Враги бывают разными

Мы входим в квартиру Деймона. Он ставит мою сумку в своей спальне, как будто я возвращаюсь домой. Иду в ванную, а когда выхожу, встречаю Деймона взглядом. Готовит чай с сосредоточенностью настоящего учёного. Сальваторе бросает взгляд на моё лицо: – О нет! Не говори ничего. Сердце едва не выскакивает из груди, я хватаюсь за край стойки. Он знает. Этот человек читает мысли. Мои глаза – два влюблённых сердечка. – Ты совершенно вне себя, – ровным голосом ставит диагноз Деймон. Я не способна ни на что другое, кроме как смущённо скосить глаза и беззвучно пошевелить губами. Смотрю на входную дверь. Просочиться мимо Деймона не удастся – он успеет меня перехватить. – Никаких шансов. Иди на диван, – отчитывает он меня. – Давай. Двигай. Я скидываю туфли и сворачиваюсь клубком на любимом диване, обнимая ленточную подушку. Веду сама с собой беззвучную беседу. Ты его любишь. Ты его любишь. Всегда любила. Больше, чем ненавидела. Каждый день смотрела на этого мужчину, изучила цвета всех его рубашек, каждое выражение лица, до мельчайших нюансов. Каждая игра, в которую ты играла, подводила к тому, чтобы завязать отношения с ним. Поговорить. Почувствовать на себе его взгляд. Заставить его тебя заметить. – Какая я идиотка! – Я вздыхаю. Открываю глаза и едва не вскрикиваю. Деймон стоит надо мной с кружкой и тарелкой. – Я просто не могу смириться с закидоном в такой крайней степени, – говорит он и даёт мне сэндвич. Ставит кружку на кофейный столик. На минутку исчезает, потом возвращается с мягким серым флисовым пледом. Деймон как будто понимает, что я испытала некий шок. Он подтыкает под меня плед со всех сторон и приносит дополнительную подушку. Кто знает, что написано на моём лице. Я избегала смотреть на себя в ванной. Зубы начинают стучать, и я тянусь к сэндвичу, очень аппетитному с виду. Никаких дешёвых изысков. Ровно разрезан по диагонали, именно такие я люблю. – Ты не сказала ни слова как проснулась. Ты выглядишь пришибленно. Руки дрожат. Пониженный сахар? Плохой сон приснился? Укачало в машине? – Деймон ставит свою тарелку с нетронутым сэндвичем. – Ты устала? У тебя болит живот? – Деймон потирает мои ноги сквозь плед. Когда он снова начинает говорить, то делает это так тихо, что я едва его слышу. – Ты поняла, какую ошибку совершила, проведя это время со мной. – Нет, – бормочу я с набитым ртом и закрываю глаза. Тревожная складка на лбу Деймона убивает меня. – Нет? Чувствую себя ужасно. Разрушаю волшебный пузырь радостной энергии, в котором мы находились по пути домой. – Сегодня воскресенье, – отвечаю я после долгого обдумывания. – Завтра понедельник, – откликается Деймон. Мы оба отхлёбываем из чашек. Игра в гляделки началась, я переполнена вопросами, которые до смерти хочется задать, но не представляю, как к этому подступиться. – Правда или желание? – говорит Деймон. Он всегда находит правильные слова. – Желание. – Трусиха. Ладно. Тогда съешь целую баночку острой горчицы из моего холодильника. – Я надеялась на что-нибудь сексуальное. – Я дам тебе ложечку. – Правда. – Почему ты так странно себя ведёшь? – Деймон откусывает кусок сэндвича. Я вздыхаю так глубоко, что возникает боль в лёгких. – Я была не готова к этому, отсюда пугающие чувства и мысли. Деймон пристально смотрит на меня, пытаясь заметить малейшие признаки лжи. Ничего не находит. Ответ мой крайне сжат, но правдив. – Правда или желание? – Правда, – не моргая, отвечает он. В окна проникает вечерний свет, и я вижу кобальтовый ободок вокруг радужки его глаз. Приходится на миг прикрыть свои, пока не схлынет боль от такой красоты. – Что за отметки ты делаешь в ежедневнике? – Мне запало в голову, что в прошлый раз он не ответил, сомневаюсь, сделает ли это сейчас. Деймон улыбается и смотрит в тарелку: – Так, мальчишество. – Меньшего я от тебя и не ожидала. – Я записывал, одета ты в