Серая мораль

      Тьма поглотила этот мир. Тени струились, трогали волосы, впивались в кожу, впитывались в поры и в вены. Моревна головой крутила, найти б хоть какой-то источник света. Вокруг никого. От темноты вокруг становилось жарко. Жар разрастался в груди, мурашки по коже пускал. Душно.       Моревна сделала шаг. Темнота не выпустила. Стена глухая, твердая, не дает вздохнуть. Девушка пошла в другую сторону, казалось, километры прошла и снова стена. И снова, снова. И с каждым новым шагом в сторону выхода темнота сужалась. Пространства становилось все меньше, и меньше, и меньше. Сердце в груди застучало бешеным галопом. Это не страх был, нет. Её сердце жило собственным дыханием, им кто-то другой управлял. Дыхание сбилось. Моревну тошнило. Она одна. Одна. Выхода нет. Мало. Мало воздуха, пространства. Слабость. От слабости бьется в эти стены. Плечом пытается, с разбегу, стену пробить. Темно. Тишина. Шаг назад. Дыхание громкое оглушает. Шаг вперед. Всем телом на стены. Плечо острой болью вспыхнуло. Горит так, пуля будто заново входит и мышцы раздирает. Моревна взвыла. Шаг назад. Ладони в кулаки сжала. Шаг вперед.       Глухой звук удара. Палец на ноге заныл. Тупая разрастающаяся боль. Стоять невыносимо. Шаг назад. Шаг вперед. Шаг назад. Шаг вперед.       Все кости ломались, одна за другой. Моревна уже головой билась об темноту, горло от страха и боли раздирала. Ей страшно. Страшно. Страшно. Моревна хрипло смеётся, крик сменяет смех. — Беги!       Голос раздался будто извне. Баритон знакомый. Он так давно не звучал в реальности, только в воспоминаниях, и Моревна его узнает среди тысячи. — Папа?       Сердце в груди, казалось, остановилось. Весь страх сузился до беспросветной тьмы пред глазами. Моревна пытается встать, пытается боль превозмочь. Ног будто нет, они не слушаются, не отзываются. Сгибает ногу девушка, и боль резкая, ослепляющая, доводящая до безумия. Соль стекает по щекам, холодит раскалённую кожу. Тьма мутная расплывается. — Папа!       Моревна переворачивается набок. Стонет. Невозможно. Сломанными пальцами цепляется за стену. Зубы скрипят от напряжения. Поднимает себя, пытается на ноги встать. Слезы снова хлынули из глаз. — Давай…       Хрипит. Подобно младенцу отрывается от стены и делает шаги. Жуткий хруст и треск ткани. Моревна задыхается от боли, падает назад. Плакать нет сил, да и двинуться, вдохнуть невозможно. На периферии чувствует как об разодранную кожу трётся кость, тошнота подскальзывает к горлу. Сознание рассыпается от боли. — Мóря! Мóря, беги!       Тени шевелятся, образы становятся различными. Мужчины и в памяти эти мужчины демоны, чудовища с человеческими лицами. Воображение само рисует их одежды, подкидывает моменты, когда их острые ножи хотели грудь маленькой девочке вспороть. А папа… — Папа… Нет…       Моревна пытается аккуратно сесть. Знает, неправда все это. Скулит как можно тише. — Пожалуйста…       Очередная вспышка боли. Поломанные пальцы рук за спиной в кулак сжимаются, чтоб как-то проснуться. И крики на фьерданском, истошный вопль отца душат. Моревна глаза закрывает, да сжимается как может. Пускай тьма поглотит её. Пускай. — Мóря!       Голос раздался совсем близко. Девушка раскрыла глаза и не видит ничего. Тьма. Есть только ощущение кого-то рядом. И нет, это не тени. Что-то горячее, раскаленное сердце в груди. Моревна пытается что-то увидеть, почувствовать. Шаги слышит. Сжимается и мотает головой. — Не надо… Пожалуйста… — взвывает. Снег рядом с ногой захрустел. — Папа… Не надо…       Шепчет. Плачет, маленькая девочка с большими серыми глазами. Папу зовет, трясется. Оно садится рядом с ней, Моревна чувствует. Она боится темноты, боится неизвестности. Боится. И жмется спиной к каменной стене, превозмогает боль в плече. — Чшш…       Шепот вдалеке звучит, но руки, горячие и грубые, обхватывают лицо Моревны, оглаживают его успокаивающе. Прижимают к груди и мехам теплым. Девушка вдыхает запах прошедших лет, он чуть другой, но весь страх уходит, хоть и не видит лица отца. Сердце в груди мужчины слышно даже под слоями одежды. Звук глубокий, ровный ритм. Моревна роняет пару слезинок, её лицо кривится. Дрожит в руках родных. Голос