Curst Lover

       — А вот пингвины, между прочим, находят себе пару один раз и на всю жизнь! Они даже дарят друг другу камушки в знак любви, вьют гнезда, проводят вместе время…        — Господи, Коля, — Федор обреченно вздохнул, тем самым прерывая занимательный рассказ. Его глаз несколько раз дернулся против воли, а кончики волос плавно опустились в суп из-за чрезмерно сгорбленной позы. — Ну сколько еще раз я должен перед тобой извиниться?        — На извинениях в Японию не улетишь, Феденька! — откинувшись на стуле, с грустью заключил Коля и весьма агрессивно насадил на вилку макарошку, очевидно вкладывая в этот жест некий скрытый подтекст.        — Повторюсь, мне очень жаль, что эта новость тебя так расстроила. Но я все равно поеду на конференцию с Ваней, — с напускным раздражением прошипел Достоевский и, достав наконец волосы из супа, начал брезгливо рассматривать промокшие локоны.        В зале довольно презентабельного ресторана играла тихая классическая музыка, разбавляемая фоновым шумом в виде множества голосов из-за соседних столиков и звона посуды. Потягивая дорогое вино, Николай, в перерывах между устраиваемым им спектаклем, неспешно поедал карбонару, а Достоевский с важным видом пытался не искупаться в сырном крем-супе.        — Как же ты далек от пингвинов, — Гоголь откинул голову назад так, что со стороны Федора был виден лишь подрагивающий кадык. — И у тебя совсем нет сердца. Ужасный, жестокий человек, вот ты кто!        Достоевский шумно выдохнул и подался вперед, отчего его лицо чуть было не стало с супом единым целым. Услышав звон тарелки, Коля поднял голову и сдавленно рассмеялся, наблюдая за душевными терзаниями парня. Несмотря на довольно сильную обиду, он не мог подолгу фокусироваться на неприятных эмоциях, находясь в компании его Феди, а тот будто специально чудил больше обычного.        — Я не подумал о том, что ты тоже можешь хотеть поехать, — немного виновато протянул Федор, отряхиваясь. — Извини. Посмотрю, что можно сделать.        Николай заинтересованно склонил голову вбок и впился взглядом в покрытые супом волосы. Федя подвинул тарелку ближе к центру стола и медленно поднялся с места.        — Сейчас вернусь.        Ударяясь напоследок о деревянную ножку стула, Достоевский, шипя и прихрамывая, направился в сторону туалета под приглушенное хихиканье.        Стоило только двери уборной с шумным хлопком закрыться, Федя упал руками на раковину и издал безмолвный крик.        Как же тяжко.        Когда Достоевский сказал о том, что не подумал, он нагло соврал. Разумеется, он прекрасно понимал, что Гоголь непременно захочет навязаться с ним, оттого и попросил Ваню в срочном порядке оформить командировочное. Просто Коля — последний человек в этом грешном мире, которого хотелось бы видеть подле себя на важном светском мероприятии, организованном иностранными партнерами. Да, он умел быть собранным, обманчиво серьезным и, что особенно удивительно, тихим. Но еще Гоголь умел быть непредсказуемым, эксцентричным и излишне навязчивым, а дополнительный тревожащий фактор на и без того непростой конференции был Достоевскому совершенно ни к чему.        Вдобавок, горестную новость о том, что в апреле Феде придется уехать в Японию на одну долгую неделю, Коля получил аккурат перед их первым свиданием, приуроченным к довольно странной годовщине — ровно 69 дней с того момента, как они начали встречаться. Так что вместо того, чтобы корить Гоголя как за глупость празднования годовщин в целом, так и за выбранную им дату в частности, Достоевский был вынужден без конца выслушивать шутливое нытье о том, что Федя его не любит, раз не позвал с собой.        И хотя Коля делал замечания, в основном, в ироничной манере, это все равно сильно давило. Федор в принципе не привык с кем-то спорить, предпочитая заранее избегать ситуаций, в которых нужно было вступать в полемику, а уж спорить с Гоголем он не умел и подавно, ибо с его словесным запалом не сравнится даже витиеватая речь какого-нибудь регионального депутата.        С отвращением отмывая волосы от остатков супа в изящной керамической раковине, Достоевский основательно продумывал детали плана, как ему выйти из этой ситуации. Самым рациональным решением казалось попросту списать все на собственную непредусмотрительность, сделать вид, что он честно попытался пересогласовать командировочные, но у него ничего не вышло, и Коле придется остаться дома. И что ему, разумеется, очень жаль.        Небрежно расчесав пальцами чуть влажные волосы, Федя презрительно оглядел собственное отражение, немного нервно поправляя воротник рубашки. В любом случае, других идей, как решить возникшую проблему, у него не было, так что будь что будет.        Вновь усаживаясь напротив с еще более важным видом, Достоевский опустил глаза и потянулся к уже осточертевшему ему сырному супу. В желтоватой пюреобразной субстанции, словно бы смотрящей ему в душу прямиком со дна тарелки, он искренне желал найти силы, дабы пережить этот вечер, но находил лишь всеобъемлющее равнодушие с примесью едва различимого осуждения. Коля аккуратно схватил Федора за руку и пригнулся, с легким волнением вглядываясь в чужое побледневшее лицо, явно чем-то обеспокоенное.        — Федь, ты чего? Тебе нездоровится?        Достоевский отрешенно моргнул и подобрался, насильно вырванный из череды пленящих мыслей.        — Тц. Мы не в крафтовой веганской кафешке, — раздраженно шикнул он, резко одергивая конечность. — Думай, что делаешь.        — О, — иронично приподняв одну бровь, Коля изобразил почти искреннее удивление. — Тогда позволь поинтересоваться, какого черта ты выбрал именно это место для нашего свидания?        — А что, на свидании обязательно нужно друг друга трогать? — смело глядя Гоголю в глаза, уточнил Федор, опуская ложку в суп.        — Ну… Да?        — Здесь приятная атмосфера, блюда высокой кухни, — начал перечислять Достоевский, демонстративно загибая пальцы. — Вежливый персонал и отличный сервис. В отличие от тех мест, куда ты меня обычно таскаешь.        — Сноб, — закатив глаза, бросил Коля. — Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь мой подарок.        От этого заявления Федя подавился супом и сильно закашлялся, жестом показывая Гоголю, что нужды в реанимации нет, и само пройдет.        — Давай сначала я, — прочистив горло и залпом осушив стакан воды, хрипло выдал Достоевский. — А то мне уже страшно, знаешь ли.        Достав из-под стола красно-бежевый праздничный пакет, Федя робко протянул его Коле.        — Я написал открытку, так что говорить ничего не буду, — буркнул он, спешно отводя взгляд и смущенно краснея.        — М-м-м, шарфик, — с поддельной радостью в голосе съязвил Гоголь, едва сдерживая смех.        — Ты знаешь, мне такое сложно, — раздосадовано вздохнув, Достоевский напряженно провел рукой по своим волосам.        — Ладно, а вот мой, — с улыбкой во все 32 сказал Гоголь, подозрительно резко передавая Феде пакет. — Только открывай дома!        Вопреки предупреждению, Достоевский бегло заглянул внутрь, без труда рассмотрев боковую часть коробочки с весьма однозначным содержимым. Его розоватые щеки вмиг стали пунцовыми, а сердце забилось вдвое быстрее.        — Блядь... — сдавленно прошептал он и закрыл лицо ладонями.        — Знал, что ты оценишь, — продолжая улыбаться, Коля откинулся на стуле. — Ну что, все еще доволен выбором места?        — Я хочу домой, — выдохнул Федя в собственные ладони и сжался еще сильнее.        — Ага, но все же, насчет конференции… — сочтя это лучшим моментом для обсуждения, Гоголь вновь вернулся к неприятной теме.        — Сказал же, я узнаю, что можно сделать, — раздраженно выпалил Федя, искренне негодуя такому переходу.        — О, об этом не беспокойся. Я уже все узнал, — победно доложил Коля, тыкая пальцем в экран своего смартфона с открытым на нем мессенджером. — Представляешь, Ваня с радостью согласился уступить мне место! И даже переоформить все бумаги, ну что за солнышко!        Федя сглотнул. От понимания того, как виртуозно Коля только что прижал его к метафорической стенке, вдобавок нагнув у этой самой стенки, желудок словно подпрыгнул к горлу, а на лице расцвела вымученная напряженная улыбка.        — Ого… И что же ты ему сказал? — осторожно уточнил Достоевский.        — Секрет фирмы! — радостно доложил Коля.        — И когда ты, блядь, успел? — голос Федора звучал все так же напряженно, а его зубы вновь принялись нещадно кромсать кожу вокруг ногтей.        — Скажем так, для своего возраста ты довольно много времени проводишь в туалете, — игриво подмигнув, прошептал Коля, придвинувшись ближе.        Сильно сжав окровавленными пальцами переносицу, Федя тихо заскулил.        Чертов, мать его, Гоголь!        Глубоко задышав в попытке успокоиться, он прикрыл глаза и опустил голову, давая себе время на принятие новых условий.        — Я рад, что все разрешилось, — Достоевский мысленно казнил Ваню за сдачу позиций и безоговорочную капитуляцию. — А теперь пошли, пожалуйста, домой.        — Обязательно пойдем, — с неприкрытым коварством в голосе отозвался Гоголь. — Сразу после того, как я закажу себе десерт.        Взяв в руки толстое красочное меню под аккомпанемент бессвязного сердитого ворчания, Гоголь принялся изучать его содержимое, задумчиво обводя пальцем яркие картинки с тортиками.        — Даже не знаю, какой выбрать, — протянул он, а после отбросил меню и восторженно подпрыгнул на месте. — О! Вспомнил занимательный факт про пингвинов…        — Еще одно слово про пингвинов, и я тебя поцелую, — угрожающе прошипел Федя, наконец отнимая ладони от лица и одаривая собеседника сердитым взглядом.        — Не выйдет, но твоя инициатива мне, безусловно, приятна, — Гоголь усмехнулся, жестом подзывая официанта к их столику. — Может, ты и не так далек от пингвинов, в каком-то смысле.        Достоевский повернулся в сторону приближающейся фигуры и смерил ее полным коварства взглядом, не пряча хищный оскал. Стоило только официанту подойти к ним на расстояние вытянутой руки, Федя скрытно выставил ногу вперед, вынуждая молодого человека в красивом деловом костюме запнуться и полететь вперед, роняя поднос с грязной посудой на гостей за соседним столиком. Пользуясь всеобщим замешательством, Достоевский резко перемахнул через стол и впился в чужие губы, оставляя на них смазанный агрессивный поцелуй, и вновь вернулся на свое место несколько секунд спустя.        Гоголю потребовалось немало времени, чтобы привести в порядок мысли и осознать произошедшее, но ради этого рассредоточенного выражения лица Федя был готов еще не то сделать с бедным официантом.        — Ты чудовище, — не то испуганно, не то восхищенно прошептал Николай, когда ясность сознания к нему наконец вернулась.        — Я тебя предупреждал, — самодовольно выдал Федя.        Отказавшись от затеи с десертом и запросив счет, Николай саркастично хмыкнул и вытер губы салфеткой.        — Хуй с тобой, пошли домой.        Достоевский победно усмехнулся, но радость его длилась недолго.        — Заодно дорасскажу тебе, как пингвины спариваются!