Intruder 99

Гону Фриксу не могло так повезти. По крайней мере, так он думал, когда в 6 утра его телефон начал разрываться от птичьей трели, а затем на том конце знакомый голос с придыханием сказал: «Привезли». Фрикс тут же понял, что, а точнее кого ему «привезли». Понял, а потому подорвался как ошпаренный, на ходу застегнул брюки, носки натянул, пока чистил зубы, а поел… не поел, так как время теперь играло с ним в очень опасные игры. Успеть. Главное успеть. Крутилось в его голове, пока он спешно парковался на чужом месте и почти недрожащими пальцами искал свой пропуск в карманах, так некстати полных каких-то смятых бумажек и фантиков от мятной жвачки (и откуда они там?). Злополучная карточка как назло завалилась в порванный шов внутри штанов и застряла там, намертво зацепившись ламинированным краем. Фрикс уже решил просто дорвать штаны с концами, когда за его спиной раздался смеющийся голос, от которого глаза закатить захотелось еще сильнее, чем от самой заминки с картой. — Так рвешься на работу? — Паристон вальяжно продефилировал к нему и вынул свой пропуск, прижимая к мигающей панели. — Сегодня какой-то особенный день? Премии выдают? Говорить с ним не хотелось от слова совсем, не сейчас, но Фрикс благодарно кивнул, когда тот открыл перед ним металлическую дверь, замерев при этом в широком жесте, а-ля: «ну давай, проходи, я все равно уже все знаю, поэтому здесь». Фрикс был уверен. Свое хантерское прозвище Хилл получил не за красивые глаза. Он получил его за долгие годы махинаций, незаконных сделок и судебных процессов, так удачно решавшихся благоприятно для него самого. Из всех зодиаков, с кем приходилось работать и контактировать, именно с ним, он чувствовал себя особо уязвимо. И вот теперь Паристон идет за ним след в след и сверлит затылок взглядом так, что впору просто провалиться под землю, чем делать вид, что Фрикс заядлый трудяга. Гон далеко не во всем был согласен с отцом, но в некоторых принципиальных замашках они были похожи как две капли воды. Работай бок о бок, полагайся, доверяй, но все равно будь бдителен. Паристон был самый, что ни на есть, «мутный тип» со всеми сопутствующими заскоками и одним из них было повышенное внимание в адрес Фрикса. «Людям постарше нравятся молодые и хорошенькие» — хохотал Паладинайт, закуривая после смены в клинике. — «А ты как раз такой!» Гон не удержался и цокнул, тут же слыша тихий смешок за спиной. Хилл нагоняет его и пытается заглянуть в лицо, продолжая атаковать вопросами. — Ну же, колись, к чему такая спешка? Фрикс покосился на него, ускоряя шаг. Однако мужчина рядом был на полголовы выше него и быстро сравнял расстояние, разглядывая его напряженный профиль с еще большим азартом. 3-х звездочный хантер. Незаменимый специалист, каким бы раздолбаем не выглядел. Но самая настоящая крыса. Ей богу. То с головой сидит в бумагах и делает месячный план за неделю, то ввязывается в чуть ли не международный скандал со всеми вытекающими последствиями, в виде судов и угроз от министра культуры соседнего континента, выкупая за безумные деньги на подпольном аукционе их национальный древний артефакт фаллической формы. Гон даже не хочет думать, зачем ему эта штука… Гон тяжело вздыхает, вспоминая сколько иностранных протестующих стояло под их окнами и как приходилось краснеть, объясняя репортерам: «Что председатель Ассоциации Хантеров просто выполнял свой долг и обеспечит надлежащую охрану ценному артефакту…» Фрикс задумчиво нахмурился и остановился, заставляя преследователя громко скрипнуть лаковыми туфлями о пол и замереть рядом. — Отстаньте, — чеканит темноволосый парень, четко понимая, что и кому он говорит. Но страха перед этим человеком не испытывает ни капли. Паристон недовольно щурится, тянет свою фирменную улыбку, но отступает. Он сам назначил Фрикса 2-х звездочным. Сам сделал своим заместителем, не дав и шанса отказаться от этой работы. Гон и сам не понимал, зачем согласился на это, возможно, просто хотелось быть ближе к Джину. Но по факту старший