйна. Этот парень весь 85-й старательно делал из меня неврастеника. — Я так и поняла, когда ты обозвал Франклина «тощим усатым козлом». Франклин не носил усы и был тучным. — Ну, надеюсь, от меня доносился не только жуткий трёп о хоукинских учителях. — Нет, были и хорошие вещи. Ты повторял моё имя, сперва тихо, потом всё громче и чаще… — О, — Эдди насупился, — этого я не помню. — …а потом сказал, что любишь меня, — прошептала Крисси. Голубые глаза, кукольно-большие под линзами очков, залил полный обожания свет. — Я люблю тебя, — повторил за ночным видением Эдди и нежно поцеловал её, погружаясь в её солнечное тепло словно в пенную ванну после трудового дня. Самый верный способ расслабиться. Один из. — Я всё ещё желаю тебя, милый, — потребовала она в поцелуй. — Было бы странно не желать будущего члена Зала славы рок-н-ролла. — Прекрати делать вид, что не понимаешь, к чему я клоню, — закатила глаза Крисси. Пальчики, быстро запутавшиеся в его волосах, потянули, хорошо зная, как именно ему нравится. С каким напором. И в каких ситуациях. Эдди скептически изогнул бровь: — Ты правда сдашься сейчас, когда до свадьбы осталось несколько дней? — Нет, конечно. Всего-навсего констатирую факт: я очень, — она юрко подтянула ноги, — очень, — красные ноготки поддели резинку шорт вместе с бельём и грациозно потянули вниз, — очень хочу тебя, — серый кусочек ткани и кружево трусов рухнули к его ногам с кратким, но показавшимся оглушительным шорохом; Крисси прижалась спиной к стене, чопорно поправила очки и призывно раздвинула теперь уже голые бëдра. В его голове неожиданным порывом ветра пронеслись все мысли за раз — восторг, злорадство, чувство триумфа, настороженность. Но это всё — просто постфактум, дополнение к основе, на периферии. Это всё неважно. Прямо сейчас важны только её разъехавшиеся в приглашении ноги, стройные, великолепные, с белёсыми шрамами растяжек и царапинками на коленках от утренних занятий аэробикой, коленках, которых он обожал целовать и видеть вот такими — врозь. По обе стороны от своего тела. Любимая поза. Не веря своему счастью, Эдди ошарашенно произнёс: — Может, лучше пойдём в спаль… — Расскажи, почему ты повторял моё имя во сне. Что именно тебе снилось. А я послушаю, — одарила лукавой, ничего хорошего ему не сулящей ухмылкой Крисси. Сунула в рот указательный и средний пальцы, лизнула, безотрывно глядя ему в глаза. — Очень внимательно, — и с бессердечной медлительностью нырнула рукой между ног. Эдди тяжело вздохнул, мысленно смеясь над собой. Размечтался. Ему запрещено её брать, даже если она всем видом выражает готовность. Крисси умела быть упрямой, и подступив так близко к финалу, она уж тем более не сдастся. Зато придумает что-то ещё мучительнее, что-то, от чего он не оправится до конца недели и будет ходить в дураках, сокрушаясь от того, что снова ляпнул что-то лишнее. Но прощать её издевательства надоело, даже с учётом некоторых поблажек типа объятий и засосов с утра. Любить её, уважать, исполнять любую её просьбу — привилегия, а не ноша, но бывшие соигроки Эдди не спроста поминали его имя с ужасом на устах. Крисси — его единственное, самое лучшее исключение. Крисси особенная — во всех отношениях. Именно поэтому он глубоко целует её, раскрывая губы языком, и, пока она отвлечена движениями его губ, прытко и крепко перехватывает её расположившееся между бёдер запястье. — Эдди! — тут же прервала поцелуй она. — Я не уверен, что это поможет тебе держать внимание, родная. — Мы договаривались… — Я помню — прикосновения это не только секс. Например, можно держаться за руки, — Эдди накрыл её руку, прижатую к лобку, так, чтобы не касаться её голой промежности, но при этом прекрасно почувствовать исходящий оттуда жар, — или целоваться, — Крисси пискнула от неожиданности, когда он укусил её нижнюю губу, — или приобнимать тебя. Свободной рукой Эдди закинул её ногу себе на пояс и вынудил вжаться