Ищущий

      С Тейлор Эберт было что-то глубоко неправильно. Конечно, это было очевидно (или должно было быть очевидно) для многих людей. Для некоторых это было воспринято как победа — Эмма считала таковой то, что Тейлор стала такой сломленной, перестав быть оптимистичной и изобретательной болтушкой, которой она когда-то была. Другими это было проигнорировано, Денни же отчаянно избегал еще большей боли, пытаясь держать себя в руках ради своей дочери, непреднамеренно причинив ей еще больший вред.       Два человека, которые независимо друг от друга пришли к выводу, что что-то новое и потенциально опасное было неправильным, даже не особо общались с Тейлор. Но они все равно наблюдали за ней. Грег Ведер, тоже социальный изгой (хотя есть, по крайней мере, один человек, которого он, возможно, мог бы назвать другом), был влюблен в Тейлор и часто наблюдал за ней как во время занятий, так и между ними, следя глазами за покачиванием ее черных локонов. Раньше причинами, по которым он никогда не делал никаких шагов, были застенчивость и страх дальнейших оскорблений за роман с одной из любимых боксерских груш школьного населения. Теперь она пугала его. Теперь он наблюдал за ней, чтобы быть там, где ее не было.        Это не было чем-то масштабным, какой-то вспышкой гнева или заявлением о намерениях, которые напугали Грега. Нет, это был один из простейших принципов хоррора, который режиссеры и сценаристы использовали в страшных книгах и фильмах, которые ему часто нравились: все было немного не так. Когда глаза Тейлор метались по сторонам как сейчас, в них была другая, чуждая эмоция. Она напрягалась при других раздражителях, больше чем раньше, и напрягалась она по-разному. Она все еще горбилась, но по-другому, согнув ноги и выгнув спину, почти как животное, готовое броситься или начать убегать. По крайней мере, когда Грег шпионил за ней, она делала все это. Иногда она делала это, когда другие видели, но всегда возникал приступ осознания, страха или вины, и тогда она начинала вести себя так, как раньше. В этом было слишком много вины из-за простого недосыпания, независимо от того, насколько темными были у неë круги под глазами. Это была роль, которой Тейлор придерживалась, то, о чем она должна была напоминать себе, чтобы поддерживать еë, и слишком легко о ней забывала, выглядела как актер-любитель, пытающийся играть в шпиона. Не было другого способа выразить это, и в то же время никто не мог ему поверить, но Тейлор больше не была Тейлор. Что-то носило ее кожу, неплохо подражая ей, но различия бросались в глаза всем, кто действительно нашел время, чтобы (выследить) узнать Тейлор получше.       Другой человек, который заметил, что что-то было не так, оказалась одной из постоянных мучителей Тейлор. София Хесс знала, что такое сила. Она знала это очень хорошо, с обеих сторон. Было бы совершено справедливо сказать, что она любила насилие, любила причинять людям боль, ибо разве не хочет волк перегрызть горло своей жертве? Конечно, некоторые могли бы, но это наслаждение возникло скорее из потребности, чем из желания. А София Хесс нуждалась в насилии. Это было частью ее на внутреннем уровне, вплетëнное в ее душу нитями дыма и тени, не то чтобы она когда-либо тратила время или умственные усилия, чтобы описать это как таковое. Поэтому, когда Эберт начала дергаться по-другому, инстинкты Софии начали кричать на неё.       Эберт не вздрагивает как обычно. Именно эта мысль подтолкнула Софию на этот путь, когда однажды утром она проверила реакцию Тейлор, и с тех пор улики продолжали накапливаться. Голова Эберт и даже все ее тело все еще дергались назад, веки сужались, все те же сигналы были там. Но они были настолько разными, что София могла их узнать, и они рассказывали совершенно другую историю. Там, где раньше тонкие губы кривились в страдальческой гримасе, теперь они открылись в беззвучном рычании. Глаза, которые были полностью закрыты, теперь сузились до щелочек, ресницы посажены для защиты от шрапнели или брызг. Эберт все еще дергалась назад — часто дальше, чем раньше, — но изгиб ее позвоночника, напряженные ноги и плечи говорили не о том, что она испугалась и непроизвольно свернулась калачиком, а о едва сдерживаемом возмездии. Блеск в глазах Эберт был чем-то таким, что София видела у ветеранов банд. Это было не просто жёсткость, но и намерение. Намерение убивать всех и всегда.       А потом это намерение исчезло. Нет, не ушло, не по-настоящему. Скрытое. Растоптанное и заменённое маской того же страха и печали, которые были искренними всего месяц назад. Мешки под глазами Эрберт и глубокая усталость, с которой она двигалась, помогли скрыть ее изменения, но усталость не должна позволять человеку реагировать так быстро. Эберт превратилась из испуганного кролика в потенциальную угрозу, нервничая сильнее, чем Оружейник, и реагирующая со скоростью, которая, как София никогда бы не призналась, пугала ее. София не хотела, и не собиралась признавать, что Эберт реагировала и двигалась быстрее, чем она.       