after war

      «Дом, милый дом» – по традиции произносит главный персонаж не то книги, не то экранизации, когда возвращается на родину. В случае с Аддамс, первое, что приходит у нее в голове: «Опять эти ублюдские стены».       Не успела черная макушка появиться из-за автомобильной двери, как навстречу ей уже чуть ли не бежали родители. Гомес по привычке хотел потянуться, чтобы обнять дочь, и Уэнсдей даже немного расстроилась, что в Неверморе новый семестр перенесли на следующий год.       Она увернулась от раздражающих касаний огромных лап и кинула презрительный взгляд на парочку, которая уже каким-то образом успела зажаться.       – Еще раз поцелуетесь при мне и я уеду обратно, – в своей манере произнесла Аддамс младшая.       – Тучка, а я ведь говорила, что тебе там понравится! – радостно возгласила Мортиша, пока ее супруг скомандовал Ларчу отнести вещи дочери в ее комнату.       Уэнсдей сдержалась, чтобы не перекривлять мать и не сказать в ее сторону пару колких фраз, от чего родители даже немного опешили, ведь, это совершенно не в стиле Аддамсов!       Заходить в свою старую комнату было странно. Осознавать, что после месяцев учебы в Неверморе родная комната стала старой – еще страннее. Все казалось таким нереальным, одновременно чужим и родным. Складывалось ощущение, что все вокруг сон и прямо сейчас писательница проснется в кампусе, напротив будет сидеть Энид, красить ногти Вещи, они будут о чем-то увлеченно беседовать, заставляя брюнетку время от времени вставлять комментарии, а потом… Уэнсдей отдернула саму себя. Синклер вряд-ли когда-нибудь еще раз появиться в их когда-то общей комнате.       Кошки бы прямо сейчас начали когтями выцарапывать слово «Идиотка» на груди у Аддамс, если бы кто-то сзади не толкнул девушку на кровать.       – Пагсли! – выкрикнула брюнетка, определяя особь по силе удара.       – И я разочарован, что ты приехала!       О, ну теперь Уэнсдей нашла хотя бы одну причину, по которой она сможет остаться дома. Издеваться над Пагсли было тем еще удовольствием, а самое главное, что он даже не обижался в ответ, как некоторые. Нет, девушка не считала, что в принципе издевалась над Энид, скорее она просто немного некорректно выразилась. Ну, может не немного. И может это было грубо. И может Уэнсдей просто дура, которая не следит за языком, но ей блеск от короны глаза заслепил и теперь она не видит собственных изъянов. Но кого это вообще волнует, когда прямо сейчас ты получаешь приторно сладким тортом в лицо от собственного брата?       – Я даю тебе фору в пять секунд, гаденыш, – прорычала девушка, слизывая с губ кремовую начинку, – время пошло. Один, два…

