Вино из лотоса

...Боль настолько приятна, насколько и отвратна. Благодаря ней, ты понимаешь, что ещё жив. Что ты та же иллюзия в глазах других людей. Простая бесчувственная марионетка. *** Весь мир—большой кукольный театр. Кукловоды—знать, куклы—народ. Кукловоды живут в огромных, блеском горящих золотых дворцах. В палатах, усыпаными самой изысканной мебелью и дорогими драгоценностями. Всегда выглядят безукоризненно в нежных шёлковых одеждах, которые только можно найти в этом мире. Яства к Кукловодом поступает только от самых лучших поваров, она выглядит всегда аппетитно, но на вкус хуже, чем у обычного продавца булочек на перекрёстке улиц шумного людского города. В присутствии других людей они показывают не себя, а бездушные фарфоровые статуэтки, с отточенными лёгкими движениями и прелестными манерами. Идеальные. Без изъянов. Кукловоды женятся не по любви, а по договорëностям, которые составили ещё до их рождения. А после общество осуждают их, причитая „Почему у них нет ещё детей?", и напридумают столько слухов, сколько возможно.Один сумасшедшее другого. Вся знать испытывает к друг другу отвращение, но никогда этого не показывают. Лишь изобразят белоснежную улыбку и начнут без остановки делать комплименты, внушая доверие и чувство родной души. Если ты будешь с ними общаться, они взамен всегда тебя поддержат, якобы ты им можешь рассказать всё своё самое сокровенное и „тебя станет легче", правда затем твоё всё самое сокровенное выйдет в свет, да ещё и в непристойном обличии. Эти гнилые люди будут приглашать тебя в гости и угощать изысканными яствами в блеском одетых чашах и светом залитых роскошных палатах. Красивыми и изящными, но отвратными на вкус. Ну, собственно говоря, как и те, кто приобрели эти яства. Но как только ты сделаешь что-то не так, эти люди самыми первыми начнут кричать оскорбления твою сторону и распространять слухи, дабы унизить ещë больше. Везде одна лишь ложь. *** Впрочем, у марионеток тоже самое, и разницы между господами и простым народом особо нет, разве что Куклы более искренние и умеют чувствовать, а знати это ненадобно, ведь богатства и чувства не могут сосуществовать, как ни крути. Проблема лишь в том, что люд складывает своё мнение сугубо опираясь на слухи знати, иногда даже толком не понимая о чём идёт речь. Жаль. Если бы они сначала изучили достоверные источники и не верили в слухи, тогда бы положение у „величайших и прекраснейших господ" и „подневольных необразованных прислуг" было равным. *** Перейти из Кукловодов в „низших" кукл легко, достаточно выйти за рамки понимания дозволенного господ, тогда к обсуждению твоих ошибках присоединятся и куклы. Ты станешь мусором, которого необходимо оскорблять, унижать и ненавидеть. От тебя отвернутся все близкие тебе люди, лишь бы не попасть в свет в непристойном обличие не решился своего статуса. Твои же особенности и достижения будут использовать против тебя. Им не важна причина этого проступка, главное—ты его совершил. Из обсуждений рождаются слухи, а слухи любят сильно преувеличивать. *** Ты кукла, у которой вместо глаз—пуговицы, вместо рта—нитки. К твоим тряпичным конечностям привязана леска и живёшь ты на бумажной сцене, где всё ненастоящее, иллюзия. *** Представление начинается. Шёлковые кроваво-красные шторы раздвигаются. Много людей... Очень много людей Все они смотрят на тебя кровавыми прожилками сумасшедших зрачков, бегающих по глазному яблоку в разные стороны. Белоснежные клыки, испачканные в ярко-красном соке вен, облизывает длинный, шероховатый змеиный язык, предвкушая захватывающие представление и новые идеи для слухов. Выглядят они не лучше мертвецов, желающих детского страха и молоденькую кровушку, только в этом случае люди охотятся за удовольствием от чужой боли и безысходности, а не пропитанием. *** Кукловод начинает свой рассказ, хотелось бы посмотреть на убогое лицо этого ублюдка, но тело слушаться не хочет. Прохожие как сумасшедшие столпились у бумажной сцены, пытаясь подойти вплоть к столику с театром. Эти твари внимательно внимают величественному голосу Кукловода, рассказывающего историю. Сюжет печальный:главный герой нечаянно убил влиятельного человека и за это сожгут убийцу и его семью. *** Нет... Я не могу просто так позволить убить мою семью... Я не могу умереть сейчас...