Сестрица

      Дождь шёл уже третий день подряд, делая небольшие перерывы на пару часов, видимо так он проявлял сочувствие к разведчикам. Не то чтобы солдаты боялись дождя или не привыкли к нему, просто без бесконечной грязи под ботинками и сырости везде, где только можно, справляться с повседневными тягостями получалось гораздо быстрее. Эрвин сидел в кровати, хмуря густые брови и сурово глядя в окно. Эйми стояла облокотившись на стену и устремив свой взгляд в то же окно, что и её брат. На ее плечах лежала шерстяная шаль, которая хоть как-то помогала спастись от пролезавшего во все щели влажного холода. — Уезжай. — Нет. — Уезжай! Здесь тебе не место, — злится командующий, который, казалось бы, ещё недавно рад был видеть свою сестру. — Нет, Эрвин, — спокойно повторяет блондинка. — Где мне место, решать не тебе. Ты не имеешь власти надо мной. Меня сюда отправили- — Тебя сюда отправили глупцы и тунеядцы, которые понятия не имеют о том, что происходит в разведкорпусе. Им все равно на твою судьбу. Здесь слишком опасно. Я не могу этого допустить. — мужчина продолжал смотреть в одну точку. Казалось, он не моргал. — Но ты не можешь мне помешать. Это моё решение, ты не можешь заставить меня передумать. И если бы ты дал мне договорить, то узнал бы, что меня сюда отправили по собственной воле. — Твоё упрямство тебя погубит! — он сжал ладонь здоровой руки в кулак. — Ты можешь здесь умереть. Я не могу этого допустить. — Повторяется он. — Также как и я, идиот! — впервые за всю жизнь Эйми использовала грубое слово в отношении брата непосредственно в разговоре с ним. Да и голос, кажется, тоже впервые повысила. Это застало Эрвина врасплох и заставило всё же взглянуть на сестру. Даже Леви, до этого не подававший никаких признаков жизни на стуле в углу комнаты, удивлённо вскинул брови. — Ты думаешь, я хочу тут находиться? Ты думаешь, я хочу, чтобы тут находился ты? Или может он? — девушка кивает в сторону Аккермана. — Я тоже не могу допустить твоей смерти. Как ты думаешь я себя чувствовала, когда получила вести о твоей травме? Каково, думаешь, мне было, когда я получила эту ужасную и единственную новость о тебе, и то не от тебя? Я ухожу только если вы оба тоже уходите. Мне больше не пять лет, Эрвин, — прерывает только хотевшего что-то сказать брата Эйми. — Я умею и могу о себе заботиться. Как бы ты ни хотел, я никуда не уйду. Не в этот раз. Не от тебя. Не от вас.       И снова комната погрузилась в тишину. Все трое в ней находящиеся были действительно упрямыми людьми. И все трое это знали. Эрвин не отправит Эйми отсюда. Эйми не оставит Эрвина и Леви. Леви не отпустит обоих Смитов. И вроде их желания сходятся, но все равно ситуация превращается в попытки лебедя, рака и щуки сдвинуть воз. Все хотят безопасности для других, при этом не боясь жертвовать собой. — Видимо ты действительно выросла, — Эрвин горько усмехнулся, и Леви мог поклясться, что видел на бледном лице друга скатившуюся слезу. — Что ж, если это действительно твоё желание, которое я ни в коем случае не одобряю, будь что будет. Но только попробуй пострадать и даже не думай умирать, ясно? — в конце голосу Эрвина вернулась его солдатская жёсткость, в нем оклимался командующий. — Официально, я не твоя подчиненная, так что твоё неодобрение меня не волнует. А насчёт смерти: так просто от меня теперь не избавиться. — Никогда, никогда в своей жизни ни Леви, ни Эрвин не слышали такого колоссального количества твёрдости и упрямства в речи девушки. Но, стоит признать, большую часть этой самой жизни они провели вдали от неё, так что сей факт не так и удивлял, стоило только задуматься. Эрвин сдался первым: — Иди сюда, Эйми, чертовка! — счастливый полушепот брата заставил Смит-младшую быстрыми шагами преодолеть расстояние до кровати и рухнуть в объятия брата, который так крепко и трепетно прижимал к себе здоровой рукой. — Как ты? — тихо спрашивает он. Зайди сюда сейчас кто-то из солдат, они бы не поверили, что грозный и могучий Эрвин Смит обнимает свою сестру, плача, и нежно гладит её по голове. — Я скучала, — плечи медика содрагались от частых вдохов и выдохов, от перехватывающих дыхание всхлипов. — Я тоже. Прости меня, — мужчина льнёт к сестре всем телом, буквально вжимая её в свою широкую грудь. Эйми не отвечает, а лишь горько усмехается, продолжая плакать. — Тебе не за что извиняться.       В комнате стало тепло, несмотря на все погодные попытки сделать этот день холодным. И, кажется, даже Леви растянул свои тонкие губы в лёгкой улыбке, глядя на двух, пожалуй, самых дорогих людей в его жизни, которая уже не казалась такой жалкой и никчёмной.

