Укент

Свенн Торсен.

Здесь, в самой глубине, было больше жизни, чем вечером в Укенте. Стоило только встать на возвышении и закрыть на миг глаза или обратить их ко свету. К солнечным лучам, пробивающимся через высокие стройные стволы хвойных деревьев и кажущимся почти белыми. Белее редких шапок снега и инея на покрытых вечными лишайниками валунов. Сначала услышишь лишь своё дыхание и учащенный стук сердца. Ведь чтобы сюда забраться, нужно преодолеть без малого десяток километров. Затихает в ушах треск веток и глухие удары ботинок о промерзшую землю. А потом приходит лес. Шорох и шум; пение птиц; холодный сырой воздух, слегка покалывающий в лёгких. Лишь слегка зашуршит куртка, когда повернёшься, чтобы прислушаться: был это цокот оленьих копыт или что-то другое? Они молчали, озираясь на возвышении, сверяясь с картой. Ни следа тяжелых ботинок, которые можно было бы разглядеть невооруженным глазом на промерзшей земле. Ни клочка розовой ткани на ветках. Ничего. Лес затянул Ульсен, и лес отказывался её отдавать так легко. Но внезапно залаял Бетховен. Этот пес был на службе дольше, чем Свенн был в Укенте, но датчанин все равно понял шутку, которую вложили в имя собаки. Бетховен не раз выручал их во время поисков и никогда не лаял зазря. Андрес, держащий большого лохматого сенбернара, приободрился и покрепче перехватил поводок — с пса сталось бы дернуться по следу, забыв про хозяина. Но пёс не побежал. Он лишь принюхался ещё раз и вдруг толкнулся спасателю в ногу, заскулил, беспокойно завилял хвостом. — След, Бетховен. Бери след! — рявкнул на него Андрес будто бы на глупого щенка, впервые вышедшего на поиски. Но Бетховен был опытным псом, и его поведение не могло не настораживать. Потому и в голосе Андреса зазвучало сомнение. Сенбернар будто бы пытался напротив, отогнать мужчину, заставить уйти. Не став терять время, спасатель направился прямиком в сторону коллеги. Когда же он оказался на небольшом холме рядом с Андресом, в нос ударил отвратительный запах. Он был смутно знаком Торсену, и не вызывал никаких положительных ассоциаций. Он шёл снизу — из хода за валунами, ведущего в небольшую естественную пещеру. Запах, от которого щипало в носу и в глотке. От него так высушивались слизистые, как будто ты затянулся слишком крепкой сигаретой и долго держишь дым в лёгких. Запах, знакомый каждому, кто был в морге Укента, в операционной. Запах формальдегида, который чаще всего ассоциировали со смертью. Бетховен жался к спасателю рядом, вызвав недоумение датчанина и вместе с тем интерес. — Что за запах? — Свенн невольно приложил руку к лицу, стараясь прикрыть нос и рот. Глаза начало щипать, и, поморщившись, он отвернулся. — Не знаю, что-то ядовитое наверное. Или как минимум не полезное. — Свалка отходов какая-то? — третий участник их скромной группы подоспел и так же поморщился. Не смотря на все предположения, в воздухе повис другой вопрос. Спасатели переглянулись, четвертый член «Falck» стоял внизу и смотрел то на троицу, то переводил взгляд на окружение. Он перестал быть частью вопроса. Свенн решил его озвучить. — Надо проверить. — Надо, — практически хором пробормотали остальные. — Кто-нибудь брал с собой респиратор? — Нет, Свенн, зачем? Это же заповедник. Мы даже не в черте города, чтобы если что лазить по коллекторам. Они в штабе. — Андрес с досадой окинул взглядом валуны, а затем погладил Бетховена по массивной голове. Пес все старался отойти подальше. Бог знает, какого ему было здесь находится с его нюхом. «Если закончим за сутки — сможем встретиться в Бьерборе» — голос Марии Ос внезапно зазвучал в голове, а руки уже расстегивали куртку. — Что ты делаешь? — Надо идти, а из штаба до нас будут идти слишком долго. Вдруг Сигри свалилась туда, и на счету у нас каждая секунда? — Свенн говорил мрачно, вынимая из висящего на пожарном поясе чехла марлевый бинт. Затем мужчина присел на корточки, сняв со спины рюкзак, и выудил из него карабин, веревку, и флягу с водой. — Принято. Стиг, оповести наших. Свенн, давай веревку. Карабин щелкнул на поясе, закрепив вместе с тем веревку. Второй конец попал в руки Андреса, который вместе с Бетховеном пошел к ближайшему дереву, чтобы эту самую веревку вокруг него обмотать. Все надежнее, чем держать ее руками. Торсен тем временем начал обматывать смоченный водой из фляги бинт вокруг своего лица. Дышать становилось сложнее с каждым кругом, но лучше так, чем по неосторожности заработать себе химический ожог носоглотки и легких. С глазами ничего придумать не удалось, и вскоре спасатель смотрел на своих коллег прищурившись, а говорить так и вовсе не собирался. Он показал на валуны, сигнализируя о том, что пошел. Оставшиеся на холме спасатели согласно кивнули, а пес, перекочевавший под управление стоящего внизу члена «Falck» еще раз громко тявкнул. «То ли удачи пожелал, то ли отговорить попытался» — невольно подумал датчанин. Вот он уже пробирается сквозь камни, талая вода на которых все еще в большинстве своем остается тонкой коркой льда. Солнце между валунами проникает редко, а когда проникает — дело скорее всего уже идет к вечеру, и тепла банально не хватает. Одной рукой мужчина придерживал веревку, второй зажал фонарик. Мощный луч света начал выхватывать из сгущающегося мрака внутренности пещеры. Отчего-то Свенна передернуло, но он свалил это на холод, свойственный подобным местам. Практически могильный холод. Пещера была не слишком глубока. Спасателю предстояло идти чуть больше минуты прежде, чем его фонарь выхватил в темноте бело-розовое пятно на полу. Каждый шаг эхом отдавался от холодных стен пещеры. Дышать все так же удавалось с трудом, но Свенн отметил про себя: желание морщиться пропало. Возможно в воздухе была уже не такая концентрация вредного вещества, а возможно его глаза пострадали так сильно, что он перестал чувствовать неприятные ощущения. Как перестает чувствовать человек, потерявший в пожаре не только большую часть кожи, но и нервные окончания вместе с ней. В любом случае смоченный бинт все еще хранил странный запах, а снимать его было бы глупостью. Веревка хвостом болталась сзади, так и норовя зацепиться за какой-нибудь выступ или камень, и ее приходилось