Укент

Наступило утро, и слова, прозвучавшие вчера в темноте, показались всего лишь пьяными глупостями. Сном. Дале приготовил яичницу на скорую руку, заварил им кофе. Мужчины позавтракали достаточно быстро, но уже в куда более лёгкой обстановке, чем та, в которой они поглощали полуночный чай. Разговор заходил о всяких мелочах и бытовых моментах — словом, ни о чём. От выпитого накануне деться никуда не удалось. Вниз по лестнице Лукас сбежал уже не так бодро, а сев в машину тут же пригубил кофе из только-только заполненного термоса. Естественно, кипяток обжёг язык, из-за чего мужчина чертыхнулся. Очки с приборной панели переместились на переносицу, но Дале тут же поднял их на лоб для того, чтобы потереть ладонями лицо. По дороге к полицейскому участку, куда Свенн попросил его подбросить, соцработник раз пять зевнул так, что грозился свернуть собственную челюсть. Машина остановилась на обочине дороги, прямо перед зданием полиции. Лукас включил аварийку, но, едва Торсен отстегнулся, он остановил того с задумчивым и слегка озабоченным видом. — Я вчера ночью вздумал переименовывать контакты, и, боюсь, что в том состоянии мог что-то напутать. Не позвонишь мне, на всякий случай? Хочу убедиться, что не записал тебя под другим именем. Как только по машине ударило оглушительным рингтоном, начавшимся с уже знакомого «oh, I wanna dance with somebody», Дале с серьёзным видом специалиста заключил, что, кажется, всё нормально. Только после этого он позволил себе сначала медленно улыбнуться, а затем рассмеяться. На этой ноте они со спасателем и расстались.

Аре Олафсен.

Потемнения под глазами Аре свидетельствовали о бессонной ночи. Сутки он провёл на ногах: сначала школа, затем Рёд, после неё лес, затем снова родители Рёд, затем ночь вместе со следователями на месте преступления, а утром… снова Рёд. В этот раз он отпер дверь решётки перед ней и указал рукой на выход. Школьницу было решено отпустить домой с предупреждением, что если та пропустит хотя бы один день в школе, то её найдут и снова посадят за решётку. Полиция Укента должна быть в курсе того, что Теа в городе. — Отдохни, Аре, — осторожно пробормотала Лине, принеся очередную чашку с кофе в кабинет ленсмана. — Уже сутки на ногах… Ей удалось уговорить его на несколько часов сна в комнате для приёма пищи. Ну, как уговорить… Олафсен позволил ей думать, что поступил так именно из-за проявленной женщиной заботы, тогда как на самом деле в любом случае собирался прикорнуть просто потому, что уже валился с ног. Пробуждение, ощущение ваты во всём теле, новая чашка растворимого кофе. Снова созвон с криминалистами и заполнение бумаг, снова просмотр фото, сделанных камерой дорожного слежения. Так протянулась ещё пара рассветных часов прежде, чем ленсман решил, что пора отправляться домой, ну или по крайней мере проветрить кабинет от сигаретного дыма. Те из ребят, кто мог, уже патрулировали улицы, один счастливчик дежурил возле школы, второй — у палаты Сигри. Криминалисты делали своё дело, кости отправились на экспертизу. Что ещё он мог сделать? Принять душ? Возможно. Но у Аре всё же было ещё одно дело. Полицейская машина остановилась на парковке Укентской городской больницы. Ленсман двигался уверенно и спокойно — как обычно. Ключи звякнули, упав в карман пальто, дверь машины хлопнула. Он преодолел как расстояние до входа, так и до стойки с одинаковым деловым равнодушием. Флегматичный взгляд внимательных глаз скользнул сначала по медсестре, затем оценил обстановку в хорошо знакомых коридорах. Олафсен не стал предупреждать дежурного о своём визите, поэтому завидев приближающегося начальника, последний не сразу успел принять благочестивый вид. Пришлось прямо на глазах у Аре подтягивать развалившееся на стуле тело до удобоваримой позиции, хоть немного подобрать ноги, выпрямить спину и прогнать выражение откровенной скуки с лица. — Гости были? — спросил ленсман вместо приветствия, остановившись рядом с пареньком и окатив того запахом табака. — Эм…э… да. Медсестра, блондинка из соц.службы… — Ос. — Так точно. И парень в пожарной куртке. — .А? — Спасатель. Тормунд? Торменд? — Торсен, — закончил за него Олафсен. Губы мужчина сжались в тонкую полосу, а следующие слова были процежены сквозь зубы, обнажившиеся в досадном оскале. — Чёртов идиот. Мало того, что Свенн наверняка наследил на месте преступления, мало того, что он был единственным человеком, сидевшим там на протяжении нескольких часов без каких-либо свидетелей, так теперь он ещё и навестил девушку, которая могла стать для него проблемой. БОЛЬШОЙ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ПРОБЛЕМОЙ. Приезжий, живущий в доме на отдалении от города, без семьи, без детей, без домашних животных, хорошо ориентирующийся в лесу… Идеальная, чёрт побери, мишень. — Будет ещё приходить — не пускай, понял меня? Ткнув этим приказом в юношу также, как указал на него пальцем, Аре покачал головой и, окинув взглядом коридор, двинулся в охраняемую палату. Первым делом взгляд выхватил букет цветов и мягкого гнома рядом с ним. Те были единственными цветными пятнами во всём помещении, не считая мягких, розоватых лучей утреннего солнца, пробивающихся через жалюзи. Девушка на больничной койке сливалась с простынями. Волосы — белое золото, цвет кожи — снег. Словно она сама могла быть источником холода, от которого её спасли. Ульсен будто в трансе была: лежала и смотрела из-под прикрытых век невидящим взглядом в одну точку. Где-то на грани сна и бодрствования. Дремала.