в себя теснее. Она распахнула глаза — затянутое тучами летнее небо, — уставившись на его лицо в поразительно красивой взвеси из шока и предвкушения. — И чего ты хочешь? — несколько враждебно спросила Крисси, злясь от того, что тело моментально отозвалось на его действия, когда всё должно было быть наоборот. — Я? Вообще-то это ты попросила о светской беседе, солнышко, — посмеялся Эдди. Как же просто оказалось её раздразнить — стоило всего-то дать немного поводить себя за нос, то приближать, то оттягивать вожделение, чтобы в конце-концов поймать её в её же ловушку. Клин клином. Он погладил кончиком пальца внутреннюю сторону бедра. Горячая. Крисси отзывчиво вздрогнула и опустила голову — смотрела увлечённо, с лёгким страхом на дне глаз, потому что не могла позволить себе пропустить ни секунды из этого, вновь сделалась нежной, застенчивой, готовой слушаться, а не руководить. Хорошо, пусть немного стушуется. Хотелось проучить её. Несильно, но так, чтобы запомнила — чтобы они оба запомнили. — Честно, не помню, что мне снилось вчера, но помню, что снилось позавчера. Это старый и очень типичный сон, вижу его, наверное, лет с пятнадцати — я мировая звезда метал-сцены, нахожусь в лимузине, обставленном изнутри как наикрутейший космический корабль будущего, посреди океана из бухла и дури, и трахаю члена команды поддержки, Крисси Каннингем, на заднем сиденье из крокодильей кожи, — он насмешливо поморщился, а Крисси зашлась хрипловатым хихиканьем. — То есть, будучи знаменитостью с доступом к лучшим женщинам мира, ты хотел всего-то какую-то жалкую чирлидершу? — Пятнадцатилетнему мальчику немного нужно для счастья. И, эй, поуважительнее к моей даме, она, вообще-то, королева, — Крисси улыбнулась шире и подалась вперёд, вовлекая его в любящий поцелуй; оправа её очков легонько царапнула ему щёку. — Хочешь, расскажу другой? — он отстранился, слизывая её вкус с губ, и понизил голос — особый тон, которым он пользовался на сцене и в школьные годы, будучи гейм-мастером; особый тон, обожаемый ею тон, от которого у Крисси немедленно перехватило дыхание и потемнели до состояния мутных океанических вод голубые глаза. — Этот сон далеко не самый подробный, потому что его тогдашний хозяин о сексе знал исключительно из уроков здоровья. — Попробуй. Эдди попробовал — надавил ей на кисть, прижимая ладонь к клитору, и получил в награду превосходный нежный стон. — Этот приснился, кажется, после того, как тебя назначили капитаном: комната для реквизита драмкружка, где мы с парнями обычно проводили собрания Hellfire-клуба. Горит только один прожектор, установленный напротив стола. Прохладно. Никого кроме меня нет. Жутковато, но мне это нравится. Я сижу на своём обычном месте во главе стола и, вроде бы, ничего из ряда вон не происходит. А потом я опускаю голову, — Крисси вздрогнула и сжала губы — направляемая им рука принялась массировать клитор, аккуратно, плавно, с постепенным нарастанием, — и вижу тебя, красотка — в твоей милой зелёной форме группы поддержки, на коленях, с моим членом во рту. Крисси сглотнула, метнув взгляд на его ширинку. Попыталась вырвать руку — скорее рефлекторно, чем от настоящего дискомфорта, иначе бы Эдди её отпустил — но вместо того нечаянно проехалась пальцем по оголённому пучку нервов и восхитительно громко простонала, подавшись тазом вперёд. — Минет на троне мастера подземелий? — она вздохнула, состроив разочарование. — Как предсказуемо, Эдди. — Ты не дослушала мою любимую часть сна: за секунду до того, как кончить тебе в рот, я протягиваю руку, помогая тебе подняться, после чего ты взбираешься на меня сверху, — она ахнула, захлебнувшись вдохом — обхватив узкую ладонь, Эдди ввёл в неё её же пальцы и крепко сжал запястье, не разрешая двигать рукой, — и говоришь что-то вроде «нам нужно поторопиться, потому что за дверью стоит Джейсон и он не должен узнать, что я здесь, что если он услышит нас, что если