***

— Скоро опять сможешь держать мечи УПМ, но своей светлой головой можешь пользоваться уже сейчас, — заключает Эйми. — Гематоме на животе нужно ещё время зажить, но не думаю, что она будет сильно тебе мешать. С каждым днем она должна все меньше болеть. А вот ушибы на бёдрах будут давать о себе знать ещё какое-то время, так что нужно просто пользоваться мазями и компрессами, но за этим я прослежу. — У столицы много вопросов по поводу произошедшего на этой экспедиции, потери слишком большие. Леви и я хоть и разобрались с большей частью отчётов и объяснительных, но многие вопросы остались незакрытыми. Боюсь, положение разведкорпуса сейчас очень шаткое. Придётся пободаться с правительством, — устало говорит Ханджи, закидывая ноги на стол и прогибаясь в спине. — Нам не привыкать, — Эрвин поправляет свою рубашку, надевает куртку. — Так как я сейчас не самый практически полезный разведчик, в столицу поеду я. Прости, Ханджи, придётся тебе побыть тут главной ещё какое-то время. — Да я, знаешь, даже привыкла немного. Можно помыкать Леви, хоть тот и строит ещё более недовольное лицо, чем обычно. Прикинь, такое, оказывается, возможно, — смеясь, шёпотом добавляет она. — Но не настолько привыкла, чтобы занять твоё место. Так что давай в столицу и обратно. Пусть воздух, пропитанный роскошью и спокойствием, выведет из тебя все токсины разведки, и ты вернёшься здоровым! — А что насчёт госпожи? — Леви притворяется, что не слышал шепота четырехглазой подруги, и задаёт действительно интересующий его вопрос. Эрвин сначала и не понял, про кого речь, а когда понял, то удивился такому обращению к своей сестре. — Она тоже отправится обратно в столицу? — глаза Эйми и Леви столкнулись. Ещё немного и можно было бы услышать лязг металла, словно клинки пытались заточить друг о друга, настолько острыми были их взгляды. Голубое возмущение и серый холод создавали между собой невероятное напряжение. — Я уже поднимала этот вопрос с начальством. Мне действительно необходимо посетить старейшин, сдать отчёты. — Эйми первая отводит взгляд. — На время отсутствия я оставлю вам Джуна, он первоклассный медик и сможет позаботиться о солдатах. — Как бы они его не сожрали, — фыркает Аккерман, закатывая глаза. — О, не переживайте, капитан. Он только с виду безобидный, а так в нем полно яда и шипов, так что вашим солдатам он не по зубам. — Откуда вам знать, что им по зубам, госпожа? — Леви начинал злится, как и Эйми, старательно упаковывающая медикаменты в сумку. — Прекратили оба, — вмешивается Эрвин. — Джуна оставим под надзором Ханджи, а мы с Эйми отправимся в