Но почему? Вот в чем был вопрос. Была ли она теперь кейпом? Нет, идея была абсурдной — не потому, что это была Эберт, поскольку София отвергла бы эту концепцию до прошлого месяца, а потому, что она знала силу. Кто-то с такой чистой животной яростью, бьющейся под ее кожей, если бы она была кейпом Эберт, уже бы вырезала всю школу. Происходило что-то еще, что-то, что изменило девушку, что-то опасное. И София была не настолько глупа, чтобы сообщить об этом, рискуя, что ее деятельность станет достоянием общественности. Эмма бы ей не поверила, рыжеволосая слишком увлеклась идеей сломать Тейлор. Если бы был шанс, что Эберт сможет отомстить, девушка могла бы сойти с ума от страха. Мэдисон не смогла бы сохранить сраный секрет, если это спасёт еë жизнь. Так что София должна была сама ответить на эти вопросы. « (ПЕРЕРЫВ) »       Придя к выводу, что с Эберт действительно что-то не так, София начала свое расследование. Она никогда не была так хороша в сборе улик или составлении головоломок, но она была хитра и чертовски хороша в слежке за людьми еще до того, как получила свои способности. Было просто отпроситься с Эммой, Мэдисон и остальными после уроков, но София должна была понять, что происходит с Эберт, если девочка действительно представляет угрозу. Если девочка принимала не те наркотики — или, что еще хуже, тинкертех наркотики, — она могла в конечном итоге напасть на школу. И София была героем: она не позволяла психопатам-убийцам просто делать то, что они хотели.        По крайней мере, Эберт почему-то не притворялась усталой: девушка практически доковыляла до автобусной остановки. Не для того, чтобы сесть на школьный автобус, а дальше, на городской автобус, направляющийся в центр города. Потребовалось немного усилий, чтобы догнать, так как способности Призрачного Сталкера не делали ее быстрее обычного человека, но автобус проехал достаточно красных огней, чтобы она смогла увидеть, как Эберт выходит на неприметном углу и направляется в дерьмовый круглосуточный магазин. Этот район контролируется АПП, и даже неоновая вывеска «Открыто» была красно-зеленой. Зачем белой девушке добровольно идти в круглосуточный магазин на территории азиатского превосходства? Эберт зашла внутрь, и купила несколько энергетических напитков и вернулась, чтобы присесть на скамейку. Черноволосая девушка смотрела в пространство несколько расфокусированным взглядом, ничего не видя, пока пила один энергетический напиток за другим. Она откинула голову назад, жадно глотая жидкость, в горле пульсировало от тяжелых глотков. Эберт пила так, как человек из пословицы, заблудившийся в пустыне, пил бы из внезапно появившегося оазиса, с энтом.       Несколько часов спустя, когда наступила ночь, Эберт пошевелилась. Призрачный Сталкер почти заснула, наблюдая за тем, как девушка делает абсолютно все, и теперь она целеустремленно двигалась обратно к круглосуточному магазину. Что, еще энергетических напитков? Эберт просто нервничает, потому что она всегда под кайфом от кофеина? Если бы это было ответом на все это, София могла бы сама убить девушку только за то, что у нее хватило наглости тратить ее время. Но нет, высокая девушка не вошла внутрь. Вместо этого она плавно начала следить за двумя мужчинами в цветах АПП, один из которых был одет в модифицированную куртку Литтерман, обозначающую, что у него был какой-то низкий ранг в банде. Мнимый офицер что–то запихивал себе в карман — скорее всего, деньги за охрану. Продавец был весь в синяках и с несчастным видом навалился на прилавок: он либо не мог, либо не хотел платить полную цену. София не стала больше думать об этом мужчине. Если у него не хватало смелости дать отпор, он не стоил того, чтобы его защищать.       Эберт двигалась почти беззвучно, длинные ноги сокращали расстояние, в то время как ее голова оставалась ровной. Она шла как хищник, существо на охоте. Затем, после того как ее цели миновали переулок, девушка начала делать более громкие шаги, чтобы привлечь их внимание.       Пара обернулась, увидев белую девушку. София была недостаточно близко, чтобы расслышать, что они говорили, но могла различить тон: сочетание угрозы и издевки. Эберт мотнула головой в сторону переулка, что-то коротко пробормотав. Мужчины последовали за ней, один вытащил складной нож. Какого черта, Эберт? Неужели Софии придется спасать эту девушку? Ну, обычно это было бы основано на том, что девушка защищалась, но захочет ли София вообще вмешаться, чтобы спасти Эберт? Как бы то ни было, она хотела –в некотором роде нуждалась — увидеть, что произойдет, получить объяснение, почему эта девушка чувствовала себя неправильно в наши дни. Когда Призрачный Сталкер двинулась, чтобы получить обзор, она услышала шум. Влажный, скользкий, висцеральный. Оборванный. Что-то было вырезано, и нечисто. Едва слышный вздох испуга вырвался из мужского горла, прежде чем его заглушил еще больший шум.       София Хесс не знала что такое страх. Она смотрела в дула пистолетов, сталкивалась со злодеями, жаждущими ее крови, но всё равно свернулась калачиком в своей постели, надеясь, что он не откроет еë дверь этой ночью. Но это было что-то другое. Точно так же, как люди инстинктивно вздрагивают, сталкиваясь с чем-то, напоминающим паука или змею, в ней вспыхнул какой-то древний инстинкт. Страж бросилась назад, подальше от этого зрелища, рухнув на четвереньки на крыше, когда ее живот скрутило судорогой. Ничто из того, что она увидела, не должно было вызвать такую реакцию, но это не остановило ее бьющееся сердце. Это не остановило ее тошноту, и ей пришлось поднести руку ко рту, чтобы заглушить позывы и попытаться сдержать рвоту. Простое наблюдение за девушкой, слизывающей с себя кровь, не имело по сути пугающего аспекта, который София могла бы сказать, но все, вплоть до самой ее души, кричало ей, что она только что увидела самую страшную вещь в своей жизни. Было больно, в голове гудело, глаза потеряли фокус. Она плакала, пытаясь сдержать всхлипывания, из глаз ее лились слезы. Она сбежала оттуда, восходящая луна освещала ей путь домой.       На следующий день Грег Ведер заметил, что София Хесс держится на расстоянии от Тейлор Эберт и бросает на черноволосую девушку исподтишка испуганные взгляды.