платье или юбку. «П» или «Ю». Ставил значки, когда мы ругаемся и если замечал, что ты улыбаешься кому-то другому. А ещё – когда мне хотелось тебя поцеловать. Точки – это просто перерывы на обед. – Ох… Но зачем? – В животе бабочки. Деймон задумывается. – Когда так мало получаешь от кого-то, берёшь всё, что можешь. – И давно ты этим занимаешься? – Со второго дня в «Л и Г». Первый день прошёл как в тумане. Я собирался собрать статистику. Прости. Когда говоришь об этом вслух, звучит безумно. – Хотела бы я додуматься до такого, если от этого становится легче. Я не менее безумна. – Ты очень быстро взломала код рубашек. – Почему ты носишь их в определённой последовательности? – Хотел посмотреть, заметишь ли ты. А когда обратила внимание, взбесилась – Я всегда замечала. – Да, знаю. – Деймон улыбается, пока на моих губах также сияет улыбка. Чувствую, как он берёт мою ступню и начинает массировать. – Эти рубашки, отмечавшие дни недели, странным образом меня успокаивали. – Я откидываюсь на спину и смотрю в потолок. – Вне зависимости от происходящего я знала, что, когда войду, увижу белую. Потом бело-серую. Кремовую. Бледно-жёлтую. Горчичную. Светло-голубую. Голубую, как спальня. Голубино-серую. Тёмно-синюю. Чёрную. – Загибаю пальцы. – Ты забыла, бедная старая горчица не на том месте. В любом случае скоро ты уже не будешь видеть мои глупые рубашки. Мистер Локвуд сказал, что к пятнице отборочная комиссия уже примет решение. – Но ведь пройдёт всего один день после собеседований. – Я-то думала, на размышления уйдёт неделя или две. Значит, в следующую пятницу я или буду праздновать победу, или окажусь безработной? – Мне тошно. – Он сказал, что если за пять минут во время интервью не формируется решение, кто нужный кандидат, значит они сами идиоты. – Лучше бы он не пытался давить на комиссию. Нам нужно, чтобы решение было честным. Ух! Я не представляю, как смогу отчитываться перед мистером Локвудом сама, без тебя в качестве буфера. Говорю тебе, Деймон, у этого мужика глаза – рентгеновские лучи. – Мне хочется ослепить его кислотой. – Ты держишь в ящике стола склянку с кислотой? – Тебе это должно быть известно. Ты ведь совала нос в мой стол и ежедневник. В словах Деймона звучит упрёк, но его взгляд остаётся дружелюбным. Он гладит большим пальцем свод моей стопы, слушая благодарное урчание. – Ты уволишься, если я получу работу? – тихо спрашивает Деймон. – Да. Прости, но мне придётся уйти. Сперва я говорила это из гордости. Но теперь ясно, что это единственный возможный вариант. Но знай, если решат, что ты лучше подходишь для этой работы, я уйду с радостью. Я буду радоваться за тебя, Деймон, клянусь! Мне, как никому другому, известно, насколько упорно ты трудился ради неё. – Я немного выгибаю спину и вздыхаю. – Ты был бы моим боссом. Это было бы чертовски заманчиво – целоваться с главным исполнительным при каждом удобном случае, но нас обязательно поймали бы. – А если её получишь ты? – Я не могу рассчитывать на твой уход, но быть твоим боссом я не смогу. Буду давать тебе какие-нибудь несусветные задания, и у Энджелы случится удар. – А если бы я стал твоим боссом, я бы так тебя уработал. До изнеможения. – Ммм… Мне бы всю ночь снились грязные сны. – Ты сказала моим родителям, что я, вероятно, скоро стану главным операционным управляющим. Ты действительно так думала или просто прибавила это к списку похвал в мой адрес? Ничего страшного, если последнее – правда. – Если бы я была в приёмной комиссии, то тщательно рассмотрела бы наши резюме, и ты, вероятно, покорил бы меня. Ты так хорош на своём месте. Я всегда восхищалась тем, как ты работаешь. – Я потираю руками грудь, чтобы облегчить боль. – Не обязательно. Дело ведь не только в резюме. Ещё будут собеседования. Ты очаровательна. Нет на свете человека, который не проникся бы к тебе симпатией в первый миг знакомства. – И