Птица свободного полёта

Тишина напрягает, а холод пронизывает до костей, из-за чего я тру и переминаю промерзшие пальцы. Кабинет Флитвика расположен в самой верхушке башни, что заставляет чувствовать себя неуютно, скованно и будто неуместно. — Мисс? — высокий и немного сиплый обеспокоенный голос заставляет отмереть. — Да, я слушаю. Небольшого роста профессор прокашлялся, сильнее сцепил руки в замок и наконец разжал губы. — Вы знаете, мне не часто приходится говорить подобное, — он осекся, снова сжал и разжал губы, что едва виднелись под густыми бородой и усами. Я не стану винить его за эту чертову вежливость, и он это знает. Должен знать. — Мне передали, что похороны пройдут в последнюю субботу октября. Тридцатое число. Я разрешаю вам покинуть пределы школы на эти дни. Выходные. Знает ли он, что я не останусь там дольше дня? Не смогу, ни за что. Теперь моя очередь сцепить руки в замок, но в разы сильнее. Расцепи я их, на коже останутся бледные следы. — Я… — в горле запершило, — понимаю. «И надеюсь забыть об этом как можно скорее, а потом больше не вспоминать, притворившись, будто ничего и не было». Я встала и направилась к выходу, когда в спину прилетели слова декана. — Мисс Рокхарт, примите мои глубочайшие соболезнования вашей утрате. Конечно, он не мог этого не сказать. Я слабо улыбнулась и вполоборота сказала: — Спасибо, профессор, — а затем толкнула тяжелую дверь и проскользнула внутрь. Подобное мне не нужно. Настроение испортилось вдребезги, а по коже прошелся табун мурашек, заставляющий сжаться и приобнять себя руками. За окном погода пасмурная, по кронам деревьев можно заметить сильный ветер, хоть гул в разы внушительнее. Осталось меньше недели до Хэллоуина, а там и… Нет, не стоит думать. — Берегись, — вскрикнул женский голос, а затем перед моими ногами пробежало два очень хорошо знакомых мне кота. Чешир и Живоглот. Из-за них потеряла равновесие и полетела вниз. Благо меня одернули за локоть назад, это была Грейнджер со своей все такой же непослушной копной волос, хоть та и стала менее противной. Тут же отвернулась и вырвалась из ее хватки. Та громко похлопала в ладоши, отряхнув их, и выдала своим фирменным тоном: — Всегда пожалуйста, Рокхарт. Я проигнорировала, махнула своими отросшими ниже плеч волосами и стала бегом спускаться по лестнице, поглядывая снизу на двух котов и крошечное пятно между ними. — Чешир, иди сюда! Чешир! — он не отзывался. — Живоглот, иди ко мне! — произнесла Грейнджер, и рыжий кот тут же повернулся, мяукнул и побежал к ней. Как всегда. Я закатила глаза и наклонилась к своему новому зверю. Он не поворачивался, все время шипел и смотрел на крысу немалого размера. Я поднесла руку, чтобы забрать крысу, думая, что та чей-то любимец, но получила по тыльной стороне. Без когтей. Но позже тот так взвыл, что я уже сомневалась не в крысе, а в адекватности своего собственного кота. — Короста, — сухо вымолвил знакомый голос и присел рядом. — Иди сюда. Грызун рванул к парню, но мой кот снова не позволил. Он никогда так еще не делал. Фред взглянул на меня и раздражительно кивнул: — Убери его. При всем моем желании я не могла. Рядом присел еще один рыжий парень, стукнул кота по морде, и тот сделал пару шагов назад. Стоило осмыслить произошедшее, и кровь начала кипеть. — Что ты творишь? Это мой кот! Джордж устало взглянул на меня и отдал крысу своему брату. — Проблемы, Рокхарт? — Да, проблемы! — как у него только получалось так выводить меня из себя? Идиотизм чистой воды. Я вынула палочку и приставила ее к его горлу, обомлела, когда он сделал то же, что и я. Мы смотрели друг другу в глаза, никто почему-то даже не подумал опустить руки или отойти, как и выкрикнуть какое-либо заклинание, а на языке их