Сны на журавлином пике

Щелк. Щелк. Когда-то, давно, еще в прошлой жизни, этот звук был ему хорошо знаком. Многие старшие сестрицы Ло Бинхэ любили бумажные картины. Если ему случалось зачем-нибудь заглянуть в занятую ими мастерскую, он часто заставал одну и ту же сценку: тихие разговоры, смех, шелест бумаги, поскрипывание лезвий и щелчки ножниц. Дивные орнаменты из изрезанной бумаги. Горные пики, замершие в прыжке карпы, герои, чудовища, невиданные звери и цветы… - Посмотри, посмотри, А-Ло! - Это Нин-шицзе, гордая собой, одними кончиками пальцев держит перед ним искусно вырезанный цветок пиона. - Правда, хорошо?.. Бинхэ не знал, зачем вспомнил это. Быть может, потому, что за окном Золотого дворца он увидел пионы в полном цвету. Учитель никогда не интересовался резьбой по бумаге. Бинхэ отошел от окна, хмуря высокий лоб. Сейчас… сейчас учитель как будто не интересовался вообще ничем. Когда Бинхэ выгрызал, выцарапывал себе путь на волю из Бездны, у него была одна, пусть и мелочная цель: отомстить. Сделать Шэнь Цинцю так же больно, как тот сделал больно ему. Ослепленный злостью и отравленный Синьмо, он тогда не слишком думал о последствиях – и не спрашивал себя, для чего ему эта месть, чего он хочет ей добиться. Думал только: так будет лучше для всех. Он сделает доброе дело. Щелк, щелк. Силуэт заклинателя, грозящего мечом ядовитому змею. Дворец Хуанхуа с полуслова согласился поддержать его обвинения. Бинхэ только улыбнулся: ну разумеется, между такими дружными на первый взгляд сектами нашлись свои старые обиды. Однако открыто вступать в ряды послушников Дворца он не захотел, даже когда его настойчиво попросили. Сказал себе, что просто не хочет связываться опять с миром заклинателей. Зачем? Везде одно и то же: дрязги, ложь и предатели со светлыми ликами небожителей. Конечно же, конечно же. Только поэтому. - А-Ло, осторожно, они хрупкие! Невообразимо тонкий, как паутинка, бумажный цветок опускается ему на ладонь. Он хорошо знал, как ужалить учителя посильнее. Учитель был горд, непримиримо горд. Собой, своим титулом, своим положением… Гордыня, как думал Бинхэ, давно ослепила его. Отнять у него все, чего он добился, низвести вновь до простого смертного, до пленника – и, может, тогда он увидит, поймет… Но был ли в этом вообще смысл? Верить в это было все труднее. Бинхэ слушал старуху Хайтан и мучительно спрашивал себя, было ли в Шэнь Цинцю хоть что-то человеческое. Или, быть может, под фарфоровой кожей всегда билось холодное, равнодушное сердце змеи? Силуэт змея, что спасает дракона от атаки чудовища. Сомнения не помешали ему исполнить задуманное. Бинхэ никогда не резал из бумаги, но сейчас он подбирал декорации с невиданным трепетом. Они встретились перед Золотым дворцом, когда еще только начинали распускаться цветы. С одной стороны – Бинхэ, одетый в золото, с высоко поднятой головой и с почтительной свитой. С другой – Шэнь Цинцю, один, отшатнувшийся на шаг. Смотри, смотри, учитель: тот, кого ты столкнул так низко, сумел взлететь так высоко… За его спиной – Хуанхуа, на поясе у него – меч куда сильнее тонкого Сюя, и рядом с ним – подобострастные слуги. Смотри же! Видишь ли, Шэнь Цинцю? Понимаешь ли? Понимаешь?.. Бинхэ не без некоторого наслаждения смотрел, как Шэнь Цинцю уводят в Водную тюрьму – как позже, на суде, его обвиняют в убийствах и покушениях. Однако учитель сразу повел себя странно. Он не плевался ядом, как умел, не пытался вывернуться. Он