это говоришь мне ты? Я видела тебя в деле, когда ты к чему-то стремишься. Ты как политик тысяча девятьсот пятидесятых. Мягче мягкого. Деймон смеётся: – Но ты любишь «Л и Г». А меня там все ненавидят. Это твоё преимущество передо мной. Плюс твоё высокосекретное оружие, на которое Тайлер тратит выходные. – Да. – Я быстро отвожу взгляд. – Это связано с электронными книгами, я не идиот, – говорит Деймон. – Почему бы тебе хоть раз не побыть им? Всего раз я хотела держать что-то от тебя в секрете. – Ты и сейчас что-то держишь от меня в секрете. Мы не добрались до истинной причины твоих странностей. – И не доберёмся. – Я с головой накрываюсь пледом. – Очень по-взрослому… Ты не можешь долго хранить от меня секреты. Я тебя слишком хорошо знаю. Так что всё у тебя выпытаю. – Ну что ж, очевидно, я совершенно открытая электронная книга. – Я издаю стон в темноте. – Мистер Локвуд рассказал тебе о моём проекте по оцифровке? Пожалуйста, не поддевай меня тут, Деймон. Прошу. Вся моя презентация основана на этом. – Ты серьёзно думаешь, что я на такое способен? – Нет. Ну, может быть. Я ожидаю хлёсткого ответа. Деймон ничего не говорит, но продолжает массировать мне ступню. Я откидываю плед с лица: – Почему ты не улыбнулся мне, когда мы в первый раз встретились, и не сказал: «Приятно познакомиться»? Мы могли бы всё это время быть друзьями. – Звучит трагично. Я столько потеряла, и времени больше нет. – Мы никогда не могли стать друзьями. Я пытаюсь отодвинуть ногу, но Деймон её не отпускает. – Значит, вот в чём соль. – Он сдавливает свод стопы. – Я всегда хотела быть в хороших отношениях с тобой. Но ты не ответил улыбкой на улыбку. И с тех пор был всё время на шаг впереди. – Я не мог. Если бы позволил себе улыбнуться в ответ и подружиться с тобой, я, наверное, влюбился бы в тебя. Он использует во фразе только прошедшее время, и это убивает скачущую внутри меня радость. Потому что он не мог в прошлом, не может и сейчас. Я пытаюсь избавиться от этих мыслей. – Ты сказал мне после поцелуя в лифте: «Мы никогда не будем друзьями». – В тот момент я злился. Отвозил тебя к Тайлеру, а ты выглядела чертовски соблазнительно. – Бедняга Тайлер! Он такой милый. Тебе придётся извиниться перед ним за то, что ты оборвал наш телефонный разговор. Он ничего плохого мне не сделал, а чем ему отплатила я – два никудышных свидания и потраченный неизвестно на что субботний день. – Он получил твой поцелуй. – При этих словах у Деймона такой вид, будто хочет разнести к чертям всю планету. – И свой фриланс он выполняет не так чтобы от одной доброты сердца. – При других обстоятельствах он был бы отличным бойфрендом. Деймон смотрит на меня страшными тёмными глазами серийного убийцы: – При других обстоятельствах. – Ну, я прихожу к заключению, что ты собираешься сковать меня цепью в подвале и держать в сексуальном рабстве. Этот разговор – как туго натянутый канат. Один неверный шаг – и всё откроется. Деймон узнает о моей любви, тогда я покачнусь и упаду. А внизу страховочной сетки нет. – У меня нет никакого подвала. – К несчастью для меня. – Я куплю дом с подвалом. – О’кей. Можно я пойду с тобой выбирать дом? Несмотря на гнетущее чувство, которое по капле вливается в кровь, я улыбаюсь. Мне нравится энергия, возникающая, когда мы вот так добродушно пикируемся. Это огромное удовольствие, особенно если знаешь, что у Деймона всегда наготове достойный ответ. Никогда у меня не было знакомых, от разговора с которыми невозможно оторваться, так же как от поцелуя. – Правда или желание, – произносит Деймон после небольшой паузы. – Сейчас не моя очередь. – Нет, твоя. – Правда. – У меня нет выбора. Он снова потребует, чтобы я ела горчицу. – Ты доверяешь мне? – Я не знаю. Хотела бы. Правда или желание? Деймон моргает: – Правда. С этого момента всё будет правдой. – Ты жил когда-нибудь здесь с девушкой? – Нет. Я