эхом в темноте шепчет: — Чшш… Моя маленькая храбрая девочка… Ты справишься…       Моревна чувствует, как сердце с каждым новым вдохом замедляется. Сознание, которое до того работало в экстренном режиме, начало распадаться и уплывать. Девушка пытается остаться в трезвом уме, ситуация не позволяет расслабиться, но тело, уставшее от боли, не слушается. Веки глаз будто каменные, неподъемные. Моревна кое-как губы размыкает и хрипит: — Папа, не уходи, пожалуйста…       Девушка уснула. Тени над ней начали кучерявиться, исчезать буйными струйками. Дарклинг смотрел сверху вниз на белую потрёпанную косу, которая покрылась черной копотью. Лицо дикой было бледным, в крови, и пыль осела на дорожках от слез. Мужчина скользит глазами по истощенному телу, видит порванную ткань портков. Видит ошметки плоти и кость в багровой крови. Эта девчонка настолько сильно хотела выбраться из плотной тьмы, что превозмогала боль, ломала себе кости до осколков. И все ради чего? Ради прикосновения к уже мёртвому человечишке? До чего же они смешные — смертные. Она так пред ним выступала, унижала его солдат и его самого, а в темноте вся её смелость улетучилась, открывая слабую и сопливую девчонку. Хотя, Дарклинг уверен, не каждый из его солдат смог бы даже подумать о шаге со сломанной костью в ноге. Эта дикарка может быть кем угодно — шквальной, безумной или простой сироткой — с такой волей и характером она может стать всем, чем захочет, даже Святой. Святой в белых мехах с черной копотью. — Иван. Димитрий. Вправьте и срастите ей кости. — Дарклинг с жестокой аккуратностью взвалил девушку на руки, пытаясь не сделать ей больно. — У вас есть время до сумерек. Если не успеете — понесёте её на руках.       Мужчина встал. Снег вокруг него был черный, где-то были пятна крови. Лицо, высеченное из мрамора веками и силой, не выражало ничего. Абсолютно. Вот только голые костяшки пальц раскраснелись и чуть подрагивали. — Ваше Превосходительство, — молодой сердцебит скованно склонил голову.- за столь краткий срок невозможно срастить столько костей. — Димитрий. — Дарклинг сделал шаг вперед. Моревна в его руках не шелохнулась, лишь голова сползла с крепкого плеча назад. Сердцебит вздрогнул, увидел хладную ярость в кварцевых глазах. — Если вы не успеете к сумеркам, то будете нести её на руках. В конце — концов, ты принял немалое участие в ломке этих самых костей. Так что, Димитрий, докажите, что достойны быть в рядах моих солдат.       Мужчина прошел мимо парня, и весь его величественный стан заставляет напрячься. Солдаты в черных одеждах скоро постелили на колючий снег шинель. Древний опустился на колени, уложил свою пленницу на меха и грозно обвел свой полк взглядом. Все покорно молчали. Никто не смел возмутиться, не смел что-то сказать. — Вторая армия. Сейчас вы пойдёте дальше по маршруту. Со мной остается первая армия, Давид, Иван, Димитрий. — Дарклинг ровным шагом пошел меж своих солдат. Не вовремя он решил показать свое могущество, но отступать нельзя. Они почти нагнали Алину и следопыта. Почти нашли оленя. — Будете оставлять засечки на каждом десятом дереве. Выполнять.       Первая и вторая армия, точнее их микроскопическая часть, начали суетиться. Сердцебиты присели рядом с дикаркой и начали с кровотечения на ноге. Дарклинг стоял прямо, задумчиво, пока рядом с ним происходило краткое сумасшествие. То, как эта девчонка прижималась к нему в абсолютной тьме было… чем-то непонятным. Конечно, он и сам посодействовал этому. Мужчина успокаивал девушку прикосновениями, по которым она явно изголодалась. Она, Моревна, была дикой. И не в поведении, не в одежде или говоре. Она дикая в блеске серых глаз, которые изучают каждое лицо в строю. Самой девушке это было незаметно, по всей видимости. Только вот Дарклинг, который прожил не одно столетие, который и сам когда-то так смотрел на людей, видит это, замечает. И в голове хриплые нотки её голоса. Грязнословие, что на родном, что на чужих языках. И слышится Дарклингу плач тихий, шепот молящий. Дарклингу её не жалко, отнюдь, в груди пустое безразличие. Так почему же что-то внутри тянется к дикарке, раз ему так все равно? Хотелось бы Дарклингу знать, понимать.