столицу, — мужчина подходит к своему столу, обводит ладонью его угол. Опираясь на обе руки, немного нависает над столешницей и обводит взглядом всех троих. — Мне нужно, чтобы вы работали сообща. Мы только что потерпели очередное поражение в борьбе с титанами. И оно было гораздо более крупное, чем мы изначально предполагали. Ханджи, оповестили всех родственников погибших? — Да, командующий. — Понуро отвечает учёная. — Все семьи погибших, чьи останки нам удалось собрать, уже забрали тела. — Как выжившие? Какой настрой среди солдат? — Эрвин отворачивается к карте позади стены. — Как обычно. Новичкам, которым повезло не умереть, хуже всего. Несколько истерик, пара панических атак, кошмары. Всё как обычно. Только вот боевого духа даже у старожил осталось немного. Многие похоронили своих друзей, товарищей. Четверо человек ушли из разведки, хотя ожидала я, признаться, гораздо больше, — Зое встаёт с места, подходит к окну, поворачиваясь спиной к людям в комнате. — Однако с приездом Эйми ситуация улучшилась. Как минимум, нам пополнили хорошую часть запасов, привезли нормальную еду. Солдаты лучше спят, больше отдыхают, начинают улыбаться. Также, качественные медикаменты и хорошие специалисты положительно влияют на здоровье солдат. Это помогает, очень. — Ханджи поворачивает голову в сторону Эйми. — Осталась ещё в их сердцах надежда, и нашёлся способ её разжечь. Молчание в этот раз было тяжёлым. Никто не осмеливался его нарушить в течении нескольких минут, но все же Эрвину пришлось: — Леви, как твой отряд? — Все в норме. Только дурочка Петра умудрилась себя покалечить, но она уже почти в норме. Все невредимы. — Какова общая подготовка солдат? — Дерьмовая, но я не могу на них давить сейчас. Они выполняют часть нормы тренировок, есть и те, кто наоборот перевыполняет, забываясь в физической нагрузке. Всё больше солдат сами берутся за тренировки. Им нужно ещё немного времени. — Ясно. Ханджи, останься, пожалуйста. Нужно кое-что обсудить. Вы двое, можете идти. И да, отдохните сегодня. Нас ждёт тяжёлый период. Это приказ, — Эйми и Леви молча покидают кабинет командующего, закрывая за собой дверь. Оба идут в одном направлении, но молчат. И только когда пришло время расходиться буквально в разные стороны, Смит преграждает путь Леви рукой. — Только попробуйте тронуть Джуна, я вам нервы повырываю. — Леви только в очередной раз фыркает. — А я-то думал, что у него есть яд и колючки.       Эйми игнорирует ответ капитана и спокойно уходит прочь. Нужно подготовиться к поездке в столицу, потому что, как отметил Смит-старший, впереди ждёт тяжёлый период.