никогда ни с кем не жил. Почему ты спрашиваешь? – Твоя спальня немного девчачья. Деймон улыбается сам себе: – Ты иногда такая глупая. – Спасибо. Эй, не пойти ли мне домой? Мне завтра нечего надеть. – Ты не поверишь, но у меня есть стиральная машина и сушилка. – Как современно. – Я иду в спальню и становлюсь на колени перед сумкой. – Надеюсь, Джозетт не заметит, что я в том же наряде. – Я бы сказал, что единственный человек в «Л и Г», который обращает внимание на такие мелочи в тебе, – тот же самый, кто выстирает этот загульный наряд. Я сижу на пятках и осматриваю спальню. Подаренного мной смурфа Деймон поселил у кровати. Тут же и белые розы, сильно раскрывшиеся, с опадающими лепестками. Вазы у него нет, так что цветы поставлены в высокую кружку. Я закрываю глаза. И некоторое время не могу пошевелиться. Я так люблю его, это чувство пронизывает меня насквозь, словно вдетая в иглу нить. Она пробивает во мне дырки. Тянется внутри. Пришивает ко мне любовь. Мне никогда не удастся отпороть от себя это чувство. Цвет любви определенно голубой – цвет яйца малиновки. На пороге комнаты появляются ноги Деймона, я беру грязную одежду и прижимаю её к груди. – Не смотри на моё бельё. – Это было бы грубо, – соглашается Деймон. – Я закрою глаза. Сажусь на его кровать. Глажу рукой покрывало, играю с шёлковым уголком, где указана плотность плетения – число нитей в квадратном дюйме ткани. Тычу кулаком в подушку. Здесь он спит. Живёт. И будет всё это делать без меня. Деймон застаёт меня сидящей с подпёртым руками подбородком. – Печенька, – говорит он, и я понимаю, что он искренне сочувствует. Это необыкновенно странное ощущение. Мне нужно довериться ему. И он единственный человек, которому доверять не следует, но я едва не лопаюсь от желания поделиться с ним секретом своей любви. От всего этого мне больно. – Поговори со мной. Я хочу понять, почему ты грустишь. Давай я попробую разобраться. – Я боюсь тебя. – Боюсь, что он раскроет мой последний и самый большой секрет. Деймон, кажется, не обижен. – Я тебя тоже боюсь. Наши губы соприкасаются, как в первый раз. Теперь, когда по мне тянется эта бледно-голубая нить любви, напряжение слишком велико. Я пытаюсь отодвинуться назад, но Деймон мягко укладывает меня на спину. – Будь храброй, – говорит он. – Давай, Елена. Мы снова сливаемся в поцелуе, и я полнюсь его дыханием вперемешку с невысказанными словами. Ощущаю собственную дрожь, а Деймон пробует на вкус мои страхи. – Ах! – произносит он. – Кажется, я начинаю понимать, в чём проблема. – Нет, не начинаешь. – Я отворачиваю лицо. За окном садится солнце, завершая этот беспокойный день. Свет просачивается в комнату сквозь тонкие, как плёнка, перламутровые шторы. Время останавливается, картинка замирает. Проставляю штампом дату и отправляю на полку в сводчатое хранилище памяти. Деймон целует меня так, будто давно всё знает. Прекрасно понимает меня. Я поднимаю руку и хочу оттолкнуть его, а он сплетает свои пальцы с моими. Я кусаю его, а он улыбается мне прямо в губы. Я сгибаю ногу в колене, чтобы упереться в матрас и отползти в сторону, а он хватает мою ногу снизу. – Ты прекрасна, когда боишься, – говорит мне Деймон. Пока он подбирается губами к моему уху, я не могу говорить. Он вздыхает. Мир ещё немного сужается. Когда Деймон целует точку под моим ухом, где бьётся пульс, я понимаю: он думает обо всех тех маленьких чудесах, которые происходят внутри моего тела, и на глаза наворачивается первая слеза. Она сползает по щеке к шее. – Мы сейчас куда-то доберёмся, – произносит Деймон, слизывая слезинку. Я запускаю руки ему в волосы и прижимаю к себе, а он тем временем штампует на моей шее поцелуи. От каждого я все глубже погружаюсь в любовь. Когда Деймон проводит рукой по моему боку, я морщусь. – Дай-ка доктор Деймон посмотрит, – говорит он и одним движением снимает с меня свитер и