постоянно одергивать, от чего шум вновь и вновь наполнял пещеру. Когда луч света выхватил бледное тело в розовом платье, Торсен поначалу не поверил своим глазам. На долю секунды он принял увиденное за игру воображения, а затем быстрым шагом направился к той, что принял за Сигри Ульсен. Бежать было нельзя. Сколько спасателей погибло, пытаясь помочь быстрее, и вместе с тем погубили тех, кого пытались спасти? В свои первые пару недель работы Торсен чуть было не бросился в коллектор, полный ядовитых испарений, потому что туда упал какой-то мужчина. Смесь метана и сероводорода уже убила несчастного, хватило пары вдохов. И Свенн чуть не последовал за ним следом, благо опытный коллега рядом остановил парня. Вспоминая этот случай, датчанин гадал: как так, зная, что ждет в люке, он все равно бросился туда без каких-либо средств защиты? Желание помочь, спасти человека, внутренняя доблесть — все это губит молодых спасателей. И сгубило не один десяток и даже сотню. Чтобы остаться на службе и продолжать делать свое дело, в первую очередь нужно сохранять голову холодной. Это единственное правило, которое будет спасать тебя всегда. Под ослепляющим светом фонаря Сигри Ульсен казалась ещё более худой и бледной, чем была на самом деле. Нет, не бледной — девушка была обмёрзшая и белая, будто подземная тварь, никогда не видевшая света. Край платья превратился в лохмотья, белые ноги покрылись царапинами, за грязью был неразличим цвет ботинок. Рядом с девушкой лежал её рюкзак, от руки укатилась в сторону пустая бутылка воды и остановилась, уперевшись горлышком в разметанную кучку обглоданных костей в десятке метров от Сигри. От них и исходил зловонный аромат. Она даже не шевельнулась, не вздрогнула, когда её из темноты выхватил луч. И едва дышала. Наконец приблизившись, Торсен первым делом прощупал пульс на тонкой шее. — Сигри, ты меня слышишь? Сигри Ульсен! Марлевый бинт забивался в рот, слова звучали глухо. Свенн сам себя еле слышал. Пара быстрых хлопков по ледяным щекам тоже не привели Ульсен в чувство. Из рюкзака вынырнул плед, в который датчанин завернул школьницу. А затем началось самое сложное. Что самое сложное? Найти человека? Нет. Дать пропавшему продержаться достаточно долго, чтобы ему успели оказать помощь. Все вещи девушки, кости — это уже дело ленсмана. Вскоре пара показалась из-за валунов, приковывая внимание остальных спасателей. Бетховен залаял, Стиг начал докладывать в штаб. Андрес тут же перехватил Сигри, позволяя Торсену сорвать марлевую повязку с лица и наконец нормально вдохнуть. — Замерзла, холодная. В сознание приходила? — Нет. Стиг, шли скорую к моей хитте! Куски ткани с лица упали на землю, карабин отлетел от пояса и вместе с веревкой остался лежать на земле, освобождая датчанина. — Не понял? — До штаба идти слишком долго. Мой дом расположен намного ближе, мы быстрее дойдем, скорая догонит. — Принято, — Стиг вновь начал говорить в рацию. Все остальные манипуляции проводили на ходу. Двигались быстро, словно не было целой ночи поисков, и энергия перла из всех щелей. — Несем по очереди. Вперед, вперед! Пятеро вынырнули из леса. Подошвы заскользили по только недавно посыпанной песком земле, который похоронил под собой подтаявший днем лед. Машина Свенна осталась стоять возле школы, но он ее увидеть и не ожидал. А вот автомобиль скорой, который он наоборот х о т е л и надеялся увидеть, отсутствовал. Площадка перед хиттой была пуста. — Где скорая? — Узнаю, — Стиг принялся связываться по рации со штабом. Андрес тем временем подошел к датчанину и взял девочку на свои руки, давая возможность хозяину хитты отпереть входную дверь. Никому не нужно было говорить, что делать. Все и так знали, что Сигри отчаянно нужно занести в теплое место, и выбирать куда именно не приходилось. Дверь распахнулась, и в небольшую гостиную сначала зашел Андрес со школьницей на руках, а затем только Свенн и остальные. — Скорая пытается заехать сюда по льду. — М, — со стороны датчанина донеслось сдавленное мычание в купе с парой движений головой. На скулах заиграли желваки, выдавая в нем напряжение. — Клади ее на диван. — Принято. — Я принесу еще плед. Комната сохранила тепло растопленной поутру печи. Простая деревянная мебель и светлые стены делали ее больше, чем та была на самом деле. Это особо остро почувствовалось тогда, когда в комнате еще и Бетховен появился, пачкая светлый ламинат следами грязных лап. В купе с отсутствием занавесок, функции которых еле выполнял легкий тюль, в помещении так же было очень светло. Здесь Ульсен стала выглядеть еще бледнее, чем была на самом деле. Андрес сел напротив девушки, аккуратно пошлепав ее по щекам. — Сигри? Сигри, ты слышишь? Пока коллега пытался привести девушку в чувства, Свенн бегал в соседнюю комнату, являющуюся спальней, за пледом. Тот, которым Ульсен укрывали до этого, снаружи уже был холодным. Стиг тем временем бросал в печку поленья, расположившиеся в корзине возле нее, намереваясь тем самым разжечь огонь. — Дышит? — Дышит, — Андрес отвечал параллельно тому, как разворачивал плед на девушке. Словно разбирал большой суши-ролл. — Ну и хорошо. Она большая молодец, — Свенн подошел сразу после коллеги, который отступил и дал датчанину место для маневра. Без лишних слов или вопросов, хозяин хитты начал раздевать девушку, начав с испачканных в застывшей грязи ботинок. Замерзшая одежда стала врагом номер один для Торсена, как была таким же врагом для организма школьницы. Через несколько минут, вновь закутанную в плед, ее внесли в спальню. Укутанную по самые уши, Сигри ко всему прочему поместили еще и под одеяло. Свенн щелкнул тумблером на обогревателе, который присутствовал в комнате, и красный огонек приветливо замигал на технической приблуде. Крохотная фигурка Ниссе на столике рядом с кроватью пошатнулась, когда датчанин присел перед девушкой и случайно задел предмет мебели позади себя. Теперь, когда грязь от прилива тепла, оставшаяся на ногах Уильсен, растаяла и пачкала белые простыни под собой, мужчины были уверены — она начала отогреваться. — Где скорая? — Ползет в долбаную горку. — Понял. Сигри, ты меня слышишь? — Свенн предпринял очередную попытку привести девушку в чувство.