***

      Сердцебиты просидели над Моревной, пока небо не померкло, а солнце не спустилось за горизонт. Кожа мужчин стала, как у всякого, кто силу использовал. Морщинки на лицах разгладились, волосы блестят. Одетые в меховые кители и сами по себе являющиеся живым костром, сердцебиты взмокли. Руки трясутся от напряжения. Иван изредка недовольно отпивал квасу из припрятанной фляги. Димитрий выжимал из себя силы до предела. Большую часть времени Моревна провела на колючем морозе, раздетая из-за раны в плече. Сон её был беспокойный. Приходилось даже привлекать других оставшихся солдат, чтоб те держали дикарку, пока сердцебиты не успокоят её и не долечят рану.       Дарклинг был нетерпелив. Хотелось ему сорваться, настигнуть Заклинательницу Солнца, но и оставлять дикарку с юга Равки одну, не мог себе позволить. Раздражение будоражит, ходит взад вперед. Уже стемнело, а вестей от Второй Армии никаких. Древний голову поднимает к небу, глубоко вдохнул морозный воздух. И спорить сам с собой принялся: «-Олень важнее этой беловолосой девчонки!» — голос юный, капризный. — «В няньки мы не нанимались! На кой лад следить за ней? Она и так без сознания.» «-Сбежит.» — голос тихий, хриплый и старый внутри шепчет.       Сложно не согласиться с древним разумом своим. Развернулся на пятках резко. Дарклинг шагом широким двинулся к Моревне, спящей на мехах. На бледной коже девушки играли оранжевые блики далёких факелов. Оголенная кожа сломанной некогда ноги отдавала сетевой, вены фиолетовыми веточками вырисовывались. Лицо дикарки спокойное, волосы белые еще в копоти. Дарклинг стоял над ней, и опять внутри эта тяга. Ужасное, зудящее чувство магнетизма. — Ваше Превосходительство!       Мужчина оглянулся на окрик. Солдат в черных одеждах свободной рукой указал на бегущего и запыханного шквального. В темноте леса его почти не видно. Лишь дыхание тяжелые и скорый бег его выдали. — Заклина…- парень облакотился на ствол дерева. Глубоко пытается вобрать воздуха в легкие. — Заклинательница Солнца и следопыт в трех милях отсюда.       Лагерь взбудоражился. Все ждали приказа своего Генерала. Дарклинг внимательно оглядел гриша в синей кефте. Тишина леса отрезвляла и усыпляла одновременно. — Вы двое. — мужчина холодно посмотрел на двух солдат Первой армии в черных шинелях. — Понесёте пленницу. Все остальные — следуем за ним.       Люди выпрямились и принялись выполнять приказ. Дарклинг, не оглядываясь на дикарку, двинулся за отрядом. Маленькая полянка пришла в запустение, окромя Моревны и двух солдат. Свет теплый ушел. Слабое свечение луны и белый снег. Моревна во сне тяжело нахмурилась.