***

       Блондинка устало потирает переносицу. В столицу ехать не хотелось, так как девушка заранее знала, кто и что ей скажет. Она — ценный медик, которого многие толстосумы готовы держать у себя под боком. И по несчастливой случайности многие из этих толстосумов содержат больницы и медицинские академии, так что начальство никогда не одобряло порывы Эйми бороться за справедливость, ведь потерять финансирование не хотелось. Придётся в очередной раз идти наперекор системе, механизмы которой сделаны из золота и по венам которой течёт дорогое вино. Так, видимо, было заложено в генах семейства Смит: бороться за правое дело, даже если это будет стоить тебе жизни. Такого расклада, конечно, допускать не хотелось, но стоило здраво оценивать риски.       За окном снова ночь, в эти загадочные часы голову посещают идеи и мысли, которые днём вообще не существовали. Именно поэтому Смит, днем ещё такая злая на Леви, шагает в его комнату. Уже всё равно, кто что подумает. Хочется поскорее увидеть, услышать, ощутить присутствие. Она не стучит, не решается, а лишь тихо отворяет дверь. — Стучаться не учили или жизней несколько? — мгновенно реагирует он, виновник урагана чувст в груди девушки. — Думаю, мою ты смилуешься сохранить, — Леви, наконец, поднимает глаза со стола на своего ночного гостя. И вновь опускает их, заставляя Эйми неловко топтаться у входа. — И что это было? — спустя несколько секунд спрашивает он, продолжая что-то читать. — Это ты меня спрашиваешь? — приняв вопрос от капитана за приглашение сесть, блондинка проходит в комнату и сдаться напротив. Злости не было. — А госпожа тоже отправится обратно в столицу? — передразнивает Эйми. — Какое такое «обратно» вдруг? И почему это ты хочешь меня туда отправить, а? — А сама как будто не знаешь. Там тебе безопаснее, — Аккерман переворачивает страницу. — Может и безопаснее, зато очень противно и плохо. — Наконец Леви поднимает глаза и встречается с опять посиневшими омутами напротив. Совсем как днём, но без сопротивления. — И чего же ты тогда своего ядовитого туда не отправишь? — Джун всего лишь мой помощник. Да, он в курсе наших дел, но как я могу заставить своего подчинённого отвечать за мои поступки? Ты бы так поступил? — Нет. — Вот и я нет, — Смит наклоняет голову вправо, не прерывая зрительного контакта. — И вообще, ты что ревнуешь?       Вопрос застал капитана врасплох, хоть тот и старался не подавать виду, но не смог выдержать зрительного контакта и отвёл взгляд. Эйми захихикала. — Да Джун, мне дорог, но не так, как ты, поверь. И меня он, может, и любит, но не такой любовью, понимаешь? — Леви явно не понимал, но комментировать не стал. Сердце слишком сильно забилось. — А мне кроме тебя, как видишь, никто и не нужен. Зачем-то же я все эти годы продолжала ждать нашей встречи, — медик встаёт с места, обходит стол и присаживается на него, почти напротив Леви, который все ещё не поднял взгляда. — Ты что, смущаешься? — А вот и нет, балда. — Леви всё пытается утихомирить сердце. — А вот и да! Ты покраснел, щёки всё за тебя сказали, — Эйми, не подумав, касается ладонями лица капитана, создавая на его лице смешное выражение уточки. Серые глаза впиваются в лицо девушки, и та ойкает. Только она собиралась убрать руки, как их перехватывают. — Замёрзла? — теперь настал черёд медика смущаться и краснеть. И теперь в её груди разлилось тягучее нежное чувство. — Н-немного, у вас тут с отоплением проблемы, — теперь-то она понимает, почему капитан отвёл взгляд: потому что вынести такое просто невозможно. — У тебя в комнате камин стоит не для декора, — теперь издевается Леви, поглаживая девичьи ладони своими и переплетая их пальцы между собой. — Мне было некогда им заниматься, уже завтра мы должны уехать. А Джун был занят солдатами, и когда я решила попросить его о помощи, он уже спал. — Почему меня не попросила? — Мы, вроде как, в ссоре были… — Прости, — Леви сам себе не верит. Извинился. Действительно извинился, ещё и первым. Эйми переводит взгляд на лицо мужчины перед ней, лица обоих полны беспокойства и робости. — И ты меня прости, — тихо отвечает она. — Я тебя прощаю, — ещё тише говорит Аккерман. — И я тебя прощаю, — шепчет Эйми. Слова стали ненужными, ведь влюблённым