Выбей из себя всю дурь

– Ты с ума сошел?! – Мива одернула его за плечо, руку свело судорогой. Ойкава сморщил лицо, ощущая разрыв раны на губе, и, слизнув выступившую кровь, метнул взгляд в сторону. Девушка выпучила синие глаза, бешено бегая ими по лицу Ойкавы, словно выискивая подтверждение своим словам. Цепкой хваткой вынудила его остановиться. Тоору пожал плечами, опираясь спиной о стену. – С чего бы? – С того, что своей, – она выгнула брови, притихнув. Мимо прошли игроки, зал пустел. – Безосновательной самонадеянностью ты только что вырыл себе могилу. Ты имеешь хотя бы мизерное представление о том, кого из себя представляет Ушиджима? Или ты думаешь, он обыкновенный надзиратель? Возможно, считаешь, что у него нет рычагов давления, о! или ты не слышал о его цепных псах? Что, ты, мать твою, творишь?! – Во-первых, – Ойкава потянул вверх руку, избавляясь от хватки Мивы. – Мне льстит твоя забота. Во-вторых, почему я не могу воспользоваться всем, что предлагает это место? Я люблю брать от жизни все, как бы легкомысленно это ни звучало. И, в-третьих, мне казалось, ты не мой ментор, – он ухмыльнулся, девушка закатила глаза. Она покачала головой, растрепав непослушные волосы. – Ты прав, твое дело. Просто за все то время, что я пробыла здесь, таких безнадежно упрямых придурков тут не было. Тоору хмыкнул, растянув губы. – Приму это за комплимент. – Придешь за выплатой завтра ко мне, – Мива заправила волосы за уши. – И сними эти бинты, на руки взглянуть страшно. Ойкава опустил взгляд. Бинты, подсохнув, окрасились в темный, практически черный, но все еще красный по краям. Сухой корочкой вырисовывали контур костяшек, неприятно стягивали кожу. Тоору поддернул ногтем бинт, надорвав его, и потянул на себя, осторожно собирая в комок. Марлевая повязка липла к открытым ранам на руках, в особенности к области, наиболее причастной к ударам. Ойкава морщился, сдирая бинт с костяшек, терпя нервные импульсы, толчками проходящие по рукам, и, несмотря на дискомфорт, ощущал приятное покалывание в пальцах. Боль успокаивала. Он не заметил, когда Мива удалилась, но, стоило ему оторвать взгляд от бинтов, тот приковался к потухнувшей – огни над ней погасли – арене. Согнувшись в спине, по ней ползал долговязый человек. Светлые волосы падали на лоб, пот капал на протираемый им пол. Мужчина припадал грудью к арене, морщился, вновь поднимался, удерживаясь на коленях, левой рукой сжимал грязную тряпку. Правой руки не было. Обрубок в области локтя, замотанный бинтами, безжизненно висел, покачиваясь при его движениях. Ойкава сглотнул, тело продрогло ознобом. Азарт, вызванный победой, вытеснил остальные эмоции, затмил собой спектр чувств, но сейчас, затонув в подсознании, уступил место осмыслению. Был ли Тоору близок к тому, чтобы убить человека? Собственными руками вдавить его в землю, обрушивая удар за ударом, пока бездыханное тело не начнет ломаться под ними? Превратить Суну в то, что сотворил с Кеем Куроо? Остановился бы он, если бы не прозвучавший гудок, назойливо бьющий по ушам и взывающий к соблюдению единственного правила арены? Бой прекращается, когда один из участников не в состоянии его продолжать. Тоору дернул головой, закинув ее назад, ощущая жгучую тяжесть, разливающуюся по височной доле. Удар о стену пришелся на затылок, на мгновение остановив мыслительный поток. Он устало вздохнул, дотрагиваясь пальцами до лопнувшей губы, на скуле неприятно тянуло, видимо, ушиб от падения. Ойкава не знал, как он выглядел сейчас, ни разу не взглянул в зеркало с момента попадания в империю, не имея и малейшего представления, сколько здесь пробыл. Он поправил мокрую от пота челку, обежал взглядом оставшихся в зале игроков и, не найдя знакомых лиц, помимо мрачно поглядывающего единственным глазом – второй был замотан – исподлобья Семи