Сигри Ульсен.

Ей было о чём подумать после ухода Торсена и Ос. Она не занималась думаньем больше нескольких веков, а когда время наконец пришло, то очень скоро ушло к другим. Он появился с первыми лучами солнца, тихий, как лесной кот. У котов в Хардангервидда было много времени. А сколько же его было у него? Он был приглушен. Виднелся как за закоптившимся от гари стеклом в печи. Долго горел, долго не спал… Выдохся. Тлел. Искры раздражения и беспокойства на почти остывших углях вспыхнули совесм недавно, прямо перед её дверью. Но они были направлены не на неё. Ульсен рассматривала мужчину, изучая длину бороды, мягко проводя взглядом по каждой трещинке и по каждой морщинке, по каждому кусочку обветренной на морозе кожи и по каждой золотой крапинке в зелёных глазах. Яркое чёрное кольцо вокруг радужки, ещё больше навевая ассоциации с глазами дикого кота, придавало взгляду ленсмана остроты. Если не сказать хищности. В пристальности взглядов ленсман и школьница могли побороться, это однозначно. Хотя Сигри была попросту заворожена.

Теа Рёд.

Когда ленсман выпускал её, на лице Тее была написана суровая решимость. Предупреждение да короткое сухое «спасибо» — вот и весь диалог между ней и ленсманом, который оборвался так же без прелюдий, как и начался. Вчера вечером Лине рассказала, что Сигри нашли. Они тоже говорили недолго — кажется, вообще все разговоры Рёд со служащими полиции Укента получались неприятными и не особо длинными для одной из сторон — но информативно. Лине спешила выполнить распоряжения Олафсмена, а Тее… Что ж, Рёд спешить было просто некуда. Захлопнулись двери полицейского участка за спиной. Рёд подняла взгляд к небу, которое только-только собиралось становиться светлым. При дыхании вырвалось облачко пара изо рта. Она поплотнее, по самые запястья запустила руки в карманы, но помогло это не шибко. Было тихо, пусто и зябко внутри и снаружи. Подвозить до дома никто из полицейских не собирался… Но она и не настаивала. — Я к Сигри Ульсен. К ней можно сейчас? Рёд переминулась с ноги на ногу, стараясь не слишком сильно выдавать обуревающее её беспокойство. «Она в порядке?» — могла бы прочитать женщина прямо на лбу школьницы. Но она подняла глаза не для того, чтобы сочувствовать Тее. — Не слишком ли рано для посещений? — Если нельзя, то скажите сразу, а не морозьте так, — со сдерживаемым раздражением буркнула Рёд в ответ. У неё и самой такие мысли проскользнули. Рано. Но и она ненадолго. Только бы её увидеть… Только бы увидеть. Если она её увидит, то вытерпит хоть десять уроков, хоть все идиотские занятия, хоть сотню разговоров с полицией. — Там полиция дежурит. — Что ж… Мне всё равно нужно ежедневно маячить у неё перед глазами. Совмещу приятное с полезным. Женщина наконец подняла глаза и недоверчиво прищурилась. Спустя пару мгновений разглядывания Рёд она пододвинула к девушке журнал посещений. Не её дело. Если что, разберется Аре, записавшийся прямо перед ней. — Палата 13. Рёд накарябала свою фамилию, вдавила ручку в бумагу, чтобы оставить подпись, и бросила ручку болтаться на пружинке за пределами стойки прежде, чем развернуться и зашагать к нужной палате. Мелочь, а приятно.