вся школа услышит нас?» и, явно заводясь от этих слов ещё больше, продолжаешь их бормотать, одновременно прыгая на мне так, будто это последний день существования человечества. — О Боже, какой… ужас, — прыснула Крисси и прижала свободную ладонь ко рту. — Достаточно, солнышко? Могу больше ничего не рассказывать, если тебе неловко, — Эдди оттянул её запястье, ненамного вытащив из влагалища пальцы; Крисси тут же воспротивилась и напрягла мышцы, но какой бы спортивной она ни была, он был сильнее. Тогда она, нахмурив лоб — в негодовании не то от его поведения, не то от собственной жалкой реакции, — сбивчиво запротестовала: — Нет, нет, всё нормально! Р-расскажи ещё. — Боюсь, это может занять вечность. Мне очень часто снились сны с твоим участием. Разные. Не только те, где ты, например, лежишь голая на столике для пикника в лесу и зажимаешь мою голову ногами… — Эдди!.. — стон лёг на слух идеальным гитарным стаккато; её взгляд заметался, по его ухмыляющемуся лицу, по рукам между ног, туда и обратно, ища кратчайший способ расправиться с пульсирующим внутри напряжением. Эдди вновь отвёл её руку, на что она протестующе замычала, и резко прижал обратно, выбив из неё крик. — …но и обычные. Где мы болтаем в моём фургоне, или вместе слушаем Металлику, или где тебя похитили гномы и собирались насильно сделать гномьей королевой, а я понёсся тебя спасать… — Э-это странно, но очень мило, любимый. — Но сны, где мы трахаемся как ненормальные однозначно веселей, — с улыбкой прогудел Эдди и быстро лизнул покрытую мурашками кожу до уха, где зацепил мочку с серёжкой-жемчужиной зубами и сильно пососал. Крисси премило пискнула, ошпарив его шею вздохом. Слышно было, как грохочет её сердцебиение. Пульсирует жилка над цепочкой вылизанного им крестика. Как свободно заскользили внутри неё пальцы, а мякоть ладони осторожно тëрла чувствительный клитор. Как вся она трепетала и таяла, сменяя маску плохой девочки на старую-добрую Крисси, замечательную девочку-соседку, хихикающую над любой неосторожно брошенной шуткой звуками рождественского колокольчика, чувственную и податливую, превосходно громкую и любящую его, как никто на свете. Он любит обеих Крисси, и плохую и хорошую, одинаково сильно, но с последней всё же как-то безопаснее. Для психики уж точно. А ещё весело. И до боли в паху хорошо. — Ещё был сон, где я оказался в средневековом фэнтези и должен был пройти арену испытаний, чтобы стать рыцарем Её Величества, но попался на жульничестве и впоследствии мой зад надолго упекли в темницу. Помню, что я сидел на запорошенном песком полу камеры, спиной к сырой каменной стене, руки были подвязаны сверху, и цепь гремела при каждом движении как хренов колокол, так что я старался двигаться поменьше, чтобы не оглохнуть. А вскоре меня решила навестить Её Величество — угадай кто — и объявила, что проведёт порку надо мной самостоятельно. К концу экзекуции я оглох на оба уха, но это того стоило. Это был один из моих самых крутых оргазмов во сне. — Что она сделала? — Крисси едва удалось улыбнуться сквозь дурман удовольствия; Эдди очень уверенно управлял её рукой — так, как делал сотни раз раньше — словно её кисть была его продолжением, пятой конечностью. Словно всё вернулось на круги своя и это он вот-вот приведёт её к оргазму, прямо в прихожей, в дурацком халате и сползших на кончик носа очках, на шатающейся под её задницей дешёвой обувнице. — О, во-первых, она была одета всё время: когда целовала меня, — Эдди поправил краешек футболки с Купером, спавший ей на лобок, и толкнул её пальцы глубже, вжавшись в распахнутые пронзительным стоном губы, — и когда стащила с меня штаны и взяла в руку мой член, — Крисси блаженственно запрокинула голову назад; по гладкой вспотевшей шее выступили жилы. — Она не спешила дать мне кончить, ибо это же пытка. Она наказывала меня, останавливая руку всякий раз, стоило мне почувствовать, что я кончаю; оттягивала