***

      Семейный ужин. Что ж, студентка долго парировала аргументами, почему ей не стоит появляться на столь унылом и переоцененном мероприятии, пока дядя Фестер просто не схватил за ухо свою племянницу и не потащил по лестнице вниз.       Стол был накрыт шикарно, повара, которых пригласили специально для сегодняшнего вечера, постарались на высший балл. Дядя Фестер отпустил девушку лишь тогда, когда убедился, что та сидит на стуле ровно. След от пальцев отпечатывается покраснением и теперь, впервые за долгое время, лицо Уэнсдей приобретает хоть какой-то цвет, кроме бледно бледного.       – Лучше бы ты тогда остался осьминогом… – прошептала брюнетка, хмуря брови, на что получила жизнерадостную улыбку в ответ.       Переглянувшись с женой, Гомес постучал ножом по бокалу, привлекая всеобщее внимание и поднимаясь со своего места:       – Моя неповторимая дочь, как же я рад снова видеть твое хмурое личико, мы так давно не виделись!       – С момента родительской недели и месяца не прошло, – складывая руки на груди, ответила девушка.       – Почти месяц! – театрально вздохнул отец, – это почти тридцать дней, семьсот двадцать часов, а про то, сколько минут мы упустили, я вообще молчу!       Если бы Аддамс хотела, то закатила бы глаза сейчас настолько, что смогла бы увидеть все свои внутренности. Глава семейства не мог уняться, продолжая свой, казалось, бесконечный тост, пока напротив не раздался храп Пагсли. «Мой мальчик» – пронеслось в голове у брюнетки, когда сон брата стало единственным, что смогло заткнуть отца.       Остаток ужина был ужасным и это не могло не радовать. Под конец дядя Фестер напился до такой степени, что стал танцевать самбу на обеденном столе, говоря племяннику, мол, смотри и учись, вот так нужно девочек цеплять.       Общий гогот и, внезапно включившаяся, громкая музыка была на руку Уэнсдей. Она применила все свои навыки ниндзя, о которых прочла еще во втором классе, в книге по мировой истории, и втихую смылась к себе в комнату. Аддамс прижалась спиной к двери, вдох-выдох, звук трескающегося стекла, что донесся из столовой – теперь Уэнсдей правда чувствует себя дома.       Телефон, который девушка оставляла на письменном столе, стал вибрировать, напрочь снося всю идиллию, которой, кажется, только-только достигла брюнетка. С желанием выбросить гаджет в окно, писательница уже решительно подошла к углу комнаты, но заметила уведомление: «Вас добавили в группу «Самые жесткие изгои😈»» Новость настолько сильно поразила Аддамс, что удивление отпечаталось на ее лице вскинутыми вверх бровями.       Немного пролистав чат, она увидела, что добавил ее Торп, который на все сообщения в духе: «Что эта готка тут делает?», отвечал:«Не забывайте, кто спас нас от монстра». Что ж, это было даже слегка приятно. На мгновение в бездушном теле даже появилась капелька сострадания от того, как сильно Ксавье пытается привлечь внимание своей чудаковатой одноклассницы и того, как сильно она ему его не даст.       Минутка милосердия закончилась ровно тогда, когда ребята в группе стали обсуждать новую публикацию Синклер. Тонкие пальцы, еще не совсем умело, но перешли на вкладку с блогом волчицы. Девушка даже присела на кровать, а после и вовсе легла на нее, пока рассматривала новый пост бывшей соседки. На фото Энид сидела на подоконнике, глядя на то, как по стеклу стекают капли дождя. И даже не сам файл так позабавил Аддамс, ведь вышло довольно мрачно, как подпись к нему: «Гордись моим сломанным сердцем, сломавший его, Гордись моей болью, неведомой мне до того, Гордись моей ночью, чью тьму погасил ты луной, Смиреньем моим перед страстью твоей, но не мной.»       И с каких пор эта сладкая вата стала цитировать Дикинсон? В беседе все выдвигали свои предположения, к чему может быть такая публикация. Большинство пришло ко мнению, что Синклер рассталась с Аяксом и теперь переживает их разрыв. Что ж, кажется, только обе соседки знают, что дело совершенно не в Петрополусе.       Чистое человеческое любопытство – по крайней мере, так оправдывала себя Уэнсдей, заставило ее пролистать весь блог своей бывшей недо-подруги. Скорее, она искала любые другие заумные цитаты, но ничего интересного не обнаружила.       Смартфон, что подарил Торп, был явно не новой модели – ну а чего вы ожидали от школьника? Поэтому сенсор слегка подвисал, что начинало Аддамс просто выводить из себя. По своей неопытности, как минимум, она видела, как это делают другие студенты, Уэнсдей стала нарочно тыкать по экрану – авось поможет, но вместо этого нечаянно поставила «лайк» под заурядным постом Энид.       Если честно, писательница толком то и не поняла, что конкретно она сделала, но исходя из того, с какой скоростью в личные Уэнс пришло сообщение от оборотницы – делать это ей явно не стоило.       – «Зачем ты листаешь мои посты?»       А вот теперь стоило смело выкидывать телефон и любой другой нормальный человек так бы и сделал, но мы имеем честь наблюдать за действиями самой Уэнсдей Аддамс, чьи пальцы уже начинают печатать ответ:       – «Разве не для того твой блог был создан, чтобы люди его просматривали?»       У человека по ту сторону экрана закололо сердце и, если бы перепалка состоялась в очном режиме, то скорее всего, Синклер бы поджала хвост, убегая, но благо в социальной сети у нее есть время на подумать. К слову, поэтому брюнетка наблюдала за тем, как собеседница минут пять то набирает текст, то снова его удаляет, а затем присылает:       – «Ты поиздеваться надо мной решила?»       – «Ага)» – никогда не улыбающаяся в жизни Уэнсдей, внезапно обнаружила, что ее очень даже привлекают эти пассивно-агрессивные скобочки.       – «Тогда не вижу смысла продолжать разговор.»       Вверху, рядом с фотографией блондинки, показался значок «оффлайн», что ни разу не остановило писательницу:       – «Хотела спросить, как идут дела с Аяксом? Говорят, твой новый пост посвящен вашим с ним отношениям.»       – «Что, если это правда?» – рядом с иконкой вновь появился зеленый кружочек, – «Твое самолюбие лопнет, если окажется, что не весь мой мир крутится вокруг тебя?»       – «Боюсь, что на нем появится маленькая трещина.»       – «Бойся.» – последнее, что ответила Синклер, прежде чем вновь пропасть из сети.       Если это останется между нами, то Уэнсдей написала сообщение: «Я скучаю, Энид», но спустя секунду быстро стерла его, ведь это совершенно не в ее стиле пускать такие сопли.       Телефон наконец выпал из рук девушки, а сама Аддамс накрылась подушкой, что-то проклиная в нее. Почему-то брюнетка так и видела сияющее лицо Синклер, которой наконец удалось оставить последнее слово за собой. Черт, а девчонка ведь растет. На смартфон пришло новое уведомление и Уэнсдей, в порыве гнева, откинула подушку. Если теперь каждую секунду эти недоумки будут беспокоить ее своими «дзынь-дзынь», то девушка намеревается сделать куклу вуду на всех участников. Взяв гаджет и глянув на экран, глаза расширились. Номер был засекречен, а в сообщениях были фотографии, на которых Аддамс выходит из машины и встречается с родителями.