По крайней мере... *** Но ничего не получается, пуговицы не дают видеть, нити рта—говорить, леска—двигать руками и ногами. Это безвыходная ситуация. Здесь нету другого пути. Как бы ты не старался что-то сделать, все твои попытки не оборачиваются успехом. *** Ты используешь всё больше усилий, пытаясь изменить печальный финал истории. И вот наконец... Ты смог пошевелить указательным пальцем. Тишина. Сотни глазных яблок смотрят на сцену и на Кукловода в ошеломлённом состоянии. Растерянный голос Кукловода, доносящийся откуда-то сверху, нервно утверждает, что произошла некая ошибка и он её сейчас же устранит, дабы достопочтенные господа не расходились. *** Тебя будут пытаться починить, не получится, выкинут. Возьмут, и просто выбросят, как любую другую поломанную куклу. Стерут, как любую клякску на белоснежной бумаге, исправят, как любой недочёт в работе компаса и заменят другой марионеткой, совершенной и идеальной, бесчувственной марионеткой. *** Ты жив, чувствуя, что каждый момент жизни терпишь эту изнурительную боль, которая заставляет дрожать от хруста ломающихся рёбер, как разрывают на мелкие куски душу твои подавленные чувства в чёрной, бездонной яме, куда тебя выбросил этот чёртов Кукловод!!! Всю эту сцену дополняют чёрные щупальца тьмы, обволакивающие всё твоë тело. Не успеешь оглянуться, а она уже сжимает свои скользкие чёрные конечности на мёртвенно-холодной шеей, не давая возможности ни закричать,ни вдохнуть ничтожного глотка воздуха,пропитанного мертвечиной и кровью, и в конце концов голову... Ты уже больше не человек, а марионетка уже в другой, ещë более жестокой игре! *** Вэй У Сянь увидел бездушное тело на сырой земле. Ярко-золотые одеяния и угольные волосы распластались по коре. Смешались с грязью и кровью. Белоснежный пион на груди окрасился в алый цвет. Увидел эти пустые серо-карие глаза. Вспомнил, сколько печали и сожаления было в этих мёртвых глазах. Вспомнил, как дрожали его руки, покрытые невинной кровью, как бегали зрачки глаз от осознание страшного проступка, совершённого им. Вэй Усянь никогда не забудет этих глаз, наполненных сожалением, что тот человек не сможет увидеть как растёт Цзинь Лин, как они с Ян Ли проживут вместе, состарятся и умрут в один день, как не увидит знакомого материнского лица, что заботилась о нём всю его жизнь, пока отец разгуливал по борделям и забавлялся с цветочницами Если бы у Старейшины Илин тогда был с собой Суйбянь, он убил себя на том поле боя, и плевать на всё. Жутко хотелось пытать себя до душераздирающих криков, до дрожи в конвульсиях, до потери сознания. До того момента пока он не станет похож на призрака, настолько худым, что станет видно его выпирающие бёдра, покрытые тонким слоем бледной, озябшей оболочки. Только при одной мысли о том, как он видел свою шидзе, сидевшую с опустошёнными глазами, глядя на гроб, плачущего Цзинь Лина, который хоть и был мал, но видимо всё прекрасно понимал, и госпожу башни Кои, рыдавшую навзрыд, захлебываясь слезами, лежа на гробе, не понимая, почему так получилось? Почему её сын умер таким молодым? Чем она заслужила такое горе? Вэй Усянь тошнило от самого себя. Цзинь Цзы Сюань ни чем не заслужил такой участи, это Старейшина Илин, проклятый самими демонами, убил его, не выполнив обещания, данные Дяде Цзяну и госпоже Юй. Он боится представить, что чувствовала тогда Янь Ли? Винила ли она во всё Вэй Усянь? Прокляла ли его тогда? Ненавидела? Она же наконец получила