Почти пятнадцать друзей Кёркленда

Не перебивайте меня, когда я перебиваю, — Уинстон Черчилль.       К ужасному осознанию очевидного Германия пришел в паре шагов от ступеней метро. Мысль была страшная, но правдивая: Из всех участников их компании без травм, физических или моральных, остался он. И Артур. А Артура судьба-чертовка, любила, значит остался только Людвиг. Хотелось бы предположить, что всё это лишь ужасное совпадение и домыслы хмельного мозга, но пьяный немец всегда был оптимистичен, а значит попасть под машину, или того хуже — получить штраф за то, что тебя сбила машина, это было самое благоприятное, что по его предположению, могло случиться. Хуже того все вокруг были до невозможного спокойны за свои задницы, кроме Яо, и, очевидно, ожидали чего-то интересного далее. Пройти осталось совсем немного, по прямой метров пятьсот, но Байльшмидт, наученный опытом этой ночи на всю оставшуюся жизнь, знал, что Россия коварно расставил ловушки по всем улицам своего города и неприятностей стоило ожидать за каждым углом и в каждом муравье, ползущем по поребрику.       Яо, уже спокойный, но с каким-то мрачным мстительным взглядом в сторону Кёркленда, придерживал развевающуюся на ветру как флаг победы кофту Артура и неумолимо двигался быстрее всех. Даже сам организатор мероприятия еле поспевал за его широким китайским шагом, хотя и был не в меньшей степени замотивирован на скорейшее прибытие. — Яо, mon cœur*, можно чуть менее быстро? Мы понимаем, что у тебя стеснённое обстоятельствами положение, но и нам не сладко! — Подал голос уже запыхавшийся Франция, потерявший весь лоск былой элегантности и теперь без стыда еле дышал, опираясь на собственные колени. — Мне дует, чёрт тебя дери-ару. Последнее чего я хочу на старости лет — это заморозить себе всё, что только можно и нельзя, не май месяц-ару. Япония тихо хихикнул и выдал еле слышное «было бы что студить». Не то, чтобы с точки зрения Артура это была не правда, поэтому он заверительно кивнул. — Ой, ой-ару, кто бы говорил. У вас-то двоих я погляжу богатство, великая китайская стена тихонько плачет в сторонке, да? Япония фыркнул и отвернулся. Артур кивнул, убеждая всех и каждого, что ему какая-то там стенка вовсе не ровня. Германия вздохнул, потому что к нему начал потихоньку подкрадываться единственный, помимо самого немца, кто еще не высказался по поводу ситуации. Хотя, конечно, слово «подкрасться» тут было несколько неуместно, это больше напоминало разминку на физкультуре, когда тренера́ заставляли растягивать ноги, приседая то в одну, то в другую сторону поочередно. Бонфуа, очевидно, в школу не ходил, дабы понять простую истину этого упражнения — перемещаться нужно в разные стороны, а не в одну, потому что в противном случае жест будет расценен, на минутку, не только Людвигом, как странное подобие любовного танца гватемальских крабиков. Он сам пояснил свои действия обернувшемуся с немым вопросом китайцу раздраженным «спину потянул». Яо понял, поднял глаза к небу с крайней степенью солидарности и больше возникать не стал. — Um Himmels Willen*, Франциск.       Байльшмидт не знал куда себя деть. С одной стороны он бы и остался на месте, дабы этот странный танец был совершен вокруг него, но с другой стороны они, черт возьми, на людях и это выглядело странно. Если действия Франции вообще можно было оценивать хоть как-то, пассы ногами определенно незабываемое зрелище. Поэтому никто и не оборачивался, будто где-то на тротуаре позади был то ли василиск, убивающий одним лишь взглядом, то ли чье-то соитие. А может и то и то, потому что спины их немцу показались в ответ на взгляды мольбы какими-то донельзя напряженными.              А Франциск без усталости и перерывов оказывался все ближе и ближе — немец же на шаг дальше всякий раз, как чужая рука тянулась к его талии. — Venez à moi*, Людвиг, — Соблазнительно шептал француз, странным образом напоминающий уже одного из персонажей «Лолиты». В мыслях у Германии было только «дяденька, не надо». Озвучивать он этого не стал, дабы не навлечь на себя страшные последствия. Но в глазах читалось отчетливо. — Людвиг, куда ты, — Не унимался Франция и был все ближе, теснил к зданиям как в клетку. Кажется, еще пара шагов и деться будет некуда, все, тупик, ловушка Бонфуа, его припрут к стенке, случится невозможный стыд на глазах всего народа и он провалится сквозь землю. — Иди ко мне, soleil*, дай я хоть обниму тебя, мне стало так холодно, ужасная ночь! Последняя попытка Франциска умерить сдержанность немца. Крайне убедительно, Людвиг даже почти остановился, но шагнул лишь ещё раз сторону. — Отель! Мы почти пришли, сейчас согреешься та--       Последний шаг стал роковым и вся его массивная тушка вместе с поясной и высмеянной всем и каждым, кроме Японии, сумкой, вместе с новенькими кроссовками, чистой рубашкой и шортами по колено, идеальными белыми носочками, а самое главное с вылитой на волосы половинкой баночки геля для укладки, Германия пропал в дырке люка.       