***

— Здравствуй, Сигри, — поздоровался ленсман, и в его голове проявилось чуть больше хрипотцы, чем он рассчитывал. Прочистив горло, мужчина снова окинул изучающим, взглядом девушку, а затем осмотрелся в поисках стула. Обнаружив искомое, он поднял тот одной рукой за спинку и приставил его поближе к кровати школьницы, после чего уселся сверху. Всё тут же замерло. Его движения стали более плавными: начиная от лёгкого вперёд и пальцев, сцепленных замком, и заканчивая зелёными глазами, в которых усталость смешивалась с вниманием. Человек, привыкший подмечать. Натренированный взгляд. — Как ты себя чувствуешь? — Моё время ещё не истекло. А ваше, ленсман? Ульсен едва шевельнулась под одеялом. Не приподнялась на локтях, не попыталась отползти от края, к которому подсел мужчина. Не голос — шёпот, теряющийся в складках одеяла, как терялись и размывались солнечные лучи. — Торопитесь. Так рано…

Аре Олафсен.

Они сидели так некоторое время. Он смотрел на неё, она — на него, будто тоже изучала. Они, чёрт возьми, присматривались друг к другу, и Аре понял это практически по щелчку. Пытается решить, можно ли ему доверять? Если, предположим, агрессором в этом деле был мужчина, то недоверие жертвы к сильному полу являлось вполне классической картиной. А может она оценивала его как представителя полиции? Социально-неблагополучные школьницы редко встречают носителей значков радушно. Рёд тому явное подтверждение, и не первое. Но было в это взгляде что-то… нездоровое. Какое-то равнодушие и одновременно интерес, будто она не Олафсена впервые увидела, а человека вообще. Будто для неё это было удивительным, воодушевляющим и завораживающим опытом. Взгляд внутрь него и одновременно внутрь себя. Он решил списать это на сильнодействующие лекарства и поставить в этом вопросе точку. Либо так, либо пришла пора обращаться к психологу. Даже её слова, эта интонация… седативные, не иначе. — И тем не менее, оно чуть было не вышло, Сигри. И я пришёл спросить, как так получилось. Уж прости за ранний визит. Пусть он и говорил мягко, раскаяния в его словах было не слишком-то много. Если ему и было хоть сколько-то совестно, то он не сильно сокрушался. — Итак, — вздохнул Олафсен и медленно облокотился на спинку стула, — рассказывай, что произошло. Тон спокойный, но решительный, сопровождаемый всё таким же внимательным, флегматичным взглядом. Аре почувствовал вибрацию и, не сводя взгляда с Сигри, выудил телефон из кармана. Он украдкой взглянул на экран и задумался на несколько мгновений. Первый порыв заключался в том, чтобы приказать Олафу Матисену, сидящему снаружи, вывести Рёд из больницы к чёртовой матери. Второй — спуститься к дежурной медсестре и устроить ей разнос за то, что пускает посетителей к пациентам в такую рань. Однако ленсман не повиновался ни тому, ни другому. Раздумав немного, он отправил лаконичный ответ: «Скажи ждать». Возможно, появлении Теи было на благо их с Ульсен разговору. Однако появление это должно было состояться в строго определённый им, Аре Олафсеном, момент.

Сигри Ульсен.

Что важнее — душа или плоть? Люди оставляют свой след во всём, чего коснутся. Они согревают руками, опаляют дыханием, оставляют отпечатки подошвы в лесу. Собаки ловят людей по запахам. То, что люди зовут «дурными местами» — всего лишь места, где когда-то они оставили слишком много грязи. Не физической. Боли, грусти, ярости, страха. Экология изнанки этого мира порой тоже ухудшалась. Такие создания, как она, выступали своего рода чистильщиками. «Люди… Думают не так». Она здесь. Она была здесь с того самого момента, как подарила первый взгляд Торсену. Сигри Ульсен смотрела на Аре Олафсена светлыми глазами, её дыхание еле заметно шевелило тяжёлую тёплую ткань. Она была вся здесь. Со всеми мыслями, памятью и чувствами, мечтами и страхами. Но для Аре существовали лишь кости. И ради этих костей он был готов изойти на желчь и кровь. Ульсен опустила взгляд перед собой. Он злился. Сам не знал, но злился, когда задал ей этот простой вопрос: «что произошло?». Что-то или кто-то маячил в его мыслях, вызывая бурю эмоций, которые Олафсен пережигал в злость. Хотел ли он действительно знать ответ? Скорее всего. Но боялся, что тот может оказаться не таким, как хочется. Ей не нужны были руки — физические руки, тонкие холодные пальцы — чтобы погладить ленсмана по голове и спине. Начать вытягивать из него эту злость. Из взгляда Сигри окончательно пропала тень сна. — Зачем? Одно слово, высказанное тихо и серьёзно. В палате понемногу становилось теплее и уютнее.

