Ours Poetica

Всё снова изменилось летом перед выпускным годом. Поначалу всё шло хорошо: он закончил год с одними пятёрками, умудрившись поднять свою оценку с 4+ после бесчисленных часов занятий с Таббо по дискорду, и для предстоящего летнего слэма он был в слэм-команде Паффи. Он был счастлив: СМП Слэм был крупнейшим в Северной Америке, а в Лос-Анджелесе с ними собирались соревноваться международные команды. Он ещё никогда не видел слэма в реальной жизни, только смотрел подборки крупных турниров, таких, как BNV или CUPSI, на ютубе, и он практически гудел от восторга при мысли о том, что будет присутствовать на крупнейшем слэме года. Конечно, он переживал, но кто бы не переживал? СМП Слэм был уникален; в отличие от большинства классических или командных слэмов, СМП был турниром с немедленным выбыванием – если твоя команда набрала наименьшее количество очков за раунд, вы тут же выбываете. Не было никаких споров, просто неизменная внезапная смерть. О, и он был самым младшим участником своей команды, что приводило в ужас. Они пытались этого не делать, но Томми знал, что его сокомандники относились к нему иначе из-за его возраста: из пяти поэтов (Паффи, Понк, Фулиш, которого он видел мимоходом, Томми, и какой-то чел по имени Дрим, которого он раньше не видел), Томми был единственным, кто никогда раньше не соревновался. Чёрт, до прослушивания он даже не выступал. Он был абсолютным новичком на сцене, и то, что он был лишь немногим старше половины возраста своих слэм-товарищей, не повышало его самоуверенность. Их первая встреча прошла гладко – мистер Сэм отвёз Томми на практику (в ту же кофейню, где он впервые встретил Паффи), и его представили двум новым лицам. Первым был Фулиш: мужчина был, если быть до конца честным, милым идиотом. Не поймите Томми неправильно, у него была пара серьёзных стихотворений, и каждая поэма, написанная им, прилипала к твоей коже, как сироп, и казалось, что отлепить её невозможно, но самому челу порой не хватало здравого смысла. Томми наблюдал, как он переключается с поэтических рассуждений о ‘врождённой этической дилемме обмена поэзией с целью погружения в соревнование’ на немедленное забвение того, что дверь надо толкать, а не тянуть. Было забавно, что Паффи обращалась с ним как с большим младенцем (потому что, твою ж мать, этот чел был даже выше Ранбу), и все в команде договорились, что Фулиша никогда не стоит оставлять в комнате одного. К Понку, с другой стороны, стоило относиться осторожно. Даже потеряв руку (по его словам, в результате несчастного случая, когда он ехал на машине с Мистером Сэмом), мужчина был способнее всех сокомандников вместе взятых: он умел чинить машины, мог починить протекающий кран на кухне Паффи, и в целом имел самые практические знания в команде. Не говоря уже о том, что писал он взрывоопасно, его стиль был пропитан бензином и всеми легковоспламеняющимися вещами. Однажды он сказал Томми, что наибольшее влияние на него оказала музыка, которую он слушал в детстве; Wu-Tang Clan, Fugees, The Roots, все рэп-группы, которые были способны превратить свои слова в ритм, бросающий вызов гравитации, и были мастерами повторов. Понк, очевидно, взял с них пример, рефрены его поэмы слегка менялись с каждым произнесением от интонации его голоса или перестановки букв, он менял целые истории, продолжая повторять один и тот же набор строчек. О, и он был парнем Мистера Сэма; Томми с нетерпением ждал его выступления на слэме. Дрим – это совсем другая история. У них с Паффи, судя по всему, были очень близкие взаимоотношения, которые уходили корнями в прошлое (и Томми мог сказать это по тому, как он засиживался рядом с капитаном команды, как она ласково называла его своим ‘утёнком’), но он редко разговаривал, прям очень. Когда он всё же решался открыть рот, его слова были громкими и торопливыми, будто он отчаянно пытался их высказать. Он ходил по комнате, будто она принадлежала ему, в полной тишине и задумчивости, и говорил так, будто вся вселенная вращалась вокруг того, что он хотел сказать. Томми должен