Враги бывают разными

Не слишком удачной получается шпионская игра. К моменту, когда Деймон надевает голубино-серую рубашку, у меня уже не остается никаких соображений. Он почувствовал мой пристальный интерес к его занятиям и стал еще более скрытным и подозрительным. Нужно как-то разговорить его. Иначе я никогда больше не увижу его карандаш пришедшим в движение. А пока Деймон только и делает, что сидит, слегка нахмурив брови, и пялится в экран компьютера. Я начинаю игру под названием «Ты просто такой…». Происходит это так. – Ты просто такой… Ах, да что там. – Я вздыхаю. Он заглатывает наживку: – Прекрасный. Умный. Нет, погоди. Самый лучший. Ты, кажется, начинаешь мыслить разумно, Елена. Деймон закрывает сеанс в компьютере и берется за ежедневник, одна его рука зависает над стаканчиком с письменными принадлежностями. Я задерживаю дыхание. Деймон хмурится и захлопывает ежедневник. В серой рубашке он должен выглядеть как киборг, но нет, ничего подобного – он красив и интеллигентен. Хуже его никого нет. – Ты просто такой предсказуемый. – Почему-то я знаю, что его это глубоко заденет. Глаза Деймона сужаются в щёлки ненависти. – О, неужели? Как же так? Игра «Ты просто такой…» даёт обоим свободу высказываться, как они ненавидят друг друга. – Рубашки. Настроения. Шаблоны действий. Таким, как ты, успеха не видать. Если бы ты хоть раз повёл себя необычно и удивил меня, я бы умерла от шока. – Я должен воспринимать это как личный вызов? – Деймон смотрит на свой стол, очевидно в глубоком раздумье. – Хотела бы я посмотреть, как ты пытаешься измениться. Просто ты такой негибкий. – А ты гибкая? – Очень. – В самую точку, это действительно так. Я могла бы дотянуть ногу до лица прямо сейчас. Делаю передышку, изгибая бровь и с усмешкой устремляя взгляд на потолок. К моменту, когда я снова встречаюсь взглядом с противником, мои губы уже превратились в бесстрастный розовый бутон, отражённый сотней блестящих поверхностей. Деймон опускает глаза, и я скрещиваю лодыжки, запоздало вспоминая, что недавно скинула туфли. Трудно изображать из себя персонификацию судьбы, когда наружу торчат ярко-красные ногти пальцев ног. – Если я совершу нечто мне несвойственное, ты умрёшь от шока? Вижу отражение своего лица в стенной панели рядом с его плечом. Я похожа на черноглазую, с дико растрёпанной шевелюрой версию самой себя. Тёмные волосы рваными прядями рассыпались по плечам. – Может, это будет стоить того. С понедельника по пятницу он превращает меня в страшилище. Я напоминаю цыганку, крикливым голосом предвещающую неминуемую смерть. Буйнопомешанную в психушке, готовую выцарапать себе глаза. – Ну что же, Елена Гилберт. Маленькая гибкая девчонка. – Деймон снова откидывается назад в кресле. Обе ступни прочно упёрты в пол, носки ботинок нацелены на меня, как револьверы во время перестрелки где-нибудь на Диком Западе. – Кадровики, – предостерегающе обрываю я его. Я терплю поражение в игре, и он это понимает. Упоминание отдела кадров равнозначно признанию того, что я выдохлась. Деймон берёт карандаш и давит острым кончиком в подушечку большого пальца. Если человек способен усмехаться, не меняясь в лице, то он только что сделал это. – Я имел в виду, что ты гибко подходишь к жизни. Это, должно быть, твоё здоровое воспитание, а, Печенька? Чем там занимаются твои родители? Не напомнишь мне? – Ты сам прекрасно знаешь. – Я слишком занята, чтобы реагировать на эту ерунду. Беру стопку исписанных бумажек с заметками и начинаю разбирать их. – У них ферма… – Деймон смотрит в потолок, притворяясь, что шевелит мозгами. – У них ферма… Незаконченная фраза повисает в воздухе на целую вечность. Это пытка. Я стараюсь не заполнять тишину, но слово, которое сильно забавляет Деймона, проклятием вылетает у меня изо рта. – Клубничная. – Отсюда и моё прозвище Клубничная Печенька. Я уступаю