
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Когда в затхлой подворотне вам предлагают заработать денег, набив чужие морды, соглашаться не стоит, особенно если дорога́ собственная жизнь. Но Ойкава рискует, и теперь крыша едет быстрее, чем он успевает вытирать кровь с рук. Он погряз в помешательстве и безысходности, и в одиночку не выберется. Достаточно ли отчаяние сплочает? // Бои-АУ, где Ушиджима правит андеграундной империей, а Ойкава медленно сходит с ума.
Примечания
дважды брошенная, вновь продолженная работа.
17
19 апреля 2022, 10:29
"Расходным материалом" или "мусором" действительно оказываются человеческие органы, которые вывозят с низов на поверхность на подъемнике, а дальше отправляют на грузовиках в город и за него. Заказы поступают напрямую в Империю, где их разбирает Ушиджима, после передает псам, те, в составе с Иваизуми, оккупируют операционную, в которой находился Ойкава во время обморока, вызванного истощением. От этой мысли он морщится и проводит языком по сухим губам. Учитывая, что перед ним все те же мужчины, а дверь в стерильно-белую комнату закрыта, он понимает, что пробыл в отключке не более нескольких минут.
– Кто еще занимается этим, помимо Ивы?
Теребя черные спутанные волосы, Куроо присаживается рядом с ним. – Ты с ними косвенно знаком. Близнецы и Кита.
– Ясно.
Колено пронизывает иглами, обжигает, Ойкава обнимает его ладонями и начинает растирать холодную мазь, которую ему всучил в руки Бокуто. Сейчас мужчина хмуро подпирает стену, изредка поворачивая голову на Акааши и говоря ему что-то шепотом.
Куроо кладет ладонь на плечо Ойкавы. – Живой?
– Ага.
Несмотря на полную вовлеченность в план, Ойкава не ощущает себя его частью. Сокрытие второго бизнеса Ушиджимы – не мелочь и не упущение, это проявление недоверия, и с ним мириться нелегко. Ойкава сглатывает подступающую к горлу желчь и с силой опускает сжатый кулак на пол. Куроо вздрагивает и косо смотрит на него, но молчит, вновь отводит взгляд к потолку, рыщет по нему, вместе с тем соскальзывая руками в карманы.
– Что ты выискиваешь там? – Ойкава щурится, глядя наверх.
Куроо опускает голову. – Ничего.
Хриплый смешок срывается с губ, и Ойкава ударяется затылком о стену, прикрывая глаза. – Заебали.
– Что ты там сказал? – тон Бокуто предупреждающе-низкий.
– Я сказал, – Ойкава тянет губы, слизывая кровь с разодранной нижней. – Вы меня заебали. Что еще вы скрыли и не собираетесь говорить мне? Может то, что кинете подыхать здесь, как только стану бесполезен?
Тяжелая ладонь опускается ему на голову, чуть сжимая волосы. – Не напрягайся так. Ничего личного, но мы не можем доверять тебе полностью.
Акааши складывает руки на груди. – Точно так же и ты можешь не говорить нам всего.
– Да поймите вы, – Ойкава взвывает. – Нет у меня ни единой блядской причины скрывать от вас что-то!
Он подрывается на месте, и колено сводит тугой болью, он хрипит сквозь сжатые губы и вновь опускается на пол.
– Зато у нас есть, – чеканит Бокуто, прожигая взглядом руки Ойкавы.
– Очень интересно послушать.
Искривленный в усмешке рот Бокуто затыкает ладонь Акааши. – Уймитесь. Не хватало, чтобы вы здесь друг друга поубивали.
Поджимая левую ногу, Ойкава встает, подпирает руками стену. – Ты его мамочка, что ли? Пусть говорит, мне действительно интересно. – Он делает шаг к мужчине, тот грозно ведет плечами. – Это из-за Хинаты, да? Тогда повторю для особо отсталых. Я был не в себе. Не чувствовал, что убиваю его. Пришел в себя, когда тот уже был мертв. Но в данный момент я отчетливо ощущаю, что хочу вбить твою недовольную рожу в стену, потому что меня задолбало твое поведение. Безосновательное высокомерие отвратительно. Чем ты, блять, лучше меня?
