Пленница запретных чувств

Я пробыл в Аду достаточно, чтобы понять, что никакого искупления нет. Мы можем лишь давать обещания, идти на сделки с самим собой и дурить себе мозги, лишь бы считать себя хорошими людьми. Я нехороший человек и я это принял. И уж если я уйду, я уйду красиво.

Кай Паркер

***

      Он снова ухмыльнулся — на этот раз по-детски, почти невинно, — но в его взгляде всё ещё скользило что-то зловещее. Это сочетание наивности и опасности делало его пугающе обаятельным. Кай напоминал подростка, которого недолюбливали родители, а свою боль он вымещал на сверстниках.       Возможно, он до сих пор оставался тем самым мальчиком — злым, ранимым и непонятым. Что творилось у него в голове сейчас, не знал никто. Притворяется ли он, играет ли роль или действительно такой — это знал только он сам.       Елена смотрела на него, нахмурившись, пытаясь поймать в его взгляде хоть отблеск света, крупицу добра, за которую можно зацепиться. Такая уж у неё натура: верить в лучшее даже тогда, когда все остальные сдаются. Она всегда спасала — сначала Стефана, потом Деймона, который убеждал всех, что он чудовище и не способен измениться. Его спасла любовь. Но сможет ли она достучаться до Кая — человека, для которого чувства, похоже, были чем-то чуждым и бесполезным?       Она скользнула взглядом по стенам старого кабинета биологии. Запах пыли, застоявшегося воздуха и чего-то металлического — возможно, её собственной крови. Запястья болели от слишком тугих верёвок, но Кай, конечно, не обращал на это внимания. Он просто смотрел, изучая её, как кошка наблюдает за загнанной мышью.       — Начинаю понимать чем ты нравишься Деймону, — усмехнулся он. — Ты... чокнутая.       Она закатывала глаза уже тысячный раз. Кай не умолкал, его болтовня сбивала с толку, и она не могла сосредоточиться даже на своих мыслях. Он кружил вокруг неё, и, похоже, ему было скучно. Но мысль, что вот-вот появится Деймон и начнёт искать свою «драгоценную», забавляла его. Однако Деймона всё не было.       В какой-то момент Паркер замолчал и Елена наконец могла вставить слово. — Отпусти меня, Кай, — произнесла она без капли эмоций. — Ты ведь не ради меня это затеял, и сам это знаешь.       Он громко засмеялся. Её слова были для него пустым звуком. Но взгляд… Он был ехидным, но в то же время каким-то напряжённым, будто за ухмылкой скрывалась другая личность, более глубокая, чем эта придурковатость и садистские наклонности.       — А ты смешная... — на его лице появилась ухмылка. — Я ведь не просто так тебя похитил.       — И в чем же причина моего похищения? — прищурив глаза, спросила она.       Он приблизился к девушке вплотную, смотря ей прямо в глаза. Их губы почти соприкоснулись. Кай облизнул верхнюю губу, что заставило Гилберт сразу же отпрянуть назад, хотя её дыхание сразу участилось. Это был адреналин или может что-то другое. Он был слишком близко. Мысленно, она уже представила, как он целует её, но тут же прервала поток мыслей и разыгравшуюся фантазию. Как противостоять собственным желаниям? Кай — психопат. Она не должна думать о таком.       Несмотря на то, что Кай держал её в плену и ей следовало думать о нём как о враге, про себя она не могла не заметить его необычную красоту — странную, притягательную и вместе с тем холодную. Но эти мысли были запретны. Кай Паркер оставался для неё врагом — несмотря ни на что. Он причинил слишком много боли её подруге.       Елена даже не пыталась шевелиться — верёвки, пропитанные вербеной, жгли кожу от любого резкого движения. Она знала — это не просто плен, а пытка, заставляющая её держаться в рамках.       — Я хочу, чтобы все страдали, — сказал он, с усмешкой наблюдая за ней. — Ты ведь та самая Еле-е-е-на, всеобщая любимица, которой всегда достаётся всё: почести, внимание, любовь. — Он резко отступил, будто его внезапно что-то обожгло. — Даже интересно... почему? Что же в тебе такого?       Она вдруг улыбнулась — сначала спокойно, почти снисходительно, а потом рассмеялась. Смех был коротким, но полным боли, усталости и горькой правды.       — Потому что меня любят, — твёрдо сказала она. — У меня есть друзья, близкие люди. Те, кто держит за руку, когда больно. Те, кто не сдаётся. — Её голос стал жёстким, словно острый клинок. — А тебя никто не любил, вот ты и злишься на весь, чёртов, мир.       Боль. Она почти сразу поглотила его без остатка. Елена прочитала его, словно открытую книгу. Попала точно в сердце, туда, куда не добирался даже его отец, несмотря на все свои оскорбления. Потому что тот всегда унижал, кричал, презирал — но никогда не говорил это так. Никогда не смотрел на него с сочувствием и одновременно с обнажающей правдой.       Слова Елены стали для Кая хуже, чем всё, что он слышал в детстве. Потому что она не ненавидела — она его поняла. И этим ранила сильнее всех.       Она была суровой, холодной и жестокой — и именно такой хотела быть сейчас. Ей хотелось, чтобы он почувствовал хоть какую-то эмоцию. Пусть это будет злость. Пусть ненависть. Что угодно — лишь бы не эта пугающая, пустая отрешённость, и натянутая ухмылка. И она добилась своего.       В глазах Кая на мгновение мелькнуло нечто иное. Словно вспышка. Он стоял неподвижно, но внутри него что-то содрогнулось. Перед глазами промелькнули воспоминания. Рука матери, приглаживающая его волосы. Запах лаванды. Её приятный голос.       — Ты не чудовище, — шептала мать, обнимая его. Но даже тогда, ребёнком, он знал, что это ложь. Он просто не хотел этого признавать.       — Ты не права, — его глаза стали чернее чёрного, а магия рвалась наружу, как ток под высоким напряжением.       Она пульсировала в нём — словно дикая, ещё неизведанная.       Но Елена только рассмеялась. Громко. Резко. Без капли тепла.       Она смотрела на него холодным, обнажающим взглядом, будто била по самому слабому месту.       Это была последняя капля. Она заставила его ненавидеть. По-настоящему. Теперь она была врагом.       — Докажи, что я не права, — бросила она, поддаваясь вперёд, насколько позволяли ей связанные руки. — Ну же! Докажи! Откажись от мести!       Она прожигала его глазами, вслушивалась в каждое движение, каждое колебание магии, пытаясь выловить хоть одно настоящее чувство. Но в ответ — тишина. Только прерывистое дыхание и напряжение, как перед бурей.       — Но я знаю, ты не сможешь, — продолжала она, и в голосе её больше не было жалости. Только правда. — Ты будешь мстить. Пока каждый, кто причинил тебе боль, не умрёт. Пока не сгорит весь этот мир. И даже тогда ты не остановишься. Ведь так? Ну же! Отвечай!       Его взгляд вдруг изменился. В нём больше не было прежней ярости — только нечто хрупкое, почти беззащитное. Он напоминал загнанного в угол щенка, не потому что боялся, а потому что не знал, как жить с этой правдой.       Манипуляции Елены сработали. И она это почувствовала. Но не победу — боль. Потому что её слова не просто задели — они разорвали старые раны, которые он всю жизнь прятал под маской насмешки и злости.       Правда всегда больнее. Отец не любил его. Не просто игнорировал — ненавидел. Считал изгоем. Но... Кай не выбирал, каким родиться. Он просто хотел быть, как все. Хотел, чтобы кто-то сказал, что он не чудовище — и сказал это искренне. Именно поэтому месть стала единственным смыслом его жизни. Если тебя не принимают — пусть боятся. Если не любят — пусть страдают. Так всегда было проще.       Его кулаки сжались так сильно, что магия, казалось, дрожала под кожей, но он молчал.       Потому что впервые ему нечего было ответить.       — Моя мама... — голос Кая дрогнул. Он говорил почти шёпотом, не глядя на неё. — Она... она любила меня.       Он произнёс это не как утверждение, а как попытку убедить себя. Оправдаться — не перед Еленой, а перед собственной памятью. «Ты не чудовище...»       Ноздри Кая дрогнули. Магия вспыхнула в его пальцах, готовая вырваться наружу. Он шагнул ближе, глаза метали молнии.       — И где же она теперь? — жёстко перебила Елена. — Её нет.       Она шагнула ближе, не отступая. Слова били холодно и метко.       — Так же, как и никого, кто пришёл бы за тобой. Ты гнил в тюремном мире в одиночестве годами.       — Не смей говорить о ней так! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Заткнись, Гилберт. Пока я ещё могу себя контролировать.       