желанию поскрежетать зубами. Мой стоматолог об этом не узнает. – “Sky in strawberry diamonds” («небо в клубничных алмазах»). Мило. Слушай, я сделал закладку на одном блоге. – Он дважды кликает мышью и разворачивает экран компьютера ко мне. Я кривлюсь так сильно, что внутри растягиваются какие-то связки. Как он это нашел? Моя мать, наверное, прямо сейчас кричит отцу: «Грейсон, дорогой! Наш блог набирает популярность!» «Ежедневник „Sky in strawberry diamonds“». Да, вы не ослышались. Ежедневник. Давненько я туда не заглядывала. Времени не хватает. Когда мама встретила отца, она работала журналистом в местной газете, но ушла с работы, чтобы растить меня, и тогда родители завели ферму. Если знать историю мамы, ежедневные записи в блоге оставляют довольно грустное впечатление. Я щурюсь на монитор Деймона. Сегодняшняя заметка посвящена поливу. Продукция с нашей фермы поступает на три местных рынка фермерских товаров и в сеть овощных магазинов. Ферма открыта для туристов, которые могут сами набрать себе чего хотят, и еще мама продает банки консервов. В жаркую погоду она готовит домашнее мороженое. Два года назад «Sky in..» получила сертификат, что вся её продукция – натуральная, и для родителей это стало большим событием. Да, в бизнесе бывают приливы и отливы в зависимости от погоды. Могу поспорить, вы догадываетесь, что я ем, когда скучаю по дому. – Нет! Ты не посмеешь! Как ты вообще… – И знаешь, тут где-то были милейшие семейные фотографии… А-а, вот они. – Деймон снова кликает мышью, ему почти не нужно смотреть на экран. Глаза его загораются дьявольским весельем, он наблюдает за мной. – Как мило! Это твои родители, да? А что это за восхитительная малышка с тёмными волосами? Это твоя маленькая кузина? Нет… Это довольно старый снимок. – Деймон разворачивает картинку на весь экран. Я становлюсь краснее чёртовой клубники. Разумеется, это я. Такого снимка, кажется, я и сама ни разу не видела. Мутная линия деревьев на заднем плане мигом даёт ориентир. Мне исполнилось восемь, когда родители посадили рядами эти деревца с западной стороны участка. Бизнес тогда шёл в гору, отсюда и гордые улыбки на лицах отца и матери. Я не стыжусь своих родителей, но их занятие неизменно забавляет тех, кто вырос в городе. Большинство беловоротничковых ослов, вроде Деймона, находят это таким причудливым и милым. Они представляют членов моего семейства этаким простым людом, деревенщинами, живущими на склоне поросшего виноградом холма. Такие, как Деймон, убеждены, что клубника производится в магазинах, упакованной в пластиковые коробочки. На этой фотографии я распласталась у ног родителей, как новорождённый жеребенок. На мне старый, заношенный, короткий комбинезон, а тёмно-каштановые курчавые волосы разметались, как каракули по листу. Лямка сшитого из лоскутков рюкзачка для походов в библиотеку обхватывает тело. Нет сомнений, он набит изданиями из серии «Нянины посиделки» и старомодными книжками с историями про лошадей. Одну руку я запустила в куст клубники, а другая полна ягод. Я пышу здоровьем от солнца и, вероятно, переизбытка витамина С. Возможно, потому я и выросла такой маленькой. Это приостановило рост. – Знаешь, она очень похожа на тебя. Может, мне стоит отправить ссылку на общую почту «Л и Г» и попросить всех угадать, кто эта маленькая девочка? – Деймон заметно содрогается от внутреннего смеха. – Я убью тебя! На этом снимке я выгляжу настоящей дикаркой. Глаза у меня светлее неба, я щурюсь от солнца и широко улыбаюсь. Та же улыбка появляется у меня на лице всю жизнь. Начинаю ощущать спазм в горле и жжение в носовых пазухах. Смотрю на своих родителей. Оба они такие молодые. Спина у отца на этом снимке прямая, но каждый раз, как я приезжаю домой, она всё больше сгибается. Бросаю быстрый взгляд на Деймона. Он, кажется, больше не давится смехом. Глаза