***

Что-то было в этом…в этой комнате. То ли белоснежная стерильность и едва уловимый запах свежих цветов, то ли бледные рассветные лучи, греющие кожу ненавязчиво, по-весеннему — не так важно, что конкретно, но что-то во всём этом сделало из больничной палаты комнату депривации. Роящиеся пчёлами мысли, не желавшие покидать голову и не дававшие спать, вдруг утихомирились. Постепенно, осторожно сложили крылья и, наконец, перестали жужжать в едином порыве о том, как, чёрт побери, Свенн идиот. И мысль «что ещё ты можешь сделать?» вдруг стала олицетворять не поиск дела, а констатировать передышку. — Такова моя работа, — выдохнул мужчина и повёл плечом, после чего слегка склонил голову вбок, глядя на собеседницу. Ответ Аре прозвучал похоже тому, как школьница задала вопрос — спокойно, тихо. На полном серьёзе. — Ты отвечаешь вопросом на вопрос, Сигри. Уже не в первый раз. Ленсман уселся на стуле поудобнее, слегка поёрзал на месте и сцепил руки в замок на животе. Чувство было такое, словно он зашёл с мороза в хорошо прогретую комнату. — Зачем вы с Рёд пошли в лес? Чьи кости лежали рядом с тобой, когда тебя нашли? Что произошло между этими двумя событиями? Олафсен никак не окрасил свои слова. Будто время спрашивал, будто не было в этих вопросах ничего такого. — Её не было со мной. — Видеозаписи говорят об обратном. Так что к тем вопросам, что я уже задал, добавляется ещё один: почему ты врёшь, что её с тобой не было? Казалось, подобный ответ его не удивил. Даже не разозлил. Судя по всему, Аре попросту констатировал ложь, а та и не думала как-то его эмоционально задеть или вывести из себя. Он всё с тем же флегматичным вниманием смотрел на собеседницу. — Потому что она моя лучшая подруга. Слова идут медленно, будто она считывает их пальцами с шрифта для слепых, хоть и смотрит прямо на ленсмана, серьёзно и неумолимо. Без эмоций, без оправданий. В душу проникает и хозяйничает там, раскладывает вдумчиво и без спешки всё на свои, нужные лишь ей, Ульсен, места. И слегка наклоняет голову в немом вопросе ленсману: «угадала? Веришь мне?». Он вздохнул. Тяжело вздохнул, очень, чёрт возьми, тяжело. Аре, в кои-то веки отвёл взгляд от Сигри и посмотрел в окно. За ним не было ничего, кроме света. Мужчина слегка прищурил зелёные глаза и помедлил с ответом, положив руки на подлокотники. Пальцы слегка погладили пластик под ладонью. Чего он хочет добиться? Что дадут ему её ответы прямо здесь, прямо сейчас? В чём срочность: приехать сюда ни свет ни заря, после бессонной ночи, и расспрашивать едва выжившую школьницу об обстоятельствах её продолжительного пребывания в лесу? За дверью дежурит ещё один коп, она никуда не денется и никто к ней не проникнет. «Ты и сам видел этот взгляд». Он видел. Взгляд девушки, которая пережила слишком многое. Когда он заговорил, то звучал спокойно, почти заботливо. — Она пришла к тебе. Ты хотела бы её увидеть? — Да. Пожалуйста. — Ульсен поймала себя на том, что слова были произнесены механически, и растянула губы в усталой полуулыбке. Вот она — черты лица и худоба вызывающе остры на фоне копны кудрей, бесформенной куртки. Уголёк, прыгающий в огне. Сигри не скопировала её улыбку. От Теи несло жаром, и не обрадоваться ей было невозможно. Радость, облегчение, неверие — всё смешалось в её взгляде. До тех пор, пока Рёд не заметила Аре. — Ленсман! — воскликнула Теа так, словно именно его она и ожидала увидеть ранним утром. Будто всё это было одной большой встречей друзей. Но улыбка кислее лимона не позволяла трактовать интонацию иначе, как очень, очень плохо, хотя и с энтузиазмом подделанную. Сигри на койке приглушенно, беззвучно захихикала. На врагов так не смотрят. Врагов так не ждут. Аре, видимо, совсем разморило. Он расслабленно наблюдал за происходящем, слегка съехав на стуле вниз и смотря за девушками с ленивым вниманием. Нет, пожалуй здесь держать ухо востро уже не было никакой необходимости. — Должно быть, э-э… Следующими словами просто должны были стать «я, наверное, позже зайду» или «не буду мешать». Но Теа засунула руки в карманы куртки и слегка выгнула бровь. Ей хотелось сказать что-то про то, что она стала первой обвиняемой, и вот она; что-то про то, что обещала помочь, и хочет услышать слова Сигри