Сигри Ульсен.

Оживление. Тревога. Ожидание. Облегчение. Напряжение. Будто глубоко в тумане вспыхивают светлячки, то приближаясь, то отдаляясь, кружась, мерцая. У каждого из людей свой. После сотен лет кромешной темноты даже такие редкие эмоции кажутся фейерверком. После сотен лет голода оно пирует. Оно не открывало глаз Сигри Ульсен. Те только мешали бы. Спасатели же видели лишь не приходящую в себя девочку. Вот ещё ровное пламя свечи подергивается от порывов ветра, но не затихнет никогда — самый старый из них, молчаливый, опытный, но быстро исчезает. Он вышел из хитты. У него не погреться. Где-то сбоку в бок отлетают искры бенгальского огонька — злость, беспокойство. Человеческое ухо улавливает топот за приоткрытой дверью спальни. Андрес расхаживает по кухне. Зелёный огонёк приближается. Ниссе. Домовой. Мерцает угрожающе, переливается в красный, в чёрный, полыхает грозовыми тучами. Всего лишь деревянная фигурка. Но от её близости Сигри задышала чаще, шумнее, едва не всхлипнула. Мучение болезненно исказило лицо. «Я не наврежу, я не наврежу, я не…» — попытка смягчить, умалять, покориться правилам этого дома. Она и вправду не навредит. И ниссе смячгается, отступает. Волна тепла приходит вместе с тем, как грозовые тучи рассеиваются, и приходит его благословение. Но ближе всех в этом доме он. Щека чувствует шершавость ладони, а где-то там, за подрагивающими веками, нечто отчаянно тянется к мужчине, сидящему так близко. Костёр. Здесь он — это не светлячок и не отблеск от чего-то большего. Он — это полыхающий в ночи костёр, трескучий, обложенный горячими камнями, неугасимый. Тепло разлилось внутри, выравниваясь с жаром, окутавшим снаружи. Оно начинало жить снова. Вдох чуть шумнее, чем было до этого. Ульсен заметно напряглась, сморщилась, задрожала. Смутное ощущение знакомого. Или он сам такой по себе? Тянет всех замерзших и истощавших к себе своим жаром. Мысли Сигри ещё не слились с его в неразделимый поток. Это не знало, кто есть мужчина. Но отчаянно хотело, чтобы он не отходил. «Кто он, кто он, кто он…» — слова растворяются в темноте, раскатываются волнами эха. Закутанная по нос в плед и собственные длинные белые волосы, Сигри медленно, мучительно приоткрыла глаза. Снег на ресницах только начинал оттаивать, веки подрагивали. Но она смотрела прямо на Свенна. Не сквозь него, не мутным больным взглядом человека, который едва пришёл в себя. Ясные светлые глаза наблюдали за мужчиной с удивительным вниманием и изучением. И теплом. Зелёный огонёк касается этого сознания, впуская образы и память. «Свенн. Свенн Торсен. Хозяин дома…»

Свенн Торсен.

