Казалось бы, это конец...

Благодаря отсутствию задействования магической перчатки, отдыху в натопленной комнате на мягкой лежанке под тяжелым шерстяным одеялом и, пусть и с душком, но питательному сыру нездоровая бледность начала исчезать с кожи Мозенрата, которая стала слегка красноватой от кровообращения, что в еще большей степени сделало его похожим на Аладдина. К тому же, когда он снял свой тюрбан, то стало видно, что его безупречная прическа, всегда аккуратная, изысканная и пахнущая чем-то освежающим и немного приторным, на уход за которой маг всегда находил время даже в круговороте забот, связанных с планированием коварных замыслов и воплощением их в жизнь; сейчас была несколько растрепана из-за того, что путешественник долгое время не имел возможности даже причесаться. Несколько дней юноша жил в отведенных ему апартаментах в крайне размеренном ритме: ел и спал, спал и ел, не задаваясь вопросом о том, чья эта комната. Однако однажды поздним вечером, когда чародей, расслабленный и разморенный от сытной и обильной пищи, приятно давящей на стенки желудка, мирно беседовал с Ксерксисом и собирался уже было отходить ко сну, ему открылась эта истина. — Хос-сяин, а когда ты воспользуешься перчаткой и мы вернемся домой? — У меня изменились планы, Ксерксис. Раз уж нас с тобой угораздило застрять в этой Сырозловонии... — Одифере. — Какая разница. Когда я захвачу эту страну, я непременно изменю ее название на то, которое будет мне больше всего нравиться. Разве я виноват в том, что эти люди такие доверчивые, Ксерксис? — Не-а... — Вот именно. Правда, в таком случае возникают затруднения... — Какие, хозяин? — Нам с тобой нужно будет захватить Одифер до того, как сюда заявится Аладдин, — а он может заявиться сюда когда угодно. И это проблема: во-первых, он нам помешает осуществить задуманное, а во-вторых, у меня, как у лже-Аладдина, возникнут сложности, когда Аладдин-оригинал окажется здесь. — Несомненно! — Мало того, нам еще понадобится человек, который поможет мне в этом, и он должен быть уроженцем этой страны и знать о ней абсолютно все, чтобы я понял, каким образом мне лучше будет сломить дух этих людей — мне нужно учиться на своих прошлых ошибках и более тщательно планировать захват новых территорий. Я на этой земле впервые и потому практически ничего о ней не знаю, будет рискованно пытаться завоевать эту страну, не зная даже основных ее обычаев. — Да! И кто же им станет? — Но загвоздка в том, что этот индивид должен быть готов стать моей правой рукой и повернуться против своих. Вот только все эти варвары, на мой скромный взгляд, полностью идентичны друг другу, а кого-то из другой страны, кто знал бы их достаточно хорошо, у меня отыскать не выйдет... — Что ты забыл в моей комнате и на моей лежанке, урод? — неожиданно окликнул дремлющего чей-то скрипучий и гнусавый голос, а вслед за этим последовала смачная оплеуха.