и его извечного спутника, неспешно прошел к выходу. Стоило придумать, чем он мог занять себя до конца дня, прежде чем усталость свалит его в кровать или за барный столик к Яку. Стоило ему дойти до спальни, накопившееся изнеможение свалило его с ног. Рухнув на колени, он в полусидячем положении положил руки на койку, уперевшись подбородком в металлический корпус кровати. Тоору зевнул. Хотелось спать, но он знал, что не сможет закрыть глаза. В голове мелькали расплывчатые образы, появляющиеся из тумана, в нем же исчезающие, обезличенные фигуры, призрачные подобия людей. Он слышал голоса, но не воспринимал их, словно те не имели за собой смысла. Ойкава раздраженно тряхнул головой. – Душ. Однозначно. Вода, сначала ржаво-красная, затем – прозрачная, стекала в водосток, с бурлящим звуком исчезая где-то в недрах земли. Ойкава выдохнул, подставив лицо под ледяной, слабый, иного выбора не было, напор. Вода приятно обволакивала тело, целительной мазью проходясь по ушибленным местам, ребра неприятно чесались, краснота не спадала. Ойкава провел ладонью по бедрам, распределяя остатки шампуня, поднял руку, коснувшись плеч, шеи. Вода шумным эхом расходилась по небольшому помещению, вмещавшему в себя порядка десяти кабинок, отделенных друг от друга матовыми стеклами. Было тихо. Тоору повернул кран, выключив воду, запустил пальцы в мокрые волосы, прошерстив их. Шампунь приятно пах цветами, но Ойкава не мог уловить аромата. Ромашки? Астры? Гортензии? Он занес руку наверх, дотягиваясь до закинутого на стекло полотенца, поднес его к волосам, когда до него донеслись шаги. Неравномерные, одни – торопливые и шумные, другие – медлительные и шаркающие. Двое человек приближались к нему, и Ойкава шумно выдохнул, не имея и малейшего понятия, чего стоило ожидать. – Симпатичная задница, – низкий, ленивый, словно нараспев, голос. – Только плосковата. Ойкава возмущенно свел брови, дернув головой, обернулся через плечо. Нахальная, самодовольная улыбка одними губами, расслабленный взгляд. Согнувшись в спине и заложив за нее руки, мужчина откровенно пялился на Ойкаву, не смущаясь его наготы. Тоору опустил руки, обернув полотенце вокруг бедер. – Что-то нужно? – он вскинул подбородок, глядя на незнакомца сверху вниз. Тот ухмыльнулся, довольно махнув головой. Он разогнулся, хрустнув позвонками, оторвал взгляд от Тоору, и прошел в соседнюю кабинку. Ойкава скинул полотенце, быстро натянул одежду, не до конца избавившись от влаги на теле и едва ли вытерев волосы. Все еще мокрые, вода капала с них на футболку. Стекло не запотевало за неимением горячей воды, и Тоору видел изгибы его тела. Вырисовывающиеся мышцы, перекатывающиеся на руках, торсе и ногах при каждом его движении, крупные бедра, упругую грудь, сильные плечи. И внимательный взгляд карих глаз, направленных на него. Ойкава отвернулся, стянув с полок остатки своих вещей, поспешил покинуть душевую. Становилось жарко, несмотря на то, что тело сводило судорогами от ледяной воды. – Ты идешь или нет? – тот же голос, не заглухающий за напором воды. – Извини? – Тоору скривил губы, обернувшись на звук. – Какого хрена тебе нужно? – Это он не тебе, – хриплый, совсем тихий голос за спиной. Ойкава глянул через плечо. Кудрявые черные волосы и натянутая на нос маска практически полностью закрывали его лицо. Мужчина, согнувшись в спине и убрав руки в карманы, обошел Тоору, старательно придерживаясь стены, словно боясь коснуться Ойкавы. – Я же просил прийти сюда раньше, чтобы здесь никого не было. – Добавил он, обращаясь не к Тоору. – Зато смотри кого я нашел, – лицо незнакомца выглянуло из-за стекла. – Может, он присоединится? Его окинули презрительным, словно он выглядел хуже избитой в подворотне проститутки, взглядом, тут же отвернувшись от него. – Нет. – Оми-оми, я шучу, – такая же