тоже; что-нибудь про то, что она рада её видеть. Но она ждала слов или намёков от других присутствующих. Во взгляде, направленном на мужчину, смешалась всё та же неизбежная антипатия, но и удивительно терпеливое для Рёд ожидание. «Мы терпим друг друга. Ты знаешь. Что теперь? Какого чёрта ты здесь?». — Ты так часто мозолишь мне глаза, Рёд, что я могу назвать количество кудрей на твоей проблемной голове. Мужчина непринуждённо пожал плечами, а затем, тяжело вздохнув, с неохотой поднялся со стула. — Я сижу здесь не для того, чтобы снова тебя арестовать, Теа. Не напрягайся. Наш разговор, — обратился ленсман уже к Сигри, — продолжим в другой раз. Отдыхай. Я загляну позже. «Свидетели, а не обвиняемые» — И не задерживайся тут, Рёд. У тебя минут пятнадцать — как раз хватит для того, чтобы я спустился вниз, высказал дежурной сестре всё, что думаю о посетителях в неурочные часы, и напомнил, что для приема гостей здесь обозначено определённое время. Напоминаю о Матисене снаружи на случай, если ты решишь тут засидеться. Аре убрал руки в карманы и, совершенно неожиданно, усмехнулся. — А сейчас я иду спать. И только попробуйте дать мне повод вылезти из постели. Он поднял брови и, обозначив этой ёмкой фразой всё, что хотел, пошёл на выход не потрудившись ни попрощаться, ни обернуться. Теа стояла на месте и молча смотрела, как он поднимается. Он будто скопировал её позу, засунув руки в карманы, и она невольно усмехнулась. В конце концов, нужно же дать подругам порадоваться и провести немного времени вместе, после всего того, что обеим пришлось пережить за сутки. Олафсен сейчас был на удивление понимающим человеком, а потому своим уходом дал им возможность это сделать. У него и самого на сердце было поразительно легко. Всё же в недосыпах есть свои плюсы. По крайней мере списал он своё состояние именно на недостаток сна. Улыбка Теи при взгляде на ждущую подругу дрогнула, девушка шумно вздохнула, слегка скривилась. С такими лицами обычно пытаются размышлять, стоит ли сообщать неприятные новости или нет. Но Рёд всего лишь хотела отмахнуться от внезапной, неуместной мысли. Не сейчас. Не сейчас. Не… — Я… Я сейчас. Секунду, правда! — и Теа выпорхнула за дверь. Чтобы тут же стремительно подлететь и дёрнуть Аре за рукав. — Один вопрос, окей? Вы уже говорили с Дален? — скороговоркой выпалила девушка. «Одно слово, ленсман». Увидеть её, под капельницей, белее простыней, белее своих волос… Всё оказалось совсем не так, как она себе представляла в камере вчера вечером. Плотина в голове грозила треснуть под напором мыслей. Теа, чёрт возьми, надеялась, что это действительно придумка Адити. Уже не из антипатии к ветеранше старшей школы. А из простого желания знать, что ничего действительно страшного не произошло. Тихий смех подруги не убедил Рёд, а только почему-то ещё больше растревожил мысли, роящиеся в голове. — Нет, — ответил ленсман после небольшой паузы, всем своим видом дав понять, что тактильный контакт его, мягко скажем, не радует. Мужчина достаточно осторожно, но всё же решительно высвободил конечность, не вынимая руки из кармана. — Сутки прошли, Рёд. Большую часть времени я нянчился с тобой, а остальные — с ней, — кивнул мужчина в сторону больничной палаты. — Три школьницы — это уже непосильная ноша для органов правопорядка. Были дела…поважнее. Почему ты спрашиваешь? Усталость и равнодушие сменились каплей того самого внимания, которое он проявлял в участке. Оно не проснулось в полной мере (всё же настроение, преобладающее в палате, ещё не до конца отпустило его), но его было достаточно для того, чтобы Олафсен поставил мысленную галочку напротив того, что собиралась Теа ответить на этот вопрос. Теа пожевала нижнюю губу, задумчиво пнула одной ей видимый камешек на полу, потом искоса глянула на ленсмана. Она не знала, удалось ли ей не пускать во взгляд то же презрение, что скользнуло в мыслях, потому быстро отвела глаза к стене. Разумно было бы не презирать его. Они были командой. День назад, после допроса. Но теперь Тее казалось, что решение сотрудничать было побочным эффектом смирения. Она ведь была в клетке, была скована, была под подозрением… А теперь-то — когда у неё были развязаны руки, когда она снова была готова действовать — не стоит