был признать, что улавливал обрывочные вайбы от этого парня. И судя по тому, как Дрим наклонил свою голову, впервые встретив Томми, будто он был горным котом, выслеживающим добычу, Томми знал, что это чувство было взаимным. Когда он поделился своими опасениям с Паффи, капитан просто тихо усмехнулась и сказала: – О, не обращай внимания на Дрима, он просто ненавидит не знать чего-то. Пока он тебя не раскусит, он постоянно будет вести себя как засранец. Томми не знал, что под собой подразумевает ‘раскусить’, но он хотел, чтобы это закончилось как можно скорее. Этот мужчина был искусным поэтом – Дрим умел обращаться с языком так, что Томми видел, как у всей команды текли слюнки, и он всегда приходил на практики со свежими идеями для поэм – и ещё лучшим исполнителем. Томми не был уверен, как челу это удавалось, он словно смотрел на мир через призму инопланетного взгляда, и у него была необъяснимая способность сосредотачиваться на мельчайших деталях, вплетавшихся в повседневную жизнь. Дрим писал обо всём и ни о чём, начиная с паутинок, застрявших в шкафчике под его кухонной раковиной, и заканчивая разрушенными войной городами, мужчина умудрялся найти поэтику в том, что Томми считал обыденностью. (Томми очень, очень хотел понравиться Дриму – было бы так круто обсудить с ним образность) Первое практическое занятие они начали с письменной разминки, а затем сразу перешли к обсуждению предстоящего слэма. Всё было просто: в комнате будет четыре команды и четыре раунда. В конце каждого раунда команда, набравшая наименьшее количество очков, выбывает (и потому это считается слэмом ‘на выживание’), а оставшиеся команды продвигаются дальше. По окончании четырёх раундов лучшая команда будет отправлена в другую комнату, где они снова завершат процесс – к тому моменту, когда они пройдут через эти две комнаты, все остальные команды выйдут в финал, где они будут сражаться за титул. Паффи произнесла всё это с беззаботностью, не соответствующей информации, будто она не сказала Томми эквивалент ‘проебёшься один раз – проебёшь всё для всех нас’. Это было... большое давление, мягко говоря. Знание того, что если он оступится, если он перепутает строчки своей классической поэмы или полностью завалит ответ, он может буквально закончить слэм для своей команды здесь и сейчас. (Он старался не зацикливаться на этом. Он не мог; он должен был присутствовать ради своей команды, должен был не сломаться под давлением) Тем не менее, он уходил с каждой практики полный предвкушения – общение с такими талантливыми поэтами вызывало у него желание продвигать свою поэзию дальше, делать её лучше, и он обожал наблюдать за тем, как творят его коллеги-поэты. Блеск в глазах Паффи, когда она придумывала особо умную игру слов, то, как Фулиш восторженно подпрыгивал, когда слышал отличную строчку, и то, как Дрим порой нарушал своё молчание, чтобы закричать о контрапункте – всё это было похоже на сбывшуюся мечту. Каламбур совершенно намеренный. Мечта всегда заканчивалась, когда он возвращался домой. Фил не спрашивал, где Томми пропадал каждый субботний вечер, или почему он проводил дома всё меньше времени, а вместо этого начал часами разговаривать со своими другими сыновьями по телефону. Техно звонил и болтал о своей новой исследовательской возможности и о том, как проходят его занятия, в то время как Уилбур периодически звонил поздней ночью, чтобы рассказать отцу о том, как продвигается группа. Поначалу Томми не обращал особого внимания на телефонные звонки, уже привыкнув к равнодушной нежности отца по отношению к нему, но телефонные звонки становились всё длиннее, и вскоре Томми стало любопытно. Он сидел за кухонным столом, занимаясь какой-то летней домашкой (и что за проклятая душа ввела летнее домашнее задание на государственном уровне? Это жестокое, необычное наказание, преследуемое федеральным законом–), когда заиграла знакомая мелодия “Toxic” Бритни Спирс. Рингтон добрался до середины припева к тому времени, когда Фил поднял телефон с беззаботным ‘эйап’ и ухом прижал его к плечу, наблюдая