В полумраке....

Кол больше года путешествовал в одиночестве, не считая, конечно, свиты. Но в сравнении с вечной головной болью от родственников его вампиры-прислужники были сущими ангелами. Он лишь изредка писал Элайдже, как наиболее уравновешенному — да и только. Мир огромен, прекрасен, ужасен, и много еще других слов — и он не успел наскучить Первородному вампиру. На самом деле Кол не искал место, где смог бы осесть на несколько лет и даже десятилетий. Просто так получалось, что дороги сами собой возвращали его в город, стоящий на границе двух цивилизаций. Константинополь вполне его устраивал многолюдностью, пестротой и острой перчинкой смешения двух противоположных миров. Кроме того, Элайджа всем сердцем прикипел к утонченному, веселому Парижу... А Ребекка со всей горячностью ненавидела ограничения Востока. Об еще одном брате он и думать не хотел во избежание его появления. Никлаус, как чума и прочие бедствия, возникает из ниоткуда и уходит в никуда. Посеяв сперва хаос и пролив реки крови. Пусть старший брат возится со своими поэтами, учеными и кому он там еще покровительствует? Пусть Никлаус рисует кровью или красками — как его душа больше пожелает. Драгоценная сестренка Бекка может сколько угодно предаваться соколиной охоте, которую так любит, танцам, и ловит мужчин своими прекрасными глазами — лишь бы подальше от него. Кол за столетия порядком устал от семейных дрязг. На невольничий рынок Первородный забрел вовсе не случайно... Его последняя рабыня, которая развлекала его в постели и давала сладкую кровь — вот незадача! — погибла. Сломанная шея существенно усложняет шанс побега — или что там планировала эта дура? Колу было недосуг разбираться, поэтому он решил проблему быстро. И теперь заскучал. Он планировал пробыть в городе несколько месяцев и не намерен был обходиться без привычного комфорта. Помосты со второсортным живым товаром он брезгливо обошел. Как и крытые павильоны с более качественными рабами. В этот раз его интересовало нечто особенное. Кровь давала силы, утоляла вечную жажду и даровала истинное наслаждение. А если это будет кровь создания, в жилах которого струится магия? Выбор в закрытом для простых покупателей доме должен был быть. Тем более, для него... Иногда дурная слава служила хорошую службу. Например, заставляла всякого, кто говорит с ним, быть очень предусмотрительным и уступчивым. Кол был единственным покупателем в большом зале. Предусмотрительный купец не желал лишних — и впоследствии мертвых — свидетелей этой сделки. Все девушки, которых ему представил трясущийся торговец, были красивы, невинны и невыносимо пресны. Каждая владела даром и не могла его использовать из-за кандалов, блокирующих силу. Первородный мотал торгашу нервы, капризничая и заставляя старика под его чалмой потеть еще больше, чем в начале визита. Он устал от рабской уступчивости, безволия и бараньей покорности. Ни на одном смазливом личике, обращенном к нему, не было и следа внутреннего огня. Их хорошо воспитали, так, что настоящих почти не осталось — только страх и привитые правила. Гречанки, албанки, славянки, сербки, египтянки, француженки, итальянки... На любой вкус — и все не то. — Эфенди, ты меня разочаровываешь. Кол даже не скрывал угрозы в своем голосе. Бесконечный парад одинаковых, несмотря на разные наряды, дур, порядком наскучил Первородному. — Это все, что у тебя есть? — О благороднейший, все эти девушки достойны того, чтобы предстать перед твоим взо... — Позволь это решить мне самому. Прохлада в голосе вампира заставила купца почти пасть ниц — несчастный был хорошо знаком с нравом Первородного и уже почитал себя мертвецом. — Уведите их. Больше нет девушек? — Быстрее, быстрее... — купец поторопил слуг, а потом поклонился своему опасному гостю. — О достойнейший, в моем доме есть еще пара гурий. Но они пока не достойны твоих глаз. Их только привезли, и они плохо воспитаны, — развел руками старик. — Показывай, и быстрей. Когда в зал вошла ведомая под руки двумя плечистыми евнухами растрепанная блондинка, Кол едва не зевнул. Скука. Кроме того, заплаканные глаза и золотые волосы напомнили о сестре. Он махнул рукой, требуя предъявить следующую. И был готов к разочарованию, но... Девчонка отбивалась с такой первобытной яростью, что даже два дюжих прислужника едва удерживали ее. Кол присвистнул... Голубые полупрозрачные шальвары и такая же рубашка мало что скрывали от его глаз. Растрепанные медные волосы с редкими всполохами более светлых, почти золотых прядей. Большие глаза, в которых злость смешалась с мольбой , так и вовсе заставили сердце Первородного биться быстрей. Кола потянуло к ней с почти непреодолимой силой. Хотя он и не понимал причины столь сильных эмоций... Впрочем, он никогда не был склонным к самоанализу занудой. Элайджи им всем вполне хватало. — Хочу ее... Эй вы, болваны, отпустите леди! Хотя, скорее, дикарку. Девочка едва не упала — одна крошечная ножка запнулась, и расшитая восточная туфля слетела. Но все равно Кол был удостоен одновременно испуганного и ненавидящего взгляда. Поединок между ними продолжался пару секунд, пока Первородный не встал и не подошел ближе. За попытку коснуться точеного личика девчонка, так и не осознавшая своего нового статуса, дала ему по рукам. — Ауч! Больно! Кол нагло врал — ему было ничуть не больно. Удар его новой рабыни напоминал скорее проглаживание, но нужно же было как-то сбить ее воинственный настрой. Пока — только пока — Первородный не хотел ее пугать. Она застыла, пораженная, пухлые губки задрожали, готовые произнести извинения. Но Кол уже наигрался. Кроме того, здесь слишком много посторонних. Он обхватил рукой подбородок и заставил ее посмотреть себе прямо в глаза. — Спи. Внушение подействовало безотказно. И он подхватил легкое тело, прижимая к себе. — Пьер, дай мне мой плащ и расплатись с уважаемым эфенди. К его счастью, он меня сегодня не разочаровал.