начинает пощипывать от слёз, я не успеваю остановить их и подумать о том, где нахожусь и кто сидит напротив меня. Деймон медленно поворачивает экран компьютера на место, неспешно закрывает браузер. Типичный мужчина – чувствует неловкость при виде женских слёз. Я отворачиваюсь, смотрю в потолок, стараясь заставить солёные капли утечь обратно, туда, откуда они выкатились. – Но разговор был обо мне. Что мне сделать, чтобы быть больше похожим на тебя? – Со стороны могло показаться, что он говорит почти по-доброму. – Ты можешь попытаться не быть такой ослиной задницей, – шёпотом произношу я и в потолочном отражении вижу, как лоб Деймона начинает морщиться. О боже! Он озабочен. В сцену одновременно вмешиваются наши компьютеры: звенит напоминание об общем собрании через пятнадцать минут. Я приглаживаю брови, поправляю помаду, используя стену в качестве зеркала. С трудом скручиваю волосы в низкий узел, для чего стягиваю резинку с запястья. Сминаю в комочек бумажную салфетку и прижимаю её к уголку каждого глаза. Невыраженная тоска по дому продолжает клокотать в груди. Одиночка. Открывая глаза, вижу, что Деймон стоит и наверняка видит моё отражение. В руке у него карандаш. – Что?! – рявкаю я на него. Он выиграл. Заставил меня плакать. Я встаю и беру в руку папку. Он тоже, и мы беспрепятственно переходим к игре «Зеркало». Оба дважды тихо стучим в дверь своего босса. «Войдите», – одновременно приглашают нас. Джозетт, сдвинув брови, смотрит в экран компьютера. Она больше привыкла печатать на машинке. Раньше, пока мы не переехали сюда, она пользовалась ею, и я любила слушать ритмичные удары клавиш, доносившиеся из её кабинета. Теперь машинка стоит в одном из шкафов. Джозетт боится насмешек Старого дегенерата. – Привет. У нас общее собрание через пятнадцать минут, помнишь? Внизу, в главном зале совещаний. Она тяжело вздыхает и поднимает на меня выразительные глаза. Они большие серые; ресницы – рядком, отдельно одна от другой под аккуратными бровями. Не могу приметить на ее лице ни следа макияжа, кроме розовой помады. Джозетт переехала сюда из Франции с родителями, когда ей было пятнадцать, и хотя теперь ей уже немного за пятьдесят, в ее речи сохраняются нотки урчания. Своей элегантности Джозетт не замечает, что делает ее еще более изящной. У неё длинные тёмные волосы, которые хозяйка всё время убирает в аккуратный пучок, открывающий лицо и придающей шарма. Коротко обрезанные ногти всегда покрашены кремово-розовым лаком. Всю одежду она покупает в Париже, прежде чем ехать навещать престарелых родителей в Сент-Этьен. Гладкий шерстяной свитер, надетый на ней сейчас, наверное, стоит дороже, чем три полные продуктовые тележки. Если вы ещё не поняли, она мой идол. Именно из-за неё я перестала густо красить глаза. Я хочу быть ею, когда стану старше. Любимое слово Джозетт – «дорогая». – Дорогая Елена, – говорит она сейчас, протягивая руку, и я вкладываю в нее папку, – с тобой все в порядке? – Аллергия. Глаза чешутся. – Хмм, это нехорошо. Джозетт пробегает глазами повестку дня. К более крупным собраниям мы готовимся серьёзнее, но с общими всё более-менее ясно, потому что на них большей частью говорят руководители отделов. Директора присутствуют в основном, чтобы продемонстрировать причастность. – Аларику исполнилось пятьдесят? – Я заказала торт. Мы вынесем его в конце. – Это хорошо для поддержания духа, – с отсутствующим видом замечает Джо. Она открывает рот, колеблется. Я слежу за тем, как она пытается подобрать слова. – Локвуд и я – мы сделаем объявление на этом собрании. Для тебя оно очень важно. Мы поговорим об этом сразу после. Живот скручивает. Меня увольняют, это точно. – Нет, новости хорошие, дорогая. Общее собрание идёт по плану. На таких мероприятиях я не сижу рядом с Джозетт, предпочитаю смешаться с другими сотрудниками. Такой у меня