Принцесса для Драко Малфоя, или Приручившая слизеринского принца

      После завтрака, во время которого Драко пытался уговорить меня предоставить украшение особняка эльфам, мы с Нарциссой поднялись в ее с Люциусом комнату. Цисси не ответила ни на один из заданных мною вопросов, так что приходилось гадать, зачем мне идти туда с ней. Любопытство одолевало меня, очень интересно было узнать, что же находится в комнате старших Малфоев.       — Заходи, дорогая, — произнесла Нарцисса, открывая передо мной дверь.       Почему-то я именно сейчас обратила внимание на обращение Цисси. В детстве она часто называла меня «дорогая» или «милая», но за счёт возраста чаще использовала второе. Видимо, сейчас, когда я повзрослела и стала более осознанной, Нарцисса решила, что пора сменить обращение. Мне нравилось, как звучало «дорогая» из ее уст. Мягко, нежно, тепло. Чувствовалась вся любовь, вкладываемая Цисси в обращение.       — Может, ты теперь ответишь на мой вопрос? Зачем мы здесь? — Спрашиваю я, как только вхожу в комнату.       Посередине стоит огромная кровать. Идеально заправленная и уставленная кучей подушек темных цветов. Шторы были собраны, так что солнечный свет рекой лился из окон, освещая пространство. Большой шкаф для одежды стоял у правой стены, а на нем висели календарь и несколько колдографий маленького Драко. Такие забавные, что мои губы растянулись в улыбке. Рабочий стол из темного дуба разместился у левой стены под окном. Перья, пергамент, баночки с чернилами и какие-то чертежи с картами беспорядочно валялись на гладкой лакированной поверхности, заставляя меня заинтересованно провести по ним взглядом.       — Что это? — Спросила я у Нарциссы, кивком головы указав на стол.       — А, это так, наброски Люциуса. Важная работа, — ответила Цисси, но в глазах почему-то затаилась глубокая печаль. Неужели «важная работа» мужа так расстраивает ее?       — Могу я взглянуть?       — Не стоит, — поспешно сказала Нарцисса, перехватывая мою руку, уже протянувшуюся к чертежам. — Люциус не любит, когда его вещи трогают без разрешения.       — Ничего, я понимаю, — пожала плечами и отошла к кровати.       Цисси, кажется, еле слышно облегчённо вздохнула. Это показалось мне странным. Безусловно, я доверяю семье Малфоев, но недавние мысли о войне наводят меня на определенные выводы.       «Что за бред в моей голове? Я за последние часы стала параноиком? Успокойся, Рина, хватит выдумывать всякую чушь», — мысленно отчитала я саму себя, отгоняя навязчивые доводы.       — Дорогая, думаю, нам стоит уже перейти к тому, зачем мы сюда пришли, — вырвала из раздумий меня Нарцисса. — Я привела тебя сюда, чтобы отдать кое-что.       — Отдать? — Удивлённо переспросила я. — Что именно?       Нарцисса достает ключ на цепочке, до этого висевший у нее на шее и скрывавшийся под платьем. Она подошла к столу и открыла ящик прямо под столешницей. Достав оттуда маленькую голубую резную шкатулку, Цисси повернулась ко мне, бережно держа ее в руках.       — В этой шкатулке лежит то, что мы должны были отдать тебе ещё восемь лет назад.       — Что?..       Нарцисса тяжело вздохнула:       — Твои родители появились в нашем особняке через год после твоего рождения. Катерина и Джозеф, — я вздрогнула при упоминании имён родителей. — Передали нам свёрток с тобой и эту шкатулку, быстро прошептав, что он их нашел.       — Он?       — Темный Лорд, — ответила Цисси, стараясь не называть его по имени. — Они ничего не объяснили, лишь попросили вручить тебе это, — Нарцисса приподняла шкатулку. — Когда наступит твое десятилетие. Катерина со слезами на глазах умоляла, чтобы мы с Люциусом уберегли тебя от Лорда. Я дала обещание, что ты с ним никогда не встретишься.       Цисси замолчала, собираясь с силами, чтобы продолжить рассказ. В уголках ее глаз накапливались слезы. Я не могла вымолвить ни слова.       — До твоего двенадцатилетия мы оберегали тебя и давали все, чтобы твоя жизнь была счастливой и беззаботной. Но в тот самый день, когда Катерина и Джозеф вернулись, чтобы забрать у нас тебя, они сказали, что примкнули к Темному Лорду. Нас с Люциусом это повергло в шок, ведь они так старались спрятать тебя, свою дочь, подальше от всего этого. А теперь твои родители хотели доказать свою верность ему, поэтому пытались привести ребенка, который пошел бы по их стопам и вечно служил Лорду.       Я не могла поверить в то, что слышала. Мама и отец хотели, чтобы Волан-де-Морт воспитывал меня так, как это нужно ему. Чтобы я стала его собачкой на коротком поводке, которая вечно будет служить ему. Мне так сильно захотелось расплакаться, но не могла позволить себе показать слабость перед и так много пережившей Цисси.       — А при чем тут шкатулка? — Хриплым от потрясения голосом спросила я.       — Катерина попросила меня отдать ее, когда тебе исполнится десять лет. Но за два дня до заветной даты, когда ты получила бы эту шкатулку, твоя мама внезапно прислала мне письмо, в котором просила ни в коем случае не отдавать их подарок и вообще забыть о том, что она сказала мне тогда.       — Что? Забыть? Но почему? — Спросила я. В груди почему-то возрождалась давно сгоревшая надежда о любви родителей. Может, они все же любили меня, но по-своему?       «Ты просто оправдываешь их, Рина», — какая-то внутренняя часть меня закатила глаза, поражаясь моей же наивности.       — Я не знаю, что в этой шкатулке, — проговорила Нарцисса. — Но полагаю, что в ней лежит что-то, что может хоть минимально, но помочь тебе спрятаться от Темного Лорда. Но, примкнув к нему, они наоборот хотели показать тебя. Поэтому отказались отдавать шкатулку. Но это лишь мое предположение.       — Могу я... Открыть ее? — Язык заплетался и не слушался от волнения, охватившего все тело.       — Конечно, она же твоя, — Цисси протянула мне шкатулку, и я подхватила ее дрожащими руками.       Она не была заперта, но на крышке красовался герб нашей семьи. Я затаила дыхание, проводя пальцами по выпуклым узорам. Красота шкатулки завораживала, невооружённым глазом видно, что ее сделал мастер своего дела. Я подцепила край крышки указательным пальцем и медленно, оттягивая важный момент в моей жизни, откинула ее.       Первое, что мне кинулось в глаза — лежащая поверх всего остального сложенная колдография. Я аккуратно взяла ее в руки, боясь будить воспоминания из детства, захороненные где-то глубоко внутри меня. Не знала, к чему это может привести. Я развернула колдографию и тут же чуть не зарыдала в голос: на ней были изображены мои смеющиеся родители, а папа держал недавно родившуюся меня на руках. Они повернулись и поцеловали меня в обе щеки, от чего я залилась громким и заливистым смехом.       Из глаз предательски полились слезы. Я ничего не знала о первом годе своей жизни, но теперь у меня имелся счастливый момент из жизни с родителями. Ноги стали ватными и подкашивались, мне пришлось сесть на кровать и закрыть рот рукой, чтобы не закричать от боли, что причинило предательство мамы и папы. Я до побелевших костяшек сжала колдографию в руке. Хотелось вернуться в тот момент, когда мы все были счастливы, не было Волан-де-Морта и я была вместе с любящими родителями.       Что с нами стало? Почему мама и папа превратились из нежных и понимающих в жестоких и требовательных? Почему я росла не в родительской любви и заботе, а в другой семье, что подарила мне эти самые любовь и заботу? Почему считала, что у меня есть брат и всегда всем с ним делилась, хотя могла быть собственницей и эгоисткой, ведь я была единственным ребенком в семье Вайтфоллов? Почему? По-че-му?       В голове зароилась куча вопросов, которые я никогда и никому не смогу задать. Которые так и останутся без ответов.       Цисси подошла ко мне и прижала к груди, пытаясь успокоить и остановить мои рыдания, терзающие душу. Я позволила себе наконец выпустить эмоции и все те слезы, что годами копила в себе.       — Рина, ты уверена, что хочешь видеть то, что будет лежать в шкатулке дальше? — Нарцисса с беспокойством заглянула в мои глаза, когда я немного успокоилась и могла связать два слова.       — Да, я хочу узнать, что там, — всхлипывая, произнесла я. — Ты открывала ее когда-нибудь?       — Шкатулку? Нет. На нее наложены заклинания, благодаря которым шкатулка откроется только тому, кто принадлежит семье, чей герб изображён на крышке.       Я молча кивнула, переваривая информацию. Говорить сейчас совсем не хотелось. Я смахнула слезы и вновь обратила все свое внимание к шкатулке.       Под колдографией лежал серебряный медальон. Перед глазами резко пронеслось воспоминание из раннего детства, и я застыла от внезапного осознания: медальон принадлежал маме. Она никогда не снимала его, всегда носила рядом с сердцем и бесконечно трогала, если сильно волновалась. Я будто почувствовала тепло ее рук, что когда-то сжимали это украшение.       На самом дне шкатулки лежал свёрнутый вчетверо лист пергамента. Я трясущимися руками взяла его и развернула, до боли в глазах всматриваясь в строчки, в который моментально распознала мамин почерк.       «Рина, малышка наша...       Мы уверенны, что, когда ты прочитаешь это письмо, тебе будет далеко год, как сейчас. Знаешь, твой папа не очень сентиментальный, поэтому шутит, что лучше бы ты никогда не читала то, что мы сейчас напишем.       Как ты? Как твое здоровье? Ты счастлива? Надеемся, что да.       Не думай, что мы с папой бросили тебя. Это не так. Мы вынуждены оставить тебя с Нарциссой, Люциусом и Драко. Возможно, в будущем я расскажу тебе, почему мы так поступили. Слушайся их и не скучай по нам, ведь мы обязательно заберём тебя позже. Мы обязательно увидимся, солнце. Просто верь нам.       С любовью, мама и папа».       Слезы вновь полились рекой.