за тем, как на плите тушится чили. Томми устроился в кресле и приготовился пропустить звонок Уилбура мимо ушей; наверняка это было что-то про Ники или Эрета, или вопрос о том, как стирать постельное бельё, – что-то несущественное. – Ты возвращаешься в Штаты? Когда? Окей, значит, он ошибался. Томми наклонился вперёд, сидя в своём кресле, забыв о домашнем задании, и напрягся, пытаясь расслышать, что говорил Уилбур на другом конце провода. Голос его брата звучал приглушённо и зернисто, когда он доносился из динамиков телефона Фила, но это точно был он, судя по тому, что его голос звучал так, словно каждое утверждение было предложением, а не приказом. Его брат всегда был самым красноречивым из них троих, способным отговориться от чего угодно; он был единственным, кого за годы жизни под крышей Фила ни разу не сажали под домашний арест. – С Техно? Серьёзно? – Томми почувствовал, как что-то колючее шевельнулось в его животе. Что? Что там про Техно? В последний раз Томми слышал, что он всё ещё работает над своей выпускной диссертацией и всё лето будет занят исследованиями. Почему Уилбур о нём заговорил, и что он будет делать с Техно? – Ага... – внимание Фила было полностью отвлечено от стоящей перед ним кастрюли с чили, он повернулся, скрестив руки на груди, и прислонился к столу. На мгновение он встретился взглядом с Томми, который от нетерпения практически подпрыгивал на своём месте, а затем пробормотал, – во сколько? Уилбур что-то сбивчиво ответил, и вдруг Фил поторопился записать что-то на стикере. – Окей, понял. Мы вас заберём. Ты знаешь, в каком вы, ребята, будете терминале? О, твою налево, Томми поразило холодное осознание, и он медленно поднялся из-за стола, чтобы направиться в свою комнату. Фил даже не поднял голову от стикера, на котором что-то записывал, продолжая кивать и поддакивать тому, что говорил Уилбур – это было безумие. Не могло такого быть, чтобы его брат, оба его брата, приезжали в гости. Они не были дома почти семь лет; они даже особо не виделись с Томми с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. С тех пор многое изменилось, не только его рост или отсутствующие молочные зубы, и, боже, ему исполняется восемнадцать следующей весной. Что они теперь о нём подумают? Они всё ещё будут видеть в нём непослушного, тупого, раздражающего младшего брата, который изначально оттолкнул их, или они увидят в нём того, кем он теперь являлся: поэта, притом растущего, который превратил язык в Ноев Ковчег для потопа одиночества? Было слишком много вопросов, которые он хотел задать, слишком много тех, на которые он боялся получить ответ. Ноги уже привели его к белой двери его спальни, помеченной облупившейся краской после неудачной домашней игры в волейбол с Ранбу. Он помнил, что его отца тогда не было дома, он был слишком занят на работе или на телефоне с его другими сыновьями; никто не закрасил большую царапину на деревянном лице. Он протиснулся через дверь и с щелчком закрыл её за собой, неглубоко дыша и зажмурив глаза. Этого не может быть. Почему сейчас? Он хотел плакать, или кричать, что-то подобное, почему после стольких лет? Почему прямо перед слэмом, перед самым важным моментом моей жизни? Почему я не могу пожить для себя? В тускло освещённой комнате не нашлось ответа.

***

Они приехали в аэропорт в 6 утра следующего вторника. Это была малоинтересная дата для семейного воссоединения, просто случайный будний день в начале июля, но Томми не мог не найти его подходящим: его семья не была особо поэтичной, и ничто не было менее поэтичным, чем аэропорт Лос-Анджелеса во вторник утром. По какой-то богом забытой причине Уилбур и Техно решили вылететь ночным рейсом из Бостона в Международный Аэропорт Лос-Анджелеса, что означало, что Филу и Томми пришлось проснуться в 4 утра, чтобы добраться туда вовремя и забрать их. Томми изо всех сил старался не заснуть, сидя на пассажирском сиденье отцовской машины, прислонившись головой к холодному окну и наблюдая, как мимо проползают пробки Лос-Анджелеса, фары автомобилей дрожали в утреннем