Кулак пролетает мимо, его бьют по шее сзади, тут же хватают за загривок волос и тянут на себя. Ойкава глотает воздух ртом, когда Бокуто крепче сжимает пальцы, разгневанно впиваясь в него взглядом. Темное золото глаз нездорово поблескивает, он глубоко и громко дышит, занося свободную руку над собой. Ойкава дергается назад, бьет того в грудь, заваливается на больную ногу и стонет от боли, когда ему самому вбивают кулак в живот.
– Безосновательная, говоришь? – Бокуто натягивает его волосы, вынуждая встать на носочки, и вновь бьет в живот. – Что еще выкинешь, придурок?
– Что твой дружок тебе кое-чего не договаривает, – сипло произносит Ойкава, шаркая ногами по полу, пытаясь нащупать опору.
Бокуто некоторое время хмуро смотрит на него, потом впивается тому за спину, натыкаясь на молчаливого Куроо. – О чем он пиздит?
– Без понятия, – Куроо запинается, и Ойкава, пользуясь заминкой удерживающего его мужчины, рыпается.
– Тогда почему бы тебе не показать бумажку, которую сминаешь в кармане всю дорогу из зала? – Ойкаву опускают на землю, он шипит, поджимает колено. – Раз уж мы заговорили о доверии.
Мужчина обходит его, тяжелыми шагами подступает к Куроо. – Какую бумажку, Тетсу?
– Ты кому веришь, Бо?
Бокуто ведет плечами. – Собственным глазам. Показывай.
Шаркающими шагами тот отступает к стене, врезается в нее лопатками, зыркает на светловласого испуганными, словно загнанный зверь, глазами. – Серьезно будешь обыскивать меня?
– Если бы тебе нечего было скрывать, ты бы так не рыпался.
Слышится короткое препинание и шорох, Куроо скрипит зубами, вынимая из кармана спортивных штанов смятый комок бумаги. Бокуто распрямляет его, смотрит недоверчиво и долго, изредка поднимая взгляд на Куроо, переводит его на подходящего Акааши. Тот вырывает лист из рук мужчины, пробегается по нему глазами.
– Что это?
Ойкава видит, как Куроо нервно раздирает ногтями кутикулы на пальцах, потирает костяшки, жмется к стене. – Подкинули.
– И почему ты не рассказал нам? – в голосе Бокуто не отражены агрессия или недовольство, но сквозит та тень обидчивости, которую невозможно не различить. – Или вопрос получше. Как долго ты собирался скрывать ее?
– Мне нужно было кое-что обдумать.
Дыхание становится тяжелым. Бокуто напирает на Куроо. – И давно ты обдумываешь вещи в одиночку? Кто-то подкидывает бумажку, предупреждает тебя о чужих "глазах", но ты предпочитаешь не говорить об этом?
– Бокуто-сан прав, – чуть громче говорит Акааши. – Не стоило умалчивать о камерах. Мы бы действовали осмотрительнее.
– Вот именно! – вскрикивает Куроо, одергивает себя и шипит. – Вы бы начали действовать иначе. Думаешь, это не ускользнуло бы от внимания Ушиджимы или того, кто подкинул записку?
– Мы могли бы обсудить это, – сухо произносит Бокуто. – Или ты действительно меня за идиота держишь?
Куроо кусает губу. – Уймись. Это просто записка.
Ойкава вздрагивает, когда Бокуто, резко выходя вперед, глухо бьет того в плечо и жмет к стене. Атмосфера накаляется, воздух становится спертым. Двое мужчин прожигают друг друга взглядами, глубоко дыша.
– Это не просто записка, Куро. Думаешь, я не замечаю, как ты всякий раз отводишь взгляд и замолкаешь, когда речь заходит о детализации плана? Ты что-то задумал, внес собственные коррективы, о которых не говоришь нам. В чем твоя проблема?! Мне казалось, тебе не чуждо понятие доверия, но не-ет, он что-то скрывает.
Коридор вновь глохнет в тишине. Куроо осторожно сжимает запястье Бокуто, отодвигая того от себя. – Дай мне время. И я все расскажу.
Куроо разворачивается, и Ойкава напряженно наблюдает за тем, как тот раздирает нижнюю губу в кровь.
– Да пойми ты, Тетсу! – Бокуто кричит ему в спину, и голос срывается. – Мы здесь не враги. Почему тогда ты никому не доверяешь? Почему я должен выпытывать из тебя правду? Оставь эту ебучую гордость!
