Выбей из себя всю дурь

Он шел не сам. Упираясь о чье-то плечо, путаясь в заплетающихся ногах, неминуемо падая на колени и вновь поднимаясь, он брел, подпираемый кем-то по знакомым, но в то же время неузнаваемым коридорам. Чужие волосы щекотали шею, Ойкава практически нависал над ним, он спутанно соображал, но, судя по сбитому дыханию и шаркающим шагам человека, он был ниже и слабее Тоору. – Я... сам, – прохрипел Ойкава, делая резкий выпад в бок, ударясь плечом о стену. Он выставил перед собой ладонь, пытаясь удержать равновесие. Все еще испачканная в крови, она скользнула по стене, потянув за собой неустойчиво стоявшего Ойкаву. Он завалился, зацепив ногами спутника, который так же, с глухим ударом и шумным выдохом, упал рядом. – Да ты сам даже стоять не можешь, – возмущенный тон, но голос, Ойкава резко вскинул голову, такой приятный, нежный, тягучий. Парень смахнул серые волосы со лба, вставая, потирая ушибленное место. Он протянул Ойкаве руку. – Что с тобой? Тоору, вновь удерживаемый спутником, встал. Живот болезненно скручивало, в нем было так же пусто, как в глазах того ненормального, стоящего с руками, по локоть в крови и удерживающего полуоторванную чужую конечность. Ойкава дрогнул, зажмурившись до черных пятен. – Все в порядке. Карие глаза смеялись. – Ты только что упал, при этом завалив меня. Прекращай восхваляться безосновательной смелостью, и позволь помочь. Или ты хочешь и дальше ползти на своих четверых? – Зачем? – все такой же хриплый голос. Ойкава едва мог шевелить губами, и эта слабость, затронувшая не только его, но и чужого человека, выводила его из себя. Он не понимал, почему его ноги дрожали, а руки сводило судорогами, не понимал, почему одно воспоминание о крови заставляло его мысленно погружаться в нее, тонуть в вязкой, тошнотворной, кисловатой жидкости. Он чувствовал, как она, покрывая корочкой все тело, остывала, холодела, стягивала кожу, и ее хотелось содрать зубами. Так же, как он оторвал ухо Терушиме. – Зачем я помогаю тебя? – парень говорил сдавленно, удерживая крупное, в сравнении с собой, тело Ойкавы. – Мне нужно было оставить тебя валяться без сознания? – Возможно, я твой будущий противник, и мое состояние пошло бы тебе на пользу. Спутник слабо засмеялся. – Об этом можешь не беспокоиться. Я в боях не участвую. Ойкава медленно повернул голову, шея болезненно ныла. Парень стыдливо прожигал дыру в стенах, не смотря на Тоору, он морщился, его брови кривились к переносице. Даже сейчас он оставался красивым, его лицо, несмотря на возраст, ему не могло быть меньше двадцати пяти, казалось совсем юным и невинным, словно не тронутым ни временем, ни людьми. – Что ты тогда здесь делаешь? Он облизнул ухоженные бледно-розовые губы. – То же, что и ты. Зарабатываю. – И... каким способом? – Ойкава говорил сдавленно, едва удерживая себя от того, чтобы перейти на неподобающий шепот. Что-то смущало его, что-то казалось неправильным. В том, как спутник прятал красивое лицо за длинной серой челкой, в том, как пристыженно сводил густые брови, в том, как скрывал фигуру за мешковатой одеждой. "Некоторым везет". Иваизуми был врачом. Яку – барменом. Мива – гидом. Ойкава – участником арены. "Другим приходится искать альтернативы". – Своим телом, – он не замедлил шага, не затих, проговорил это, словно озвучив новости, ни плохие, ни хорошие, и продолжил нести Ойкаву по сплетению коридоров. Тоору молчал. Не смотрел на спутника, ошибочно определив его невинность и нетронутость. Это не вызывало отвержения, ему не стали неприятны чужие руки на собственном теле, несмотря на осознание того, где эти руки бывали. Это просто было неправильно. – Мы пришли. Отоспись и обмойся, – парень отпустил его, позволив облокотиться о стену. – Я не знаю, которая из коек твоя, так что, надеюсь, ты сам сможешь определить. Ойкава кивнул. – И будет лучше, – он замялся, потерев ладонью шею. – Если ты не расскажешь никому, что видел меня. Мне не то, чтобы можно было покидать нижний уровень. Парень сцепил руки за спиной, дернув головой, челка вновь упала ему на лоб. Он развернулся, оставляя Ойкаву. – Стой! – Тоору кричал так же