способ напомнить им, что я часть команды, однако сдержанность в отношении меня всё равно ощущается. Неужели они и впрямь воображают, будто я доношу Джозетт, когда у них дело дрянь? Деймон восседает сбоку от Старого дегенерата во главе стола. Обоих недолюбливают, и кажется, что они находятся в каком-то невидимом пузыре. Аларик розовеет и явно радуется, когда я приношу торт. Он закостенелый локвудец из недр финансового отдела, это утверждает меня в мысли, что я не зря старалась ради него. Я протянула через изгородь, разделяющую два лагеря, милое предложение о мире, покрытое тонкой корочкой льдистой глазури. Вот как поступаем мы, гаминовцы. В Локвудвилле, наверное, дни рождения отмечают, презентуя новые батарейки для калькулятора. Комната наполнена опоздавшими, которые прислонились к стенам или приткнулись на низких подоконниках. Гул голосов стоит оглушающий в сравнении с мертвенной тишиной десятого этажа. Деймон не притронулся к торту, а ему до него – рукой подать. Он не любит перекусы на ходу, он вообще не едок. Я наполняю наш пещеристый кабинет ритмическим хрустом морковки и яблок; пакетики попкорна и маленькие стаканчики йогурта исчезают в моей бездонной утробе. Каждый день я уничтожаю стайки тартинок со шведского стола, Деймон же по контрасту со мной поглощает мятные драже. Господи боже мой, он же в два раза крупнее меня! Он не человек. Присмотревшись к торту, издаю громкий стон. Из всех возможных украшений, которые могли бы использовать в кондитерской… Вы сами догадываетесь. В совершенстве владеющий искусством читать мысли, Деймон тянется вперед и берет с торта клубничину. Соскребает с неё глазурь и смотрит на маленький катышек цвета слоновой кости у себя на большом пальце. Что он сделает? Слизнёт его? Вытрет палец носовым платком с монограммой? Должно быть, он почувствовал моё заинтересованное внимание, потому что метнул на меня взгляд. Моё лицо вспыхивает, и я отвожу глаза. Быстро спрашиваю Эби, как продвигается у её сына обучение игре на трубе (медленно), а Мейсона об операции на колене (скоро). Им льстит, что я помню, и они отвечают с улыбками. Полагаю, это правда, что я всегда замечаю, выслушиваю и собираю всякие мелочи. Но не с какой-то скверной целью. А в основном потому, что я одинокий лузер. Перекидываюсь парой фраз с Эстер по поводу ее внучки (растет) и с Ребеккой – о ремонте на кухне (ночной кошмар). А между тем в голове крутится и крутится: «Можешь сгрызть своё сердце, Деймон Сальваторе. Я мила. Я всем нравлюсь. Я часть этой команды. А ты совсем один». С другой стороны стола, чтобы привлечь моё внимание, мне делает знак Тайлер из отдела дизайна обложек. – Я посмотрел документальный фильм, который ты советовала. Ворошу память, но ничего не всплывает. – У-у, хм? Какой? – Это было пару общих собраний назад. Мы говорили о фильме, который ты посмотрела, – про да Винчи по каналу «История». Я скачал его. Я много с кем болтаю, исполняя свою роль. И никогда не подозревала, что кто-то к этим разговорам прислушивается. На полях блокнота Тайлера – затейливый рисунок, я пытаюсь краем глаза рассмотреть его. – Тебе понравилось? – О да. Он был во многом исключительный человек, правда? – Не стану спорить. Я-то совсем никчёмная – ничего не изобрела. Тайлер хохочет, открыто и громко. Перевожу взгляд с блокнота на лицо хозяина. Наверное, впервые я посмотрела на него по-настоящему. Отключив кнопку автопилота, я ощущаю под рёбрами легкий спазм удивления. Ох! Да он симпатичный. – Ну бог с ним, ты знаешь, что я скоро ухожу отсюда? – Нет. Почему? – Маленький пузырёк флирта лопается у меня в животе. Игра окончена. – Мы с одним приятелем разрабатываем новую платформу для самопубликаций. Здесь мне осталось проработать пару недель. Это моё последнее общее собрание. – Что ж, это утрата. Не для меня. Для «Л и Г». – Пояснение неубедительное, как