тумане, который начал заволакивать автострады. Музыка шипела из радиоприёмника, рассекая тишину между ними, когда они подъезжали к терминалу аэропорта; во время поездки Фил особо не говорил, тихо отмечая утренние пробки на каждом красном свете, но мужчине, похоже, нравилось сидеть в тишине. Томми никогда не любил тишину, но он был слишком вымотан, чтобы сделать что-то большее, чем подключить свой телефон к AUX входу и включить музыку. Фил слегка морщился, когда Томми на полной громкости включал всю дискографию Brockhampton, но продолжал молчать, сжимая руль. (Забавный факт: оказывается, когда ты становишься друзьями с поэтами, твой музыкальный вкус растёт в геометрической прогрессии. Теперь у Томми на телефоне было сохранено как минимум двадцать новых альбомов, в том числе миксы нео-соула от Понка, которые, Томми был уверен, Техно возненавидит). – Ну, приехали, – рассеянно пробормотал Фил, подъезжая к обочине, голубыми глазами выискивая своих сыновей в толпе людей, выходящих из стеклянных дверей аэропорта Лос-Анджелеса. – Уилбур написал, что они только приземлились, так что они должны быть здесь через несколько минут. Томми ёрзал на сиденье, прикусив нижнюю губу, пытаясь устроиться поудобнее, – он нервничал (и это ещё мягко сказано). За последние восемь лет он почти не разговаривал со своими братьями, за исключением поздравлений с днём рождения и праздничных пожеланий по телефону, и он уже боялся неловких пауз, которые должны были возникнуть в разговоре. Последний раз, когда у него был разговор с обоими братьями, настоящий разговор, а не состоящий из нерешительных вопросов о занятиях и о том, какие фильмы идут в кинотеатрах, был на Рождество перед отъездом Уилбура в Европу. Техно прилетел из Массачусетса, и на этот раз вся семья собралась вместе под одной крышей. Это была ночь горячего шоколада и зернистых рождественских спешлов из 60-х, но это была лучшая ночь в жизни Томми. Мелькнула вспышка до тошноты знакомого розового цвета, и Фил издал удивлённое мычание, прежде чем дважды посигналить. Томми впился ногтями в ладонь, когда увидел, как повернулась розовая голова, а безразличный взгляд незнакомца, его старшего брата, опустился на их машину. Томми почувствовал что-то кислое на языке, и во рту у него пересохло. Губы Техно исказились в ухмылке, и он вытянул шею, чтобы крикнуть через плечо. Из моря тел, спешащих между терминалами, появился не кто иной, как Уилбур, нависший над своим братом в этих дурацких круглых очках на худом лице и с тёмными глазами, блестящими от волнения. Он поднял руки, чтобы помахать Филу и Томми, сидящим в машине, а затем издал радостный возглас. Техно толкнул своего близнеца локтем в рёбра, закатывая глаза с плохо скрытой нежностью, пока они тащили свои чемоданы к машине. – Хорошо, – сказал Фил, затаив дыхание, как будто он тоже внезапно осознал, что от мужчин, идущих к ним, их отделяет нечто большее, чем просто бордюр и тротуар, – ладно. Томми, помоги своим братьям с их чемоданами. Он кивнул и быстро отстегнулся от сиденья, дрожание рук выдавало его тревогу. Ладно, всё в порядке, он просто поможет им положить сумки в багажник, а потом будет чиллить на переднем сиденье. Потом он мог бы пойти погулять с Таббо и Ранбу и показать им кофейню, в которой он в последнее время практиковался. Ему даже не придётся общаться со своими братьями, всё будет в порядке. – Я не думаю, что в багажнике есть место, Фил, – напряжённый голос Уилбура перекрыл шум терминала, – думаю, нам придётся взять несколько сумок с собой в машину. – Ничего страшного! Положите что-нибудь вперёд, а Томми сядет с вами сзади, – Томми попытался подавить гримасу, искажавшую его лицо, и скривил губы в недовольстве. Отлично. Его планы по избеганию своих братьев были разрушены. – Быстрее, Томми! Поездка будет долгой, так что пора выезжать! Он почувствовал, как скрутило живот. Более чем двухчасовая поездка на машине на заднем сиденье с его братьями. Два часа, проведённых бок о бок с мужчинами, незнакомцами, которых он едва мог узнать. Фан-сука-тастика.