не сказал ни слова. Бинхэ, недоумевающий, недовольный, сам ничего ему не сказал. Суд закончился быстро. Шэнь Цинцю не стал даже пытаться защитить себя. Только остановил жестом вспылившего было шишу Лю, долго молча смотрел в глаза шифу Юэ, а потом перевел глаза на Бинхэ. Глаза его были холодны и непроницаемы, как гладь затянутого льдом осеннего озера. Что было в этих глазах? Почему он так смотрел – без ярости, без ненависти, без страха? Бинхэ совсем не так представлял себе эту сцену… Щелк! - Ах, нет! Я не хотела… От одного неосторожного щелчка ножниц звери и цветы летят на пол жалкими белыми ошметками. Другие владыки Цанцюн неожиданно поддержали прежде ненавистного собрата, но в конце концов были вынуждены отступить и откупиться малой кровью. И так уже Цинцю получал самое незначительное из наказаний: его лишали титула, пика, имени, имущества, и – по личной просьбе Бинхэ – делали пленником Хуанхуа. По крайней мере, на словах. На деле же всем было ясно, что Цинцю становится личным пленником Ло Бинхэ. Пионы уже отцветали. Их душный, тяжелый запах заполнял весь нижний этаж дворца. На Цинцзине никогда так не пахло. Почему-то Бинхэ не было все равно, как именно обстояли дела на Цинцзине. Послушником этого пика он давно не был и не стал бы уже никогда. И учитель его уже, в сущности, не был учителем. Шэнь Цинцю – теперь уже Шэнь Цзю – призраком скользил по коридорам Хуанхуа. Серые одежды вместо бело-зеленых. Волосы без короны, собранные в простой пучок. Пояс без меча. Ладони без веера. У него отняли все, что он только успел накопить. Однако ему было дозволено ходить, где пожелает, и даже гулять в саду. Посмотри: Бинхэ обошелся с тобой добрее, учитель, чем ты с ним! Но теперь-то ты… Теперь-то… Силуэт двух драконов, сцепившихся в воздухе. Бинхэ не понимал. Он не знал, чего хочет – не знал, чего пытался добиться. Теперь, когда свершилась месть, он мог бы забыть об учителе – или, напротив, потребовать новой расплаты, снова швырнуть его в тюрьму, сбить спесь с прекрасного лица… Но – нет, он не этого хотел. Не этого. Но чего? Щелк. Разочарованное, погасшее лицо Нин Инъин. Белые обрывки, летящие на пол от одного неверного движения. Бинхэ нашел учителя в саду среди пионов. Ночью прошел дождь, и все белые цветы осыпались на землю; учитель как раз замер между кустов, рассматривая разлетевшиеся лепестки. Впервые с момента обвинения Бинхэ позвал его: - Учитель? Тот обернулся к нему. Непроницаемое лицо, прикрытое рукавом вместо веера. Нечитаемый взгляд. Нет, не так, совсем не так он должен был вести себя. Он должен был исходить ядом, кричать, злиться… Но – зачем? Чего хотел Бинхэ? Чтобы Цинцю страдал – или чтобы он понял, как был несправедлив? Понял, как было больно Бинхэ, в одночасье потерявшему все? Как страшно и тяжело получать удар в спину от того, кому искренне верил? Душный запах мертвых пионов кружил Бинхэ голову. Чего же именно он хотел? Зачем ему было все это нужно? Почему он не догадался задуматься об этом раньше? Что он мог сказать ему теперь? - Учитель, - позвал Бинхэ снова, внезапно забыв все слова. Цинцю долго смотрел на него, стоя среди облетевших, разом лишившихся своей красы пионов. А потом он холодно и спокойно произнес: - У Шэнь Цзю никогда не было учеников. Щелк. Бинхэ, величественный, одетый в золото, стоял на мокрой траве перед великим дворцом Хуанхуа, смотрел в спину уходящему Цинцю и чувствовал, что, кажется, необратимо что-то потерял.