Магия всё ещё бурлила в венах, как кипящая кровь. И всё же он не перешёл черту.       — Неприятно? — её голос стал тише, но не мягче, он резал словно ножом. — Да... Я уверена, что твоя мама не хотела видеть тебя таким. Если хочешь доказать себе, что ты можешь быть лучше, то стань лучше! Пусть её любовь и забота не будут напрасными.       Паркер опустил взгляд в пол. Слова Елены задели не просто разум. Они проникли глубже. Туда, где он давно не позволял никому заглядывать. Мама… Он почти слышал её голос. Её тёплые руки, запах лаванды, её взгляд — единственный, в котором не было страха. Именно она делала его счастливым — пусть всего на несколько мгновений в детстве, когда остальной мир казался враждебным.       Она была его опорой. Щитом. Единственным человеком, кто хоть как-то пытался защитить его от отца, от ненависти, от одиночества. Её любовь грела даже в самые холодные ночи.       — Уходи. Пока я не передумал, — прошептал он, не поднимая глаз.       Верёвки, которыми была связана девушка, упали на пол. Елена осталась стоять на месте, ошеломлённо глядя на него. Она не верила, что Кай действительно её отпустил. Может, её слова и не изменили его... но в нём что-то дрогнуло. Если он отреагировал — значит, Кай всё ещё способен чувствовать.       — Ты и правда ненормальная, Елена Гилберт, — выдохнул он с кривой усмешкой, в голосе скользнула почти невесомая грусть. — Первая, кто осмелилась говорить со мной так... и осталась жива.       Гилберт молча прошла к двери, которая выходила в коридор, сжимая кулаки. Кай отпустил её... Она не знала, как ей это удалось. Просто сказала то, что чувствовала. Сказала правду. И эта правда, похоже, ударила его сильнее любого заклинания. Но что-то в этом её пугало. Когда он подошёл слишком близко, когда облизнул губу, когда его серо-голубые глаза впились в неё так, словно он видел её насквозь… Она почувствовала странное притяжение. Это не было симпатией. И даже не влечением. Это было что-то, чего она не могла объяснить. Она должна была ненавидеть его. Должна была бежать как можно дальше. Но вместо этого она зачем-то украдкой обернулась, чтобы взглянуть на него, и, возможно, позволяя себе подумать о том, каким хорошим человеком он мог бы стать. Возможно, она бы посмотрела на него под другим углом.       Он всё ещё был там и смотрел ей в след, словно знал, что она обернётся. Губы Кая растянулись в едва заметной улыбке.       Елена ускорила шаг, словно пыталась убежать не только от Кая, но и от мыслей, что крутились в голове. Она не могла поверить, что он просто отпустил её. Кай Паркер, социопат, убийца, безжалостный психопат, который смеялся, когда причинял боль другим, вдруг позволил ей уйти. Почему?       Этот вечер её вымотал. Она добралась до первой попавшейся машины, быстро завела двигатель и выехала со школьной парковки. Но даже находясь уже далеко от школы, она всё ещё чувствовала его присутствие. Будто его взгляд всё ещё прожигал её спину. ---       Кай смотрел, как силуэт девушки постепенно растворялся в сумерках. Он провёл пальцами по нижней губе, вспоминая её дыхание в миллиметре от своих губ. Что это было? Он чувствовал что-то странное, неприятное, глухо отдающееся в груди. Не знал, злился ли он на неё или на себя.       — Чёрт... — выдохнул он и провёл рукой по волосам, откидывая их назад.       Кай привык быть тем, кто контролирует ситуацию. Тем, кто задаёт тон, дразнит, сводит с ума, но остаётся невозмутимым. Однако сейчас всё было иначе. Она сделала то, чего он не ожидал. Она залезла ему в душу. Словно ножом вскрыла его внутренности и показала ему самого себя.       Тебя никто не любил, вот ты и злишься на весь, чёртов, мир. Её слова эхом отдавались в сознании.       — Дура… — прошептал он.       Кай остался сидеть в пустом классе. Он мог уйти. Мог бы появиться перед Деймоном, чтобы поиздеваться над ним. Мог бы пойти творить хаос, причинять боль, развлекаться, как всегда. Но он просто сидел. И думал.       В воздухе ещё ощущался лёгкий аромат её духов. Почему он отпустил её? Он должен был убить её. Или, как минимум, использовать в своих целях. Но она заставила его… передумать? Как это возможно?       — Вот дерьмо, — выдохнул он, раздражённо потирая лицо ладонями. — Если она всё расскажет своим друзьям, мне придётся действовать по-другому.       Она заставила его чувствовать. И это бесило. Он привык считать себя непроницаемым. Его эмоции — это инструмент. Средство манипуляции, не больше. Но сейчас… Кай сжал челюсти и резко вскочил с места, подталкиваемый порывом энергии, что закипала внутри. Он ударил кулаком по парте, разбив её в щепки. Чёртова Гилберт.       Она не просто читала его, она буквально проникла в его голову. Ему нужно было забыть о ней, как о своих прошлых жертвах. Как о братьях и сёстрах. Но почему-то он не мог. Кай хотел разобраться. Что же в ней такого, что даже он не смог противостоять? ---       Приехав в общежитие Елена первым делом закрылась в ванной, словно эта комнатка закроет её от всего мира. Никого не было, поэтому она могла не беспокоиться о своем потрёпанном внешнем виде. Она взглянула на своё отражение в зеркале. Девушка прикоснулась рукой к щеке, с которой он стирал её же кровь. Губы дрожали, а ноги подкашивались. Она глубоко вдохнула и попыталась привести мысли в порядок, но её сердце стучало слишком громко. В голове промелькнул его образ. Она вспомнила, как его дыхание коснулось её кожи. Как его взгляд…       Гилберт резко зажмурилась, облокотилась на раковину и сжала её ладонями.       — Забудь, — приказала она себе. — Он психопат.       Казалось, что в отражении была не она, а кто-то другой. Навязчивые мысли разрушали принципы, которые она выстроила, вступая в отношения с Деймоном. Она лишь думала о том, что чувствовала в тот момент, когда находилась с Каем. Забудь, что почувствовала. Забудь, как внутри проскользнуло что-то, похожее на азарт. Забудь, что на долю секунды тебе стало интересно.       Отогнав мысли прочь, Елена устало провела рукой по лицу и стянула с себя одежду. Ткань мягко скользнула по её коже и упала на пол.       Когда она шагнула в душ, тёплая вода обрушилась на её плечи, стекая по спине горячими струями. Девушка закрыла глаза и сделала глубокий вдох, а затем медленный выдох. Туман в голове наконец-то рассеялся. Напряжение, копившееся весь вечер, уходило, растворяясь в шуме воды.       Капли стекали по её лицу, смывая беспокойство, страх, его взгляд. Елена провела руками по волосам, запрокинув голову назад. Но даже тёплая вода не могла стереть ощущения его присутствия. Не могла смыть с кожи воспоминания о том, как он смотрел на неё. Как его голос звучал слишком близко. Гилберт сжала губы и сильнее провела руками по плечам, будто стирая невидимые прикосновения.       — Хватит, — прошептала она самой себе.       Она не могла думать о нём. Не должна. Вода продолжала стекать вниз, а вместе с ней уносились мысли, которые она так боялась признать. В это же время Кай наблюдал за её окнами из тени. Обычно он не играл в такие игры. Но смотря на неё, он осознавал, что она была другой. Не просто хорошенькой девочкой, которая пыталась спасти всех вокруг. Она была умной. Проницательной. Опасной по-своему. Не боялась его. Это раздражало и интересовало одновременно. Елена выдохнула, выключая воду. Капли скатывались по её коже, а горячий пар застилал зеркала. Она обернула вокруг себя мягкое полотенце, крепко завязав его на груди. Голова всё ещё была тяжёлой, но после душа она чувствовала себя намного лучше.       Девушка отдёрнула дверь ванной, и облако пара вырвалось в комнату, обволакивая её тёплым коконом. Она шагнула, зевая и потирая влажные плечи, однако на мгновенье замерла. Кто-то сидел на её кровати. И это был вовсе не Деймон. Кай Паркер, расслабленный, нагло развалившийся на одеяле, будто это была его комната. Он лениво барабанил пальцами по своему колену, а когда поднял взгляд на неё, его губы расползлись в самую самодовольную улыбку на свете.       — Оу, — протянул он, с любопытством оглядывая её.       — Ну вот, теперь мне даже уходить не хочется.       Елена сжала полотенце крепче.       — Зачем. Ты. Пришёл? — процедила она сквозь зубы.       