ленивая улыбка, тот же заискивающий взгляд. – До нас он в любом случае не дотягивает. Ойкава замер в проходе. Не оборачиваясь, уставившись в железную дверь, бросил. – И что это значит? – А то и значит, – протянул он. – Я видел тебя на арене. Техники никакой. Руки слабые. На ногах едва ли стоишь. Соображаешь медленно. Те, кого ты победил – полнейшные недомерки, раз позволили себе проиграть. Поверь мне, далеко тебе не зайти. Следующее же столкновение обернется твоим проигрышем. – Я тренируюсь, – хмуро проговорил Ойкава, дернув плечами. Мужчина хмыкнул, громко выдохнув. – Как будто этого будет достаточно. В голосе – неприкрытая желчь. Тоору не видел его лица, но по интонации слышал, что тот ухмылялся. Ему многое хотелось ответить. Что он не слаб, что его победы не были стечением обстоятельств, что он не имел права на проигрыш, что он мог достигнуть большего. Но слова встревали в глотке, на каждое потенциальное высказанное находился изворотливый аргумент, которым не постеснялся бы ответить незнакомец. Ойкава впился пальцами в ручку двери, грубо толкнув ее вниз. – Посмотрим. ХХХ Потеря рассудка на арене неплохо оплачивалась. Ойкава обхватил пальцами конверт с переданными Мивой деньгами, прикидывая, на что они могли пойти. Возможно, это было пережитком привычек, от которых он не мог избавиться, или желанием контролировать хотя бы некоторые части, относительно пребывания в империи, но лучшего варианта Тоору придумать не мог, так что остановился на механических часах и карманном зеркале. Яку поманил его ладонью, стоя у барной стойки, с неприкрытым раздражением указывая на полки стажеру. Лев, русский японец, старательно кивал головой, с готовностью исполняя приказания своеобразного босса. Ойкава приблизился к ним, не вслушиваясь в разговор, и остановился в паре шагов от Яку. Тот скинул ноги с высокого барного стула, едва слышно ударившись каблуками о пол, и уставился на Ойкаву. – Идем. Тоору кивнул, последовав за ним. – Еще раз, зачем тебе понадобилось к Укаю? – Я и не говорил об этом ранее, – Яку пожал плечами. – Вся торговля происходит через этого человека, следовательно, любые поставки принимает он же. Алкоголь закупается партиями раз в месяц, хранится у Укая-младшего. Поможешь перенести коробки – угощу. – Как великодушно, Яку-сан! – Ойкава улыбнулся, поровнявшись с барменом. Тот закатил глаза, шумно выдохнув, но проигнорировал обращение за нежеланием спорить или за тем, что смирился. Ойкава запоминал повороты, снова мысленно жалуясь на идентичность стен, потому что бармен вел его другим путем. Не тем, что Хината с Тоору раньше направлялись к Укаю-младшему. – Будешь так сильно вертеть головой, она оторвется, – Яку достал сигарету, зажав ее между зубов. Не поджигая, как Мива. – Мы пойдем немного иначе. Хочу зайти с задней части рынка, чтобы не встрять в толпе. Не хватало только разбить бутылки. Тоору кивнул, полностью доверившись мужчине. Тот шел неспешно, широкими шагами, с прямой спиной и расправленными плечами, слегка приподняв голову. Руки покоились в карманах. Сигарета, зажатая в уголке рта, придавала его неприметной ухмылке изысканности. – Яку-сан, чем ты занимался до того, как попал сюда? Бармен, не оборачивая головы, боковым зрением глянул на Ойкаву. – Чем вызван интерес? – Стало любопытно, почему ты оказался здесь. Тебя ведь привели не бои, – Тоору сложил руки на груди, опустив плечи. – В империи столько людей, о которых я ничего не знаю. Это кажется неправильным. – Тебе и не нужно знать. Я здесь потому, что так сложилось. Хочется поболтать – ступай к Шое, – отрезал Яку, сведя брови. Он хмуро посмотрел перед собой, ускорил шаг, оторвавшись от Ойкавы. Тоору словно в грудь ударило. Любопытство разгоралось до нескрываемого интереса, подливаемое в огонь нежелание Яку отвечать, усиливало пламя. Ойкава