Фрикс просто передал ему свои полномочия и тут же смылся в неизвестном направлении… «Зачем? Почему я?» — спрашивал по-детски наивный, тогда еще 20-летний парень, искренне не понимая хода мыслей этих двоих. «Спроси у отца», — протягивал на каждый такой вопрос Паристон и загадочно улыбался. А Гон и рад бы спросить, только спрашивать было не у кого. От незадачливого родителя он получал лишь редкие письма с рекомендациями для нового рабочего места без обратного адреса. Джин явно хотел, чтобы он оставался в Ассоциации, но больше никаких карт не раскрывал. И это начинало… злить? К чему столько тайн и недосказанности? Гон больше не ребенок. Он сильный, большой (везде), с темным жестким волосяным покровом (везде) и с проблемами взрослых людей. Он устал быть частью чьего-то плана, устал от секретов и почти забыл, каково это быть по-настоящему свободным. Он будто больше не принадлежит себе. Его с потрохами поглотила рабочая рутина. Гон стал понимать, почему отец решил удрать при первой возможности… Теперь для него все иначе. Теперь Гон каждый день встает по звонку и решает проблемы международного масштаба. Он не может не прийти/не ответить/не захотеть, от него зависят жизни многих людей, его подчиненных и простых жителей. Он должен, он обязан. Но действительно ли обязан? И кому?.. Этим вопросом он стал задаваться относительно недавно. И с каждым днем внутренняя злость только росла. — Плохое утро? — голос Паристона звучит мягко, будто он говорит не с 24-летним парнем, а со своим проказливым подростком-сыном, у которого так некстати шалят гормоны и скачет настроение. Хотя по факту, это Хилл превращался в хамелеона, меняясь каждую секунду. — А у вас? — Гон медленно выдыхает через нос, немного успокаиваясь. Этот круговорот мыслей проносится в его голове так внезапно, что почти выбивает из колеи. — У меня прекрасно, вот, решил заскочить, узнать, как идут дела с тем недавним «недоразумением». — Это вы про судебный иск из-за древнего артефакта? — Фрикс вскидывает темную бровь и отворачивается. Они как раз дошли до лифта, так что брюнет нажимает на кнопку вызова, поправляя рукава и прикидывая, как можно было бы улизнуть от назойливого попутчика, ничего не объясняя и не вызывая подозрений. — Да, — Паристон улыбается, коротко пожимая плечами, и тоже отводит глаза, неожиданно замолкая. Они заходят в лифт вместе и Гон жмёт наобум, чтобы понять, куда направляется его босс. Хилл нажимает на кнопку с цифрой 10. Странно, неужели действительно пришел в офис и ничего общего с утренним звонком не имеет. Фрикс сверлит двери лифта задумчивым взглядом, пока не слышит сигнал о прибытии на этаж. Паристон выходит, унося за собой странную ауру чего-то такого же неопределенного, как и весь он. Проходит пару шагов, оборачивается и слегка щурясь, выдает. — № 99. Говнюк. Точно знает. Фрикс поджимает губы, жмет на кнопку 4 этажа и отворачивается, разрывая неприятный зрительный контакт. Пока двери лифта медленно закрываются Паристон смотрит на него так, будто сорвал куш и сейчас отправляется не в душный офис, разбираться с последствиями собственной тупости, а как минимум отмечать свою победу в бар с элитными проститутками. Хотя его никто и никогда не видел с женщинами… Гон нервно дергает плечом, вспоминая слова друга, и поднимает глаза только тогда, когда двери с характерным хлопком наконец встречаются. Позже Паристон все равно ему отомстит: или снова начнет приставать с кучей вопросов или пошлет за какой-нибудь «жизненноважной» херней. Если подумать, Хилл действительно был странным, не отчитывал за косяки, никогда не выходил из себя при нем, брал на себя ответвенность за неудачные решения, но при этом могильно молчал, с фирменной улыбкой отдавая очередное письмо от отца. Фрикс даже начал сомневаться, действительно ли отцовской рукой были написаны эти странные, полные мелких рабочих нюансов, письма. Не написал ли их сам Паристон, просто чтобы поиздеваться? Но успокаивался, видя приписку в самом конце, сделанную явно наспех и нервно:

«Не показывай Крысе»

Сам бы Паристон ни в жизнь, даже ради смеха не написал бы такое в свой адрес. Гон трет сонные глаза, понимая, что толком не умылся даже. Гон не видит, как Хилл стоит напротив лифта еще какое-то время. Как улыбается каким-то своим, явно таким же странным, как и он сам, мыслям, а затем достает телефон, ленивой походкой направляясь в сторону курилки.

***

Когда Гон выскакивает из кабинета на 4 этаже, то уже четко знает, что к его удачи явно приложили руку, но отчаянно не хочет думать об этом, не хочет тратить и без того упущенное на бумажную волокиту время. Он залетает в кабинет на цокольном этаже и до усрачки пугает дежурного. Дежурного, хах. Они правда посадили, пусть и хантера, но одного человека следить за ним? Фрикс кидает стопку документов на стол перед мужчиной и требовательно вытягивает руку. Ему плевать на то, как тот странно косится на своего же начальника (будто вместо руки Фрикс протянул ему как минимум собственный член), как недоверчиво вглядывается в бумаги и угрюмо сводит брови, бурча что-то явно матное. Гон все равно получает свой ключ-карту. Гон знает, почему тот злится. Раз он здесь, значит арест лишь вопрос времени. Арест. Гон почти смеется в голос своим мыслям, открывая бронированную дверь. Ни одна дверь не удержит его, если он не захочет быть удержанным ей. Значит он позволил им поймать себя. Значит он терпеливо ждет его. Много вопросов, почему сложилось так, а не иначе, повисает в воздухе, когда он наконец попадает в небольшое помещение без окон, больше напоминающее по степени уюта консервную банку. 5×5 метров в диаметре, блеклое освещение, не дающее глазам расслабиться, вынуждая вглядываться в пространство перед собой, в пустой стол, сиротливо стоящий по середине, и в ссутулившегося человека за ним. «Его человеком то язык не поворачивается назвать! — истерит Йоркшир, когда узнает, что Гон хочет поговорить с заключенным. Она нервно стучит когтистыми пальцами по столу, скребет светлую поверхность, представляя, что это загорелая кожа на лице Фрикса и подается вперед, ударяя ладонью по свежей папке документов, перетянутой плотным жгутом. — 18 человек голыми руками…» Гон молчит. Гон знает, что это не его отдел. Здесь вся власть сосредоточена в цепких лапах Чиидол. Также он прекрасно понимает, что она злится. Не на него, нет. На Паристона, который каждый день добавляет ей седых волос на загривке. Но он не хочет проворачивать все в тайне от нее, грязно, будто бы из-под тишка. Гон хочет по-своему, но честно. Йоркшир трет подушечками пальцев сухой кончик носа, круговыми движениями переходя на виски. Фрикс подозревает, что ее участившиеся нервные срывы имеют первопричину в плохом самочувствии. Подозревает, но остается непреклонен, а потому Чиидол сдается. С нажимом, явно сомневаясь, но пасуя перед его уверенностью в своих решениях, пододвигает к нему нужный документ и почти шепчет, напряженно глядя снизу вверх. «Под твою ответственность, Фрикс.» Мужчина читает на ходу, бегло мажет по строчкам, минуя те, которые начинаются со слов: «обезглавил» и «отсутствует фиброзно-мышечный орган». Не сдерживается и хмыкает сам себе. Гон уже все знает. Гон тоже ждал. От того удерживать себя на месте, когда он наконец стоит перед ним титанически трудно. Важно не ляпнуть лишнего и не сделать того, что потом смогут использовать против него самого. Он уверен, за ним сейчас наблюдают через камеры, наслаждаясь разворачивающейся комедией с явным удовольствием. В тусклом свете поблескивает тюремный номерок, прикрепленный магнитом к ткани светлой футболки на чужой груди.

99

Гон почти верит в судьбу. Гон скрипит стулом, садясь напротив, а затем отодвигает бумаги на самый край. Он хочет все услышать сам. Хочет услышать, что он скажет. У Фрикса, черт побери, столько вопросов. После 2 лет пустых поисков, после тишины в ответ на все звонки и сообщения. Это сводит с ума… Но человек напротив не смотрит на него, даже не поднимает голову, нечитаемым взглядом сверля металлическую поверхность стола перед собой. Гон сглатывает вязкую слюну, чтобы начать, но голос все равно дает осечку, вырываясь наружу чем-то хриплым и скомканным. — Итак, вас доставили сюда по обвинению в заговоре против Ассоциации Хантеров, — Фрикс бросает взгляд в сторону документов, а затем снова смотрит на своего молчаливого собеседника. Умно. По причине, хоть и массового, но убийства таких как они не могут арестовать. — Однако, не могу не отметить того факта, что вы в добавок отправили на тот свет не только наших профессиональных хантеров, но и ни в чем невинных граждан. Мужчина напротив вздрагивает на последних словах и вскидывает голову, обжигая глазами. В них читается одномоментно столько, что Гон почти теряется, но продолжает. — Что можете сказать в свое оправдание? — дыхание все-таки сбивается, он видит, как слегка колышатся светлые пряди, как темные зрачки напротив затапливают голубизну глаз, обнажая нутро. Теперь на него смотрят в упор: угрожающе, обиженно, жадно. Так, что, кажется, будто сейчас можешь зареветь также легко, как и рассмеяться во весь голос. Фрикс думает, что так ощущается счастье. Он тоже очень скучал. Гон снова сглатывает и упирается в холодную поверхность стола, нависая над заключенным. Мужчина под ним поднимает голову выше, обнажает кадык, слегка ведет плечами, будто пытаясь сбросить с них невидимый груз, но зрительного контакта не разрывает. Теперь он кажется даже маленьким, хоть и таким же опасным. — Что вы замышляете против организации? — голос режет воздух, оглушает даже самого Фрикса, а затем срывается в хрипотцу. Мужчина напротив будто не дышит вовсе. Хмурится, будто ожидая, что ему сейчас вынесут приговор, больно ткнут в грудь, обвинят во всех смертных грехах, попутно облив тонной грязи. Ожидает, но все же слегка придвигается ближе, царапая скованными руками мягкую кожу на ладонях. Фрикс знает, что с этого ракурса его не видно на камерах, а потому не может удержать рвущуюся наружу улыбку. Фрикс торжествует, когда видит как напускная отстраненность человека напротив рушится, как глаза распахиваются, а губы наконец раскрываются, чтобы глотнуть здешнего сыроватого воздуха, который на вкус как плесень. Собственный голос кажется чужим и тихим, в ушах стучит кровь, но Фрикс уверен, что его услышат. Прочитают по губам, ведь так внимательно следят за их движением последнюю минуту. Здешний воздух очень душный. Гон хочет наверх. Они здесь ненадолго. — Привет, Киллуа.