у влюбленной девочки. Надо же, не заметить рядом с собой такого милого парня. Он сидел напротив меня. А теперь он уходит. Остаётся только вздыхать. Самое время приглядеться к Тайлеру Локвуду по-настоящему. Да-да, вы не ослышались - его фамилия Локвуд. Не буду врать, возможно в компанию он попал не совсем честно, но работник дизайн сферы - отменный! Явно не в дядю. Привлекательный, в хорошей форме, с мягкими тёмными кудрями, постриженными очень коротко. Он невысок, это мне подходит. Он из команды локвудцев, но не типичный представитель. Манжеты рубашки, хотя она и хрустит, как открытка на день рождения, закатаны. Галстук покрыт тонким рисунком из маленьких ножниц и планшетов с зажимами. – Симпатичный галстук. Тайлер смотрит вниз и улыбается: – Я очень много вырезаю и вставляю. Смотрю в сторону команды дизайнеров, в основном локвудцы: все они одеты, как распорядители похорон. Мне понятно решение Тайлера уйти из «Л и Г» – это самая унылая команда дизайнеров на планете. Потом я смотрю на левую руку Тайлера. На пальцах ничего, и он тихонько постукивает ими по столу. – Ну, если когда-нибудь захочешь поучаствовать в изобретении чего-нибудь новенького, я к твоим услугам. – Он озорно улыбается. – Ты фрилансишь как изобретатель и к тому же заново изобретаешь самопубликации? – Именно. – Тайлер явно по душе моя остроумная игра в слова. Никогда никто не флиртовал со мной на работе. Украдкой гляжу на Деймона. Он разговаривает с мистером Локвудом. – Будет трудно изобрести что-нибудь такое, до чего еще недодумались японцы. Тайлер на мгновение задумывается. – Вроде этих маленьких щёток, которые детям надевают на руки и ноги, когда они ползают? – Да. А ты видел эти подушки в форме мужского плеча для одиноких женщин? Подбородок Тайлера угловатый и тщательно выбритый, а губы из тех, что кажутся жесткими, пока человек не заулыбается, что он сейчас и делает, глядя мне прямо в глаза. – Тебе, конечно, они не нужны, верно? – Он понижает тон, теперь его едва слышно сквозь гомон голосов. Глаза Тайлера искрятся, подзадоривают меня. – Может быть. – Я делаю горестное лицо. – Уверен, ты способна найти живого волонтёра. Я пытаюсь вернуть разговор в прежнее русло. К сожалению, выходит так, будто я делаю ему предложение. – Наверное, будет занятно изобрести что-нибудь вместе. Джозетт собирает свои бумаги и постукивает ими по столу, чтобы собрать в аккуратную стопку. Я неохотно разворачиваюсь на стуле. Деймон взирает на меня, гневно сдвинув брови. Использую мозговые импульсы, чтобы отразить его удар и направить в обратную сторону. Он его получает и, подобравшись, садится прямо. – Ещё одна вещь, прежде чем мы разойдёмся, – говорит мистер Локвуд. Джозетт старается не хмурить брови. Она терпеть не может, когда Старый дегенерат ведет себя так, будто он один председательствует на собрании. – У нас есть объявление по поводу реструктуризации в команде заместителей, – без перерыва подхватывает его речь Джо, и губы мистера Локвуда раздраженно поджимаются, после чего он перебивает Джозетт: – Вводится третья должность заместителя – главный операционный директор. – (Мы с Деймоном одновременно подскакиваем на стульях, как ударенные током.) – Эта должность будет ниже моей и Джозетт. Мы хотим формализовать обязанности человека, который отслеживает все процессы, дав возможность заместителям сфокусироваться на стратегических задачах. – Он бросает тонкогубую усмешку в сторону Деймона, который натянуто кивает ему в ответ. Джо ловит мой взгляд и многозначительно приподнимает брови. Кто-то пихает меня локтем. – Объявление будет опубликовано завтра, подробности – на портале поиска работы и в Интернете. – Локвуд произносит последние слова таким тоном, будто Интернет – это какое-то новомодное изобретение. – Вакансия открыта для внутренних и внешних соискателей. – Джозетт