вертелось немало. Боковым зрением могла увидеть Гермиону, прижимающую к себе рыжего любимца. Она что, падка на все рыжее? — Лучше следи за своим питомцем, пока ему не прищемили хвост, — в конце концов, тот опустил палочку, хоть и продолжил крепко ее сжимать. Я последовала его примеру. — Не зазнавайся, Уизли! — повернулась на каблуках и, одним движение подняв кота, пошла прочь. Настроение испорчено окончательно. Этот гребаный Уизли! Прямо из-за поворота выскочила Линелли и со всей силы толкнула меня в плечо, отчего упала, а стопка ее учебников распласталась по каменному полу. Она бросила на меня столь злобный взгляд, что можно было подумать, будто это и в самом деле моя вина. Ухмылка так и не сползала с губ от подобного ее вида. Она встала на колени и принялась собирать книги. Прямо у моих ног. Как вдруг копна кудрявых темных волос пронеслась у моего лица и осела рядом. Какого черта Грейнджер даже тут? Как же раздражает. Она помогла блондинке и решила сопроводить, пока рыжий кот послушно бежал рядом. Я взглянула на Чешира, его голубо-зеленые глаза вовсю таращились на Живоглота. Стоило уйти, пока не случилось что-либо еще.       Время двигалось слишком быстро: день пролетал за днем, за тем еще один и еще. Ученики готовились к Хэллоуину, а я настраивалась на предстоящее далеко не веселое торжество. Посмотрела в зеркало: лицо бледное, темные волосы завязаны в низкий хвост, болотного оттенка глаза выглядят такими же, как и всегда. Черное платье с белым воротником и рукавами, ботинки на невысоком каблуке. — Не слишком похоже на страдающего человека. — Лин, тебя зовут, — раздалось за дверью, и в комнату вошла прозаичная Лавгуд. — Кажется, пора. Я кивнула, накинула сумку и пошла к выходу, где столкнулась с Филчем. Ему поручили сопроводить меня в Хогсмид, где позже должен встретить брат. Мы шли молча. Небо было ясное, лишь пара облаков. При быстрой ходьбе дыхание сбилось, изо рта вырвались наружу дымки пара. Идти совсем немного, а ноги уже подкашиваются. Я редко бывала в деревне, но почему же моя физическая форма настолько ужасна? Как вернусь, следует серьезно заняться этим. Вскоре показалась деревня, находящаяся прямо перед холмом, на склоне. Где-то там вдали среди толпы прохожих, завернутых в пальто или мантии, я узнала родное бледное лицо. Припухшие от малого количества сна голубые глаза, тонкие светлые брови и волосы без укладки. Ноги рванулись с места, я не знаю, как описать это чувство. В груди что-то кольнуло, будто тем самым заставило побежать. И это не побег, наоборот, я ринулась навстречу, а затем укрылась в его объятиях. Филч так же молча, как и встретил, ушел. И как всегда, в этот момент мне стало все равно. Брат сжал руками мое тело крепче, прижал к себе и словно не хотел отпускать. Мне и представить сложно, как он только продержался так долго. Нехотя, а все же отстранилась. Чертов этот мир, да будь он проклят десятки сотен раз. Пусть горы обрушатся, реки, моря и океаны высохнут, пусть птицы перестанут петь, летать и вовсе существовать. Мерлин, если бросил, то уходи до конца. — Ну что, идем? — подал Тайвин голос, и мы ринулись к порт-ключу, аппарировали в поле перед особняком и оставшийся путь прошли пешком. Он тоже молчал. Будто не находил нужных слов, в которых не сильно-то и нуждался. Раздался гром, я обернулась, а над городом неподалеку взрывались салюты, что, будто цветы, раскрывались в небе. Иронично. Для кого-то этот день был праздником, когда для нашей семьи этот день стал чертовой утратой. Окончательной, ставящей точку в конце сложного и тяжелого предложения, где я не могла предугадать конец, которого так ждала и отвергала одновременно. Мэри была в черном бесформенном платье, на голове виднелся абы как