момент и дразнила меня, наслаждаясь моими страданиями. Полагаю, все королевы — сексуальные тиранши. Эдди вновь стиснул её запястье — такое тонкое, с неистово бьющимся пульсом в синей вене. Крисси всхлипнула, раздосадованная остановкой ласк, и отрывисто произнесла: — Это не так, детка, пожалуйста, пожалуйста, — рука промеж бёдер забилась быстрее, и вся нижняя часть тела Крисси резво двинулась навстречу сцеплению их рук. — Пожалуйста? — Пожалуйста, я… Мне нужно, чтобы… Чтобы ты… О мой Бог, Эдди! — Знаешь, я вполне согласен с Её Величеством — иногда люди просто не понимают по-другому, и единственный способ исправить их — дать попробовать, а потом резко отобрать удовольствие. К тому же, это чертовски весело. — Ты не посмеешь, — сипло пропищала Крисси, что, видимо, задумывалось ею как грозный рык. Эдди рассмеялся и поцеловал её очаровательно надутые губы. Ну как перед ней устоять? — Твоё счастье, что я не умею долго сердиться на тебя, Крисси. Прижми пальчики вперёд, вот так, как это делал я… Умница, а теперь порадуй нас двоих картиной того, как ты кончаешь себе на пальцы. Как ты умопомрачительно громко кончаешь, когда твои пальцы внутри направляю я. Крисси окончательно слетела с катушек — вцепилась не занятой ладошкой в его волосы и грубо толкнула на себя, целуя смазано, нетерпеливо, кусаясь и поскуливая ему в рот и извиваясь всем своим тонким телом под почти навалившимся на неё Эдди в погоне за приближающимся оргазмом. Боже, как же она по нему скучала; и как же остро резала низ живота жажда взять её сейчас — задрать обе ноги себе на плечи и вбивать её спиной в стену, слушать её визжащие стоны и понимать, что эта шпарящая канатоподобная нить накала, протянутая меж их телами сейчас, лишь малая часть основного блюда — свадьбы, а потом и брачной ночи, и медового месяца, и целой жизни рука об руку с ней, всегда такой разной, но одинаково сильно и всегда нуждающейся в нём. Хитрой и нежной. Ласковой и жестокой. Идеальной. — Я близко, я близко, родной, я близко, — чуть ли не плача бормотала Крисси, царапая его затылок, а другой рукой, придатком марионетки на ниточках кукловода, вела себя всё выше, выше, выше. — Я вспомнил, что за сон мне снился прошлой ночью, — пробормотал на одном дыхании Эдди, потираясь эрекцией в плотных джинсах о край комода, чтобы хоть немного согнать болезненное напряжение. — Поляна, украшенная белыми лентами и аркой, оплетённой цветущим плющом. Кругом ослепительно светло и тепло, похоже на рай, только лучше. Ты в подвенечном платье, красивая, как ангел, идëшь ко мне по белой ковровой дорожке, будто в кино каком-то. Когда я беру тебя за руку, чувствую себя абсолютно счастливым, завершённым, понимаешь?.. Человеком, чья жизнь наконец обрела смысл и встала на нужный путь. Священник перед нами, подозрительно похожий на Джеймса Хэтфилда, зачитывает клятвы, ты отвечаешь «да», я целую тебя, и всё вокруг в одночасье превращается в мою комнату в трейлере Уэйна; ты снимаешь платье, и на тебе остаётся один из тех комплектов, что ты мне недавно показывала. Нарядик Шерри Кэри, вот, с корсетом, точно он. С подвязками. Думаю, под платье тебе лучше надеть его. — Эдди!.. — Сон был невероятно длинным, потому что я не могу торопиться с моей женой, ни в коем ёбаном случае. Сначала я целовал тебя, сверху, — Эдди впился в её рот, отразив вибрацию её стона собственным рыком, прикусил и тут же зализал нижнюю губу; прошёлся языком вниз по подбородку, до шеи, втянув в рот бьющуюся жилку, её сошедшее с ума сердцебиение, главную улику против её хвалёного самообладания, — до низу. Ты умоляла не останавливаться, раздвинула ноги, — Крисси — гибкая как пластилин, спасибо тебе Господи за чирлидинг — задрала колено, насаживая себя на пальцы под новым углом, и выкрикнула его имя; её голос такой отчаянный, что грудь Эдди щемило от желания заменить её пальцы чем-нибудь покрупней, но он изо всех сил старался не