ли начать уже действовать? А не отговариваться. «Посмотри на себя. Ты не можешь даже с полумёртвой девчонкой поговорить толком, не то что с Дален…» — Никому до неё нет дела. По-настоящему нет. А стоило бы. Последние слова она буркнула уже себе под нос, пока разворачивалась и уходила в сторону палаты Сигри. К чёрту. Дален сегодня в школе, значит… Значит, она там. Пока что больше никакие мысли на ум Теи не шли, но направление у них было вполне себе определённое. Теа зашла и тут же оперлась о дверь затылком и спиной. Солнечные лучи, пробивающиеся через жалюзи косыми полосками, зажгли золотые искорки в тут же прищуренных глазах, расчертили кожу цвета молочного шоколада. — Разве ты не должна быть в школе? — тихо донеслось с койки. Теа помедлила, но ухмыльнулась и тут же враз потеряла всё своё очарование. Правила — маленькие и большие. Встретиться ровно в 8:23 утра, разрезать яблоко точно напополам, зашнуровать ужасно огромные ботинки ровно на две петли, кинуть подушки поверх одеяла, а не под него. Сигри состояла из маленьких и больших правил. — Зануда, — бросила она в сторону Ульсен, не подав виду, что от вопроса слегка кольнуло в сердце. Потом Теа оттолкнулась от двери и развернула к себе стул, на котором сидел ленсман. Она широко расставила ноги и оперлась подбородком о спинку. — Ну, я должна быть… — протянула Рёд, обводя взглядом потолок. Лишь когда её взгляд вернулся к Ульсен, она улыбнулась и немного прищурилась. Голос упал до заговорщического шепота. — Но я здесь. Сигри расплылась в широкой улыбке. — Хорошо, что ты здесь. Они улыбались друг другу с пару секунд, пока для Рёд не стало слишком невыносимо нежным вот так сидеть и молчать. Она прочистила горло, вскинула брови с немым выражением лица «да уж, это хорошо». — Значит… Э… Сколько тебя здесь будут держать? Я всё это время была в участке. Они думают, что это я помогла тебе сбежать. Логическое ударение на «это я». И между строчек зазвучал второй невысказанный вопрос, сильно отдающий обидой. «Почему ты сделала это? Почему я ничего не знаю? Скажи мне». Она медлила. Ленсман был никем — блёклая тень от тени в яркий солнечный день. Какая разница, что он подумает о Сигри Ульсен? Но Рёд… Она не успокоится. Меж светлых бровей Ульсен пролегла хмурая складка. — Из-за него, да? — Теа понизила голос. Она немного наклонила голову, потупила взгляд. Догадайся сама. Она, Сигри, подхватит эту идею. Только бы узнать кто этот «он». — Чёрт, ну конечно, из-за него… Прости, мне нужно было пойти с тобой в тот день, — Теа сморщилась и посмотрела на подругу явно пристыженно, с сожалением. Та продолжала рассматривать складки на одеяле. — Ничего. То ли недостаточно с примирением Сигри это произнесла, то ли в приливе сожаления Рёд готова была себя съесть без посторонней помощи, но она просунула худую руку между прутьев спинки и немного с неловкостью накрыла то место одеяла, под которым должна была быть рука подруги. Взгляд девушки быстро скользнул к капельнице, и тут же с сомнением дрогнула её ладонь. Можно? Не повредит ли? — Тебе пора. — Ульсен сама высунула руку из-под одеяла и положила поверх ладони Теи. Всё с внимательным наблюдением за своими действиями. — Не думаю, что я здесь надолго. — Надеюсь. — Негромко отозвалась Рёд, едва не затаив дыхание. — Я ещё зайду. — Произнесла она через плечо, уже берясь за ручку двери. Сигри посмотрела ей вслед и растянула губы в улыбке. Рёд помедлила с секунду и вышла. Дверь она за собой закрыла нарочито тихо, на дежурного полицейского даже не взглянула, но к выходу из больницы двинулась хмуро и резко. Не было похоже, чтобы Сигри самой особенно было нужно, чтобы Рёд её навещала. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Хотелось вцепиться себе в пряди и вырвать половину, желательно сразу со всеми тупыми мозгами. Чёртова алгебра, чёртов Дале со всеми его чёртовыми «ходи в школу, Теа, это важно для тебя, а не для меня, Теа». Теперь ещё хотелось и кого-нибудь идущего навстречу, чтобы можно было с ним удариться плечом. Кипя внутри, девушка выскочила из больницы и повернула в обратную от школы сторону. Велосипед остался у школы, да и она в любом случае уже опоздала. Большой пеший крюк до самой реки — вот что ей сейчас было нужно на самом деле.