Кожу под свитером покрыли мурашки, когда Сигри открыла глаза. Свенн не сдержался и чуть нахмурился, подавляя желание отстраниться. А это было первым желанием, больше походим на инстинкт. В комнате будто бы стало тише, хотя слух начал улавливать даже мельчайшие звуки: шевеление одеяла, тихие вдохи, даже собственное биение сердца. Сбитый с толку собственной первичной реакцией, датчанин наконец ощутил облегчение, большее соответствующее ситуации. Инстинкт ушел, оставив место легкой улыбке, растянувшей губы, и медленному кивку. — Меня зовут Свенн Торсен, я спасатель из «Falck». Мы с коллегами нашли тебя в небольшой пещере в нескольких километрах отсюда. Сейчас ты находишься у меня дома, но это ненадолго — скорая будет здесь с минуты на минуту. У тебя вторая или третья степень переохлаждения организма, но если судить по тому, что ты очнулась — тебе становится лучше. Тыльная сторона ладони прислонилась ко лбу Ульсен, а в комнату в тот же момент вернулся Андрес. — Очнулась? — Очнулась. Все будет хорошо. — Свенн, ей бы попить чего горячего… — Да, я сейчас сделаю. Мужчина убрал ладонь от прохладного лба собеседницы и внимательно взглянул на ее еще раз. — Послушай, не надо выбираться из-под одеяла. Если хочется подвигаться — потри ладони, можешь даже пятки друг о дружку потереть. Но сильно старайся не активничать. — Третья стадия ас? — Андрес снова вмешался, наблюдая за парой из дверного проема. — Да. — Принято, передам Стигу чтобы поторопил. В последний апдейт скорую чесатели чуть ли не на себе тащили. Пригодились, черт. — Со стороны спасателя раздался смешок. Свенн смог ответить только улыбкой, в которой стало чуть больше тепла. Но на коллегу не посмотрел, сосредоточив свое внимание на девушке. — Тебе не надо рассказывать мне что там случилось, если не хочешь или не можешь говорить сейчас. Главное — ты в безопасности. Присмотришь за ней? Торсен наконец взглянул на Андреса, и последний согласно кивнул. Где-то вдалеке тихонько орала сирена скорой, бог знает для кого предназначенная. Эхо разносило звук на на километр вокруг, но в хитте его было не слышно. Не спасателям, во всяком случае. Датчанин встал и еще раз взглянул на девочку. Почему-то в голове возникла картина, которую он видел в пещере: рюкзак, бутылка и… кости. Нужно будет обязательно показать Аре где ее нашли. — Я ничего не помню… Даже её шепот будто был замёрзшим, шершавым, с царапаньем вырывающийся через обветренные сухие губы. Сигри тяжело вздохнула и дрогнула всем телом. Будто хотела закашляться, но и на это ей не хватало сил. Неудивительно, что после того, как Свенн вышел из комнаты, а его пост занял Андрес, она уже снова провалилась за тонкую перегородку между реальностью и сном. Взгляд помутнел, она затихла и превратилась в недвижимую фигурку. Вместе с тем, как вернулся Торсен, подошёл и улёгся рядом с кроватью Бетховен. Он ткнулся носом в выступ под пледом, который мог быть рукой девочки. Лишь тогда она смогла сфокусироваться на сосредоточенных взглядах спасателей и сделать несколько глотков горячего сладкого чая. Большее ей давать попросту опасались. Скорая ползла просто поразительно медленно. Случись что — приехали бы уже к остывшему трупу школьницы. Та пусть и не становилась краше цвета собственных волос, но хотя бы стабильно дышала. Хитту они наводнили удивительно быстро. Всего двое — врач не моложе 60-ти лет, согбенный временем, и его маленькая, подтянутая явно от спортивного образа жизни коллега не менее почтенного возраста. Единственные на весь Укент хирург Тур Усаксен и травматолог Гунхилль Холлан. Обменявшись парой приветствий, они тут же приблизились к кровати и принялись заново разворачивать одеяло. Вместе с ними прибыл не только экстренный чемоданчик кислотно-оранжевого цвета, но и молчаливый водитель. Не оставалось сомнений, что уже сегодня вечером… — Весь город уже гудит. — Поделился старый врач, поглядывая в сторону кровати. Его коллега уже поглаживала откровенно дрожащую Сигри по голове. Бетховен тактично отошёл в сторонку. — Терпелива как камень. — Поделился он соображениями, очевидно, об Ульсен, едва увидев белое тело. — Терпелива и удачлива. Помнишь парня в четвёртом году? — произнесла, не отрываясь от прослушивания сердца, Гунхилль. — А, ну да. Как не вспомнить. Доставили к нам как-то парня с туристической тропки. Ты его не застал, не трудись вспоминать, ещё до тебя доставали, — тут же махнул доктор рукой на Свенна, которому и рассказывал. — Третья стадия ас, обморозил себе всё, что мог… Любитель, значится, зимних походов в одиночку. Наслаждался видами. А мы потом наслаждались его обморожением третьей степени. Едва выжил. Ему рот было нечем открывать, вот он и не кричал. А здесь… Терпелива как камень. Да-с, — глубокомысленно заключил Тур. Старческая ладонь шлепнула по руке, а добродушный тон, с которым врач рассказывал о последствиях неудачной туристической прогулки, вызвали на лице датчанина сконфуженную улыбку. Договорить он не успел. В по-мальчишески худое бедро Сигри вошла игла с уколом обезболивающего. Девочка даже не дрогнула. Свенн, до того наблюдающий за работой специалистов со всем вниманием, отвел глаза когда человеческий суши-ролл снова начали разворачивать. Одно дело когда ты делаешь это как спасатель, и совсем другое быть простым наблюдателем. Остальные члены «Falck» собрались в гостиной и отпаивались горячим чаем. Пожилой мужчина повернулся к Свенну и похлопал его по предплечью. Выше не позволял дотянуться горб. — Вы, парни, молодцы. С ней не будет ничего, что не лечится парой недель в тёплой постели. Оперативно сработали. Где нашли? — В нескольких километрах отсюда. — Торсен не стал вдаваться в подробности. Ему не хотелось обозначать это место точнее до тех пор, пока Аре не узнает о находках в пещере. Кости, кому бы они не принадлежали, странный запах… Мало ли куда может пойти информация и кого привлечет туда до приезда ленсмана. — У нее нет никаких иных повреждений? — О чем ты? Насилие? — врач нахмурился и попробовал отвести спасателя в сторону. Последний мотнул головой и остался стоять там где стоял. — Нет. Респираторные нарушения, может быть отравление химикатами? По первым признакам. — На первый взгляд нет, — Тур обернулся на школьницу, — отвезем в больницу и осмотрим лучше. Свенн медленно кивнул и посмотрел на Сигри. Взгляд был задумчивый, и пока врачи готовили карету скорой помощи и инструменты для транспортировки, он не отводил глаз. Благо ее уже прикрыли одеялом. — Что же ты там забыла? Через несколько минут машина скорой помощи отъехала от хитты вместе с