нагнал его. – Да брось! Расскажи. Мы общаемся с моих первых дней здесь. Чего ты боишься? Бармен замер, звонко ударив каблуками по твердой поверхности, Ойкава остановился, чтобы не врезаться тому в спину. – Я ни хрена не боюсь. Понял? – Карие глаза потемнели, брови напряженно гнулись к переносице, он скривил губы. – Тогда ответь. Яку блуждал по Ойкаве глазами, тот упрямо смотрел на него, не намереваясь отступать от начатого. Они молчаливо сверяли друг друга взглядами, горделиво расправив плечи. Мужчина, запустив пальцы в светлые волосы, покачал головой. – Отстанешь, если скажу? Ойкава кивнул. – Дело в этом, – он средним и безымянным пальцем зажал сигарету, вынув ее изо рта и выставив перед собой. – И в хорошей музыке. Тоору непонимающе повел головой. – Что? Яку улыбнулся одной стороной рта, приподняв кончики губ. – Я ответил, как и обещал. В том, что ты не понял, моей вины нет. Идем, я не хочу тратить на доставку груза весь день, у меня вечерняя смена. Ойкава мрачно кивнул, вытянув руки вдоль тела. – Не хмурься так, морщины раньше времени появятся, – наклонив голову, проговорил Яку. – Возможно, однажды я тебе расскажу. Тоору проводил его взглядом, неспешно направившись следом. Ступени уводили их вниз, трещащие фонари не гасли, но издавали неприятное жгучее свечение, и Ойкава морщился, моргая покрасневшими глазами. Он знал, что дружба была роскошью, доступной не каждому, само слово вызывало в нем некого рода отчуждение, основанное на его инфальтильности, и все же, ему хотелось видеть в некоторых людях нечто большее, чем знакомых. Он не вызывал доверия у людей? В равной степени как и не выглядел в их глазах достойным кандидатом? Это имел в виду тот незнакомец с застывшей ленивой улыбкой? Тоору необходимо зеркало, чтобы понять, кто из них заблуждался. Он запнулся о ногу, едва удерживая вес тела на второй, схватился рукой за перила. Тихо выругался, становясь на обе ступни. Коридор, расширяясь, вел вперед, "обросший" граффити, похожими на те, что рисовались перед входом в зал с главной ареной. Свет здесь был приятным холодным, и Ойкава расправил плечи, вдыхая сырой, немного спертый, воздух. Яку поманил его за собой, наспех накинув на голову капюшон. – Я не особо люблю здесь находиться. Слишком много знакомых, скопившихся в одном месте. Далеко не отходи, заберем у Укая товар и отправимся обратно, думаю, за два подхода управимся. – Понял, босс, – Ойкава приложил ладонь ребром к голове, улыбнувшись. Товаров действительно было много. Ойкава шагал вдоль неравномерно расположенных полок и столов, заваленных до подламывающихся ножек конструкций вещами. В ряд лежали механические часы, о которых с придыханием вещал ему Хината, тут же зубные щетки, бутылки с непонятным вязким содержимым, дурно пахнущие одеколоны, железные расчески и бритвы с поблескивающими лезвиями. Ножи располагались неаккуратными нагромождениями, разноцветный пластик зажигалок попадался между сваленными в кучу пачками сигарет разных марок. Бесконечными стопками лежала, казалось, поношенная одежда, и Ойкава поморщился от мысли, от кого приходили эти тряпки. На следующем столе – книги, смятые обложки и пожелтевшие страницы, некоторые языки были непонятны Ойкаве, но он вычитал нескольких знакомых авторов – Достоевский, Макмахон, Поппи Брайт, Фурудатэ, Камю. Грубый толчок в спину, и он налетел на стол. Тот пошатнулся, обрушивая содержимое на пол, и Ойкава прикусил губу, когда один из увесистых томов приземлился ему на ногу. Он с вызовом обернулся, врезаясь в испуганный взгляд карих глаз. Внутри все свело. – Ты! – он интуитивно выкинул руку вперед, хватая Сугавару за край толстовки и притягивая того к себе. Тут же развернулся всем корпусом, прижимая его к покосившемуся столу. Послышалось чье-то ворчание и сдавленное сопение Сугавары. Ойкава