Вновь становится тихо. Бокуто хрипло дышит, проводя костяшкой по стене, Акааши сдержанно стоит позади него.
– Бо, – Куроо оборачивается через плечо, чуть тянет губы в извиняющейся улыбке. – Ты мой друг. Я не могу не доверять тебе. И Акааши. И даже Ойкаве. Просто мне нужно немного времени, чтобы уточнить все вопросы, не подвергая опасности всех. И тогда я вам все расскажу, обещаю.
Его шаги смолкают в глубине коридоров, и Бокуто с рыком ударяет стену кулаком. Когда он отнимает руку, на поверхности остается бурый след.
– Это не гордость, – сухо проговаривает он, пялясь на разодранные костяшки.
Ойкава вновь прислоняется к стене, вытягивая ноги перед собой. – Не-а. Это гребаная жертвенность.
Когда Бокуто шикает, намереваясь заткнуть Ойкаву, дверь приоткрывается, пропуская в коридор полоску белого света. В проем высовывается голова Иваизуми. – Пока вы тут не все разгромили, не могли бы все пострадавшие отправиться ко мне в мед.кабинет, а все остальные – на хуй? У меня работа.
С этими словами он вновь прячется в операционной. И Бокуто, шумно смеясь и массируя пальцами веки, делает шаг навстречу Ойкаве. Тот недоверчиво смотрит на протянутую ему широкую ладонь и все же позволяет помочь себе подняться и опереться на разгоряченное тело.
– Какие же вы все придурки, – улыбаясь, проговаривает Бокуто и теряется в потоке собственных мыслей, задумчиво проводя взглядом по верхним углам стен.
***
Дождь заливается в уши, стекает по выкрашенным прядям, они липнут к лицу, и парень смахивает их прочь, вытирая мокрые ладони о толстовку. Натягивает на голову капюшон, слизывает с губ соленые капли и прячется под убогий козырек закрытой забегаловки. Вывеска "24/7" мигает неоновыми огнями, но дверь остается запертой, и он ругается на хозяина, который стоит, опираясь о столб, рыская в карманах узких джинсов.
– Ты надолго здесь?
Мужчина наконец вытаскивает руку, играется с мятой пачкой красных Marlboro, выуживает одну сигарету и сжимает ее узкими губами. Чиркая спичкой, подносит мельтешащий на ветру огонек к лицу и, прикрывая бумагу ладонью от дождя, поджигает ее. Глубоко затягивается, откидывая голову назад.
– Чуть больше часа, – парень пялится на наручные часы. – Пусти, мне нужно кое-что написать.
– Пиши здесь.
Парень чихает, смаргивает нависающие на ресницах капли дождя, шмыгает носом. – Чернила расплывутся. Пусти, Дайшо, я замерз.
– Дай докурить.
Дайшо курит театрально, но красиво. Парень невольно засматривается на него, ловит на себе ответный взгляд и прячет глаза, пялит на промокшие кеды и заляпанные штанины тонких джинс. Несмотря на возражения в сторону хозяина забегаловки, он сам наслаждается прохладой и свежим воздухом поверхности. В богом забытом месте, посреди длинной трассы, он ощущает свободу. В Империи дышать практически нечем.
– Идем, – тот швыряет сигарету под ноги, придавливает ее носком тяжелого ботинка, обходит парня, по пути доставая ключ из кармана кожанки. Чуть жмет на дверь выставленным коленом и наконец отворяет ее. Второй следует за ним, немного топчется на входе, ведет плечами, сгоняя с себя капли. Пол тут же становится скользким и грязным, серые разводы разливаются, розовый неон отражается в них.
Парень опирается на стойку оплаты, на ощупь находит спрессованные листы бумаги, отрывает один, берет ручку и покусывает ее кончик.
– Если не терпится сунуть что-нибудь в рот, всегда могу быть полезен, – Дайшо растягивает губы в змеиной ухмылке и ведет бровями. – Ладно, не смотри на меня так, котик, просто пытаюсь отвлечь тебя от хмурых мыслей.
Лист бумаги все еще пуст. Дайшо залазит на стул, открывает пачку чипсов и шумно хрустит. Парень протягивает ему раскрытую ладонь, в нее падает несколько хрупких угощений, и он тянет их в рот, слизывает с губ паприку.
