As a lily among thorns

      Чайльд не мог сказать, что был удивлён, когда похороны Синьоры обернулись обменом язвительных насмешек, унизительных издёвок и откровенного глумления.       Чтобы почтить память погибшей, предвестники могли хотя бы на эти пару часов воздержаться от перепалок и сделать вид, что не готовы в любой момент залить мраморный зал кровью друг друга, но эта задача оказалась непосильной для людей, так сильно и искренне презиравших друг друга.       Казалось бы, это действо должно было сопровождаться если не слезами, то хотя бы траурными, прощальными речами, привычными такого рода обрядам. Но лица предвестников, склонившихся над гробом, едва ли выражали какую-либо искреннюю скорбь, а только убийственную безучастность к происходящему. Как будто бы никто из них не мог оказаться на месте Розалины Лоефальтер. Как будто бы её смерть — это, конечно, неприятная, но необходимая и абсолютно посильная жертва.       Отпевание было коротким. От тела Синьоры едва ли осталось что-то кроме пепла, поэтому гроб был закрыт. Служитель церкви, читающий заупокойную молитву, выглядел как несчастный кролик, которого забросили в пещеру к диким голодным зверям. Дрожа то ли от страха, то ли от холода, он говорил:       «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать...»       Тарталья редко всерьёз думал о смерти, хотя она следовала за ним попятам, и он с большим азартом и наслаждением танцевал у ворот её владений. Он знал, если он будет достаточно сильным, он сможет продолжать обманывать её раз за разом, пока не достигнет своего предела.       «Время насаждать и время вырывать насаженное. Время убивать и время исцелять. Время разрушать и время строить. Время плакать и время смеяться. Время стенать и время плясать. Время разбрасывать и время собирать камни. Время обнимать и время избегать объятий. Время искать и время терять. Время хранить и время тратить. Время рвать и время сшивать. Время молчать и время говорить. Время любить и время ненавидеть. Время войне и время миру».       Синьора не увидит новый мир, который обещала им Царица. Её Величество обещала вывести их всех из этой роковой петли, разрушить мировой порядок, низложить богов.       Но Синьора никогда этого не увидит. Она навеки останется здесь, подо льдом и камнем. Её бренные останки — горстка пыли.       «Всё пришло из праха и в прах возвратится».       Мрамор и камень, снег и лёд, режущий ветер и бесконечная пустота.       Тарталья смотрел на погребённый под слоями льда гроб Синьоры и думал, что их всех ждёт та же самая участь. Может быть, ему удастся выжить в священной войне, начатой Снежной, и увидеть то, что хотела открыть Царица. Он сделает всё возможное и выстоит, но…

***

      Чайльд вернулся в Морепесок за полночь и был даже рад, ведь так ему не придётся скрывать своё скверное расположение духа перед родными.       События последних недель заставили его сомневаться в собственном здравомыслии. В голове творился хаос, и он уже не мог остановить бесконечный и сумбурный поток мыслей.       Безумные сны и неясные кошмары не давали нормально спать, но отсутствие ответов трансформировало постоянное недосыпание в состояние, близкое к помешательству. Каждый день, когда его голова касалась подушки, он надеялся, что в эту ночь сны обойдут его стороной. Но ещё глубже в своих мыслях он надеялся, что снова увидит его.       Потому что это единственный способ с ним встретиться. Единственный способ разобраться в его сущности, добраться до смысла своих чувств, распутать клубок из предательства, тоски, недоверия, страсти, неравенства, жажды обладания.       Эти сны что-то значили, они не были исключительно извращёнными плодами его фантазии.       Его голова коснулась подушки и он подумал: «Я не хочу тебя видеть», но, даже не произнося эти слова вслух, ему на секунду стало стыдно за такую очевидную ложь.       Среди гнетущей темноты Чайльд видел Чжунли. Он стоял к нему спиной, и когда предвестник подошёл ближе, он обернулся, и в этот раз в его взгляде не было растерянности и смятения. Он смотрел на него своими спокойными тёплыми глазами.       — Ты настоящий?       — Насколько я могу быть настоящим во сне.       — За это время я видел уже несколько версий тебя, — Чайльд рассматривал его лицо, пытаясь увидеть фальшь, несоответствие образу, к которому он привык. — И я не могу понять, это я схожу с ума или что-то другое?       — У меня нет точного ответа, — Чжунли тяжело вздохнул, — кажется, на твои сны влияет какая-то тёмная сущность, которая сильно искажает твои сны. Я чувствую, как влияние бездны на тебя стало сильнее.       Чайльд знал, что могло быть причиной. Близость к той самой трещине, уязвимое состояние, в которое он сам себя загнал.       — Это ты спас меня от падения в бездну? От Моракса? Как ты вообще сюда попал?       — Это… — он неловко провёл рукой по волосам и опустил глаза. — Одна из способностей адептов. У меня было плохое предчувствие, и я хотел убедиться, что ты в порядке.       Глаза Чжунли смотрели виновато. Чайльд опять видел этот взгляд, который, конечно, передавал боль из-за чувств, которые предвестнику пришлось из-за него испытать, но не сожалел о содеянном.       «Так было нужно», «не было другого выхода», «это единственный правильный способ» — вот, что он хотел сказать этим взглядом. Но Чайльд уже всё это слышал.       — Я не в порядке, Чжунли. Я пытаюсь продолжать жить, как раньше, но ты преследуешь меня повсюду, — предвестник ощущал нарастающую холодную злость. Он устал от этих игр, от магии адептов, от молчаливого божественного покровительства, от иллюзии выбора.       Несколько секунд бывший архонт молчал, склонив голову. Наконец, он ответил:       — Прости, я оставлю тебя, — его голос звучал тихо и смиренно. И Чайльда взбесило это очередное проявление покорности перед его словами.       — Не смей. Не сейчас, — предвестник схватил его за руку. — Сразись со мной. Я знаю, ты отказывал мне много раз. Но я смогу простить тебя только, если мы сделаем это.       Чжунли поднял на него взгляд и нахмурился.       — Ты не хочешь драться со мной. Ты хочешь драться с гео-архонтом, но его больше не существует.       — А как же…       — Я не имел к этому никакого отношения, — отрезал брюнет, его голос звучал почти грубо, и Чайльд задумался, сколько с той ночи Чжунли вообще видел? — Я не просто так разыгрывал весь этот спектакль с собственной смертью. Чем больше верующих, тем сильнее архонты. А теперь представь, что весь Лиюэ видел, как Моракс замертво упал на землю.       — Ты боишься быстро и позорно проиграть? — подстёгивал его предвестник, не собираясь отступать.       Но на Чжунли не действовали такие уловки. Он устало вздохнул, отводя взгляд в сторону.       — Со всем уважением, Чайльд, но даже после того, как я лишился большой части своей силы, тебе всё равно придётся ещё очень долго тренироваться, чтобы меня победить.       — Мне нужно это не ради победы, — ответил Тарталья и на секунду замолк, не зная, как лучше выразить свои мысли. — Я хочу, чтобы ты увидел меня. По-настоящему.       У Чжунли были серьёзные сомнения, но не насчёт самой идеи такого сражения. Он точно знал, что идея плохая, с какой стороны на неё не посмотреть, но не был уверен, что Чайльд просто забудет и переступит через его отказ.       В конце концов, подумал архонт, это было неизбежно.       — Как тебе угодно, — наконец, отозвался он.       Темнота рассеялась, открывая покрытую снегом землю, высокие пышные ели. Лунный свет едва ли проникал через густые кроны вековых деревьев. Выглядело так, как будто бы они были в лесу где-то недалеко от дома предвестника.       С желтоватым сиянием в руке Чжунли материализовалось копьё. Его взгляд, серьёзный и сдержанный, был устремлён куда-то вниз, и на мгновение он показался почти тоскливым. Он поднял глаза на Тарталью, вставая в боевую стойку.       Без лишних слов Чайльд призвал водяные клинки и ринулся вперёд. Его удары были быстрые и резкие, но Чжунли блокировал любые направленные на него атаки, почти не двигаясь с места. Шаг вправо – он отбивает клинок предвестника, шаг влево — Тарталья замахивается копьём, и Чжунли ловко уворачивается.       