завязанный пучок. Выглядела плохо, словно вот-вот расплачется, но оставалась все такой же, самой собой. Гарольд стоял рядом в своем самом обычном костюме, придерживал экономку за спину, лишь бы та не упала. Я взглянула на брата. Тот ободряюще улыбнулся и подал рукой по спине знак проходить внутрь. Мама уже сидела за большим столом, где разместились цветы, бокалы для вина, десертные тарелки с небольшим куском вишневого пирога и свечи. — Мама… — та проигнорировала меня, продолжила всматриваться в семейный портрет на противоположной стене, держа между пальцев хрусталь бокала. Я повесила сумку на стул и приготовилась сесть, как колокол рядом с домом прозвенел. Это был предпоследний звон, говорящий о том, что прибыли люди. А женщина за столом все так же не реагировала, ей было плевать. — Госпожа, пора, — кое-как выдавил из себя дворецкий и подал руку. Но мама не приняла ее, она приподнялась, опираясь на стол, и, сделав шаг, чуть не упала. Мерлина ради рядом оказался Тайвин, точная ее копия, он придержал ее за талию и помог спуститься вниз, приказав выйти с Гарольдом для встречи так называемых гостей. Проходя по длинному коридору и взглянув на еще один семейный портрет, я неожиданно подумала: как замок может так отличаться и не отличаться вовсе? Там, на картине, видела другую семью, оборачиваюсь и вижу нашу. Словно портрет — это сказка, написанная художником намеренно, выдуманно. Из машины у дверей вышел мужчина лет пятидесяти и женщина, по-видимому его жена, слегка моложе, но незначительно. Из багажника достали чемодан и прошли к нам. — Позвольте, — Гарольд поднял руку и забрал у пары багаж. Мужчина наклонился и без тени доброты уставился на меня, когда его спутница осматривалась по сторонам. — Должно быть, вы Иллин, верно? — его синие глаза были необычного мне оттенка, что-то между ультрамарином и васильком, я не могла сказать точно. — Да, — все что удалось выдавить из себя, будто изо рта вырывался яд, вранье, а мое имя мне не принадлежало, будто я самозванка. — Вот как, — слетело с его губ, и он ободряюще похлопал меня по плечу, а затем решил зайти в дом, будто рассчитывая, что мы больше никогда не встретимся вновь. Но я все же выкрикнула ему вслед. — А ваше имя, сэр? Он обернулся, снял шляпу и прижал к груди, слегка поднял брови и посмотрел мне в глаза более мягким взглядом. — Мое имя ни о чем вам не подскажет, но, раз уж вы спросили, постарайтесь запомнить — Ричард Уинстон, друг вашего покойного отца. Он ухмыльнулся и вернул шляпу на исходное место, проходясь по коридорам особняка как по родным краям. Этот мужчина определенно был странным, выделяясь среди остальных. Но что-то тянуло людей к нему, его харизма и аура были далеки от прозаичности. — Ох, молодая мисс Буршье, какая встреча! — воскликнула пожилая дама и обняла меня, поцеловав в обе щеки. У нее был сильный французский акцент. — Сейчас я поручу своему водителю отнести багаж в комнату и обязательно вернусь, милая. Я слегка улыбнулась и промолчала. Можете не возвращаться. Я не Буршье, а Рокхарт, неужели так тяжело запомнить? Фамилия принадлежит лишь наследникам, в то время как я принадлежу другой династии, хоть и лишь косвенно. Кроме крови и фамилии у нас нет ничего общего с ней, но я уже привыкла ассоциировать себя исключительно с ней, с теми незнакомыми мне людьми, со своим отцом. К счастью, остальные приехали вместе, потому долго стоять на холоде не пришлось. Осталось совсем малость, лишь похороны. Последний и самый трудный этап, который нашей семье придется пережить.       