взаимность от человека, которого горячо любила, вышла за него замуж, подарила ему прекрасного сына, а потом представляла, как вкусит счастливую семейную жизнь. Как будет мягко упрекать мужа и сына, что они не берегут себя на ночной охоте, готовя суп из свинины и корешков лотоса, а затем пригласит их за стол, накормит вкусной едой, выслушает что они повидали, и с спокойной душой ляжет спать с мужем в обнимку, желая провести так остаток своей долгой и счастливой жизни. Вэй Ин был честен с собой, такого он никогда бы не простил, просто не смог бы. Убожество. — „ А Лань Чжань был прав. "— С печальной усмешкой подумал Вэй Усянь. Он не заслуживал не то что прощение, даже если бы его за это избили: сломали все кости, топтали его, силой ноги вбивая в грязь, мучили, оттягивая за волосы и крича в уши, а в конце сбросили на бездушную гору, этого </b>было бы ничтожно мало.</b> Потрясающая ирония. А ещё Вэй Усянь помнит эту умиротворённую улыбку Цзинь Цзы Сюаня , говорящую:„Сделай их счастливыми вместо меня". В грудной клетке чувствовалось жжение, словно его снова ужалила одна из медуз, которых он однажды увидел, когда его и Цзян Чэна дядя Цзян взял решать проблемы около морского побережья. Горло сжалось само по себе, перекрыв доступ к воздуху, не давая ни кричать, ни рыдать. Чувство вины шаром накатилось на душу, давя её в пропасть отчаяния. *** С каждым новым ударом, с каждой новой щупальцей, насквозь протцнувший плость. С каждым новым беззвучным криком, с каждой новой молнии, пробегающий по телу волной мурашек. С каждым новым воспоминанием... *** Из тёмных закаулков памяти пробролась фигура в сиреневых, женских одеяниях.С чёрными, словно речная гладь в беззвёздную ночь, волосами, собранными в аккуратный хвост и с чёрными, как смоль, глазами. Эти глаза, наполненные такой тёплой, нежной надеждой и эта улыбка, как проблеск тепла небесного светила посреди грозового неба, которая всегда помогала ему жить дальше, нисмотря не на какие препятствия в его жизни. Которая готовила ему суп—лучший в мире суп, способный дать минуты наслаждения, словно он небожитель, достигший высшего просветления. Которая успокаивала его с слезами на глазах, когда заметила во время войны порезы на руках, говоря, что всегда будет на стороне Вэй Усянь, никогда не бросит и всегда будет рядом. Он знал все особенности до боли знакомого лица... А потом... Свисающие тело на коленях в фиолетовых одеяниях. Запёкшияся кровь у уголка бледной губы и острая стрела, вонзитая прямо в шею, откуда хлынет неостановимый поток крови. Эта нежная улыбка, которая всегда могла успокоить монстра, по имени Старейшина Илин. Эта мягкая рука, перебирающие чёрные волосы. Этого больше никогда не будет... Всё это медленно угасает, как благовония на ветру...И из-за кого, извольте спросить?)... Это осознание того..... Что он..... Убил. Свою. Сестру. Это всего лишь сон... Обычная иллюзия... Это не правда... ЭТО НЕ ПРАВДА!!!... Но нет...Если бы это был кошмар, порождённый тёмной энергией, тогда почему он чувствует эту боль от раны между рёбер, куда недавно была вонзита оперенная стрела?... Это определённо реальность. Другого не дано. Вэй Ин помнит этот резкий удар, как будто та стрела, что отобрала жизнь у сестры, следом пронзила и его сердце. В этот момент для него пали все три мира этого чёртового мироздания, что так жестоко! Почему?... Почему... Почему?!?!?!... Эта стрела должна была пронзить его, так почему всë сложилось вот так?... Да лучше бы он умер самой страшной смертью этого мира, лишь бы его сестра жила... А теперь?...