Останься

Микки выгребал, не разбирая, свои вещи с полок и просто сгружал всё на пол в гостевой комнате. Лип сейчас должен был привести Йена домой. Мик не хотел думать о том, что происходит, не хотел в этом разбираться, наверно просто потому, что не хотел верить в это и принимать сложившуюся ситуацию. Но получалось, что вроде как всё уже произошло, и жизнь движется, не обращая внимания на твои беды, желания, надежды, боль… Он пока не знал, что делать. Никто не знал. Наверно ему надо съехать теперь, или может убраться вообще из этого грёбаного города, а ещё лучше сдохнуть… Стук в дверь спас его от падения в эту невыносимую пропасть жалости к себе, ненависти и отчаяния. Микки постарался взять себя в руки: - Привет, — вполне спокойно (как ему казалось) сказал он, открывая дверь и впуская Галлагеров. Он забрал у Липа сумку, пока тот придерживал дверь, а рыжий хромал в квартиру, осматриваясь. Прошла неделя с того момента, как Йен очнулся. Обошлось без переломов. Многочисленные ушибы и порезы, рваная рана на бедре и сотрясение мозга с последовавшей частичной амнезией. Он помнил с переменным успехом события до момента избиения гомофобами перед тем, как его должны были отправить в тюрьму, а потом - ничего. Собственно, как выяснилось, он и думал, что очнулся после той драки, а это значит, что практически два года жизни было стёрто. Однако самое необъяснимое, что из памяти рыжего напрочь исчезло всё, что связано с Милковичем, вернее всё, что связано с их охуеть странными, хрен знает как вырулившими к браку, но всё таки ИХ отношениями. Всё что, он мог вспомнить о Микки, это как малолетний гопник избивал и булил его будучи подростком. Затащив сумку в спальню, Микки открепил со стен их совместные фотки и теперь нервно теребил в руках, сомневаясь, что с ними делать. Его любимая была, где они танцевали, обнявшись, после свадебной церемонии, не видели, как Кевин заснял их на телефон. Маркером внизу Йен подписал «...in sickness and in health and all that shit...». Оба знали, когда они были сказаны, оба знали, как много они значат... Раньше оба… Теперь для Йена всё это не имело значения. - Не успел убрать, — бросил кратко брюнет и быстро положил фотографии на полку изображениями вниз, когда братья добрались до комнаты. — Я в гостиной, — и спешно ретировался... Сейчас Микки не мог понять, что было более мучительным: три дня пока Йен был в отключке или те семь дней после, в течение которых выяснялось, что его нет в жизни рыжего. Когда всех наконец пустили в палату, Йен пытался улыбаться и сдержанно отвечал на вопросы семейства. Мик взял его за ладонь: — Ну ты как, мужик? - Да, я, э-э, в порядке, — на лице появилась растерянность. Мик решил не придавать этому значение, учитывая ситуацию, но потом врач, попросил Липа и его пройти к нему в кабинет, сославшись, что нужно обсудить план лечения и уход. И тогда начался этот кошмар… - … Травматическая, диссоциативная амнезия...Мы не знаем точно, как много он помнит, это уже предстоит выяснить вам… его самым близким людям… Не давите, не торопите его… общайтесь как обычно… С вами будет работать психолог… В большинстве случаев память восстанавливается, хотя это может занять время…, — закончил доктор. - Сколько? Пару дней? Неделю? — голос Микки дрогнул. - Всегда по-разному, думаю надо надеяться, что… - Надеяться! Ты есть вы не знаете?! То есть, он может вообще никогда не вспомнить, что я был в его жизни?! Что за хуйня! — Мика понесло, — Это всё какой-то бред! — он устремился из кабинета, хлопнув дверью. - Бред! Бред! Он не помнит его! Совсем?! Ноги привели его обратно к палате мужа, но он не зашёл, а