поддаваться жалости, — и схватила меня за волосы в своей королевской приказной манере, чтобы заставить вылизать тебя. К счастью, во сне я могу делать всё, что пожелаю, сон-то ведь мой, и я там хозяин, поэтому я отказался снимать с тебя трусики и крепко держал и целовал так, через ткань, до тех пор, пока ты не начала выпрашивать раздеть тебя внизу. Я даже не пытался коснуться языком, представляешь, а ты, родная, плакала, умоляя меня сделать это, и вертелась на матрасе как чёртова змея в попытках достать до меня. У тебя не получилось, конечно; ты кончила так, в бельё, и только потом, — Эдди подвинул её кисть ещё раз, задевая клитор; Крисси взвизгнула с запрокинутой головой, вжавшись дрожащей спиной в стену, — только потом я вылизал тебя, сняв его. Всю тебя, твой клитор, губы, внутри, слушая, как ты очаровательно хнычешь моё имя... а потом, прежде чем ты успела отойти от второго оргазма, я вставил в тебя член и трахнул охренительно тугую, горячую, насквозь мокрую киску моей жены. Крисси не рухнула с обувницы только благодаря его хватке, вовремя поддержавшей её, когда оргазм нахлынул на них обоих лавовым цунами: кожа к коже, дыхание в дыхание, красные щёки, искусанные губы и взмокшая шея — вот, в паре дюймов, на расстоянии губ друг друга, — всё равно что слитые воедино, как в настоящем сексе, как в самой правдоподобной поллюции последних дней. Его сердце громко ухало под её ладонью, а Эдди ощущал её частый пульс грудью, животом, руками; его ладонь была её частью, её продолжением, — крепко обхватывала тонкое запястье, пальцы которого сжало внутри сокращающимися мышцами, другая же отчаянно вцепилась в мякоть бедра, оставляя глубокие лунки. Крисси на боль не жаловалась — крик, вырвавшийся из неё, сопровождался отрывистой дрожью всего тела, и звучал так красиво, что разверзнись сейчас небеса и архангелы послетали бы с облачков с волшебными арфами наготове, Эдди обсмеял бы их и отшвырнул их жалкие игрушки куда подальше. Потому что этот звук несравненный. Неповторимый. Этот звук он слышит во снах, наяву и хочет умереть под него. Звук её достигнутого с его помощью, мощнейшего оргазма. Крисси вздрогнула в последний раз и замерла, громко и горячо дыша ему в шею. Когда она немного успокоилась и смогла принять устойчивое положение, Эдди, сам едва способный шевелиться, отпустил её. Он и не заметил как кончил тоже, слишком увлëкшись ублажающей себя пальцами невестой, но неприятная липкость в штанах напомнила о себе, едва Крисси свела ещё подрагивающие ноги обратно. — О Господи… — прошептала она, отдышавшись. Поправила съехавшие запотевшие очки и осмотрела затуманенным взором прихожую, будто не веря, что они действительно проделали это здесь, как — как он выразился? — как ненормальные. А чуть погодя из её груди вырвался сиплый счастливый смех. — Я рассчитывал на «ты был великолепен, любовь моя», но так тоже неплохо, — съехидничал Эдди, погладив большим пальцем весёлые морщинки в уголке её губ. — Нет, и не мечтай! Ты чуть не… Я думала, я умру, когда ты не разрешил мне двигать рукой, дурак!.. — Ага, значит, ты не готова страдать за свои идеалы? Как же лицемерно с твоей стороны, Крисси, — покривлялся он. Крисси с улыбкой пожала плечами. — Что я могу сказать? Я паршивая королева и не в состоянии продержаться, как хорошая девочка, — и, чмокнув его в подбородок, с нежностью прошептала в губы: — Но, возможно, из меня получится отличная твоя жена. Эдди захохотал, подхватил её на руки, не обращая внимание на крик «я забыла письмо Вики, и шорты тоже, Эдди-и!», и понёс в спальню. Первой брачной ночи он дождётся, непременно — глупо всё бросать в шаге от конца, да и зря, что ли, он прокачал себе столь превосходную выдержку? Но подготовиться к финишу надо; фантазии ему, благо, всегда хватало. В конце-концов, это же самое ответственное событие в мире — помолвка с Крисси Каннингем. Лучшее, что было, есть и будет в его жизни.