Уильсен на борту. Остальные спасатели и чесатели, что терпеливо ждали снаружи, хлопали, когда девочку укладывали в автомобиль. Сейчас же они дружно пошли по скользкой дороге, напрочь позабыв о домике позади себя. Между некоторыми шло горячее обсуждение, и потихоньку голоса растворялись вдалеке. Свенн немного понаблюдал на процессией, а затем направился обратно в лес. Его коллеги должны были заняться штабом и сворачиванием поисков. Ему же, прежде чем лечь и хорошенько выспаться, нужно было заняться своим делом. Где-то в деревьях вовсю заливался зяблик. Солнечный диск начал свое шествие к горизонту, а под ногами хлюпала грязь. Датчанин сунул руки в карманы и задумчиво брел в чащу. Ему бы стоило запрыгнуть в карету скорой помощи вместе с Сигри и врачами, чтобы добраться до города и попросить кого-нибудь помочь оттащить автомобиль обратно к хитте. Но он был здесь, морозя себе зад и не в силах отказаться от одной простой мысли: дождаться Аре возле пещеры. Запах, что стоял перед входом в нее, не давал ему покоя. Так же как не давали покоя причины Уильсен укрыться там и скрываться так долго. Он вспомнил как девушка посмотрела на него, когда только очнулась. В обычной ситуации это было бы не больше, чем взгляд внимательных глаз. Однако то была далеко не обыденная обстановка и привычное времяпрепровождения. Может быть случилось что-то, что повлияло на нее сильнее собственной пропажи и десятка часов в лесу? Ленсман и пресса, а в последних он не сомневался, наверняка докопаются до сути произошедшего. Не так много подобных событий происходит в Укенте, чтобы произошедшее осталось без внимания. В бедро своей мордой ткнулся Бетховен. Торсен пока что не спешил расставаться с собакой, попросив оставить пса на некоторое время у себя. Сенбернар обнюхивал землю и то появлялся, то исчезал среди деревьев. А сейчас, вон, наконец решил побыть рядом с мужчиной. Потрепав Бетховена по огромной голове и почувствовав тепло, которое сохранила под собой шерсть, датчанин задумчиво посмотрел на небо. Холодный воздух паром вырвался изо рта и носа. Через час, может быть чуть больше, Свенн наткнулся на обвязанную вокруг дерева веревку и венчающий ее конец карабин. Эти вещи никак не должны были касаться будущего расследования, так что мужчина поспешил их убрать. Валуны, загораживающие вход в пещеру, не до конца скрывали ее темной пасти. Посмотрев на ту, Торсен чуть дернул плечами и поежился. Он достал телефон и набрал Олафсену короткое смс с информацией о том, что будет здесь до его появления. На холодной земле сидеть совсем не хотелось, так что он положил на нее рюкзак и уселся сверху. Спинкой импровизированного сиденья был ствол дерева, которое спасатель использовал как опору для веревки. Не разжечь ли костер? Эта мысль промелькнула в голове и вместе с тем вызвала опаску. Не испортит ли он что-то таким образом для полиции? Телефон все еще был зажат в руке, и мужчина взглянул на дисплей. Список контактов полз по экрану до тех пор, пока взгляд не остановился на имени «Мария Ос». Как же все-таки официально она была записана! Свенн еле поборол желание позвонить женщине. Кто знает, чем она сейчас занята? Вряд ли сидит на месте и ждет от него звонка, это уж точно. Нет, кажется им с Бетховеном предстояло провести пару часов в одиночестве. Некоторое время пес бегал по округе, а затем сдался и лег на землю возле ботинок Торсена. Последний все же набрал что-то на экране смартфона. «Найдена, жива. Бьербор, выходные. Ты мне тоже нужна». Смс такого содержания пришла Марии Ос на телефон, а датчанин наконец убрал техническую приблуду и остался слушать птиц и наблюдать за вечерними тенями, что уже ползали среди растительности.

***

Теа Рёд.

Ни о каких выкрутасах и речи не шло. Теа затихла, снова позволив надеть на себя наручники, но выглядело это уже не как задержание, а как смирение с пусть и не самыми приятными, но столь нужными ленсману замашками. Он терпит её, а она терпит его. У них общие цели. Тею не смутил ни тон, ни усталость в глазах, когда он объяснял, что не хочет просто повесить всех собак на неё. Она поверила. — Только найдите её. Я потерплю. Мне-то не страшно. — И голос тоже звучал тише, только подчёркивая хрупкость мира, установившегося между ленсманом и школьницей. Хотелось надеяться, что не временного. Дойдя и войдя в небольшую камеру, которую так и хотелось назвать «комнатушкой», они остановились. Браслеты отправились на пояс мужчины, а сама Теа развернулась и плюхнулась на широкую скамью. Она осталась в компании дежурного полицейского. Первые пять минут она просто… Лежала. Дышала. И слушала, как совсем тихо из-за открытой решетки на двери стучат пальцы дежурного по экрану смартфона: в отсутствие действительно важных дел он предпочёл игрушку молчанию новоиспеченной задержанной. Теа провела рукой по боку, нашаривая в кармане куртки собственный. Но тот, как назло, уже сдох. Мир понемногу приходил в себя. Теа села, помотала головой, и поудобнее забилась в угол. Ширина скамьи позволяла устроиться на ней с ногами, что школьница и сделала, при этом скрипнув обивкой. Она опустила взгляд и отметила, что скамья обита чем-то, похожим не на то на клеенку, не то на искусственную кожу. Из интереса Рёд провела по ней ногтем, но не осталось никакого следа. Видимо, отмывать этот материал было проще, чем дерево. Девушка медленно изучила пальцами каждую трещинку в фактуре. Она начинала откровенно скучать. С одной скамьи она перешла на вторую, а когда наклонилась, чтобы посмотреть, что там снизу, зацепилась взглядом за царапины на стене. Те слишком выделялись на бледном, но ровном слое краски. То было просвещением. Теа моментально подвинулась поближе и начала читать, одновременно скользя кончиками пальцев по неровному выбитому контуру. — «Привет, девчонки», — тут же последовало тихое хмыканье, одобряющее мысли неизвестного до неё. Если бы она только знала, кто это был — передала бы привет. Пальцы сами нащупали связку ключей во внутреннем кармане куртки, уже перебирали, подбирая самый удобный в пальцах. — «Усы Линдсмана похожи на лобок его мамаши»… «Дале загадил этот унитаз до тебя». Взгляд метнулся к тому самому унитазу прежде, чем до неё дошло. Улыбка, оставшаяся после второй фразы, исказилась в гримасу удивления и осознания. «Дале?» Тот, кто первым пришёл на ум, точно не мог быть именно этим «Дале, который загадил унитаз». Да нет. Совпадение. Мало ли Дале. Теа села прямо на пол, сморщившись в размышлении и так и не выпустив ключи из руки. Впрочем, мысли быстро ушли в сторону того, что ей самой-то нацарапать?