остановился, наблюдая через стекло. Карл, Дэбби и Френни, и даже невыносимая Тэмми вызывали отклик на лице, а значит в памяти рыжего… - Мик! — к нему по коридору приближался Лип. Но брюнет был настолько растерян сейчас, не понимал, что делать, ведь он за мгновение стал лишним для тех, кого уже навсегда принял, как свою семью. Он развернулся и быстро пошёл к выходу, а потом и вовсе побежал, уже не слыша, как Лип просил его остановиться и поговорить. Микки нервно докуривал сигарету на крыльце больницы, когда подошёл Лип, знаком попросив у того одну. Мик достал пачку, помог Липу прикурить и сам закурил вторую. Они затянулись пару раз молча, смотря перед собой. - Ситуация пиздец, бро… — выдохнул Лип, — и единственное что я точно знаю сейчас — это то, что ты ему нужен… - О чём ты говоришь? Всё что он видит, когда смотрит на меня, так это повзрослевшего чувака, который пиздил его в школе, а теперь какого-то хрена трётся рядом с ним… - Ты всё равно ему нужен. По большей части именно благодаря тебе он сейчас не в психушке, не в передозе, не проститутка в бойзтауне и не загнулся в тюряге… Ты любишь его и не оставишь его сейчас! Ты понял меня, блять! - голос Липа с каждым словом становился более уверенным и чётким. Оба помолчали. Лип затянулся последний раз, щелчком скинул окурок: - И он любит тебя… больше всех на свете… Пусть даже сейчас он не помнит об этом, — сказал он мягче, похлопав Микки по плечу, развернулся и пошёл обратно к брату. Именно Лип стал сейчас главным ориентиром для Йена. Остальные тоже его навещали, но именно с братом они подолгу разговаривали, выясняя что помнит рыжий, заполняя провалы. В том, что касалось Микки, Лип пока прошёл большими мазками, не вдаваясь в детали: начали работать вместе, трахаться, пойманы Тэрри, принудительная свадьба Мика, Евгений, каминг-аут Мика, что брюнет присматривал за ним в стрип-клубе и во время приступов биполярки, история с Сэми, разрыв, тюрьма, побег Микки из тюрьмы, снова разрыв, встреча в тюрьме, УДО, смерть офицера УДО, снова разрыв, свадьба, бизнес по перевозке бабок и травы, смерть Тэрри, Уэстсайд, годовщина… Пока для Йена это были фрагменты чьей-то чужой биографии, которые нужно было как-то соединить с оставшимися у него воспоминаниями, и получалось, что пробелы и подробности можно было получить только от Микки Милковича. Пиздец! Мик заходил к нему с утра и вечером, загружая свой основной день на работе перевозками по полной. Первые два дня они почти не говорили, или перекидывались фразами о каких-то общих вещах… Когда первый раз утром Мик на автомате наклонился поцеловать его в исцарапанный лоб, рыжий явно смутился и немного отпрянул… Больше Мик его не касался. Не без стараний Липа он начала разговоры с Джен, больничным психологом. Ей было около 50, она не особо церемонилась, была откровенна, при этом терпелива и пыталась искренне помочь. Ей каким-то образом удавалось успокоить Микки что ли, перенаправить эмоции, подсказать как себя вести, убедить, что Йену нужно привыкнуть и он сам сделает первый шаг, когда будет готов, у него должно появиться желание узнавать прошлое, вспомнить о Микки. Утром пятого дня, когда Мик, деловито расспросив всё о состоянии и таблетках, дозировках, затих, оперившись спиной о подоконник, Йен вдруг заговорил: - Я в растерянности, — он глубоко вдохнул, выдохнул, — я не могу ничего обещать тебе, и если честно не понимаю почему должен… Микки стало не хватать воздуха, как будто он разучился дышать, он зацепился взглядом за рисунок на стене и замер… Вот они опять в этой точке отсчёта: Йен его бросает… Мик определённо понимал, что на этот