футболку. Уверенной рукой проводит по шее, затем поверх лифчика, между грудей, по животу. Свет ярко разливается по комнате. Деймон осматривает меня и видит каждый сосуд и каждый пастельного оттенка синяк. Его ресницы, веером прикрывающие глаза, так совершенны, что у меня снова выступают слёзы. Я так люблю его, что не могу больше держать это в себе. Внутри всё вибрирует. Из меня фонтаном сыплются искры. Деймон начинает говорить, поглаживая пальцами мою синюшную кожу, и от этого становится ещё труднее не раскрываться. – Прости, что ты так часто набивала синяки из-за меня. Нужно было защищать тебя от самого себя. Я долго существовал в одном режиме по умолчанию. Вроде как: лучшая защита – нападение. Ты оказалась принимающей стороной и оставалась на том конце дни, недели, месяцы, и ты справилась, как никто другой. – Я пытаюсь заговорить, но Деймон качает головой и продолжает: – Каждый день, каждую минуту я просто сидел там и смотрел на тебя. То, как я вёл себя с тобой, было величайшей ошибкой в моей жизни. – Ничего страшного, – удаётся вымолвить мне. – Ничего страшного. – Нет. Не знаю, как ты уживалась со мной. Прости меня. – Он прикладывается губами к синяку у меня на рёбрах. – Я прощаю тебя. Ты забыл, что и я тоже вела себя с тобой как стерва. – Но этого не случилось бы, если бы я просто улыбнулся в ответ. – Я хотела бы, чтобы ты это сделал. – Голос мой предательски ломается. С тем же успехом я могла бы сказать: «Я хотела бы, чтобы ты меня полюбил». Я задерживаю дыхание. С таким безумно изобретательным умом Деймон наверняка мигом сопоставит факты. Я ворочаюсь на постели, но он легко забирается поверх меня и укладывает мою голову на свою подушку. – Это ничего не меняет. Я полюбил тебя, как только увидел. Я будто падаю с кровати. Он обхватывает меня одной рукой за талию. Я дёргаюсь, словно попавшая в капкан дичь. – Ты полюбил… Что? Меня? – Елену Мари Гилберт. Её, и только её. – Меня? – Елену, наследницу династии владельцев «Sky in strawberry diamonds». – Меня. – Ты можешь показать мне удостоверение личности, чтобы я проверил? – Глаза его сияют, а на губах играет улыбка, которую я люблю больше всего. – Я тоже люблю тебя, – говорю я так, будто сама себе не верю. Деймон смеётся: – Я знаю. – Откуда ты всегда всё знаешь? – Я ударяю по постели ногой. – Твоё сердце так колотилось. – Я не могу ничего скрыть от тебя. Это самое ужасное. – Пытаюсь уткнуться лицом в подушку. – И не нужно ничего скрывать. – Он берёт меня за подбородок и целует. – Ты страшный. Ты причинишь мне боль. – Пожалуй, я и вправду немного страшный. Но никогда больше не причиню тебе боли. А любой, кто на это осмелится, узнает, что такое страх. – Ты меня ненавидишь. – Никогда такого не было. Ни секунды. Я всегда любил тебя. Пауза – Ты… Ты меня любишь? – Вижу в зеркале, что он улыбается, его веселит замешательство и удивление, сквозящие в моём тоне. – С того момента, как увидел. Когда ты мне улыбнулась, меня охватило ощущение, будто я падаю спиной вниз со скалы. Это чувство никогда не прекращалось. Я пытался утянуть тебя вниз вместе с собой. Самым худшим, наиболее злонамеренным и социально незрелым из возможных способов. – Мы так ужасно вели себя друг с другом. – Я чувствую, как Деймон морщится, и его рука начинает меня поглаживать. – Ну то есть я думаю, сможем ли мы начать сначала. – Время для новой игры. «Начни сначала». Я улыбаюсь. Глаза яркие, сияющие, полные надежды и уверенности в том, что это новое слияние станет самым восхитительным, страстным и манящим приключением в моей жизни. – Приятно познакомиться. Я Елена Гилберт. – Деймон Сальваторе. Я вижу ослепительную вспышку его ответной улыбки и теперь уже плачу по-настоящему. Слёзы текут по шее. – Деймон. – Небесные звуки изливаются из твоих уст. – Деймон, прошу тебя. Мы коллеги всего минуту, а ты уже флиртуешь. Дай я повешу пальто. Он