****

Одной оплеухой дело не закончилось — на Мозенрата накинули одеяло, накрыв его с головой, и принялись бить. Маг, к сожалению, был слишком расслаблен и разморен, чтобы быть в состоянии дать достойный отпор, поэтому, как он ни старался, у него не вышло даже столкнуть с себя того, кто сейчас на него навалился; а воспользоваться перчаткой он пока не решался. — Мерзкий Аладдин! — неистово вопил незнакомец, нанося удар за ударом. — Ты расстроил мои потрясающе продуманные планы, а твой верный джинн раскрыл мой коварный замысел убийства князя Анкутмы! Из-за вас, гниды такие, я три месяца гнил в тюрьме! Ну ничего, теперь-то ты мне за все ответишь! Молодого человека словно током ударило при той мысли, что впервые за время пребывания в Одифере его схожесть с ненавистным Аладдином принесла ему не выгоду, а проблемы, и от этого он мигом подскочил и с силой пнул напавшего, сбив его с себя и заставив упасть на спину. Быстро встав и схватив одной рукой молот, а другой — свечку, мужчина ее зажег и поднес к лицу Мозенрата, чтобы как следует его рассмотреть, увидеть испуг на лице врага, насладиться этим зрелищем, а затем продолжить избиение, уже будучи вооруженным. От тусклого света свечки лицо неизвестного казалось жуткой физиономией гоблина, но владыке Черных Песков не было до этого дела. — Я не знал, что она твоя. — чародей опешил, но виду решил не подавать и потому даже сейчас молвил в присущей ему манере: неторопливо, безэмоционально и жеманно, растягивая каждый слог. — Меня Анкутма положил на ночлег именно сюда. Резким движением сдернув с иноземца часть укрывавшей его материи, незнакомец осмотрел юношу и ахнул: — Ты не Аладдин! Я слишком хорошо помню, как он выглядит! Кто ты? Откуда ты взялся?! Признавайся сейчас же, иначе тебе несдобровать! На сей раз ничего скрыть не удалось, и осталось лишь признать поражение, однако Мозенрата поразило то, что все остальные жители этой богом забытой земли как один принимали чужеземного визитера за Аладдина, а этот неизвестный сразу понял, что это не так. Вот только любопытно, как он это определил? — Ладно уж, пытливая душа, я все тебе объясню, только будь добр, расскажи уж, как ты понял, что я не Аладдин? — Мгновенно. Вас даже слепой не смог бы перепутать. В вас все противоположное — голос, манера держать себя, мимика, внешность. Этого мерзкого Аладдина я помню растрепой в залатанных одежках, ты же выглядишь донельзя холеным и ухоженным, а ткани, из которых сшит твой наряд, мне ни разу в жизни не доводилось видеть. Этот негодник, который даже на свадьбу к Анкутме пришел в своем любимом рванье, точно ради очередного подвига не стал бы так наряжаться. — Что ж, ты, как я вижу, далеко не глуп — тебя не проведешь. Я — Мозенрат, правитель древней страны Черных Песков, и я надеюсь на то, что ты умеешь хранить секреты. Ты ранее назвал Аладдина мерзким. Мне этот парень ух сколько крови попортил. Может быть, у нас с тобой гораздо больше общего, чем мы полагаем? — Может быть. Он несколько раз вставил мне палки в колеса, расстроив несколько моих идеально продуманных замыслов, один за другим, а в конце концов меня за решетку упекли. Я с середины лета сидел в темнице и только сегодня выбрался — сумел наконец изготовить копию ключа, а решетку бы я в жизни не перепилил. По потайному туннелю, по которому могу проползти только я, я возвратился в свою комнату, чтобы определиться с тем, что я планирую делать дальше, а тут ты! Надеюсь, что ты тоже не из тех, кто выдает чьи-то секреты. — Ах, вот оно как! Я ведь гадал сейчас — раз меня в твою обитель поместили, то почему и как долго ты здесь не жил? Теперь же все стало ясно. А звать-то тебя как? — Рунтар. — Рунтар, у нас с тобой, выходит, есть общий враг. Мне это нравится. Неужели я наконец отыскал единомышленника? — Взаимно. А тебе как насолил этот гад? — Ой, долго рассказывать. — А мы никуда не торопимся. Кстати, может быть, дашь мне место в моей постели? — Ах, да, конечно. Рунтар был настолько рад вернуться с жесткой и неудобной тюремной подстилки на свою родную постель, что ему хотелось безо всяких душевных терзаний, накрывшись с головой одеялом, моментально заснуть сном усталого праведника, однако уроженцу этой страны было дико оттого, что в его постели лежит человек, с которым он едва знаком, поэтому сон у него напрочь отшибло. К тому же, где гарантия того, что молодой чародей не вздумает раскрыть всем его карты или тем паче уничтожить неугодного свидетеля, который узнал слишком многое и имеет возможность раскрыть всем уже его карты? А между тем у Мозенрата тоже было ни в одном глазу — сбежавший из темницы мужичонка, — которого, к слову, упекли туда за покушение на жизнь правителя и который ненароком проговорился об этом, решив поначалу, будто перед ним Аладдин — мог также расправиться и с юношей, волей случая вошедшим в доверие к Анкутме и в теории вполне способным сдать беглеца. Встав с лежанки, коротышка, пройдя через все помещение, приподнял один конец огромного ящика, перевернутого кверху дном и обыкновенно служившему для министра письменным столом, и вытащил из-под него початый бочонок. Схватив стоявший неподалеку пустой ковш, за три месяца покрывшийся изнутри слоем пыли, Рунтар дунул в него и протер рукавом, а затем, наклонив в сторону бочонок, наполнил его содержимым посудину со словами: — Ну, думаю, сейчас самое время. Выпив несколько глотков и передернувшись от крепости пойла, карлик предложил выпить и своему новому знакомому. Маг коротко кивнул и перехватил неудобную посудину, в которой плескалась темная жидкость с резким запахом, от которого щипало в носу. На вид это была или брага, или чача, или еще что-то в этом роде, точному определению не поддаваясь. После того, как Мозенрат сделал первый глоток, ему показалось, что он хлебнул огня в жидком виде — выпивка моментально обожгла его глотку, не привыкшую к такому, отчего юноша закашлялся. — Ох, хорошо пробирает... — прохрипел он затем, а спустя пару минут принялся пить как ни в чем не бывало. — Ну что, за знакомство? — воскликнул коротышка и, перехватив емкость с другого конца, принялся пить одновременно со своим незваным гостем. «Что я делаю? — обжег Мозенрат сам себя в мыслях. — До чего я докатился? Я пью из немытого ковша пополам с немытым варваром какую-то непонятную хмельную жижу!». Идеальным вариантом для обоих соседей по комнате оказалось беседовать всю ночь напролет, чтобы получше узнать человека, с которым их надумала в один прекрасный день свести злодейка-судьба, и решить, что им обоим следует делать дальше. Тем более, что им еще оставалось делать в такой ситуации?