хрипло, как и говорил. Парень застыл, обернувшись через плечо. – Ты... Ты, – Тоору отпрянул от стены, ощущая дрожь в ногах и, удерживая себя на них, сделал небольшой шаг вперед. Мысли разбредались, не успевая собраться в единый разумный ком, чтобы позволить ему произнести нечто подходящее, хорошее, правильное. Нечто стоящее. Теперь, когда свет спальни освещал его лицо, не такое невинное, как ему казалось раньше, он видел. Залегшие синяки под глазами. Обкусанные губы. Едва заметный шрамик над бровью. Родинку у левого глаза. – Красивый. Карие глаза широко распахнулись, но всего на мгновение, прежде чем покрыться еле уловимой призрачной пленкой чего-то, с чем Тоору раньше не сталкивался. Это была сознательность, граничащая с тоской, прикрытая смирением, но так похожая на нескрываемую грусть. – Да. Я знаю. ХХХ Империя не позволяла ему уснуть. Как только он закрывал глаза, клетка за ним захлопывалась, а уши разрезали нечеловеческие крики, прерывающиеся треском рвущихся связок и хрустом ломающихся костей, в нос ударял кисловатый металлический запах, а вязкие слюни, которые он с болью проглатывал, обращались в кровь. Он метался по койке, пытаясь заткнуть орущие мысли, но те не унимались, и проблема была в том, что Ойкава не осознавал, о чем думал. Он просто ощущал, что все это – оторванная конечность Тсукишимы, обезумевший Куроо, ослепший на один глаз Акааши, грустный, но красивый перень – не давали ему покоя. Почему он не мог переносить вида увечий? Почему так испугался действий Куроо, хотя сам до этого отгрыз противнику ухо? Почему не смог взглянуть в слепой глаз Акааши? Почему не поинтересовался именем незнакомца? Почему он ощущал себя неимоверным идиотом, по ошибке запертым в узких стенах этого места с больными на голову людьми? Когда он открыл глаза, было по-прежнему светло. Мало что могло измениться, исходя из факта того, что освещение везде было одинаковым, за исключением цветов. В медкабинете – светловато-зеленый, в баре – теплый оранжевый, в коридорах и спальне – раздражающе яркий белый. Неестественное освещение не позволяло ориентироваться во времени, смешивало дни в один нескончаемый. Ему нужны были часы, чтобы не сойти с ума. И поесть, потому что желудок, казалось, готов был начать пожирать сам себя, лишь бы унять ноющую боль внутри. Ойкава заставил себя подняться, сполз с койки, расправил плечи, выгнувшись в затекшей спине. Пригладил смятое одеяло, на подушке мокрыми пятнами скопился пот. Видимо, он снова бредил во сне. Ойкава принюхался к себе, тут же сморщившись. Кисловатый запах пота смешивался с вонью запекшейся крови, все еще остававшейся на нем. Ойкава опустился на колени, запустив руки под койку, и выудил небольшую спортивную сумку, в которую сложил все, что приобрел за один поход на рынок. К сожалению Тоору, небезызвестного Укая тогда на месте не было, поэтому все свое имущество, ограниченное полотенцем, блокнотом с парой ручек, остатками шампуня, футболкой, худи и штанами, он купил у какого-то старика, тоже назвавшегося Укаем. Семейный бизнес? Тоору кинул полотенце на шею, прихватил одежду и шаркающей – ноги все еще подгибались – походкой направился в душ. Стоя под слабым напором холодной воды, он осматривал собственное тело. Гематома в области груди, оставшаяся еще с первого боя, синяк на бедре, видимо, от многократных падений, застрявшие кусочки кожи под ногтями, свои или чужие, запекшаяся корочка кожи на ладонях, покрасневшие колени и локти. Он дотронулся до лица. Губы щипало, потрескавшиеся, они кровили, над скулой болезненно ныло, очередной синяк, уже проявлялась щетина, и у него не было и подобия бритвы. Ойкава поморщился, довольствуясь лишь тем, что в этом месте, помимо часов, не было и зеркал. Хотя бы ему не приходилось наблюдать такое печальное зрелище под наименованием его лица. Чего не скажешь о других. Он подставил лицо под воду, запрокинув голову, капли больно ударялись о веки обоих здоровых глаз. Интересно, насколько трудно сейчас Акааши без глаза? А Семи? Тоору прикрыл один глаз ладонью, огляделся по сторонам, черная пустота сбоку немного смущала, но не особо препятствовала