Цзинь Лин остался совершенно один с Цзян Чэном. И всё по вине одного человека... Никто иного, как самого Вэй У Сяня, что дал себе обещание защищать свою семью ценой своей жизни! Пурпурные одежды... Пурпурные одежды, распластавшиеся по земле и дрожащие руки, крепко прижимающие мёртвое тело Ян Ли к тёплому телу, как бы пытаясь вдохнуть в него жизнь, то ли спрятать от жестокого и реального мира. Аккуратно придерживая холодное тело бледной девушки, Мастер Трёх Ядов пустыми глазами, цвета грозового неба, смотрит на труп. Он не осознаёт что произошло. Он не хочет осознавать,что произошло. Эти живые, и одновременно мертвые глаза невольно заставляют задуматься —„А есть люди, Вэй Усянь, которым ты не испортил жизнь?" Верно, нету. Он отнял у своего дорогого шиди родителей, он отнял у своего дорого шиди их братьев по оружию, с которыми они провели молодость. И всё из-за того, что у Цзян Чэна такой нерадивый старший братец, который и умеет только портить жизнь другим, унося за собой тысячи жизней кровавой тропой... Вэй Усянь прекрасно помнит эти глаза грозового небо, наполненные знакомой болью и отчаянием... Он был прав, Вэй Усянь приносит всем одни лишь страдания. *** Пальцы дрожат, царапая собственную плоть. С уст срывается беззвучный крик. Ты хочешь кричать, но у тебя не получится. Такая боль, будто в тебя вонзают десятки ножей, и каждый проходит глубже, впиваясь в сломанные кости. Кошмарную боль от вонзившихся щупалец тьмы в плоть сопровождается неприятным жжение в груди. Ему больно. У него болит тело, прикрепленное к полу иглами, словно он всего лишь насекомое в чьей-то коллекции. У него болит внутри.Словно он потерял что-то важное, частичку себя. Но на самом деле он собственноручно уничтожил эту частичку себя.. От этого еще больнее... *** Как ни странно, дальше, в чернота неизвестности и боли он видит А-Лина, безумно рыдающего во время погребения своего отца. Этот отчаянный детский плач разносился по залу, окутанным мраком. Цзинь Лин чувствовал это горе, эту тяжесть, повешенную на него, или предчувствовал, что через некоторое время это бремя станет только тяжелее? Что скоро у него не будет мамы с папой? Что скоро он не сможет прыгнуть в их объятья, получая эту любовь, единственную такую любовь, что могли дать ему только родители? Что скоро никто не потрепает его по голове, проводя по чёрным волосам, не скажет ласковых слов на ушко, отчего его взгляд наполнится таким энтузиазмом и мотивацией, которые не способен дать никто другой? Вэй Ин отнял его этот шанс, оставив маленького племянника без самых ему родных людей. Вэй Усянь прекрасно понимал, как это—быть без родителей. Он сам испытал это на своей шкуре. Старейшина Илин плакал ночью, вспоминая тот роковой день для его родителей, вспоминал, как их раздирали мертвецы. Он винил себя за то, что ничего не мог с эти поделать, что он был настолько слаб, что никак не препятствовал мёртвым людям отнять у него самое дорогое. Что он не защитил их... Помнит, как завидовал чистой завистью другим детям в Пристани Лотоса, которых трепали по головке за их успехи, катали на руках и пытались дать всю любовь, которая у них была своим детям. Зачем он подверг такому испытанию жизнь Цзинь Лина? А Вэни? Все 50 человек, которых он спас, погибли из-за его ошибок. Вэнь Цин и Вэнь Нина сожгли, а все остальные: бабушка, А-Юань, Четвёртый дедушка... Они все погибли по его вине... Вэй Усянь помнит, как он умолял уходить их с Луанцзан, а они ему ответили, что без Старейшины Илин они давно погибли бы. Он помнит, как они пытались остановить разъярённую толпу, проща пощады для Старейшины Илин, а их безжалостно разрубали мечами... Если бы Старейшины Илин просто не было, ничего бы ведь не произошло? Точно? Может лучше бы этот монстр пошëл по другому пути? Неважно...