ощущал пульс в глотке, жар тягуче растекался в груди. Он до белых костяшек сжимал пальцы левой руки, занося кулак над головой. Перед глазами – разочарованное и искаженное гневом лицо Иваизуми. В голове – словно песок ускользающая сквозь пальцы возможность. – За языком следить не умеешь? Чего ты наплел Иваизуми?! Когда мы, блять, успели переспать?! – он сильнее вдавил Сугавару в стол, вынуждая того прогнуться в спине. Коуши водил ногами по земле в отчаянной попытке удержать равновесие. Он болезненно хмурил тонкие брови и боязливо смотрел на Ойкаву. – Я ничего не говорил, – протянул он, вновь сжимая губы, когда Ойкава тряхнул его правой рукой. – Клянусь! – Врешь. Сугавара отчаянно замотал головой, отрывая от стола правую руку и поднимая ее над лицом, словно защищаясь. – Он увидел меня в коридоре. Мне нельзя туда подниматься. Я боялся, что он доложит Ушиджиме, и сказал, что помог тебе дойти до спальни. – Почему тогда он обвиняет меня?! Карие глаза сузились, подозрительно глянув на Ойкаву. Сугавара замер, сбрасывая испуг, и выразительно нахмурился. – Этого я знать не могу. "Это мерзко" Иваизуми назвал Ойкаву мерзким. И эта скверна впиталась в его кожу, налетом улеглась по всему телу, и Ойкава отчаянно хотел стянуть ее с себя, стряхнуть пыль, вбить кулаки во что-то нибудь или в кого-нибудь. И эти карие глазки, эта симпатичная родинка, эти светлые падающие на лоб волосы и эта молочная кожа молили об избиении. Ойкава прохрипел, вновь напрягая левую руку. Сугавара закрыл глаза. Он вытянул правую руку в защитном жесте, рукав медленно сполз по запястью, и Ойкава ощутил, как из легких выбили воздух. Чуть ниже кисти, аккуратным браслетом на запястье ложились иссиня-красные следы. Словно руки Сугавары связывали, заламывали, не позволяя тому двигаться. Ойкава замер. Осознание рода деятельности Сугавары настигло его неожиданно, и он потерял бдительность. Коуши резко выпал вперед, сбрасывая с себя руку Ойкавы и уходя в сторону. Он шумно дышал, не сводя с Тоору настороженный взгляд. – Извини, но я правда здесь ни при чем. Некуда деть гнев, добро пожаловать на арену, – тихо проговорил он. – Или вниз. Там таким как вы всегда рады. Он выплюнул последние слова, с вызовом уставившись на Ойкаву. И словно с некоторым намеком. – Я не такой, как, – Тоору не договорил, оборвав себя на полуслове. – Прости, я себя не контролировал. Я... не сделал тебе больно? Сугавара распахнул глаза, удивленно посмотрев на него. – Больно? – Твои руки. И я уложил тебя на лопатки. Прости, – Ойкава запустил пальцы в волосы. – Я не так понял ситуацию. Ему не ответили. Сугавара медленно перевел взгляд на собственные руки, чуть закатав рукава. Все те же отметены красовались на прежнем месте, и Коуши, казалось, видел их впервые. Он провел языком по пухлым губам, что-то нашептывая, но Ойкава слов разобрать не мог. – Все в порядке. – Точно? Может, тебе зайти к Иваизуми, – Ойкава поморщился от упоминания этого имени. – Он поможет. Сугавара покачал головой, и его губы растянулись в трепетной виноватой улыбке. – Нет. Все в порядке. Мне уже пора. Книги все так же лежали под ногами, и сейчас, в возникшей тишине, они доставляли дискомфорт. Ойкава наклонился, чтобы подобрать их, и Сугавара, не убирая с лица ласковой улыбки, встал на колени, собирая тома и прижимая их к груди. Тоору заметил, что тот натянул рукава практически до пальцев. Он отвел взгляд. Ойкаве не хотелось признаваться, но в груди болезненно сжималось, когда он думал о том, что на нижних этажах вытворяли с этим парнем. Сугавара казался совсем юным, может, несколькими годами старше Хинаты, и эти стиснутые синяками запястья, возможно, были мелочью по сравнением со всем тем, что он претерпевал. – Я могу как-нибудь зайти к тебе? Сугавара напрягся, и Ойкава закусил губу. – Не за