Я стояла в стороне, когда последний человек произнес речь и двор разразился плачем, таким фальшивым, что уши норовили завянуть. Взгляд пал на Уинстона, того мужчину, чье имя я все же обязала себя запомнить, он выглядел бесстрастным, попивая алкоголь из бокала. Его вообще не волновало происходящее здесь, будто это лишь мелкая часть всего представления, что не могло не отвращать. Когда часть народа ушла, я, сжав кулаки, медленно подошла к склепу и заглянула внутрь. Лицо отца такое, каким я его видела всего два месяца назад. Он вообще не изменился: морщины, бледность кожи, впадины у глаз и синяки. Даже та чертова родинка на щеке. Все было таким же. Видя его столь умиротворенным, я чувствую, как сердце бьется на мелкие осколки. Я потянулась к его ладони, хотелось подержаться с ним за руки в последний раз. Сжимаю крепко, но не настолько сильно, чтобы причинить вред. Кожа все такая же сухая, как и тогда — все благодаря магии. По щеке скатывается слеза, одна-единственная. Другие не осмелились выйти за пределы глаз. Переминаю его пальцы и всматриваюсь в крохотную родинку, пытаясь вспомнить, была ли она у него раньше. И я не находила. Не могла вспомнить что-то помимо его лица. Будто этого и вовсе не было, будто человека я не знала. Не знала того, с кем провела все детство. Словно я никогда и вовсе его не видела. Дрожь прошлась по телу. С ужасом я поворачиваюсь к лицу того, кто лежит в этом чертовом гробу, одергиваю руку и ощущаю зуд в том месте, где прикасалась к его коже. И с ощутимой паникой и безмолвным криком осознаю: человек передо мной — не мой отец. Подсознательно выбегаю из сада. Пока бегу, краем глаза замечаю двух мужчин, беседующих между собой, они смеются, и один смотрит мне прямо в глаза, показушно поднимает бокал и выпивает содержимое. Отворачиваюсь, странный, сумасшедший, пугающий. — Иллин! — вскрикивает брат, когда я в него врезаюсь. — Ты в порядке? — Н-нет, — сдавленным голосом произношу и смотрю в его небесно-голубые глаза. — Т-тайвин. Он смотрит на меня как на умалишенную, психопатку, как на ту, кто не смог пережить смерть. Да, не смогла бы, но… — Там не отец. — Что? — он не понимает. — Человек в гробу — не отец! Э-это ведь… Он снова сжимает челюсть, думает, что я ненормальная. Он не верит мне. Тайвин не верит мне, родной и любимой сестре! Он считает, что я спятила, свихнулась. — Иллин, — произносит он, а я сразу же обрываю, перебиваю. — Тебе н-не показалось странным, что… — Иллин! — он кричит, сжимает мои плечи, смотрит в глаза, а я снова робею, будто маленький ребенок. — Ты сама наблюдала за его смертью! Не будь идиоткой, его… Меня облили холодной водой, от которой я не смогу скрыться. Не слышу, что он говорит дальше, но, уверена: знаю наизусть. Мне плевать, я сжимаю сумку на плече крепче и не выдерживаю, даю пощечину и вырываюсь, бегу куда глаза глядят. Он заслужил, по моим щекам льются слезы. Омерзительнее чувства не придумаешь. Горько, больно, отвратно. Да как он вообще посмел? Ненавижу. Ненавижу его и чертова Мерлина. За что именно я? Почему из всех для страданий он выбрал именно меня? Из всех! Выбегаю на проезжую часть и моей удаче нет предела, сразу же останавливается такси. Открываю дверь, сажусь и всучаю деньги, называя адрес рядом с Косым переулком, оттуда я попаду в Хогвартс. — Извините, сэр, но у вас есть салфетки? Он подает небольшую упаковку, откуда я вытаскиваю одну и остальное отдаю обратно. Я тру, тру и снова тру ту ладонь. Все зудит. Я даже не уверена, был ли человек в склепе настоящим, не куклой. Был ли он живым или мертвым? Я помню, что его лицо до ужаса похоже, но он — не он. Я знаю своего отца лучше любого, я смогу отличить! Выхожу из машины и иду по аллее, все здешние волшебники всегда казались страшными, необычными. Теми, кого не встретишь на простой улице. Зашла в переулок и, взяв из блюдечка порох, кинула его в камин. Чувствую ужасную тошноту, потемнение в глазах. Ненавижу. Не