Лукас Дале.

Очки висят на груди, зацепившись дужкой за рубашку. Подмышкой крепко зажата папка, в руках стаканчики с кофе, а в зубах — бумажный пакет с фирменной надписью «Пироги и кофе Ланса». Этого самого Ланса он сегодня рисковал озолотить, наворачивая круги по городу и, то и дело, заскакивая в одноимённое кафе. Он спустился вниз и показался из-за угла достаточно торопливо, но вполне непринуждённо. Дале быстро пробежался взглядом по пустым камерам, пока не упёрся в фигуру девушки, маячевшей за решёткой. — М! — донеслось с стороны социального работника, который тут же поспешил к ней. За ним показалась Лине, несущая в руках плотно свёрнутый плед. Заметив движение, дежурный, в кои-то веки, оторвал взгляд от смартфона и уставился на происходящее. Молодой парень тут же весь подобрался, явно собираясь вмешаться. Лукас тем временем решительно подошёл к решётке и просунул стаканчик с кофе за неё. Освободившейся рукой Дале перехватил бумажный пакет. — Куда это? — осведомилась администратор, показывая мужчине плед. — Да просто…м-м-м… — Он суетливо осмотрелся и, заприметив раскладной стул у стены, кивнул на него. — Да просто брось туда. Спасибо, Лине. Социальный работник тепло улыбнулся ей и едва ли не подмигнул. Естественно, столкнувшись с таким добродушием, она не смогла не ответить тем же. — Что вы делаете? — заговорил, наконец, дежурный. Лукас посмотрел на него резко, почти недоумённо — словно и увидел-то только тогда, когда парень открыл рот. — …Обедаем? — ответил Дале после небольшой паузы и приподнял одну бровь. — Я сомневаюсь, что… — Что людям нужно есть? — Что сюда можно приносить это всё и кормить задержанных. Лукас смотрел на него некоторое время, ожидая, что тот улыбнётся, потому что это было больше похоже на шутку. Но полицейский не улыбался, а потому усмехнулся уже сам социальный работник. — Тогда вам следовало повесить на решётки объявления, с убедительной просьбой не кормить заключённых, — обвёл он камеры рукой, с зажатым в пальцах бумажным пакетом. Снова взгляд в лицо собеседника. Лине смотрела то на одного, то на другого. Гримаса дежурного дала Лукасу понять, что пора сменить тактику: мужчина слегка наклонил голову и приподнял пакет выше. — Да брось. Это всего-лишь пирог, видишь? Просто пирог. — Тишина в ответ. Непроницаемый взгляд. Пауза снова затягивалась. — Вишнёвый. Лучший из тех, что есть у Ланса. Понять, что Рёд обрадовалась, мог лишь Лукас. Да и рада-то она была ему одному. Все остальные были вольны кривиться, рассматривая, как лениво со своей койки свалилась девчонка и не спеша подошла к решётке. Руки просунулись за прутья по самые плечи, виском она упёрлась в дверь, косо, с ухмылочкой глядя теперь на дежурного. «Смотри, моя банда пришла, и что ты мне сделаешь?» — читалось во взгляде специально для полицейского. Вскоре стул, на который до этого Лине бросила плед, был придвинут к решётке и поставлен боком рядом с прутьями. Лукас сидел на нём, зажав в руках свой стаканчик с кофе, и смотрел на Рёд из-за надвинутых на нос очков. Дежурный вышел за дверь вместе с администратором, обнеся оставшихся внизу людей на один кусок пирога. Впрочем, это значило, что у них их осталось ровно два, и все отошли Тее. Дале только отмахнулся и пробормотал что-то невнятное о «переизбытке выпечки Ланса». Плед, к слову, также был пропихнут сквозь прутья, пускай предварительно дежурный и ощупал тот миллиметр за миллиметром. — Если бы там были клопы — он бы и их нашёл, — тепло улыбнулся социальный работник. — Но их там нет! — тут же, встрепенувшись, добавил он. Плед отправился на пол, предварительно свёрнутый поплотнее, школьница плюхнулась следом. Лукас мог бы возразить, мол, на полу холодно, иди на койку, но ответом ему был бы лишь снисходительный взгляд. Наконец-то, после всей суеты его визита, они уселись как следует и выдохнули. Наконец, они могли поговорить. Теа вцепилась в пирог, едва сказала «привет». Она ела быстро, аккуратно, не теряя ни крошки, но создавалось впечатление, что ей и вкус-то не особо важен. Вишнёвый или черничный, или тыквенный, или с цукатами… Школьница не была научена растягивать момент, наслаждаться тонким хрустящим слоёным тестом, сочной начинкой. Вечно ей было не до того. Лукас продолжал смотреть на девушку с мягкой улыбкой, но когда заговорил, та немного поблекла, уступив место чуть более серьёзному тону. — Ну как ты тут? Рёд подняла было на него глаза — на удивление спокойные, почти даже весёлые глаза. Но вдруг сморщилась, слегка наклонилась, пряча лицо, и с трудом проглотила едва пережеванный кусок. — Никаких новостей? И всё же вежливость для Теи была инструментом непривычным. Если говорить со ртом, полным еды, она не захотела, то отвечать вопросом на вопрос для неё было приемлемо. Он посмотрел на неё некоторое время прежде, чем поднести ладонь к лицу и погладить сначала усы, а потом бороду. Закрывшиеся на мгновение глаза и лёгкое покачивание головой стали довольно красноречивым ответом. Дале снова открыл глаза и, слегка сгорбившись на стуле, обхватил кружку двумя руками. — Если всплывёт что-то — я скажу тебе. Лукас не мог сказать, испытывает ли он касательно этого факта тревогу или наоборот, отчасти рад, что дела обстоят именно так. Что хуже: получить плохие новости, или не получать их вовсе? — Я поговорил с Аре по пути сюда, — продолжил мужчина своим мягким, спокойным голосом — будто всё время разговаривал уверенно, но слегка приглушённо, не повышая тона. — Стоило мне ещё одного куска пирога. Он говорит, что им придётся подержать тебя здесь ещё какое-то время. Я пытался с ним спорить — без толку. Слишком серьёзную кашу ты заварила сегодня утром, kiddo. Она на секунду остановилась и понятливо, с досадой тихо хмыкнула. И компенсируя заминку, вгрызлась в корку от первого куска с ещё более сильной агрессией. Социальный работник подпёр голову одной рукой и тяжело вздохнул, глядя на школьницу. Школьница шумно выдохнула, что можно было трактовать и как пренебрежение, и как несерьёзность. — Ленсман настаивает на официальном допросе. Что значит развитие по следующему сценарию: как только твои родители придут в участок, мы отправимся в небольшую комнату. Ты, я, Олафсмен и они. Там ленсман задаст тебе ряд вопросов. Скорее всего, под запись. Потом он будет задавать вопросы твоим родителям и мне. У меня с собой документы, — кивнул мужчина на принесённую с собой папку, стоящую у ножки стула, — которые могут помочь хотя бы отчасти, если дело пойдёт дальше. Я зачитаю некоторые характеристики и выводы, которые сделал исходя из нашего взаимодействия. Дале сделал паузу и прочистил горло. Он опустил взгляд на стаканчик с кофе и, поразмыслив, сделал глоток. — Не всё из того, что я зачитаю, тебе понравится, Теа. — Лукас поднял на неё взгляд. — Но это хорошая характеристика. — Он задумчиво кивнул, будто в подтверждение своих слов. Теа слушала молча, шурша бумажным пакетом с уже отпечатавшимся следом вишневой начинки внутри. Кажется, ничего не задевало её сильно: ни подробности допроса, ни оговорка о характеристике. — Тут тебе придётся поверить мне наслово. — Затем последовал кивок уже на плед. — Воспользуйся им. Здесь бывает холодно, и, к тому же, сыро. Я допью кофе и снова уйду, но только для того, чтобы найти твоего отца. Чем быстрее мы приведём сюда кого-то из твоих опекунов, тем быстрее ты сможешь пойти домой. «На это я, по крайней мере, надеюсь». — Мы с ленсманом на одной волне. — Легкомысленно отозвалась Теа на всё перечисленное. — Я бы ей всё равно рано или поздно мячом бы въехала. Или за школой поговорили бы… Она шмыгнула носом, прежде чем внезапно сверкнуть зубами в хитрой улыбке, говорящей, что больше ни о чём серьёзном Рёд слушать не будет. Рассуждения, естественно, одобрения на лице Дале не вызвали. Мужчина приподнял брови, как бы спрашивая «ты серьёзно?», а затем выдохнул, предпочтя поделиться своими мыслями со стаканчиком кофе, поднесённым к губам. — Сыро, значит? Говоришь так, будто по опыту знаешь. Лукас, обводящий окна задумчивым взглядом, тут же перевёл тот на девушку. Помолчав секунду, социальный работник непринуждённо пожал плечами и вознамерился сделать ещё один глоток бодрящего напитка — уже второй за последние пару секунд. — Ну это же подвал… — пробубнил он в крышку, после чего всё же сделал несколько маленьких глотков. Отняв руку от лица, Дале снова слегка сгорбился и принялся рассуждать, слегка покачивая головой. — Мало того, что это подвал, так это ещё и подвал в Укенте. А значит, в любом случае, сырой погреб. Ну и да: ты не первая из центра, кто здесь оказался. На это намекаешь? Лукас добродушно усмехнулся и наклонился за стоящей у ножек стула папкой. Взяв ту в свободную руку, он поднялся, дав понять, что собирается уходить. Рёд сидела, уже уперевшись лбом в один из прутов и глядя на Лукаса снизу вверх. Расслабленно, вразвалку. С позиции снизу вверх ей отлично было видно, как дрогнул кадык мужчины. Голова немного соскользнула вниз, взгляд стал скучающим. Рёд тоже быстро поднялась, попутно болезненно мыкнув из-за затёкших ног. Молча она перекинула плед на койку и растянулась поверх него: удобно закинула руку за голову, одну ногу упёрла прямо в кожаный материал. Судя по звукам, Лукас тоже уже начал шагать в сторону от камер. Дале прочистил горло и, бросив короткое, но мягкое «держись здесь», засобирался к выходу — ему нужно было спешить, чтобы быстрее привести сюда родителей Теи. Хоть кого-то из них. — Ха. Да вообще, нет. Просто Тина-то здесь точно не была. — Нет, не была, — согласился Лукас, притормозив и обернувшись на школьницу через плечо. Он понятия не имел, к чему она это сказала. Они говорили время от времени о его дочери, но он никогда не поощрял сравнения чьих бы то ни было судеб. Помедлив, Дале снова хотел было пойти прочь, но снова остановился. Мысли побежали несколько в ином направлении. Подозрительно, задумчиво прищурившись, мужчина развернулся и решительным шагом вернулся к решетке. Взявшись за прутья двумя руками, он показательно непринужденно оперся на металлическое заграждение и взглянул на Рёд с осторожным интересом. — К чему ты это всё, Теа? — поинтересовался Лукас. — Оу… Ну, там написано