обзору. Он помотал головой. Глупости. Он повернул кран, взял полотенце, провел им по телу, морщась, когда дотрагивался до ушибов, и поспешно высушил волосы. Вода придала ему сил, или их видимость, мысли начали выстраиваться в логические цепочки. Ему нужно было поесть, увидеться с кем-нибудь из тех, кто оставался в зоне видимости арены до последнего, вроде, Акааши или Хинаты, возможно, Яку, который наверняка уже был в курсе произошедшего. Зайти к Миве за деньгами и, возможно, спросить за Терушиму и его приставания. По-хорошему, спуститься на нижние этажи к незнакомцу, разузнать его имя или хотя бы отблагодарить. Ойкава сомневался, стоит ли ему заходить к Иваизуми, которому сегодня, после двух кровавых боев, явно было не до него. Чем он сейчас занимался? Пришивал руку? Такое вообще возможно собрать воедино? Ойкава ударил себя по виску, заставляя резко взорвавшийся энергичный поток мыслей заглохнуть. Продолжить думать в этом направлении – в направлении оторванных конечностей – и не будет в состоянии запихнуть в себя еду еще несколько суток. Бар или столовая, в зависимости от того, какое время суток сейчас было, встретили его привычным теплым, слегка приглушенным светом. Людей было мало, рассредоточенные по всей комнате, они общались в небольших компаниях. Ойкава застыл в проходе, выискивая знакомых. В правом углу, словно спрятавшись, сидели Бокуто и Куроо. Последний зарылся лицом в ладонях, иногда вздёргивая плечами. Он запустил пальцы в грязные волосы, натянув их, и прислонился лбом о стол. Бокуто вздрогнул. Он протянул руку к Куроо, слегка коснувшись его плеча, но последний отбросил чужую ладонь, замотав головой. Он поднял лицо, впившись взглядом куда-то за спину Бокуто, не в пустоту, словно видя там кого-то. Красные глаза помутнели, кожа нездорового белого цвета шла вразрез с чёрными волосами, мокрые пряди которых липли ко лбу. Куроо потянулся за стаканом, опрокинув жидкость в себя, поморщился и хрипло засмеялся. Ойкава сглотнул, подавляя очередной приступ тошноты и направился в противоположную от них сторону. С ними ему делать было нечего. – Ойкава! – знакомый высокий голос. Тоору улыбнулся. – Шое-кун, как приятно. Я как раз вас, – он пробежался взглядом по знакомой компании. – И искал. Яку сдержанно кивнул, поднеся стакан ко рту и отпив немного яркой оранжевой жидкости. Акааши постукивал палочками по тарелке, вышкребывая остатки риса. Хината активно махал рукой, постукивая ладонью по скамье рядом, приглашая Тоору сесть. – Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – проговорил Ойкава, заглядывая в пустую тарелки Кейджи. Тот поймал его взгляд. – Там, – он указал палочками на стоящие в удалении столы. – Остатки сегодняшнего ужина. Рис и курица, холодные, но вполне себе съедобные. – Ужин? Значит, я проспал, – он закатил глаза, представляя себе примерный отчет. – Без толку. Который сейчас час? Я сойду с ума, если не узнаю время. Яку задрал рукав толстовки, демонстративно выкручивая руку так, чтобы циферблат крупных механических часов был виден всем присутствующим. Хината вновь завистливо заскулил. – Сейчас половина одиннадцатого. Последний бой, то есть Куроо и Тсукишимы, состоялся часа три назад. Остальные расчеты проводи сам. Три часа назад Куроо оторвал Тсукишиме руку. Отнять от этого времени блуждание по коридорам в одиночестве, после – в компании привлекательного незнакомца, а так же душ, выходило не более полутора часов сна. Неудивительно, что голова раскалывалась, словно по ней хорошенько прошлись кувалдой. – Яку-сан, – на языке привкус крови, стоило Кею вновь ворваться в его мысли. – Если вы здесь, то кто наливает? – Стажер, – Яку кивком головы указал на высокого, действительно длинного, даже для Ойкавы, парня, опирающегося о стойку. – Не смотри на рост. Идиот идиотом. Без понятия, как он здесь оказался, но Ушиджима попросил его обучить, а ему противиться я не могу. Вот стоит, опыт нарабатывает. Тоору медленно кивнул. – Я могу выпить сейчас, а деньги отдать позже? Я еще не заходил к Миве, а голова сейчас отвалится, если не расслаблюсь. Яку ухмыльнулся. – Во-первых, никакой выпивки, пока не