расстёгивает мой бюстгальтер: – Позволь мне. – Спасибо. Мы играем в гляделки через зеркало. Глаза Деймона начинают темнеть. Он наполняет ладони моей белой плотью. – Я выросла на клубничной ферме. Мама называет в честь меня новые сорта ягоды. – Я люблю клубнику. Так тоскую по любви, что ем её постоянно. Можно я буду называть тебя Печенькой? Это будет верным знаком моей любви. – Ты любишь меня? Мы ведь познакомились минуту назад. – Люблю. Прости, но я делаю всё очень быстро. Надеюсь, это прозвучит не слишком прямолинейно, но у тебя необыкновенные глаза, Елена. Я умираю, когда ты моргаешь. – Ты мне льстишь. А знаешь что? Я тоже тебя люблю. Очень. Каждый раз, как твои тёмно-синие глаза пронзают меня, я чувствую нечто вроде слабого удара током. – Я протягиваю руки, чтобы снять с него футболку. Деймон помогает мне и стаскивает её. – С момента нашей встречи – пусть она произошла всего несколько минут назад – мне было интересно, что у тебя под рубашкой. Боже мой, твоё тело. Но я хочу тебя из-за твоего ума и сердца. А не из-за этой впечатляющей маскировки. Деймон смотрит в потолок: – Думаю, в эти выходные я перекрашу стены в спальне. Вероятно, всё то время, пока буду заниматься этим, меня не покинет раздражение. И я с удовольствием распрощаюсь навсегда со своей девушкой, высокой скучной блондинкой, которую зовут Керолайн Форбс. Она не ты, и это угнетает меня. Я сплю один в этой комнате цвета юбки Елены, в которой она блистала в первую нашу встречу, и беззаветно храню обет целомудрия. Этот факт становится только романтичнее оттого, что я сообщаю тебе о нём. Деймон укладывает меня под одеяло и сам уютно пристраивается рядом. Моя голова лежит на его руке, он целует меня в шею. Я дрожу. - Да, Елена, ты цветной трендсеттер, влюбивший и меня в этот оттенок голубого. Цвет яйца малиновки? - Ага… Я и забыла об этой юбке. Давным-давно одалживала её подруге, видимо безвозвратно. Теперь, прошу тебя, скажи, какова цель игры «Начни сначала»? – Та же, что и у других игр. Для тебя – любить меня. – Моя цель была – заставить тебя улыбнуться. Как глупо! – По дороге домой я каждый день смеялся до колик, если тебе от этого станет легче. – Полагаю, так и было. Но ты выиграл. Придётся мне запомнить раз и навсегда: ты победил во всех играх. – Губы мои наверняка надулись. Деймон переворачивает меня на живот и начинает целовать спину. – Теперь, когда тебе известно всё, ты мне доверяешь? Мгновение нас заливает волнами тепла, моя кожа подрагивает от жажды прикосновения его губ. – Да. И если ты получишь работу, я буду рада за тебя. – Я уже уволился. Последний рабочий день у меня был в пятницу. Энджела оформила все документы. Я сейчас в отпуске. – Какого чёрта?! – выпаливаю я. – Мне не нужно то, что отнимет тебя у меня. Ничто не стоит этого. – Но у меня не будет возможности соперничать с тобой. – Я не знаю, плакать или смеяться. – У тебя будут другие соперники во время собеседований. Судя по тому, что я слышал, один из них – достойный претендент. Независимая комиссия может решить, что ты абсолютно некомпетентна. Я бью его локтем, и он хохочет. – Но ты же всегда будешь помнить, что мог получить повышение. И во время ссор станешь приводить этот аргумент. – Я нашёл решение. Настолько макиавеллиевское, что даже ты посчитаешь его прекрасным. При нём сохраняется этот глупый дух соперничества, который нас подпитывает. – Боюсь спросить какое. – Я новый финансовый глава отделения «Сандерсон принт» – главного соперника «Л и Г». – Деймон… Что? Нет! – Я знаю! У меня выдающийся злокозненный ум! – Он целует меня сзади в шею, я отползаю в сторону и переворачиваюсь. – Как тебе это удалось? – Я чувствую слабость. – Они давно уже обхаживали меня, уговаривая прийти поговорить. Ну я пришёл и сказал, что хочу разобраться с их совершенно провальной финансовой ситуацией, пока они не закрылись. Они