Снег мешал двигаться свободно, и Чайльд знал, что правильнее в этой ситуации было бы сохранить силы и вложить их в более мощные удары, но он был уже слишком поглощён жаждой крови, чтобы заботиться о стратегии.       — Ну же, нападай! — с бешеной скоростью и небрежными хаотичными ударами он пытался заставить Чжунли проявить хоть какую-нибудь другую эмоцию кроме внимательной сосредоточенности.       — Не вижу в этом необходимости, — ответил бывший архонт.       Чайльд недовольно хмыкнул, и, снова вернувшись в ближнюю стойку, замахнулся для особо сильного удара, которого Чжунли удалось избежать, хотя холодное водное лезвие прошло в нескольких миллиметрах от его горла.       Тарталья отпрыгнул назад и, призвав свой лук, быстро прицелился. Стрела срывалась с тетивы снова и снова, обрушивая на брюнета волны гидро-энергии.       Возможно, Чжунли бы это задело, если бы не проверенный веками яшмовый щит, который вспышками сверкал на каждую бьющуюся об него ударную волну.       На первый взгляд Чжунли выглядел спокойно, но по его лицу, напряжённо сжатым губам, суженным глазам, было видно, что он ненавидит каждую секунду происходящего, и Чайльд чувствовал, как в его груди разливается тёмная горячая ярость.       Вопреки замыслу бывшего архонта атаки предвестника со временем не ослабли, а напротив стали ещё более хаотичными и остервенелыми.       Глядя на спокойные выверенные движения противника, Тарталья был как накатывающая волна во время шторма, он нападал, отступал, нападал снова, ещё быстрее, точнее, жёстче. Он вдруг сдвинул свою маску себе на лицо, и его фигура озарилась яркими фиолетовыми искрами.       Глаз порчи, хм. У Чжунли было отвратительное предчувствие, и он понимал, что должен закончить этот поединок как можно быстрее. Он рванул к предвестнику, атакуя его дождём из золотых копий, но ни одно не достало Чайльда, теперь он двигался ещё быстрее. Брюнет увидел только неоново-фиолетовую вспышку перед собой и, обернувшись, нацеленный на него лук.       В этот раз Чжунли едва ли успел отскочить от ливня водяных стрел, устремившихся на него. Он уже промок насквозь, и снег липнул ко всем конечностям. Но Чайльд не давал ему передышки, он снова замахнулся, на этот раз уже электро-клинком, брюнет блокировал, но противник развернулся, моментально атакуя с другой стороны.       — Покажи всё, что можешь, Властелин Камня! — Тарталья залился безумным хохотом. — Обрушь на меня свой гнев! Растопчи меня!       Он отпрыгнул назад и поднял руку, в которой возникло искрящееся электро-копьё. Оно пульсировало энергией, и с каждой секундой сияло всё ярче. Чжунли снова окружил себя щитом, и в этот момент Чайльд в прыжке ударил его заряженным до предела копьём. Фиолетовые искры разлетелись ослепляющими вспышками, мелкие зигзаги электрических зарядов ползли по земле. Но Чжунли не дрогнул.       Он как будто бы не воспринимал предвестника всерьёз. Ни одна его атака не пошатнула твёрдой защиты бывшего архонта, ничто не трогало его, ничто не пробивалось через его золотой гео-щит.       Небо вдруг как будто потемнело, но весь образ Чайльда скрылся за завесой из волн и молний. Через секунду произошёл взрыв, отбросивший Чжунли к стволу ближайшей ели, и он бросился к предвестнику, боясь, что взрыв мог навредить ему. Но перед ним уже был не Чайльд.       Дьявольская форма Духа, делавшее из предвестника чудовище, источала тёмную проклятую ауру. Тарталья возвышался над архонтом, став огромным, закованным в чёрно-фиолетовую броню, монстром, его маска теперь покрывала всё лицо, вытягивалась вверх длинными рогами. Единственный глаз, отливающий то синим, то фиолетовым, был устремлён прямо на него.       — Чайльд, я не буду с этим драться, — Чжунли сделал шаг назад, опуская оружие, но его слова уже не могли остановить предвестника.       — Ты что, испугался? — почти прорычал Тарталья, его голос, искажённый Формой Духа, исторгался как будто бы из глубин самой Бездны.       За долю секунды он молнией рванул к бывшему архонту, замахиваясь своим клинком, тоже увеличившимся в размере. Тот также жёстко и быстро блокировал, но сразу же отступил.       — Я не буду сражаться с этим порождением бездны, — он призвал яшмовый щит и снова опустил копьё.       — Я и есть порождение бездны, — Чайльд издал хриплый мрачный смешок, — и это моя высшая форма!       Это его апофеоз, его итог. Сейчас он на пределе своих возможностей, он самый быстрый, самый сильный. Это его единственный шанс серьёзно соперничать с Чжунли. Приблизиться к Чжунли хотя бы на секунду.       Тарталья обрушил на щит брюнета шквал электро-атак, но тот не поддавался. Чжунли, недвижимый словно камень, смотрел на его попытки разрушить яшмовый щит. В его глазах вскипала злость, но также жалость, губы были сжаты в напряжённую полосу.       — Чайльд, хватит, — это звучало как предупреждение, но Чайльд принял его слова за вызов. Он перенёсся чуть дальше и натянул стрелу, через секунду направляя на Чжунли ливень из гидро-стрел. Но ни одна стрела не пронзила его щит. Чжунли только смотрел на него, опустив своё оружие.       — Посмотри на меня!! — Тарталья вскинул голову, заливаясь каким—то дьявольским смехом, лишённым чего-либо человеческого.       — Остановись или мне придётся заставить тебя прекратить.       Но Чайльд только смеялся, и его смех был похож на предсмертный рёв. Он замахнулся копьём, снова атакуя щит Чжунли, раз за разом ударяя по нему электро-разрядами. В последний взмах он вложил предельное количество силы, и щит, наконец, треснул. Чжунли пошатнулся от ударной волны, внезапно обрушившейся на него, и Чайльд, воспользовавшись моментом, вмиг ринулся к бывшему архонту и разрушил щит одним взмахом копья. Тот разлетелся золотыми осколками.       Чжунли, надеясь, закончить схватку, призвал комету огромной гео-энергии, направившуюся прямо на противника. Мощная взрывная волна отшвырнула архонта назад. Клубы снега, куски земли, несколько вырванных с корнем деревьев были подняты на воздух и обрушены вниз с треском и гулом.       Пару секунд всё было тихо. Чжунли встал и сделал несколько шагов вперёд к месту взрыва. Он знал, что в Форме Духа, с энергией бездны и нечеловеческой бронёй, жизнь Чайльда была безопасности, но всё же жалел, что не смог избежать такого исхода.       Однако, подойдя к кратеру, он снова был откинут назад резкой вспышкой электро-энергии, залившей всё вокруг лиловым заревом.       — Теперь ты видишь? Видишь, что я такое?! — Тарталья снова засмеялся, медленно поднимаясь на ноги.       Маска на лице монстра треснула, несколько осколков отвалились, показывая лицо предвестника. С его лба по лицу стекала темная густая алая кровь. Его глаза блестели лихорадочным безумием. Он выглядел так, как будто бы вернулся из котлов ада.       — Я хочу, чтобы ты запомнил этот момент, — окровавленные куски маски падали вниз вместе с красными каплями, стекающими с его лица и брони. Но он всё равно снова создал в своей руке клинок и направился к лежащему на земле архонту.       — Чайльд… — при виде лица предвестника, его сердце содрогнулось острой, пронзительной болью, и он не мог снова поднять оружия.       Форма Духа рассыпалась. Каждый шаг Тартальи оставлял за ним густой тёмный туман, растворяющий дьявольскую броню, и через пару секунд она исчезла полностью. Но предвестник, собрав оставшиеся силы, упал на колени, пригвождая Чжунли к земле,       — Я должен был убить тебя, как только увидел!! — он приставил лезвие к его шее. — Я должен был вырвать твоё сердце бога из груди вместе с твоим фальшивым человеческим сердцем и уничтожить оба! Должен был разорвать тебя на части! Я..! Я должен был...!       — Аякс... — Чжунли чувствовал, как в глазах защипало, лёгкие горели.       — Заткнись!! Я могу убить тебя прямо сейчас! Я перережу тебе горло! Я могу проткнуть тебя насквозь!       Он может в любой момент вырваться, он может убить его за секунду, даже не шевелясь. Но вместо этого Чжунли только смотрит на предвестника невидящими глазами.       Неужели он не понимает, что Чайльд убьет его? Неужели ему не страшно?       — Почему ты не сопротивляешься?! — Чайльд уже не пытался держать эмоции под контролем, клинок растворился в воздухе, и его дрожащие от холода, перепачканные собственной кровью пальцы сжали горло Чжунли.       