пожрешь. Я тебя не понесу, если ты свалишься прямо здесь, Ойкава. Во-вторых, от алкоголя голова только сильнее потом разболится, сам же знаешь. И, последнее, у меня есть способ расслабиться гораздо более действенный. Ты уже забыл? Ойкава нахмурился, вспоминая, о чем говорил Яку. Ничего не приходило на ум. – Прости, действительно забыл. – Иди поешь. Тоору поднялся, прошел к столам, на которые указал Акааши. Сам Кейджи удалился под предлогом отнести грязную посуду. Сейчас же он что-то говорил на ухо Бокуто, тот молчал, выслушивая. Его руки едва заметно дрожали, он поочередно загибал и разгибал пальцы, нервозно сжимал кулаки. Тоору застыл с тарелкой в руках. Акааши, глянув исподлобья перед собой, опустил взгляд, мягко коснувшись пальцами предплечья Бокуто. Он наклонился ближе к нему, практически касаясь губами его уха, и что-то прошептал. Бокуто опустил голову. Ойкава видел, как зарделись его щеки и как показалась слабая, но не в силах быть спрятанная, улыбка. Ойкава вернулся к столу. Хината и Яку что-то оживленно обсуждали. Тоору засунул в рот кусок курицы, практически не жуя его, проглотил. Терпимо. В нем резко пробудился голод. Палочки постукивали по тарелке, пока он опустошал ее, не вслушиваясь в то, что обсуждали его... товарищи? знакомые? Он не отрывался от еды, пока скамейка не качнулась, когда на нее опустился Акааши. Полуслепой парень протянул Тоору бутылку воды. – Не стоит пялиться на людей так открыто, – тихо произнес он. – Прости, – Ойкава кивнул, беря бутылку из его рук. Кейджи смерил его лишенным эмоций взглядом. Слепой глаз слегка отставал от здорового. Ойкава вернулся к еде. Интересно, насколько хуже выглядел Семи, которому глаз проткнули насквозь ножом? Скрывает ли он отсутствие глазного яблока повязками или ходит с пустующей вмятиной? Тоору отодвинул тарелку. – Ты забавный, – протянул Яку. – М? – Ойкава посмотрел на него. – О чем ты? – Неужели настолько боишься крови и всего, что связано с увечиями? Как ты тогда собрался подняться на ранг А? Ойкава пожал плечами. – Привыкну. Да и я планирую добраться хотя бы до B уровня. Когда я смогу пройти испытание на переход? – Тебе нужна еще одна победа, – вмешался Хината. – Одолеешь трех человек подряд, и сможешь запросить участия на бой с игроком ранга В. – Я-ясно, – Тоору глотнул воды. Холодная. – И как у тебя обстоят дела с этим, Шое-кун? – После проигрыша Аонэ мой счет обнулился, так что придется заново достичь победы над тремя игроками. Ойкава опустил голову, взглянув сначала на понурого Хинату, после – на чем-то обеспокоенного Акааши. Он открыл рот, но его перебили. – Я не хочу выслушивать истории о боях хотя бы от вас, мне ими все уши прожжужали на протяжении дня, – сухо проговорил Яку, опустошив очередной стакан. Он вообще пьянеет? – Ойкава, прекращай мучить курицу, еда здесь не отравлена. Хината, заканчивай покачиваться на скамейке, это не позволит тебе накачать ноги. Акааши, ты... Ты меня не раздражаешь, но, пожалуйста, хватит постоянно пялиться на Бокуто. Он в порядке. Куроо нужно выговориться, и ты знаешь, что Бокуто – единственный, кому он может довериться. Потом они оба придут ко мне, я хорошенько их напою, и они отрубятся до самого утра. Надоели ваши заебанные лица. Они втроем – Хината, Ойкава и Акааши – удивленно уставились на бармена. То, с какой поразительной точностью и сухой прямолинейностью он отчитал их, вызывало если не восхищение, то хотя бы долю уважения. Смело с его стороны было указывать на это людям, которые могли переломать его кости. Или безрассудно, как заметил бы Иваизуми. – А теперь пойдем курить. Акааши, ты с нами? – Яку поднялся с места. Кейджи задумался. Он еще раз обернулся куда-то за спину, игнорируя указания Яку и, удостоившись, что Бокуто все еще был с Куроо, кивнул. – У тебя остались? Я все выкурил... Тогда. Яку похлопал по карману. – Да, всегда с собой. Ойкава? – Что Ойкава? – он возмущенно свел брови. – У меня ничего нет. – Ты идиот? – Яку потер пальцами переносицу. – Я же обещал научить. Так что сегодня угощаю. Меня уже тошнит от этого места, пойдемте вниз. Хината, до встречи. Бармен быстрым шагом направился