подхватывает стопку своих бумаг и встает. Старый дегенерат тоже поднимается, чтобы идти, и выбирает себе ещё кусок торта. Джозетт следует за ним, покачивая головой. Комната снова взрывается от шума, коробку с тортом тащат по столу. Деймон стоит у двери. Я упрямо остаюсь сидеть, и он выскальзывает наружу. – Похоже, ты получила новую работу, – говорит мне Тайлер. Я киваю, сглатываю и машу рукой на прощание всей комнате в целом, слишком ошеломлённая, чтобы выйти грациозно. В коридоре перехожу на бег, на лестнице перескакиваю через две ступеньки. Вижу закрытую дверь кабинета мистера Локвуда и на всех парусах подлетаю к кабинету Джозетт, резко торможу, распахиваю дверь и захлопываю, привалившись к ней спиной. – Кто перед кем отчитывается? – Ты будешь боссом Деймона, если твой вопрос об этом. Меня захлёстывает волна чистого восторга. Я – БОСС Деймона. Ему придётся выполнять все мои распоряжения и относиться ко мне с уважением. Возникает угроза обмочить трусы здесь и сейчас. – Поверх всего этого написано слово «катастрофа», но я хочу, чтобы ты получила эту работу. – Катастрофа? – Я опускаюсь на стул. – Почему? – Вы с Деймоном не ладите. Как кошка с собакой. А если к этому прибавляется ещё и такая динамическая сила… – Она с сомнением прищёлкивает языком. – Но я справлюсь. – Конечно, дорогая. Я хочу видеть на этой должности тебя. Новая реструктуризация, но на этот раз я буду иметь возможность влиять на весь процесс. Я смогу сохранять рабочие места, вместо того чтобы ликвидировать их. Ответственности больше, и повышение статуса существенное. Я смогу чаще ездить домой. У меня будет новая машина. – Ты должна учесть: Локвуд хочет, чтобы это место занял Деймон. Мы долго бились по этому поводу. – Если Деймон станет моим начальником, мне придется уволиться, – мгновенно вылетает у меня изо рта. Такую фразу могли бы произнести в кино. – Тем больше у нас поводов постараться заполучить эту должность для тебя, дорогая. Если бы это было в моей власти, я бы просто объявила о твоём повышении. Я прикусываю большой палец. – Но как добиться, чтобы все шло по-честному? Деймон и мистер Локвуд будут саботировать меня. – Я думала об этом. Интервью проводит независимая комиссия консультантов по набору персонала. Ты будешь соревноваться на равных условиях. Соискатели не из «Л и Г» тоже появятся. Вероятно, подберется сильная компания. Тебе нужно подготовиться. – Я подготовлюсь, – говорю я с надеждой. – Частью собеседования должна быть презентация. Придется тебе поработать над ней. Они захотят услышать твои мысли о будущем устройстве «Л и Г». Я ёрзаю от желания вернуться к рабочему столу. Мне нужно обновить резюме. – Вы не против, если я буду работать над своей заявкой в обеденный перерыв? – Дорогая, я не буду возражать, даже если ты посвятишь этому всё рабочее время, пока она не будет готова. Елена Гилберт – главный операционный директор «Локвуд и Гамин». Звучит неплохо, верно? – (Моё лицо расплывается в улыбке.) – Место твоё. Я это чувствую. – Джозетт делает жест, будто застёгивает на молнию свои губы. – А теперь иди. Готовься. Я сажусь за стол, снимаю блокировку с компьютера, чтобы открыть своё удручающе застарелое резюме. Появление новых возможностей греет меня изнутри. Всё вокруг изменилось. Ну почти всё. После нескольких минут редактирования замечаю стоящую рядом фигуру. Втягиваю носом воздух. Пряный кедр. Мне подмигивает пряжка его ремня. Не прерываю ударов по клавиатуре. – Работа моя, Печенька, – раздается голос Деймона. Дико тянет встать и ударить его под дых. Чтобы сдержаться, считаю – один, два, три, четыре… – Забавно, именно это только что сказала мне Джозетт. – Я слежу в отражении на поверхности своего стола, как удаляется от меня спина Деймона, и клянусь самой себе: Деймон Сальваторе проиграет эту игру – самую важную из всех, в какие мы играли.