Бывший архонт не отвечал, его дыхание вырывалось резкими хрипами.       — Останови меня! — он сжал его горло сильнее, еле чувствуя свои онемевшие на морозе пальцы. — Почему ты позволяешь мне делать это?!       Глаза Чжунли закатывались за дрожащие веки, но он по-прежнему ни делал никаких движений и не произносил ни слова. Его голова заваливалась набок. Дыхание предвестника оседало инеем на его бледной холодной коже.       — Скажи мне!       Чайльд отпустил его горло, вместо этого вцепляясь в одежду архонта. Брюнет издал сиплый неровный вдох и закашлялся, его грудь вздымалась и опускалась часто, пытаясь вобрать как можно больше воздуха.       — Я люблю тебя, — голос Чжунли был таким тихим и хриплым, что вместо слов слышался сдавленный шёпот, но Чайльд услышал всё.       — Я ненавижу тебя, — огромный колючий шар раздирал горло и грудь. Он обрушился вниз, упираясь лбом в грудную клетку бывшего архонта.       — Я так ненавижу тебя! — сказал он громче, приподнявшись на ладонях и смотря вниз прямо в глаза Чжунли.       — Я ненавижу тебя! Просто убей меня!!       Чжунли почувствовал, как что-то мокрое скользило по его щекам, и когда он смог сфокусировать свой расплывшийся взгляд на лице Тартальи, он понял, что предвестник плакал.       Его слёзы были кипятком на коже. В окружении снега и льда это был единственный источник тепла.       Чжунли с трудом поднял руку, которая оцепенела настолько, что, казалось, она в любой момент расколется как лёд, и коснулся костяшками пальцев щеки предвестника. Чайльд замер. Его голубые глаза смотрели на брюнета с обнажённым ужасом. Рука Чжунли была холодной льдинкой, как будто бы почти мёртвой.       — Я мог убить тебя, — сказал Чайльд, пытаясь сдерживать слёзы, всё его тело тряслось.       Чжунли погладил его по щеке, и в его янтарных глазах звучало: "Я люблю тебя. Я прощаю тебя". Чайльд стиснул зубы, его кулаки побелели, настолько сильно он сжимал пальто архонта. Но этого было недостаточно, паника и ужас накатывали волнами.       Предвестник упал на его грудь, содрогаясь в рыданиях. В глазах Чжунли снова что-то колюче защипало, но он не был в силах даже моргать, чтобы избавиться от этого ощущения.       — Ты бы не убил меня.       Чайльд почувствовал, как рука брюнета легла ему на спину. Касание было почти невесомым, но Тарталья ощущал, будто бы его пронзили насквозь.       Чжунли не должен доверять ему. Он не заслуживает его доверия. Он не заслуживает его любви. Он должен был остановить его, показать, кто их них двоих являлся богом, обрушить на него свою кару. Но вместо этого он позволил ему взять свою жизнь в его грязные, испачканные грехом и кровью, руки.       Чайльд чувствовал его пульс под своими пальцами, он чувствовал, как угасает его тепло. Ещё бы чуть-чуть, если бы он промедлил ещё пару секунд, Чжунли был бы мёртв.       — Аякс, посмотри на меня.       Чайльд поднял голову, откликаясь на такое чужое и далёкое имя. Чжунли взял его лицо в руки, и предвестник не сопротивлялся. В мокрых глазах плавало бессилие и сожаление, настолько отчаянное, что брюнету самому хотелось кричать в агонии. Он пытался убрать большими пальцами слезы с его щёк, но руки, всё тело, нестихаемо дрожали.       — Я вижу тебя. Я знаю, кто ты.       Чайльд не мог ответить.       — Ты так себя ненавидишь...       Фигуры и образы окончательно расплылись, Чайльд видел перед глазами только мутное цветное месиво, уходящее куда-то в темноту. Разум отключился в изнеможении.       В следующий раз, когда предвестник открыл глаза, перед ним был деревянный потолок его детской комнаты. На малейшее движение рукой он вдруг ощутил, как его пробрала боль настолько острая, что всё тело само собой содрогнулось. Все мышцы тянуло, кости ломило, а каждую конечность трясло. На руках было несколько свежих царапин и ушибов.       Когда пронизывающие спазмы слегка утихли, он, стараясь не делать лишних движений, с трудом сел на постели и услышал какой-то приглушённый хруст бумаги. Рядом с подушкой лежал аккуратно сложенный в несколько раз листок без каких-либо опознавательных надписей.