В любом случае так было бы лучше для всех. *** Удар. Еще удар. Пронзающая боль. Беззвучный крик. Воспоминания. Воспоминания. Воспоминания. Воспоминая прокручиваются в голове бешеной стрелкой компаса. Страшно... Страшно... СТРАШНО. *** Они преодолели расстояние в несколько ли, когда Цзян Чэн вдруг остановился. Вэй Усянь тоже замер и, как только тот развернулся в обратную сторону, схватил его за плечо: — Цзян Чэн, что ты делаешь?! Не смей возвращаться! Цзян Чэн стряхнул его руку. — Не возвращаться?! Ты серьёзно? Говоришь мне не возвращаться туда? Тела моих родителей в Пристани Лотоса... Разве могу я уйти вот так? Куда я могу пойти, если оставлю их?! Вэй Усянь лишь сильнее сжал ладонь: — И что ты сможешь сделать, если сейчас вернёшься? Они убили даже дядю Цзяна и Госпожу Юй. И тебя там ждёт только одно — гибель! Цзян Чэн прокричал: — Ну и пусть! Если боишься смерти, так сгинь с глаз и не стой на пути! Вэй Усянь шагнул к нему, чтобы скрутить: — Вершить месть никогда не поздно. Мы вернём тела, но не сейчас! Цзян Чэн увернулся и нанёс удар в ответ: — Если не сейчас, то когда же? Хватит с меня — убирайся! Вэй Усянь крикнул: — Дядя Цзян и Госпожа Юй велели мне позаботиться о тебе и следить, чтобы с тобой ничего не случилось! — Умолкни! — Цзян Чэн сильно толкнул его и заорал: — Почему?! Вэй Усянь улетел в заросли густой травы, а Цзян Чэн бросился сверху, схватил его за воротник и встряхнул: — Почему?! Почему?! Почему?! Ты счастлив?! Доволен?! Глаза его налились кровью, а руки сомкнулись на шее Вэй Усяня: — Почему ты спас Лань Ванцзи? От горя и ярости рассудок Цзян Чэна помутился, он не контролировал свою силу. Вэй Усянь потянул его за запястье: — Цзян Чэн… Всё так же прижимая Вэй Усяня к земле, Цзян Чэн взревел: — Почему ты спас Лань Ванцзи?! Почему непременно нужно было сунуть нос не в своё дело?! Сколько ещё нужно повторять, чтобы ты не вляпывался в неприятности! Не нагнетал! Тебе правда так сильно хочется поиграть в героя?! Видишь теперь, что происходит, когда корчишь из себя спасителя? А?! Счастлив теперь?! Лань Ванцзи, Цзинь Цзысюань и все те люди — пусть просто сдохнут! Пусть умрут! Что за дело нам до их смерти? А нашему ордену что за дело?! Почему это произошло?! Почему?! Умри, умри, умри!Все умрите... *** Он молниеносно увернулся, избежав внезапного броска Лань Ванцзи, отступил на три шага назад и произнёс: — Лань Чжань, мы ведь только что воссоединились после долгой разлуки, а ты уже пытаешься схватить меня! Нехорошо вот так сразу лезть в драку, не находишь? Не обронив ни единого слова, Лань Ванцзи продолжал атаковать, а Вэй Усянь, разгадывая каждый его бросок, успевал увернуться. Оба двигались быстро, словно тени. В третий раз отбросив от себя руку «противника», Вэй Усянь проговорил: — А я-то считал, что мы с тобой как минимум можем считаться приятелями. Не кажется ли тебе, что вот так, ни слова не сказав, бросаться в бой — немного бессердечно с твоей стороны? Лань Ванцзи воскликнул: — Отвечай! Наконец Цзян Чэн втиснулся между ними и крикнул: — Второй молодой господин Лань! Вэй Усянь вторил: — Второй молодой господин Лань, то, о чём ты спрашиваешь, невозможно объяснить парой слов. К тому же, это довольно странно. Предположим, если я стану расспрашивать тебя о секретных техниках Ордена Гусу Лань, разве ты мне ответишь? Лань Ванцзи ловко обошёл Цзян Чэна и протянул руку прямо к Вэй Усяню. Тот выставил перед собой флейту и произнёс: — Ты переходишь все границы! Разве я заслужил подобного бессердечия? Лань Чжань, что тебе, в конце концов, нужно? Лань Ванцзи отчеканил слово за словом: — Вернись. Со мной. В Гусу. После этой фразы и Вэй Усянь, и Цзян Чэн застыли. Мгновение спустя Вэй Усянь улыбнулся. — Вернуться с тобой в Гусу? В Облачные Глубины? Зачем мне туда возвращаться? Его внезапно осенило. — Ох. Я совсем забыл, ведь твой дядя Лань Цижэнь больше всего ненавидит таких отступников от Правильного Пути, как я. А ты ведь его лучший ученик. Конечно, ты такой же, как он, ха-ха. Я вынужден тебе отказать. *** — Ходишь без меча, шатаешься по городу без дела и пропиваешь деньги клана в винной лавке. Ты позоришь Орден Цзян! — Цзян Чэн подошёл к Вэй Усяню и со злости толкнул. Толчок был несильный, даже самый слабый заклинатель после такого остался стоять на