Тина Дале.

— Мам? Анита подняла глаза от журнала и с удивлением обнаружила в дверном проёме дочь. Тина держалась двумя руками за лямки рюкзака и смотрела на мать так, словно собиралась задать ей самый главный вопрос в своей жизни. — Да, милая? Всё в порядке? — Ага, — с наигранной безмятежностью отмахнулась девочка. «Девушка» — одёрнула себя Анита. — Я хотела поговорить. — Конечно, заходи. Девушка сделала шаг внутрь класса, где кроме них с мамой никого не было, и прикрыла за собой дверь. — Я хочу знать, что вчера случилось, — с преувеличенной решимостью и явным волнением выпалила Тина, усевшись напротив учительницы норвежского. Для этой цели она позаимствовала стул, стоящий без дела за одной из парт. — Тина… — Хватит отговорок о том, что это дело полиции. Сплетнями гудит вся школа. Рано или поздно всё станет понятно. А вы с папой только и делаете, что отмалчиваетесь! — Теа расстроилась из-за подруги и напала на Адити с ножом. Что ты ещё хочешь знать? Нечего тут больше знать, Тина. — Почему? — Почему она напала на неё? — Да. — Потому что Теа — конфликтная девочка. — Но почему на неё? — Тина…возраст «почемучки», обычно, относят к дошкольникам. К тому моменту, как Анита осознала, как прозвучали эти усталые слова для её дочери-подростка, было уже поздно. В глазах девочки (ДЕВУШКИ!) сверкнули молнии гнева и обиды. Она поднялась со стула и даже не потрудилась поставить тот на место. — Тина…а. Поздно. Её дочь уже вышла за дверь. В школьной столовой было шумно. Её сердце колотилось, но адреналин и обида побуждали сделать это сейчас. Сейчас или никогда. — Тина! — Анника и Фрида окликнули её из-за стола. Их голоса звучали радостно, но когда девушки заметили, куда направляется их подруга, повторили свой выкрик ещё раз. Хором, и обеспокоенно. — Тина! — Почему она напала на тебя? И вот она, на год младше, стоит перед столом старшеклассников и смотрит на Адити Дален в окружении её верных друзей. Девушка поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни. Что-то внутри неё задрожало, но губы только сжались в плотную полоску. Отступать уже поздно. — Потому что она просто сумасшедшая сучка? Каждое слово Адити растягивала так, словно лишь предполагала верный ответ и спрашивала у Дале — «всё так?». Но красноречиво-презрительный к объекту разговора взгляд Дален и усмешки подруг сделали правду очевидной. То были не предположения, а лишь издёвка над Теей и немного — над наивностью Тины. — Слушай… Тина, — в паузу имя школьницы шепнули Дален на ухо, и она начала говорить с ней без лишней угрозы, без личной неприязни. Компания Адити и она сама в особенности были объектом споров и рассуждений ещё со вчерашнего дня. В Укенте быть под прицелом взглядов… Не то ощущение, которое испытываешь каждый день. От Адити можно было ожидать, что она попросту сорвётся на очередной «почемучке», ещё и на год младше, ещё и совсем незнакомой. Но не было заметно, чтобы ей доставляли дискомфорт сплетни. В конце концов, отец-адвокат — не такой уж и всемогущий, но определённо весомый повод, чтобы чувствовать себя на гребне волны этих самых сплетен. Вдобавок к обычной маске самоуверенности. Мало того. Вместо того, чтобы проигнорировать школьницу, она стрельнула глазами в сидящих ближе всего к Тине девушек. И те несколько подвинулись, одновременно с вопросом оглянувшись на Тину через плечо — присядет та или нет? Какая-то часть Тины Дале оживилась. Какая-то глубокая, глубокая часть, само существование которой стыдно было признать. Та часть, которой хотелось сесть за этот стол, к тем девушкам, которые в этой школе значили больше, чем Тина Дале. Какая-то очень глупая её часть. В животе свернулся тугой комок нервов. Тина крепче вцепилась в лямки рюкзака и, перемявшись в нерешительности, чересчур резко села на освободившееся место. Она старалась придать своим движениям непринуждённости, но нервозность брала своё. — Можешь рассказать своим подружкам, своему папочке, кому угодно — Рёд несёт бред и делает бред. Не моя вина, что у неё подружка пропала. Как по мне, от неё следовало этого ждать. Она же ходит в «Клуб» и всё такое. — «Клуб»? Ты имеешь ввиду «Рюмку»? «Как