этим, нет, – он едва не уронил книги, выставляя их обратно на стол. – Просто поговорить. – Плата та же, – Сугавара повел плечом. – А то, чем ты занимаешься, никого не интересует. – Только плата важна? Ойкава попытался поймать взгляд карих глаз, надеясь увидеть в них подорванное самолюбие, недовольство или гнев, но Сугавара лишь растянул губы в грустной улыбке, слабо качнув головой. – Конечно. Что же еще? – Ойкава! Мне тебя долго ждать? Яку вторгся в их пространство, пригруженный тремя коробками. Они закрывали ему обзор, но Ойкава на интуитивном уровне мог видеть его недовольное лицо. Он приблизился к нему, перенимая две верхние коробки. Тяжелые. Яку оказался сильнее, чем выглядел. – Дуй за мной, и, – он гневно посмотрел на него. – Разобьешь хоть одну бутылку, я тебе в жизни больше не налью. Ойкава сглотнул, кивая. Он развернулся на Сугавару, но того уже не было. Бутылки бились друг о друга, разнося по пустынному коридору неприятный стекольный бит. Ойкава ощущал, как затекают плечи и запястья, но не смел пошевелить рукой, боясь уронить драгоценный груз Яку. Почему он взял его с собой? – Яку-сан? – Чего тебе? – Зачем ты потащил меня с собой? Яку показательно громко цокнул, но с ответом помедлил. Он шумно выдохнул. – Я информирую людей, помнишь? И делаю я это не бесплатно. Но установленной платы за мои слова не существует. Я определяю цену индивидуально для каждого клиента. Продолжая звенеть бутылками, Ойкава кивнул, не думая о том, что Яку этого жеста не увидит. – В данный момент ты не помогаешь мне, а платишь. Ойкава расплылся в довольной улыбке. – Ты бы и сказал, Яку-сан, что у тебя есть для меня кое-что интересное. И что же это? – До меня доходят разные слухи, – Яку, казалось, начинал издалека. – Некоторые исчезают вместе с их распространителями, другие задерживаются, но суть одна – большинство из них достоверны. В излюбленном всеми названии – империи – творится многое дерьмо, не каждый пожелает его увидеть. Некоторые в эту грязь падают лицом. – Яку-сан, пожалей, я еще до конца не отошел от боя, – Ойкава тряхнул головой, не желая вновь разгебать в мозгах мысли о едва живом игроке. – Переходи ближе к делу. – Как хочешь. Коробки приземлились у его ног, и Тоору слегка вздрогнул, отшагнув в сторону. Под выжидающим взглядом бармена он опустил собственный груз, наконец в состоянии разомнуть затекшие плечи и спину. – Так что? – Во время боя, – Яку отвел взгляд. – Ты не слишком заводишься? – Тоже начнешь читать мне лекции о том, что я головой еду? Бармен сложил руки на груди. – А это не так? – Нет. – То есть ты полностью контролировал ситуацию, когда проделывал дыру в черепушке того парня или откусывал ухо Терушиме? – Да. – Врешь. Ойкава глубоко вздохнул. – Возможно. Помутнение швыряло его в бессознательность, стоило ему ощутить боль от чужого удара, и с той же силой заставляло выныривать обратно, как только его пальцы слипались от вязкой крови, или дышать становилось тяжело из-за встрявшего посреди глотки тухлого запаха. Он не знал, поехала ли его голова, и, если да, то безвозвратно далеко, или все же в пределах досягаемости. Подобные мысли проще было игнорировать, затмевая их существование тренировками, алкоголем, сигаретами или разговорами с такими же затрявшими здесь людьми, как и он сам. Тоору растянул губы. – Сплетни, связанные со мной? Это льстит. – Вышло фальшиво, и Яку, кажется, заметил. – Говоря откровенно, тебя уносит. Так же, как уносит Куроо, когда того выставляют на арену, или Бокуто, когда трогают его Акааши. И проблема в том, что Ушиджиме подобное доставляет нездоровый кайф. – И чем это плохо? Пусть смотрит со своего балкона. – Все не так просто, Ойкава, – Яку опустился, вновь забирая ящик с алкоголем. – Сплетни разносятся быстро. И птички щебечат, что Ушиджима хочет устроить тебе проверку.