Она вложила в голос всё раздражение, на какое была способна. Но Кай только усмехнулся, вызывая в ней раздражение.       — Решил проверить, не наделала ли ты глупостей.       Она сжала челюсти.       — Проваливай! — её слова были резко прерваны его смехом.       — Или что? Пожалуешься Деймону?       Кай наклонился вперёд, опираясь локтями о колени.       — Здесь никого нет. Только мы с тобой.       Елена сглотнула. Никакого страха. Никакой паники. Только глухая, напряжённая тишина. Она сделала шаг назад, сердце бешено колотилось, но не от страха — скорее от внутренней тревоги и растущего напряжения. Кай встал, тень на его лице играла, словно дьявольская маска, и расстояние между ними таяло, заставляя её ощутить вкус опасности на языке. И вдруг расстояние между ними сократилось. Ведьмак замер, изучая её взглядом, слишком пристально, даже нагло. Он наслаждался этим моментом. Ему нравилось, что она раздражена. Что напряжённо выпрямила спину и крепче сжала полотенце. Что её тело выдавало волнение — а она отчаянно делала вид, что этого нет.       Елена почувствовала, как сердце было готово выпрыгнуть. Но это не было страхом. Это был адреналин. Она вампир, и могла спокойно с ним разобраться, но Кай был умнее и хитрее.       — Пробраться сюда было слишком легко, — протянул Кай с насмешкой. — Но, кстати говоря, мне всё же интересно... почему ты никому не сказала о том, что произошло?       Елена сжала полотенце крепче, не сводя с него напряжённого взгляда.       — Не вижу в этом смысла, — ответила она, стараясь держать голос ровным. — Почему тогда ты отпустил меня... если снова пришёл?       Кай склонил голову набок, изучая её с новым интересом.       — Отпустил, потому что хотел понять — кто ты на самом деле. Ты не просто жертва, а личность, способная меня заинтересовать.       — Разочарован? — спросила Елена, пытаясь скрыть сомнение. Он ухмыльнулся.       — Наоборот. Ты меня заинтриговала. Иначе... мне бы пришлось с тобой покончить.       Вампирша нахмурилась, брови свелись к переносице. Она уже ничего не понимала. Сначала он её отпускает, а затем снова приходит, чтобы проверить, не рассказала ли она правду друзьям. Елена прежде всего думает о своих близких, не собираясь никого подвергать опасности.       Кай сделал медленный шаг вперёд, его сумасшедший взгляд скользнул по её лицу, по ключицам, по влажным прядям волос, налипшим на шею. Елена не отступила, но её пальцы непроизвольно напряглись. Он заметил это.       — Ты нервничаешь, — констатировал ведьмак с лёгкой усмешкой.       — Нет.       — Правда? — он понизил голос, и в нём появилась почти бархатная мягкость. — Тогда почему ты так сжимаешь полотенце, будто я вот-вот сорву его с тебя?       Елена вздёрнула подбородок. Что он о себе возомнил?       — Потому что ты ведёшь себя, как кретин, — холодно сказала она. — Играешь в свои детские игры, но я не собираюсь быть твоей игрушкой.       Кай усмехнулся и слегка отступил, показывая, что ему совершенно неважно это расстояние между ними. Она тяжело выдохнула.       — И что теперь тебе нужно? — спросила она, не скрывая настороженности.       Он улыбнулся шире, будто наслаждаясь моментом.       — Пришёл, чтобы убедиться, что ты поступишь правильно, — сказал он спокойно, словно это было пустяком. — И, признаюсь, наблюдать за тобой было оказалось гораздо интереснее, чем я ожидал.       — Если ты рассчитываешь использовать меня — напрасно. Мне всё равно, какие игры ты затеял. Кай расплылся в довольной улыбке, сделав шаг назад.       — Посмотрим, Гилберт… Иногда самые интересные партии начинаются тогда, когда один из игроков ещё не понял, что уже сделал ход.       Он подмигнул, и в следующее мгновение его силуэт растворился в воздухе. Елена закрыла глаза, выдохнула и, наконец, позволила напряжению сойти на нет. Грудь всё ещё вздымалась быстрее, чем ей хотелось бы. Не страх. Не злость. Но и нечто другое, от чего внутри всё сжималось. Гилберт раздражённо провела рукой по лицу. Он бросал слова как приманки — и хуже всего было то, что она их ловила. Как будто сама, не замечая, приняла его правила. И теперь ход действительно за ней.