будто в Укенте много клубов. Дура». «Клуб интересных встреч» — вспыхнуло в голове, и Тине захотелось провалиться сквозь землю. — Там не так плохо. Иногда туда ходят и просто по желанию… «А теперь ты сидишь и защищаешь папу» Нет, не ладится разговор. Задавай нужные вопросы! Тина могла бы просто замолчать. Просто выдохнуть, не продолжая выставлять свою перепуганность так явно. Дален бы подхватила разговор. Почему-то её не поднимали на смех сразу же. Адити поджала губы и внезапно улыбнулась той улыбкой, дружелюбность которой слишком заметно натянута и сниходительна, которая не затрагивает глаз. Девушки смотрели на младшую со смесью удивления и презрения, сдерживая смешки, некоторые — те, которые понимали, к чему идёт дело — даже с жалостью. В столовой стало немного потише, на стол старшеклассниц теперь смотрела добрая половина всех присутствующих. Хотя зевак и до этого хватало. Но если бы то, что она сказала, было концом, вряд ли бы Адити предложила ей сесть. Ведь так? — Ладно! — резко выдохнула Тина и кивнула головой, силясь взять себя в руки. — Так ты правда ничего не знаешь? Адити усмехнулась и помахала в сторону Тины вилкой, на которую была наколота цветная капуста из завтрака Дален. — Я не связываюсь с фриками вроде Ульсен, и тебе советую. Девушка выдержала паузу, заглядывая в глаза собеседницы. — Так всё же что-то происходит без ведома Адити Дален? Постановка авторитета под сомнение. «Давай, докажи мне обратное» Большей дурой она себя в жизни не чувствовала. — Может, ты знаешь больше моего, Дале? Та же улыбка растянула губы, но теперь в ней стало больше остроты. Девушки на год-другой старше Тину ухмыльнулись, почувствовав, наконец, к чему вела Адити под маской необычной дружелюбности. Адити неспроста назвала её именно по фамилии. Тот же вызов, который бросила Тина, обернулся против неё самой. «Давай, докажи мне обратное. Или вали из-за стола, за которым тебе нечего делать, если и сказать нечего». Вопрос, от которого в груди прошлась волна холода, а щеки слегка защипало. Тина поняла, что покраснела. Взгляд девушки застыл на глазах Дален также, как заминает лось при виде фар. Школьница не сразу нашла в себе силы для того, чтобы посмотреть по сторонам, а когда сделала это, её взгляд был быстрым, поверхностным, но вполне пригодным для того, чтобы понять — все за этим и ближайшими столами смотрят на них. У Дале же было такое чувтсво, что на них смотрит вся столовая. Она снова посмотрела на Адити. Глотку сдавило спазмом, во рту пересохло. «Дура». Потому что села, потому что спросила, потому что вообще подошла и заговорила. Девушка почуствовала, как стиснулась её собственна челюсть. — Знаю только, что ты конченая стерва, и тот нож должен был быть острее. Она слышала собственные слова будто бы из колодца. Это были чужие губы, чужой голос. Чужое тело подскочило на ватных нагах и, с напряженными плечами, перешагнуло через скамейку. Чего бы Тина не добивалась этой фразой, но ничего не произошло. Слегка прищурилась Адити да шумно вздохнули школьники. Все пялились, и, отчаявшись ни с кем не встретиться взглядом, Дале опустила глаза вовсе, стараясь придать своему лицу отсутствующие выражение. Ей хотелось провалиться сквозь землю, сбежать, исчезнуть, вернуть время вспять. Но тело не слушалось, сознание сузилось до игольного ушка, а то, что казалось ей преодолением половины столовой, на деле обернулось двумя деревянными шагами прочь от проклятого стола. Сердце колотилось бешено. «Что ты наделала? О боже…о господи…охереть…нет…» Она вытащила из кармана мобильник и разблокировала экран, надеясь, что никто не заметил, как от волнения дрожит её палец. Делай вид, что там что-то важное и уходи — такова была её тактика. Все взгляды переметнулись на Адити, покручивающую между пальцев вилку. Словно их с Тиной разговор был игрой в теннис, и мяч был на её стороне поля. И она отпасовала. — Кто написал, Тина? Папочка? Просит после школы сразу идти домой? Эй, не уходи, с тобой же говорят! Под конец Адити усмехнулась. Теперь её куда больше интересовал завтрак, чем ответ школьницы. Для неё разговор был окончен. Обычно никто не отвечал.