ногах. Однако, сломанные кости и слабое здоровье делали своё дело. Вэй Ин не удержался на ногах и упал. Цзян Чэн, увидев это, рявкнул: — Что такое? Так напился, что вином духовные силы разбавил? Только посмотри на себя! А ещё говорил, что поможешь мне восстановить Пристань Лотоса. Никакой пользы… — Заклинатель в пурпуре медленно развернулся и ушёл, совершенно не замечая , как гаснут чужие глаза, сквозь которых блещется горькая, непроглядая тьма. *** Мастер Трёх Ядов шикнул себе под нос: — Матушка говорила, что ты появился в нашем доме, чтобы навлечь беду. И она не ошиблась. Цзян Чэн настолько был ослеплён ненавистью, когда уходил, что не заметил как чёрная флейта со стуком ударилась об пол, а по чужому лицу скатилась соленая слеза, с глухим стуком разбившись о пол, оставляя после себя кляксу разбитых надежд и мечтаний. Он не знает, как больно было Старейшинае Илин произносить эти слова. Как он задыхался внутри, медленно умирая, постепенно теряя возможность быть спасëнным... *** Кто-то с презрением выкрикнул: — Да что за великую милость эти псы тебе оказали, раз ты так стремишься защитить эту горстку мусора? — Как я посмотрю, никакой великой милости не было и в помине. Он просто возомнил себя героем, что выступил против всего мира, возомнил, что вершит справедливость, бросил вызов всему свету, и почувствовал себя великим, не более того! Услышав эти слова, Вэй У Сянь замолчал. *** Вэй У Сянь от толчка снова повалился на землю, а когда поднял голову, то увидел, как ослепительно-яркий длинный меч пронзает ее горло. Меч в руках держал тот юноша, который с плачем бросился к молодому заклинателю, стрелявшему в Вэй У Сяня. Он до сих пор громко плакал, слезы застилали его глаза, с языка сорвалось: — Предатель Вэй! Это тебе за моего брата! Вэй У Сянь сидел на грязной земле и не мог поверить тому, что видел. Голова Цзян Янь Ли неестественно наклонилась, из раны на шее стремительно хлынула кровь. Он ведь только что ждал, когда она скажет ему то, что хотела сказать, ждал, что она вынесет ему последний приговор. Цзян Чэн все еще обнимал тело сестры, не шевелясь, совершенно не осознавая, что произошло. Наконец, спустя мгновение Вэй У Сянь издал нечеловеческий крик. Лань Ван Цзи в этот момент как раз наносил удар мечом. На крик он резко повернулся. Юноша лишь теперь понял, что совершил ошибку. Он вынул меч, орошая воздух каскадом кровавых брызг, и в панике стал отступать, бормоча: — …Нет, это не я, нет… я хотел убить Вэй У Сяня, я хотел отомстить за брата… она сама напоролась на меч! Вэй У Сянь словно молния оказался перед юношей и схватил того за горло. Глава клана Яо, взмахнув мечом, закричал: — Ты! Ты… когда-то довел до смерти Цзян Фэн Мяня и его жену, а теперь убил и свою шицзе! Все это полностью твоя вина! И ты еще смеешь вымещать гнев на других? Вместо того чтобы одуматься, продолжаешь забирать чужие жизни! За такое преступление не видать тебе прощения! *** Старейшина Илин больше не мог сдерживать свои чувства.Чувство одиночества, отчаяния, боли. Ему это всё так надоело: улыбаться сквозь слёзы, говорить что всё нормально, на самом деле медленно умирая внутри. Он хотел плакать, искренне рыдать, пока не выплеснет всё, чего накопил за свою жизнь. Только вот он настолько устал, что уже и выжать из своих глаз ничего не мог. Он уже не обращал никакого внимание на тину тьмы в которой медленно тонул. Вэй У Сянь устал. Он очень устал. Ему никто не поможет. Он всем сделал больно. Все его ненавидят... *** Сердце его бешено билось, отдаваясь звоном в ушах и вызывая головную боль. Воздуха катастрофически не хватало, впоследствии чего Вэй Ин тяжело дышал, пытаясь не задохнуться. Он оглянулся. Вокруг не было толком ничего... Пустота и темнота и больше ничего. Ни щупалец тьмы, ни пронзающей боли, ни ран, НИ-ЧЕ-ГО. Чтобы понять, что это всего лишь обыкновенный кошмар, что больше нет игл тьмы