– Первой записки не хватило? – хозяин забегаловки переваливается через стойку, упираясь в нее запястьями. – Я же говорил, они идиоты. Зачем ты вообще помогаешь им?
– Отвали, – парень скалится и опускает острие ручки к листку.
Чертит кривые иероглифы, прикусывая язык и демонстративно игнорируя прикованный к его губам взгляд Дайшо. Напряженно постукивает пальцами по стойке, вытягивает записку перед собой, присматривается.
– Котик, время, – Дайшо указывает на настенные часы, стрелки тех переваливают за полночь.
Он кивает, спрыгивает со стула, сует записку в карман и разворачивается к выходу.
– Может, тебя подвезти?
– Я сам, – парень мотает головой и выдавливает улыбку. – Спасибо. Приду через неделю, будь добр, не отлынивай от работы.
Дайшо смеется, вставая, подходит к парню, открывает перед ним дверь. Ливень стеной стоит за ней, шумно вбиваясь каплями в землю, и парень морщится, старательно натягивая капюшон на светлые пряди. Дайшо кладет ладони ему на плечи, мягко массирует и наклоняется, прислоняясь губами к затылку. – Буду ждать. Надеюсь, ты оставил им не слишком сложное послание.
Парень хмыкает. – Нет. Всего лишь сообщил, что Ушиджима...
***
"... не любит светиться на камерах, но не упускает возможности наблюдать за остальными".
Сжимая записку с чуть поплывшими иероглифами, Куроо напряженно всматривается в нее, пряча ее в ладонях. Он встает, осторожным движением убирая ту в карман, вытягивается, жмет плечами, хрустит костяшками и зевает. Не в состоянии знать, наблюдает ли за ним Ушиджима сейчас, он старается вести себя обыденно. Тихо заправляет постель, не создавая шума, чтобы не тревожить сон остальных игроков. Кровать Бокуто пустует. Куроо хмыкает в кулак, отмечая на оголенной шее Атсуму глубокие засосы. Тот сопит в подушку, не замечая на себе взгляда соседа.
В душе его окатывает ледяная вода, и он морщится, уже привыкший к холоду, но отчаянно жаждущий горячей ванны. С пеной и ароматными маслами. Куроо проводит ладонями по белым полосам порезов на плечах, по ушибленной спине и затекшей пояснице, чуть сгибается назад, хрустя позвонками. Он жмет на бутылку с шампунем, подставляя ладонь, но та лишь харкается жалкими остатками. Куроо цокает, скидывая ее на пол.
– Извини, – тихий голос врезается ему в спину. – Если тебе нужно, у него закончился срок годности, так что он мне больше незачем.
Ему тычут крышкой в лопатку, и Куроо оборачивается, перехватывая из чужих рук бутылку с шампунем. Сакуса прячет лицо за маской и старательно отводит взгляд от его голого тела. Или от глаз, направленных на следы от грубых засосов на ключице. Куроо подавляет пошлый смешок и благодарит за шампунь.
Мысли о базовых потребностях прерываются неприятной тяжестью в груди от осознания возраста милых девушек внизу и обнаруженной на утро записки. Он трясет головой, приводя себя в порядок, и наскоро заканчивает с душем. Бокуто с Акааши, вероятнее всего, в баре. Куроо не против продолжить утро за чашкой кофе и неприятным для последних разговором.
***
Ойкава вцепляется пальцами в плечи Иваизуми и глухо стонет, когда тот вправляет ему колено. Ногу сводит судорогой, резкая колющая боль проходит разрядами по нервам, и Ойкава дергается всем телом, прикусывая нижнюю губу. Иваизуми нажимает на припухлость на колене, открывает пузырек с мазью, выдавливает обильное количество жидкости на ладонь, круговыми движениями растирает по покрасневшему месту. Ойкава опускается обратно на койку, спиной прислоняясь к стене и тяжело дышит, задирая голову к потолку. Здесь он не стерильно белый, но и не грязный в кровавых разводах. Его передергивает.
– Ива.
Врач прекращает массировать колено и, вытирая руки о халат, отходит. – Ты действительно хочешь обсудить это сейчас?
– Угу.