***

Хуже и быть не может. Уилбур не был идиотом (не считая издевательств Техно по поводу одного инцидента, включавшего в себя бутылку водки и аквариум), он знал, что это будет... неловко, когда он впервые воссоединится со своим младшим братом. Прошли годы с тех пор, когда они последний раз виделись лицом к лицу, и, чёрт, его брат вырос. От шумного маленького гремлина с детским личиком не осталось и следа, его заменил длинный подросток с плохой осанкой и глубоким хмурым взглядом. Были всё те же золотистые волосы и блестящие голубые глаза, которые он помнил, та же морщинка на носу, когда ему что-то не нравилось, или надувание щёк, когда ему было скучно, но это было... по-другому. Как будто каждое выражение было несколько подавлено, окрашено горечью, от которой Уилбур хмурил брови. Конечно, он не ждал, что Томми будет в восторге от прибытия своих братьев, но он, чёрт возьми, не ожидал, что подросток будет выглядеть так, будто готов убивать, когда его зажмут между двумя братьями. – Как долетели, мальчики? – спросил Фил с водительского кресла, встречаясь глазами с Уилбуром в зеркале заднего вида. Музыкант пожал плечами, не сводя глаз со светловолосого подростка, сидевшего рядом с ним, чей взгляд был решительно прикован к экрану телефона в его руке. – Всё было хорошо, попали в небольшую турбулентность, когда летели над Средним Западом, но это было куда лучше, чем мой полёт из Великобритании. Авиакомпания, которой я летел, случайно поменяла билеты Ники и Эрета на другой рейс, так что они прилетят завтра, – он не совал нос в чужие дела, сказал он себе, прищурившись, чтобы прочитать то, на что уставился Томми, он просто пытался найти какую-то общую тему для разговора. – Забыл, как сильно я ненавидел ещё и американскую транспортную безопасность. Они всегда так строги в своих дурацких правилах – они забрали целую бутылку шампуня, – может, ребёнок очень увлёкся игрой на телефоне, например Angry Birds или TapNinja. Он не был слишком взрослым для этого, да? Ему было всего шестнадцать. Семнадцать, Уилл. Слишком взрослый для какой-то глупой игры на телефон, упрекнуло его сознание, которое звучало до жути похоже на Ники, когда он говорил что-то особенно глупое. Он поёжился. Верно. Семнадцать – не самый весёлый возраст. Итак, что бы ни было на экране Томми, это определённо не Angry Birds. Похоже, это был текст… может быть, статья? Или книга? Он попытался незаметно наклониться ближе, сдвинувшись так, что его плечо коснулось плеча его брата. Томми вздрогнул от этого прикосновения и поднял голову, чтобы ледяным взглядом посмотреть на Уилбура, прежде чем выключить свой телефон. Уилбур ожидал, что возродится прежняя динамика, что его брат обругает его слишком большим количеством слов и громкостью на сотню децибел выше уместной, но всё, что Томми сделал, это откинул голову назад и закрыл глаза. Уилбур поймал взгляд сидящего напротив Техно, который мягко покачал головой. Что бы ты ни делал, прекрати это, почти кричала подёргивающаяся бровь его брата. Уилбур неохотно вернулся в исходное положение, давление костлявого плеча Томми на его плечо исчезло. – Так, каков план, старик? – заговорил Техно, убирая с лица розовую чёлку и хмыкая. – Мы заедем за едой? Или сразу домой? Фил промычал, бросив взгляд на дорогу, когда он включил левый поворотник и плавно перестроился на следующую полосу. – Томс и я ещё не завтракали, мы могли бы пойти взять что-нибудь с собой или поесть там? Что бы вы ни выбрали, я угощаю. Рядом с ним Томми немного поёрзал, нервно потянув за ремень безопасности на груди и приоткрыв один глаз. – О, эм, мне нужно встретиться с парой друзей после этого, так что ничего, если мы поедем домой? Он… он заберёт меня из дома, так что... – Друзья? Кто? – спросил Уилбур в то же время, когда Фил сказал, – где? Мы можем подбросить тебя, чтобы сэкономить на поездке. Томми побледнел, глядя то на отца, то на брата, словно не знал, кому ответить первым. Уилбур почувствовал укол беспокойства и попытался тепло улыбнуться Томми, на что мальчик только сильнее нахмурился. – Это просто... Это в кофейне неподалёку. Называется Кофейня Киноко. – О! Это то самое место, где когда-то были Морепродукты Эль Рапидс? Я как раз собирался попробовать. С кем ты там встречаешься? – вопрос Фила был безобиден, но Томми выглядел так, будто мужчина только что швырнул ему в живот шар для боулинга. Техно слегка фыркнул от удовольствия, отчего Уилбур расплылся в улыбке. – Эм, Таббо и Ранбу. Пара ребят со школы. Серьёзно, это неважно, они могут просто забрать меня из нашего дома. У Ранбу есть права. Фил моргнул, его лицо на мгновение стало пустым, пока он обдумывал слова своего сына. Уилбур нахмурился; Фил не знал, с кем дружит Томми? Почему