кое-что. И подписано фамилией Дале. — Теа выпалила это небрежно. Мозг заработал прямо-таки лихорадочно. Напряженное ожидание и осторожная непринужденность — оба призваны скрыть интерес и серьёзные опасения. И Теа озвучила причину своего любопытства, заставив напряженные плечи Лукаса…опуститься. — О господи, — резко выдохнул он, и это стало началом смешка, — я подумал… — Мужчина снова усмехнулся и, широко улыбаясь, поднял глаза к потолку, продолжив тихо смеяться. — Dios mío, gracias por eso, я опасался, что ты знаешь что-то, чего не знаю я. — Он снова опустил взгляд на девушку и пустился во взволнованные пояснения, сопровождаемые активной жестикуляцией: — Что у Тины неприятности, а я даже не знал, и что она успела влипнуть в это так глубоко, что уже побывала в участке. Но ведь Аре сказал бы мне? Да и в школе бы оповестили. Они бы не стали делать это молча, нас наверняка поставили бы в известность… Облегчение струилось из него рекой. И как и любой реке, здесь потребовалась бы серьезная дамба, чтобы остановить этот поток. Теа слушала, и её губы все больше и больше неосознанно растягивала кривая, максимально неловкая, подрагивающая стыдная улыбка. То была улыбка, когда хочется сгореть на месте, но ты изо всех сил делаешь вид, что больше всего искренне хочешь поддержать человека. — Поэтому я решил, что… Погоди секунду, — осекся вдруг мужчина. Он замолчал и, наконец, вынырнул из своих переживаний, услышав то, что на самом деле сказала Рёд. Усилием воли хоть немного обуздав свою взбудораженность, Дале уставился на школьницу сначала удивленно, а затем осторожно поинтересовался, напустив на себя подчеркнуто спокойный вид: — Кхм …Теа… М… а что именно за надписи? «И как давно в этом месте делали чертов ремонт?» Она сделала вид, что замялась, задумалась, будто бы вспоминая. Медленно приподнялась, садясь и откладывая телефон экраном вниз, спрыгнула на пол и ещё секунду постояла, неловко покачиваясь: сесть обратно или залезть под койку? Они встретились взглядами. И то, что Теа увидела в глазах Дале, говорило за него. Натянутость всей ситуации отдавала таким абсурдом, что школьница внезапно для себя не выдержала. — Да ну ладно, Лукас! Ты сидел здесь или нет?! То есть, не ты?! В крике вперемешку с ужасом прозвучал… Восторг. Рёд едва на месте не подпрыгнула. — Ну-у…м… «Отрицай всё, просто отрицай» — Я… «Это был мой тёзка» — …Понимаешь… «Ты дашь неверный посыл, отрекаясь от этой части своей жизни!» — В этом мире. Понимаешь, Теа, вещи иногда оказываются сложнее, чем кажется на первый взгляд, и… Я ведь не родился социальным работником, и тоже когда-то… «Был молод, да-да. Скажи уже!» — …тоже делал глупости… «Часто» — … И сильно жалел о них… «Вот прямо сейчас» — И многим не горжусь. «За что мне всё это?» Как бы он не старался превратить сложившуюся ситуацию в ценный педагогический урок, тот никак не желал склеиваться. Дале сдался перед охватившей его неловкостью и прибегнул к единственному преимуществу, которым располагал, в отличии от Теи — свободе передвижения. — В любом случае, сейчас не время говорить о моём прошлом, — заторопился он, разыскивая папку, которая итак была зажата у него подмышкой. — Если мы когда-нибудь рассчитываем вытащить тебя отсюда, я должен привести твоих родителей. «И попросить у Аре ведро с краской, если он не собирается никому поручать закрасить всё то, что успели намалевать под той койкой за два десятка лет» — Так что… давай обсудим это в другой раз, — предложил он здраво, и уже начал было разворачиваться, как сделал оборот вокруг своей оси и снова взглянул на девушку. — Или не будем говорить об этом вообще. Это просто вариант. Если ты не захочешь. Он развёл руками, мол, «всё зависит от тебя, Рёд, я здесь вообще не при чём», после чего всё же развернулся и заторопился к выходу. — Просто больше не лезь под койку, ладно? — Заговорил он громче только потому, что продолжал уже не оборачиваясь. — Я попрошу Аре сделать что-нибудь…с этим. Ну бывай! Он скрылся за поворотом, оставив только топот ботинок разносится эхом по помещению. Удаляющийся топот. А затем снова приближающийся. Дале выглянул из-за стены и снова взглянул в сторону камеры с Рёд. Ему стоило больших усилий не отвести взгляд. Сразу. — И да, большая просьба. Постарайся никому из ребят об этом не говорить, Теа, хорошо? Особенно Тине. Окей? Convenido. Entre nosotros. Договорились. Он кивал чуть ли не каждому своему слову. Дале напустил на себя притворную уверенность — словно вернул контроль над ситуацией. Для того, чтобы этот образ развалился, на него достаточно было подуть. С преувеличенно решительным видом, мужчина кивнул и снова скрылся за стеной, на этот раз решив не возвращаться. — Что ж, всё… прошло… довольно ужасно, — подытожил он себе под нос, толкая дверь наружу. Оператор и сторожила камер взглянули на вышедшего социального работника с интересом, пережевывая неспешно поедаемый пирог. Ему оставалось только махнуть им, неловко улыбнуться и пружинистой походкой двинуть прочь из участка, напрочь забыв об идее с краской. Может позже он о ней и вспомнит.