потребовалась одна минута, на то, чтобы привести в порядок сердцебиение и дыхание две, и уже чтобы окончательно разрыдаться три минуты. Всё, его прорвало. Кошмар добил его окончательно. Ему было откровенно плевать где он. Плевать, что с ним будет. О боги, как же ему было больно.. Он просто хотел дать волю чувствам, глубоко задавленным чувствам ответственностью, взвалившимся на плечи молодого человека. И когда ещë представиться такое прекрасное место для того, чтобы накричаться и нарыдаться вдоволь? Тишину разрушил нечеловеческий крик. По щекам безудержно текли слëзы: Единственное, что он различал, это вопросы, безумной вереницей раздающиеся в сознании: Ты разве не говорил, что знаешь, как следует поступить? Ты разве не говорил, что способен контролировать эту силу? Ты разве не говорил, что все будет в порядке при любых обстоятельствах, что ни в коем случае не ошибешься?! Почему ты вообще когда-то избрал этот путь? Когда ты стал таким? Каков ты в глазах других людей? Чего ты, в конце концов, добился... ...Я сошёл с ума?... ...Я сошел с ума?!... ...Я СОШЁЛ С УМА?!?!?!?!?!... ...Погодите-ка, такое же уже было...</b> *** Он ногой ударил Вэнь Нина в грудь, опрокинув того на землю. Вэнь Цин от страха съежилась, сжала кулаки, но в то же время опустила голову и поджала губы. Вэй У Сянь взревел: - Кого ты убил? Ты знаешь, кого ты убил?! Как раз в этот момент в грот вбежал Вэнь Юань с соломенной бабочкой на голове и воскликнул, сияя от радости: - Сянь-гэгэ… - Малыш собирался показать Вэй У Сяню бабочку, которую покрасил в другие цвета, но вбежав в пещеру, увидел озлобленного Вэй У Сяня и съежившегося на земле Вэнь Нина, и потому удивленно замер. Вэй У Сянь резко повернулся к мальчику, выражение его лица ужасно напугало Вэнь Юаня. Мальчик подпрыгнул от страха и разревелся. Бабочка упала с его головы на землю. К ребенку подбежал Четвертый дядюшка, который второпях подхватил мальчишку и унес из пещеры. Вэнь Нин, которого Вэй У Сянь пинком повалил на землю, снова поднялся и встал на колени, не смея произнести и слова. Вэй У Сянь схватил его за ворот и встряхнул, продолжая орать: - Ты мог убить кого угодно, почему ты убил именно Цзинь Цзы Сюаня?! - Вэнь Цин смотрела со стороны и очень хотела бы защитить брата, но заставляла себя сдержаться, по ее щекам катились слезы от горя и испуга. Вэй У Сянь кричал: - Ты убил его, и что теперь станет с шицзе? Что теперь станет с ее сыном?! Что мне делать?! Что мне теперь делать?- Его крик гулким эхом раздавался под сводами пещеры Фу Мо, вылетая наружу, от чего Вэнь Юань плакал еще сильнее. Слушая доносящийся издали плач ребенка, глядя на перепуганных брата и сестру, которые не знали, куда деваться, Вэй У Сянь ощущал, как сердце падает все глубже в темноту. Он спросил сам себя, пытаясь оценить свои поступки: «Ради чего все эти годы я провел в заточении на горе Луань Цзан? Зачем мне непременно нужно было подвергать себя мучениям? Почему я вообще когда-то избрал этот путь? Почему я стал таким? Каков я в глазах других людей? Чего я, в конце концов, добился? Я сошел с ума? Я сошел с ума? Я сошел с ума?!» Если бы он когда-то избрал иной путь, все было бы хорошо. Внезапно раздался тихий голос Вэнь Нина: - …Про…стите - Вэнь Нин был мертвецом без эмоций, глаза его не краснели, он не мог заплакать. Но сейчас на его лице отражалась совершенно явственная боль. Он повторил: - Простите… - - Все… все это моя вина… - - Простите… - Слушая запинающиеся мольбы о прощении, Вэй У Сянь вдруг ощутил себя совершеннейшим посмешищем. Вэнь Нин ни в чем не виноват. Все это исключительно его вина, Вэй У Сяня. Вэнь Нин в состоянии неистовства представлял собой не более чем оружие. И создателем этого оружия был Вэй У Сянь. И командовать оружием мог также лишь он один. В тот момент мертвец был оглушен звоном оружия и ослеплен свирепой яростью битвы, кроме того, Вэй У Сянь