Это произошло за одну секунду, мужчина не успел даже пискнуть, как его голова исчезла под железной крышкой. Ещё через одну секунду раздался плеск воды где-то в канализации, будто что-то, хотя почему будто, весьма увесистое топориком влетело прямиком туда, в сточные воды. Через две секунды до Франции дошло, что немец уже не стоит перед ним. Абсолютно никто не понимал что делать в данной ситуации — лезть следом отбивать Германию у крокодилов или позвать его, чтобы тот хотя бы постарался выбраться. — Что нам делать?! — Схватываясь за волосы почти истерично завопил мужчина бросаясь, и при этом скрипя спиной, к люку.       Артур вместе с Яо не знали смеяться им или плакать, пока Кику уже царапал железяку нервно косясь на француза в припадке паники и почти рвущего на себе волосы. Наконец когда общими усилиями крышка была перевернута они смогли лицезреть просто ужасное зрелище, определенно холодящее волосы в жилах. Артур скривился, прикрывая рот рукой, Яо остался хладнокровен, хотя, кажется, дыхание и задержал, Хонда друга не бросил, но позеленел. Остался в здравом уме и возможности говорить лишь Бонфуа, видимо, действительно сила любви. — Людвиг, сердце мое, ты живой там? — Голос его ударился эхом по стенкам трубы. — Лучше бы нет, — Донеслось ответом из недр.       Впервые все видели его в таком откровенно депрессивном состоянии, да и это было абсолютно оправдано. — Потом выльешь на нас всю свою печаль, для начала скажи ты можешь выбраться? Наконец Артур выдал здравую мысль и посветил фонариком телефона в дырку. Лучше бы этого и не делал, Германия выглядел как тот самый несчастный пес, которого полиция вытаскивает из какого-нибудь труднодоступного места. Так и было в каком-то смысле, только еще хуже. Кажется, этот великан готов был расплакаться. — Тут лестница слишком высоко начинается, я не могу допрыгнуть при всем большом желании, — Через недолгую паузу, очевидно, для сдерживания эмоций он продолжил, — я дойду до ближайшего другого люка, чуть впереди, он открытый и я могу зацепиться руками за самую верхнюю ступеньку. — Удачи, Германия-сан, — Невесело и весьма хрипло проговорил Кику, уже поднимаясь и отходя на несколько шагов.       Франция, как настоящая курица наседка, моментально забывая про боль в спине помчался ко второму люку, прислушиваясь к доносящемся из его глубин адским звукам. Германии было плохо. — Немцы переснимали Шоушенк? — Медленно поворачиваясь к Китаю произнес Англия. — Нет? — Вопросительно подняв бровь то ли утвердил то ли спросил Яо. — Уже да.       Если бы они сейчас засмеялись, то прилетело бы обоим от Франциска, поэтому в его сторону донесся лишь глухой кашель. Наконец через несколько попыток взобраться по лестнице Германия вылез из люка, медленно, будто пародируя рождение Афродиты из пены. Описать это цензурно было просто невозможно, разве что каждый заметил просто восхитительный аромат, исходивший от него и насквозь промокшей одежды, вместе с отсутствием пары обуви и носков. Объяснять как они пропали немец не стал, вероятно и сам не знал. Обходя лужу, натекшую под Байльшмидтом Франция заботливо поглаживал воздух вокруг его плеч, имитируя похлопывания, потому что дотронуться сейчас до его одежды было физически невозможно. — Не волнуйся, все не так уж и страшно! Придем домой и просто… Помоем тебя! — Обнадеживающе начал Бонфуа. — Одежду советую сжечь. Без комментария Англии не обошлось, но тот пожал плечами, мол сдержаться не смог, простите грешного. — Давайте просто закончим это все, пожалуйста. Я хочу помыться. Иначе делать это буду в вашем номере, Артур, — Мрачно проговорил Германия. Только услышав об этом Кёркленд придал себе ускорения. За ним постепенно увязались и остальные неравнодушные. Германия знал, что с ним случиться что-то эдакое и не ошибался. Надеялся лишь на то, что его страдания хоть сколько-то окупятся. Довольное выражение лица британца подсказывало обратное. — Не забудь только обнять Америку-ару!