Лампочка скрипит, изредка померкая и вновь отбрасывая пятна света на грязные потолок и стены, на бледное лицо Ойкавы. Тот кусает кровящие губы, морщится, интуитивно водит пальцами по блестящему от мази колену. На его скуле багровеет синяк, отливая желтым к щеке, на рассеченной брови остается бледный шрам.
– Отвечу на два вопроса.
Хмуро складывая руки на груди, Иваизуми смотрит в пол, не поднимая глаз на Ойкаву. Тот продолжительное время молчит.
– Как Ушиджима уговорил тебя заниматься этим?
– Он не уговаривал. Это было моей первичной обязанностью в Империи.
Ойкава шокировано смотрит на него, неразборчиво мельтеша словами под нос, но не произнося их.
Иваизуми щелкает зубами и стыдливо смеется. – "Врачом" я являюсь повсеместно, но в первую очередь занимаюсь тем, что добываю нужные органы. Заказы поступают Ушиджиме, но, как я слышал, Куроо тебе об этом уже рассказал. Так как убитых не так много, к тому же их внутренности зачастую бывают, – он прикусывает губу. – Испорченными, в связи с родом их деятельности и образом жизни, к каждому относятся с осторожностью. Поэтому Ушиджима подпускает к ним лишь проверенных людей.
Ему не нравится затравленный взгляд Ойкавы, которым тот прожигает пол. Иваизуми замолкает, покусывая внутреннюю сторону щеки и играясь с пачкой сигарет в кармане, борясь с отчаянным желанием закурить. Молчание угнетает, давит на виски, отдается немой болью в голове. Иваизуми хмурится, нажимает пальцами на веки, ловя черные пятна перед глазами.
Ойкава отрывает взгляд от земли, неспешно поднимает его на притихшего врача, сдирает мокрую кожицу с губ, слизывает кровь. Он хочет спросить о Хинате, о том, что и как ему вырезали, за сколько и кому продали, но, вопреки ожиданиям, не чувствует злобы или отвращения к сидящему перед ним. На него накатывает суровое осознание: Иваизуми – такой же заложник обстоятельств, как и он сам.
– Как ты здесь оказался?
В изумрудных глазах – страх, переплетенный с непониманием. Иваизуми ожидал иного. Он мнется, опускает взгляд, трет пальцами костяшки.
– Не расскажешь, я уйду, – Ойкава произносит это сухо, но отчетливо слышит, как голос ломается на последнем слове.
Мужчина испускает протяжный хриплый стон, елозит двумя пальцами по губам, словно затягиваясь, и отрешенно мотает головой. – Спроси об этом позже.
Колено все еще отдает немой болью по всему телу, когда Ойкава захлопывает за собой дверь.
Он не направляется в бар, зная, что столкнется там с троицей, не останавливается у медкабинета, чтобы прислушаться к оставшемуся там Иваизуми, упрямо шагает по коридору, сминает в кармане пустую пачку сигарет, раздирает нижнюю губу. Нагнетающая злоба сковывает тело, делает его движения резкими и необдуманными, он спускается вниз, на рынок Укая, и бесцельно бредет среди полных полок с товарами. Кто-то задевает его плечо, и Ойкава пихает человека в ответ, слышит глухие ругательства в спину, но игнорирует их и шагает дальше. Мысли липнут, черной вязкой субстанцией оседают в мозгах, Ойкава мотает головой, но лишь сильнее погружается в них. Ему не доверяют. Единственные люди, с которыми он смог построить нормальные отношения, скрывают от него важные вещи, замолкают в его присутствии, пользуются им, и он действительно боится, что, став бесполезным, он останется один.
Отсчитывая мелочь, он покупает дешевые сигареты, убирает их в карман и ведет взглядом по столику с мелочью. Собирается уходить, когда взгляд цепляется за поблескивающий медальон. Ойкава цепляет пальцами посеребренную цепочку, и звездочка, сделанная из отполированного металла, начинает крутиться. Нежность теплом рассеивается в груди. Ойкава сжимает медальон в руке, платит за него и, не одергивая себя, быстрым шагом направляется чуть выше, в знакомую комнату с "разбитым сердцем" на двери.
Когда карие глаза мягко смотрят на него, а светло-розовые губы расплываются в трепетной улыбке, Ойкава думает, что, возможно, еще не полностью утратил доверие людей.