обычно не скупился на демонстрацию неприязни к Цзинь Цзы Сюаню перед Вэнь Нином. Стоило Цзинь Цзы Сюаню замахнуться на Вэй У Сяня, Вэнь Нин в бессознательном состоянии распознал «врага» и без раздумий исполнил приказ «уничтожить». Он не смог удержать контроль над этим оружием. Он был слишком уверен в своих силах. Именно он игнорировал абсолютно все неблагоприятные признаки, которые проявлялись все время до этого дня. Он был уверен, что сможет подавить любые проявления потери контроля еще в зародыше. Вэнь Нин был оружием. Но неужели он стал им по собственной воле? Неужели этот паренек, при жизни слабый, робкий заика, теперь был счастлив, убивая людей по приказу Вэй У Сяня? В тот день, когда Цзян Янь Ли вручила ему пиалу супа из корней лотоса, Вэнь Нин принес его на вершину горы Луань Цзан, не расплескав ни капли. Несмотря на то, что сам он испробовать супа не мог, Вэнь Нин с большой радостью смотрел, как кто-то другой его ест, а потом спрашивал, каков суп на вкус, пытаясь представить свои ощущения от кушанья. Неужели он счастлив осознавать, что убил мужа Цзян Янь Ли собственными руками? Вэй У Сянь должен был не просто взять на себя всю вину за случившееся, но и просить прощения у Вэнь Нина. Он все еще держал Вэнь Нина за ворот одежды и смотрел в бледное, безжизненное лицо. Перед глазами вдруг возникло лицо Цзинь Цзы Сюаня, запачканное кровью и землей. Такое же бледное и безжизненное. Еще он вспомнил о Цзян Янь Ли, которой, спустя множество испытаний, наконец улыбнулось счастье, и она вышла замуж за возлюбленного. Вспомнил об их с Цзинь Цзы Сюанем сыне, А-Лине, ребенке, которому он лично выбирал имя в быту. Малыш был совсем крошечным, всего семи дней от роду, а уже научился улыбаться при взгляде на меч отца, чем несказанно обрадовал родителей. Еще через пару дней мальчику исполнится месяц. Вэй У Сянь все думал и думал об этом, не в силах пошевелиться, а потом вдруг заплакал. Раздался его беспомощный возглас: - …Кто-нибудь, скажите… что мне теперь делать?... - *** Вей Усянь пытался успокоится. Пытался утихомирить ураган эмоций, рвущийся наружу, желающий наконец показать своё нутро всему миру, заявляя, что вся улыбка, горящие глаза Вей Усяня всего лишь маска, иллюзия настоящего, созданная для любопытных глаз. Пытался удержать сжигающую изнутри, рвущую сердце боль, такую острую, словно остриё меча,что хотелось кричать, выть и плакать, пока не сорвётся голос. Пытался перестать не покачиватся из стороны в сторону, обняв себя,но руки и ноги не слушались, обмякли, словно не свои, словно кукольные. Пытался не плакать, не ронять солёные капли, разбивающиеся о землю, сильно напоминающие разбитые надежды и мечты. Надежды на лучшее:что скоро всё закончится, что скоро он снова будет жить в Пристане Лотоса, снова будет дразнить Цзян Чэна и есть вкусный суп сестры, нянча своих племянников. Пытался не зажмуриватся и не кривится от головной боли, которая переодически появлялась из-за пульсирующих вен, эхом разносивших стук по пустой голове и разбиваясь о её стеньки. Было всё настолько плохо, что казалось будто в голове пчелиный рой, и это они жалом вонзаются в оболочку, даря такую резкую, неприятную боль. Пытался не выть так громко, что оглушало его самого. Пытался не бить кулаком о землю так сильно, чтобы не чувствовать жгучую боль покрытых рукой кровоточащих ссадин. Пытался не трястись всем телом, словно в агонии, то ли от жара, то ли от холода, давясь и задыхаясь слезами, а затем заходится в кашле. Пытался перестать, пытался, но не мог остановиться. Он прекрасно понимал, что вина за всё случившиеся лежит на нём. Из-за его слабости умерли все кого он любил, кто был ему дорог. И это мысль удушала изнутри.... Он хотел, чтобы его кошмар наконец-то закончился, даже если он и никогда не проснëтся ... ... ... ... ... Дождь... Капли воды приятно щекочет лицо... Погодите... Капли воды?...