****

— Хм, а неужели ты не боишься, что я могу отравить тебя? — криво усмехнулся Рунтар, наливая себе и своему собутыльнику (или, если быть точнее, собочоночнику) второй ковш. — Мы с тобой из одного ковша пьем, одновременно, так что нет, и если уж я за столько дней не отравился вашим термоядерным сыром, то, думаю, ничего не произойдет. — усмехнулся тот в ответ. Вдвоем и за компанию выдув три полных ковша, соседи по комнате затем, обмякнув и обнявшись, принялись беседовать по душам, будто старые друзья. — А ты, выходит, тоже принес жертву ради магии? — поинтересовался Мозенрат. — Вот только почему у тебя перчатки на обеих руках, а не на одной, как у меня? — А с чего ты это взял? У тебя, что, перчатка волшебная? — Разумеется. Я отдал свою руку в обмен на могущество, вот только пока что коплю силы для того, чтобы ей воспользоваться. Не веришь? С этими словами чародей стянул с правой руки перчатку, обнажив абсолютно голые кости предплечья, и к его удивлению, его собеседник при виде этого пугающего зрелища практически не изменился в лице. — Нет, я никаких жертв не приносил, я просто ношу перчатки, чтобы не было видно вот этого. Мужичонка снял войлочные перчатки, доходившие ему практически до локтя, и задрал вверх рукава холщовой рубахи. Руки коротышки, начиная от запястий и заканчивая сгибом локтя, были нещадно исполосованы ножом, о чем говорили уродливые шрамы. — Это я сам себя резал, просто остальным незачем было знать об этом. Жизнь у меня была нелегкая... — Может быть, расскажешь?