сердцам они ни к чему. Им гораздо важнее бросить короткие взгляды на губы друг друга и, медленно приближаясь, сойтись в трепетном поцелуе. Леви совсем не поэт, и даже не прозаик (его от книг вообще частенько воротит), и описать то, что с ним сейчас происходит, красиво у него не получится. Он просто понимает, хотя нет, не понимает, он чувствует, что ему сейчас всего мало. Мало Эйми, которая буквально рядом с ним; мало времени с ней, потому что после долгой разлуки они снова расстанутся завтра; мало слов, потому что он хочет многое сказать, но не знает он таких комбинаций звуков и букв, которые бы в полной мере описали всё с ним происходящее. Чего таить, суровая жизнь приучила жить в дефиците, но сейчас хотелось сопротивляться воле неблагосклонной судьбы, хотелось постараться это время отвоевать не для борьбы с тианами, а для одной блондинки с голубыми глазами, лишь бы только она никуда не ушла. — Уже поздно, — Эйми первая прерывает нежную ласку, прислоняясь лбом ко лбу мужчины и не переставая поглаживать его щёку. Леви даже глаз не открыл, только тянулся за ещё одним поцелуем. — Леви, нужно поспать. — И как мы объясним твоему брату и остальным, почему ты с утра пораньше окажешься в комнате капитана? — вариант спать поотдельности никем не рассматривался. — И как давно тебя это волнует? — Примерно с того момента, как Эрвин пришёл в сознание, — капитан заправляет прядь её светлых волос за ухо, а потом тушит стоящую на столе лампу, отчего комната, теперь освещаемая лишь тлеющим камином, погружается в полумрак. — Я думаю, что ему мы точно найдём что сказать. Правду, например, — Эйми тянет Аккермана на себя, и тот, повинуясь, встаёт с места и идёт за ней. Потому что хочет, потому что доверяет. — И как ты думаешь он к этому отнесётся? — Леви обнимает девушку, притягивая к себе, и сам уверенно шагает к постели. — Вот у него и узнаем, зачем сейчас об этом думать. К тому же, что он сделает? Эрвин знает нас обоих ещё с раннего возраста, но теперь не ему решать, как нам жить, верно? — медик первая садится на холодную постель, в чем ей учтиво помогает Леви, который тут же отходит. — И куда ты? — В камин дров подбросить надо, а то замёрзнешь ночью, — он действительно кидает несколько деревяшек в угли и немного раздувает пламя, которое своими оранжевыми языками охватывает своеобразное топливо. — Как думаешь, сколько времени вы проторчите там? — Я не знаю, честно. Надеюсь, что вместе с дорогой уложимся в неделю, не хотелось бы задерживаться. Я знаю, какой разговор предстоит мне, но что будет делать Эрвин — понятия не имею. Без него я не поеду обратно, — Эйми залезает в постель, накрываясь накрахмаленным одеялом и вдыхая его приятный аромат. — Ты даже тут бельё крахмалишь? — Нахожу это отличным, а главное полезным, наказанием для солдат, — Леви тоже устраивается в не такой уж широкой постели, честно отвечая на вопрос и наслаждаясь тихим смехом Смит. Уже завтра с утра этот хрупкий миг покоя и умиротворения разобьётся яркими лучами восходящего солнца, но сейчас, под покровом ночи, которая, казалось, специально замедлила ход времени, Леви поймал себя на мысли, что он счастлив. Ему всегда, всю его жизнь, казалось, что счастье — это что-то громадно-непостижимое. Что-то, чего ему никогда не достичь. И только сейчас он вдруг задумался: что если счастье не бывает большим или маленьким? Может, это просто чувство теплоты на душе и в сердце, может, это просто один миг, который спрятан в ежедневной суете? Может, это и есть ежедневная суета и люди вокруг? Пока ещё живые, молодые и улыбающийся ему? Когда думать о таких вещах стало слишком тяжело, Леви перевёл взгляд на Эйми. И они снова столкнулись взглядами, хотя больше это походило на переплетение, а не столкновение. Как здорово, когда не нужно ничего говорить, чтобы понять всё, что между вами происходит. Эйми казалось, что лучшего человека она в жизни не встречала. Такого, кто, несмотря на все тягости жизни, смог сохранить в себе возможность чувствовать. Она искренне радовалась и считала себя самой счастливой в мире, ведь в серых глазах напротив она видела доверие и честность, а это многого стоит. Так они и уснули, думая об одном, но по-разному, находясь и греясь в объятиях друг друга.