он не знал, Томми что, никогда не упоминал о них? Кроме того, почему у Томми нет прав? Он просто медленно соображал, идя по стопам своего брата Техно и не получая права, пока ему не исполнится двадцать, или Фил не хотел, чтобы он водил машину? Мы упускаем часть пазла, он практически мог слышать размышления Техно, и, о чудо, на лице его брата отразилось такое же недоумение. Томми чего-то нам не говорит... или, может, Фил нам чего-то не говорит. Согласен. Уилбур внутренне фыркнул, скрестив руки на груди, и посмотрел на своего младшего брата. Колено Томми подпрыгивало вверх-вниз, он впивался зубами в нижнюю губу, ожидая ответа Фила. В машине было тихо, когда самый старший пассажир съехал с автострады, двигатель тихо урчал, пока они ехали. Затем: – Хорошо. Почему бы нам не взять тебя и не позавтракать всем вместе в Киноко? Так Ранбу не придется забирать тебя, и вы, мальчики, сможете поболтать, пока мы с твоими братьями будем есть. – Да, я не против этого, – Томми выглядел совсем не так, его руки были сжаты в кулаки, лёжа на его коленях, а плечи поднялись к ушам, когда он съёжился. Было странно видеть своего брата таким загадочным, но решительно молчаливым. Это был не тот мальчик, с которым Уилбур вырос, которого научил взломам The Sims и всем читам для Mario Kart; это был не тот мальчик, который в воспоминаниях Уилбура таскался за ним, словно утёнок, всегда пытаясь засунуть нос в дела Уилбура или рассмешить своего старшего брата своими нелепыми выходками. Это был не его Томми. От этой мысли у него в горле встал ком, и он с трудом проглотил его. Нет, это не могло быть правдой – должно быть, усталость заставляла его себя так вести, ребёнок рано проснулся, чтобы попасть в аэропорт в 6 утра, ради всего святого, и он даже не позавтракал! Да, или это нервозность; наверняка странно видеть своих старших братьев спустя такое долгое время. Они просто… с трудом пытались вернуться к старым отношениям, вот и всё. Для этого надо лишь хорошо поесть и немного отдохнуть, и всё будет в полном порядке. (Он не мог слушать женский голос в своей голове, говорящий ему перестать притворяться, на самом деле подумать о том, каково всё это для его младшего брата, которого он не видел почти семь лет. Почему он никогда не навещал его? Почему он даже не подумал позвонить своему младшему брату? Он был идиотом—) Всё будет нормально. Ему просто нужно поговорить с Томми наедине, вот и всё, спросить, как у него дела, и немного наверстать упущенное. Легко, Уилбур мог бы с лёгкостью снова войти в роль старшего брата. Не то чтобы он когда-то из неё выходил. (Верно?) – Чёрт возьми, да, не могу дождаться, чтобы опозорить Томми перед его друзьями. Эй, Тех, у тебя на телефоне всё ещё есть его детские фотографии? – Уилбур дерзко ухмыльнулся своим братьям, надеясь, что мерцание веселья в его глазах затмит его предыдущую дилемму. Это была шаткая попытка снять напряжение в машине, но, тем не менее, хорошая. Он уже мог видеть, как на губах Техно промелькнула озорная ухмылка, а Фил фыркнул с переднего сиденья. Но не было ни взволнованного румянца на щеках его брата, ни игриво рычавших проклятий, обещающих возмездие, вырывающихся из семнадцатилетнего парня. Вместо этого Томми просто повернул голову, чтобы уставиться на своего старшего брата с наибольшей злобой, какую Уилл когда-либо видел у ребёнка, когда Томми в гневе сморщил нос. Сердце Уилбура дрогнуло, и он почувствовал, как в его животе зародился страх – что случилось с его младшим братом? – Да, конечно, – Томми пробормотал и наклонился вперёд, упираясь локтями в колени и закрывая лицо ладонями. Уилбур мог видеть, как Техно пытался не вздрогнуть от внезапного исчезновения тепла тела их брата между ними; как будто Томми не хотел прикасаться к ним или даже находиться рядом с ними. – Просто сядьте за другой столик, ладно? Это было похоже на отвержение, и, чёрт возьми, жалило оно так же. – Хорошо, – протянул Техно, – мы оставим вас, старшеклассников, в покое. Не хочется сидеть с кучкой зануд, – поддразнивание было простым, достаточно беззаботным, чтобы вызвать пару смешков, но оно не нашло отклика. Даже Фил молчал. Всё в порядке, теперь он хватался за соломинку, пытаясь успокоить себя из-за огромной волны сомнений, обрушившейся на его голову, он, наверное, просто устал. Или капризничает – ты был капризным в этом возрасте, не так ли? Это нормально. Давай просто дадим ребенку немного поесть, и мы будем ссориться, будто в последний раз. Прямо как в старые добрые. Его глаза блуждали по глазам его близнеца, и он мог видеть отражение собственного беспокойства на похожем лице. Всё будет нормально, просто нужно время... Ему оставалось только надеяться, что у них его было достаточно.