Змеи и струны

      Вихрем распахнулись узорчатые двери, в проёме восстала Медуза, обёрнутая сырой простынкой. Змеи шипели, раззявив клыкастые пасти, закапывая красно-зелёным ядом обнажённые Медузины плечи.       — Так-то меня встречают? Охаживая, как рабыню на рынке? — сверкала Медуза. За ней шаг в шаг ввалились три растрёпанные девки в дерюжных рубашках, бухнулись на колени.       — Царь-батюшка, не вели казнить…       — …миловать, глупая я баба…       — …детки малые, пощади, Кощеюшка… — вразнобой голосили они, рыдая, как кликуши на похоронах.       — …по обряду завещано…       — Хватит! Замолчите! — Кощей сжал запястьями виски. — Медуза, если к тебе кто неуважение кажет, не сносить тому головы. Или той, — Кощей покосился на придушенно воющих девок, — или тем. Но вперёд разобраться надобно, дурость то али намерение злое. Растолкуй, что случилось.       — Эти… порнаи, — с отвращением выплюнула Медуза, — меня ветками отхлестали. Чуть заживо не сварили!       Наконец, непотребный вид всех четверых и налипшие берёзовые листочки в волосах одной из плакальщиц сложились воедино. На лице невесты читалось глубокое оскорбление. Кощей приосанился.       — …да я себе хуже баньку топл… — обидчиво возразила та, что с малыми детками.       — Нишкни! — оборвал Кощей. — Выметайтесь в людскую, да пошустрее. Ничего вам не будет, ни плохого, ни хорошего. И не лезьте паче, куда не звали.       Девки, пятясь и суетно благодаря, сбежали прочь. Медуза свысока глядела на Кощея, выражая брезгливое арете. Кощей, рискуя жениховством, осторожно подошёл к ней.       — Я прошу у тебя прощения, — с козырей начал он, — и впрямь: грубы наши почести и диковаты обычаи, а я не пояснил прежде. Мне жаль, ты огорчена и… ранена, возможно, кожа-то шёлковая. Вернёмся в терму вдвоём, — Медуза вздёрнула верхнюю губу, и Кощей договорил быстрее, — я оставлю лучшее впечатление.       — Далеко вашей жаровне до греческих терм!       — Я позабочусь о тебе, полечу… я немного колдую. Я много колдую, — смиренно вздохнул Кощей. — Минем сквозь зеркало, во дворце прохладно, — и церемонно протянул Медузе ладонь.       В бане Кощей мановением сбавил накал и влажность, приоткрыл крохотную створку под потолком, обеспечивая приток свежего лесного воздуха. Он залихватски сопнул сапоги, развязал кушак и сволок через голову сорочицу и кафтан кулем.       — Сымай, — напомнил Кощей, кивая на простынку. — Со мной париться веселее, чем с девками, я их вину заглажу.       Медуза не двигалась, дрожали зрачки-ниточки.       — Я так не хочу, — свистяще прошептала она.       — По-моему, ты оробела, — Кощей испытал кистью воду в бадейке и, взяв ковшик, окатил Медузу из него, — на виду и в тряпке, и без. Пустяки, Медуза, завтра свадьба, полно тебе.       — Я родилась другой, — Медуза тряхнула змеями; те уплелись в венок. — Прекрасной.       Кощей смекнул, что разговор серьёзный, но ковшик не выпустил, надеясь на скорое продолжение.       — Ты хороша и ныне. Что-то… случилось?       — В чудовище меня обратила Афина.       — В Греции ни вершка не смыслят в женщинах, — отпихнул Кощей. — Ну, предположим. Вестимо, она обзавидовалась?       — Я осквернила её храм. Афина… богиня-девственница.       — А, вот оно что. Не печалься, я не ипокрит. Бодрее пойдёт, всё знаем, всё умеем, не сопливые юн…       — Афина разгневалась, — перебила Медуза и дробно всхлипнула, — потому что в наосе Посейдон овладел мной. Я не хотела… я и сейчас не хочу.       Ковшик стремительно истлевал, стиснутый жестокой хваткой. Дерево трескалось, чернело, по мгновениям рассыпаясь в труху.       — Что Посей… нет, не надо, не повторяй. — Кощей выругался сквозь зубы. — Эта Афина помешанная, ты пострадала, ещё и виновата? Посейдона бы прокляла, коли ей неймётся, хотя он изверг и без того. Медуза, у нас будет всё взаимно. Мне не нужны жертвы ни здесь, ни на брачном ложе. Нави отоврёмся, мол, союз скреплён, подождём, обвыкнемся… Я не спешу. Ты купаться будешь? Тебе помочь?       — Мне жжётся, — скрепя сердце признала Медуза и отпустила край простыни, но та, насквозь мокрая, не отлеплялась от тела. Кощей подцепил ногтем складку ткани, бережно высвобождая невесту. Кожа на её лопатках и бёдрах еле розовела от веника, но Кощей для надёги навёл волшбы, как на кровавые рассечки.       — Ох, какое облегчение…       — Хвала, — искренне вымолвил Кощей. — Я очень рад.       — …ты обещал фурор. Я бы домылась… помягче.       Кощей напитал в шайке лыковое полотно, смазал цветочным маслом, травным мылом и приложил к Медузе, усевшейся на полок.       — Тебе про свадебный уряд сказывали?       Медуза призадумалась.       — В покоях девка крутилась пришибленная, то пела заунывно, то холстину вышивать совала. Спровадила я её, Кощей. Привыкла одна уже…       Кощей набрал ещё душистого настоя.       — Видать, Нянюшка её подослала, не шибко удачная затея. Сталбыть, я поведаю, — Кощей без нажима елозил мочалом по Медузиному животу, — поутру в горницу ведьмы явятся. Смурные до рёву, с грустными песнями. Прощай, якобы, свобода девичья, тяжела бабья доля. А я на дворе будто пройти к тебе не могу, лесовики преграды учинят, то я подпрыгни, то пригнись, то узел развяжи. Тебя ведьмы в зал спустят, на голове покрывало, тебя и ещё двух. И я должен невесту узнать, одарить гребнем, обуткой и одёжей, но с гребнем не получится, я змеям хомутки принесу, синяя и левая авось дадутся, — Кощей ласково разворошил покорную, безропотную часть серпентария, — я им с Тринакрии нравлюсь. К капищу врознь поедем, я с шумом, гамом и плясками, а ты долгой дорогой, невесёлой. У векового камня…       — Я ведьм беру в мужья? — вскинулась Медуза, вывёртываясь из-под лыка. — Или тебя?       — Меня, — медленно ответил Кощей.       — Вот ты и явись поутру. Явись, возьми под руку и веди к камню. Мне ты нужен, а не бирюльки горсточкой! Я собой в куклы играть не позволю.       С мочала гулко капала белёсая водица.       — Ритуал и тебя старше, и меня, и земли навской, — терпеливо внушал Кощей, — и следовать ему все обязаны, так полож…       — Кем положено? — врезалась Медуза. — Здоров ли тот бог, что влюблённых разделил… суженых!       — Два дня и дворец, и лес на ушах стоят. Всякая букашка к празднику готовится, нельзя нечисть торжества лишать!       — Пускай пируют! Но клятвы я напоказ не дам. Не место зевакам у алтаря! Иереям не ценить моё слово, не им слышать его.       — По-русски волхвам, — в сторону поправил Кощей. — И ты замуж выходишь, а не берёшь в…       — Я беру и ухожу, Амбр- — Медуза поискала глазами платье и, не найдя, запахнула Кощеев кафтан, — а ты делай как знаешь.