раз у него не будет сил выбраться, если сейчас рыжий (пусть даже не осознавая этого) опять толкнёт его в эту пропасть... - И думаю, ты ничего мне не должен… «Блять серьёзно! Теми же словами!» - Мик попытался втянуть хоть немного воздуха. - Но, мужик, плачущий ты — это первое, что я увидел, когда очнулся после аварии… Думаю, это что-то значит… Я не могу ничего обещать, но если ты будешь поблизости я… я не против… Если сам захочешь, конечно… в такой ситуации… тебе должно быть пиздец хреново… Мик закрыл глаза, получилось вдохнуть, получилось сделать небольшой шажок от пропасти. «Теперь просто дыши, Мик, просто дыши,» — повторял он про себя. - Да… конечно, — хрипло проговорил он, выходя их палаты. «Конечно, мне хреново» или «конечно, если захочу» или «конечно, я буду поблизости»? Йен чувствовал себя странно, когда Микки Милкович был в палате, особенно после того, что рассказал Лип. Как может вывалиться из памяти такая важная составляющая?! Или она была не так уж важна?! Возмужавший, заботящийся, уверенный, красивый (хоть и потрёпанный в эти дни), обнимающий его братьев и сестёр, тискающий маленькую Френни, Микки Милкович! (Когда Дебби вчера вечером пришла навестить его, Мик как раз был в палате, и рыжее, щербатое чудо с возгласом «Дядя Микки!» забралось к нему на руки, обнимая за шею, и, нежно посмотрев на Йена, добавило: «Дядя Микки, когда дядю Йена выпишут, я всё-таки приду к вам на ночёвку!?»). Этот мужчина никак не совпадал с картинкой, оставшейся в памяти — чумазый, грубый гопник, не упускавший случая отхерачить кого-нибудь или обокрасть — сын своего отца расиста, гомофоба и реального уёбка Терри Милковича … теперь его собственный муж! Одновременно ему становилось как-будто спокойно, когда Микки заходил к нему. Они мало разговаривали, в основном про лечение, что нужно принести Йену, кто навещал его, что говорят врачи… Брюнет становился обычно у окна, не прикасался к нему после неуклюжего поцелуя в первое утро, не поднимал тем относительно их отношений, за что Йен был благодарен. Он понимал, что им придётся начать говорить об этом, понимал, что это не будет легко для обоих и понимал также, что неизвестно, к чему в итоге этот разговор может привести. В ту ночь ему впервые приснился этот сон. Йен пытался открыть дверь, однако, он нигде не был заперт, вокруг были люди, город, жизнь, и дверь, казалось, ничего не закрывала - просто деревянная дверь посреди улицы. И он дергает за ручку, вверх, вниз, толкает ладонью, наваливается плечом, дёргает ей на себя, но та не поддаётся, даже скрипа не издаёт... Наглухо, плотно закрыто. Когда Йену сообщили о выписке, они как-то все вместе без особых сомнений, хотя и без особого энтузиазма, решили, что он вернётся в квартиру, которую они снимали с Микки, договорившись, что семейство поочередности будет заезжать к ним. А дальше посмотрим. Выходцы их Сауфсайда не отличались способностью к долгосрочному планированию, они ориентировались по ситуации, решая проблемы по мере поступления, и, хотя зачастую эти проблемы сыпались, как из рога изобилия, никто бы не стал оспаривать способность этих ребят к выживанию. Когда Лип ушёл, Микки заглянул в спальню. Рыжий сидел на кровати, руками опиравшись о край, и выпрямив левую ногу, которая плохо заживала и ещё требовала ежедневной обработки и перевязки. - Мне нужно сделать сегодня несколько рейсов. Еда в холодильнике, — начал Микки, — отдыхай и… осматривайся, что ли… Вообще то, это ты притащил нас сюда жить, так что, наверно тебе тут должно понравиться. - Да. Хорошо. Пока, — не поднимая головы проговорил Йен. - Ага… Микки помялся с секунду и вышел.