к двери, что-то на прощание кинув подорвавшемуся с места стажеру. Акааши, спрятав руки в карманы, последовал за ним. Ойкава, кивнув Хинате, решил не отставать. Прикусил язык, чтобы не задавать лишних вопросов, хотя те и были. Они направляются "вниз"? Туда, откуда пришел незнакомец? Или здесь несколько "низов", разделенных на зоны? Насколько вообще большое это место? И каким образом они собрались курить внизу, а не на поверхности? Они шли молча. Петляли по коридорам, пока не добрели до лестницы. Не той, что вела к рынку Укая, видимо, эта спускалась на более нижние этажи. Свет здесь казался серым, таким мрачным, что Ойкава едва различал ступени. Яку и Акааши шли свободно. Как давно они здесь? Они прошли еще несколько лестничных пролетов, прежде чем уйти в сторону, зайдя в узкое пространство очередного коридора. Добирались на ощупь, отдаваясь интуиции, потому что света здесь не было совсем. Ойкава водил ладонью по стене, прислушиваясь к шагам спутников. Их молчание нервировало, он боялся отстать от них, потеряться в этой кромешной тьме, не суметь вернуться обратно. Страшился, что ноги запнутся обо что-то мягкое, но тяжелое, чей-то труп, такого же заблудшего путника. Или все еще живого, но ослабшего до такой степени, что сил у него хватит только на то, чтобы вцепиться костлявыми пальцами в ногу Тоору, повалив его на себя. Ойкава помотал головой. Слишком много необоснованных опасений. – Не споткнись, – тихий голос Акааши. Ойкава различил слегка заметную полоску света, когда коридор немного расширился. Перед ним была коробка. Примерно три на три метра, и освещение в ней казалось... естественным? Он сделал шаг вперед, запнувшись обо что-то и, не удержав равновесие, рухнул, чуть не задев стоявшего в стороне Акааши. – Я же предупредил, – пробурчал тот, протягивая Ойкаве руку. Тоору перевернулся на спину, и едва не задохнулся, когда в грудь словно что-то ударило. Звезды. Высоко над ним, над простирающимися вверх стенами коробки, висели они, поблескивая, заглядывая внутрь. Россыпью покрывали мрачное безоблачное небо. Если бы не решетка, перекрывающая вид, они, казалось, упали бы Ойкаве под ноги. – Где... Где мы? – он обернулся на Яку, который уже извлек пачку сигарет. Акааши протянул ему зажигалку. – Заброшенная шахта лифта. Самого механизма уже нет, осталось только это. Единственное место, где было возможно подышать свежим воздухом, превратилось в курилку, но никто не высказал недовольств. Да и не все про это место знают. Сбежать отсюда не получится. Тут шесть этажов верхом, да и там, видишь, решетка, – Яку щелкнул зажигалкой. – Если не вспоминать того случая, – добавил Акааши, беря сигарету из пальцев Яку. Яку кивнул, затягиваясь. – Да. Держи, – он открыл пачку, подставляя ее Ойкаве. Тоору вынул сигарету, поднес ее к губам, слегка зажал между зубов. Акааши передал ему зажигалку. Тоору провел большим пальцем по колесику. Поднес огонек к сигарете. – Что за случай? Яку и Акааши переглянулись. Кейджи кивнул, Яку закатил глаза. – Был один умник. Соорудил собственноручно "кошку" из того, что сумел найти на рынке Укая. Вечером попытался с помощью нее подтянуться до решетки. А на утро уже болтался на ней же, подвешенный за шею. Он еще с неделю висел там, пока тело не оторвалось от головы, и Ушиджима не позволил его убрать. Вот такая вышла поучительная история. Ойкава кивнул, переваривая информацию. Хотя, именно такие мысли у него и не переваривались. Он затянулся. – А что с Тсукишимой? – Куроо от него пришлось отдирать, пока тот не оторвал ему вторую руку. Самого Кея отнесли к Иваизуми, дальнейшая его судьба пока что неизвестна. Сомневаюсь, что руку можно будет спасти, – мрачно проговорил Яку. Яку курил быстро. Стряхивал пепел на пол, тут же вытирал его ботинком. Акааши редко подносил сигарету к губам, но затягивался глубоко, надолго задерживая дым во рту. Он откинул голову, оперевшись о стену, и посмотрел наверх. – Когда-нибудь мы все отсюда выберемся, – Кейджи проговорил это слабо, так, словно не хотел, чтобы кто-то его услышал. Ему никто не ответил. Но Ойкава знал, каждому из присутствующих хотелось в это верить.