согласились. Больше всех удивился я сам, но виду не подал. – Ты поэтому брал выходной? – Да. И ещё мне нужно было купить тебе модельку. Они тянули целую вечность с формальным предложением. Вот почему мне не нужна была помощь в том, чтобы победить тебя. Я вообще не хотел этого. Я глажу рукой его плечо, великолепный изгиб руки: – Вот, значит, как. – Мне пришлось сделать несколько заявлений о конфликте интересов. – Например? Деймон прищуривается, вспоминая: – Я признался, что состою в любовных отношениях с будущим главным операционным директором «Л и Г». Не могу представить, как он сообщает об этом сухо и спокойно. – Это невозможно. Как они к этому отнеслись? – Мой новый босс, кажется, считает, что это мило. Романтика не чужда никому. Мне пришлось подписать обязательство о неразглашении. Если я расскажу тебе что-нибудь, то на меня подадут в суд. К счастью, имея дело с тобой, я умею следить за выражениями лица, как игрок в покер. – Ох, бог мой, мистер Локвуд, наверное, разозлился? Он-то не романтик. – Взбесился. Он едва не вызвал службу безопасности. К счастью, вошла Джозетт и разрядила обстановку. Как только я объяснил им причины ухода, они проявили понимание. Джо сказала, что всегда об этом догадывалась. – Причины. – У меня оставались всего одни выходные, чтобы заставить тебя полюбить меня. Я в ужасе открываю рот. – Ты им не сказал об этом? – Нет. Видела бы ты лицо Энджелы. – Это игра по-крупному, Деймон. Тебе это с рук не сойдёт. – К счастью, расчёт оправдался. Деймон прикасается губами к моей коже и вздыхает, как будто я – это сон, от которого ему не хочется пробуждаться. Он вдыхает меня в себя, как наркоман. – Ты уверен, что не станешь упрекать меня когда-нибудь? Ты ведь отказался от большого и важного шанса, Деймон. – Я буду целыми днями погребён под ворохом цифр. И смогу продолжить крестовый поход во спасение издательских домов от финансового краха. – Пожалуйста, попытайся на этот раз не заставлять людей плакать. Пора тебе стать таким, какой ты есть на самом деле. Ты ведь мистер Милый Парень. – Не могу гарантировать. Честно говоря, для «Сандерсон» мой жуткий образ подходит больше. Но самое прекрасное в этом то, что каждый вечер я буду возвращаться домой, к тебе, на свой диван. Невозможно было бы найти лучший выход, сколько ни пытайся. – Каждый вечер? Ну, на длинных выходных меня не будет. Я уезжаю на неделю на «Sky in strawberry diamonds». Не думаю, что ты в эти дни будешь очень занят. – Возьми меня с собой, – вставляет Деймон в промежутки между поцелуями. – Дорогу я знаю. Составил маршрут поездки. Перелёты и аренду машин. Я подлижусь к твоему отцу. Знаю, что ему скажу. – Я не могу поехать с тобой туда. – Мне нужно там побывать, чтобы начать всё сначала. Чтобы знать о тебе всё. – Ты точно любишь клубнику? – Я люблю тебя, Елена Гилберт. Так сильно, что ты даже не представляешь. Прошу, будь моей лучшей подругой. Я так глупо влюблена, что пытаюсь произнести это громко вслух: – Я влюблена в Деймона Сальваторе. Его ответ – шёпот на ушко. – Наконец-то. Я отстраняюсь: – Мне придётся сменить пароль на компьютере. – Да? И на что же? – IloveDamon – 4eva, – отзывается он. – Навсегда. – Ты взломал мой пароль? Деймон перекатывает меня на спину и улыбается с озорным видом. Ничего другого мне не остаётся. Когда на меня, словно белый флаг, ложится простыня Деймона, «Игра в ненависть» прекращается. Это главное. Это чудо. И это навсегда. – Да, верно. Навсегда. В какую игру нам сыграть теперь? – Я смотрю на Деймона, и мы играем в гляделки, пока в его глазах не вспыхивает искра воспоминания. – Игра «Или что-нибудь ещё» меня очень интригует. Можешь показать мне, как это работает? Деймон набрасывает на нас одеяло, отделяя от всего мира. Он смеётся. Самый мелодичный звук в мире. Потом наступает тишина. Его губы прикасаются к моей коже. Пусть начнутся настоящие игры.