рассчитав силу, падаю на землю. Живот крутит, шею ломит, а голова идет кругом. Неприятное чувство поднимается вверх по глотке, отчего хочется разодрать ее ногтями. Из последних сил поднимаюсь и кое-как, переминаясь с ноги на ногу, иду в сторону школы. На улице холодно, мантия осталась дома. Кожа покрывается мурашками, и я вздрагиваю на каждое дуновение ветра. Осталось пройти лес, за ним и поляна. Десять минут ходьбы, как говорят другие, но ощущение будто иду уже целую вечность. Ноги косятся, так и норовлю упасть. Всего ничего, осталось немного, но солнце уже на горизонте, вот-вот сядет и станет темно. Останется пройти вдоль запретного леса. От подобной мысли сжимаю губы и с нескрываемым страхом жмурюсь, словно это спасет. На кой черт пошла на ночь глядя? Ах да, меня ведь не спрашивали, как и я себя. Хотелось ли мне вопить от несправедливости? Не уверена. Изменила бы я что-то? Определенно. Я знаю, что в склепе был не отец. Ну точно не он! Как бы он мог погибнуть так быстро? Он просто сбежал в другое место. Сбежал туда, где его не будут беспокоить. Даже если вспомнить людей с похорон, ну они-то точно что-то знают! Я уверена, знаю, нужно лишь спросить… У кого? Ты знаешь, кто это? Знаешь, где живут, что едят, чем зарабатывают? Но это ведь не нужно, не нужно, я ведь просто спрошу, всего-то один разок. А ты уверена? Нет, конечно же, нет. Сглатываю слюну, а вместе с ней и огромный ком, вставший поперек. Избавиться от него было слишком трудно, больно и горько. Меня драли изнутри каждый чертов раз, окунали в холодную воду и давали пощечины, не оставляя следов. Срываюсь на бег в надежде убежать от самой себя. Абсурдно, глупо — знаю, понимаю. Врезаюсь в кого-то и падаю на землю. Все как я люблю. Босые бледные ноги, прошедшие по безумной куче грязи. Поднимаю взгляд выше на белокурые локоны, а затем и знакомые глаза навыкате. Она не произносит ни слова, молчит и улыбается, смотрит сквозь свои чудноватые очки, заглядывая ко мне в голову, в душу. И у меня снова не спрашивают разрешения. Хватаюсь за протянутую длань и понимаю, что больше не могу сдержаться. Слезы злобы берут свое, я налетаю на девчонку и крепко сжимаю худощавые плечи. Рыдаю на ее плече как идиотка, а меня гладят по спине словно ребенка. Мы стоим в центре леса, теперь уже в качестве двух идиоток.       Не помню, как попала в комнату, но на эти выходные мне хватит приключений с головой. Мой вечно темный мир приобрел еще несколько оттенков, которых более чем достаточно.       В комнате душно, несмотря на то что окна открыты. Накидываю запасную мантию и зачем-то бросаю взгляд на томик в кожаном переплете на столе. Все же не решаюсь к нему прикоснуться, не в этот раз. С того времени, как я вернулась, прошло не больше суток. И вот я снова проскальзываю мимо горгулий и направляюсь слоняться по коридорам восьмого этажа. Библиотека, к моему сожалению, уже третий год охраняется от какого-нибудь Поттера и его друзей. Налажал один, отдуваются все. Потрясающе. Лестница за лестницей, ругательство за ругательством, а затем сам восьмой этаж, который я толком даже не разглядела за три с лишним года. К моему разочарованию, все как и в других коридорах. Отличий нет, кроме мертвой тишины. Факелы горят, но треск дерева не слышно, я иду, но и стук моих каблуков глухой, неявный, странный. Останавливаюсь и оборачиваюсь, потому что показалось, привиделось что-то, но меня хватают за предплечье и тянут на себя, из-за чего я сталкиваюсь со стеной, а надо мной кто-то нависает сверху. — Пошел к черту! — вырываюсь и собираюсь выбежать, как замечаю свет фонаря и впереди идущую облезлую кошку. Ныряю обратно, но уже сверху нависаю я. Они все ближе, и я неосознанно прижимаю нас к стене. Что Филч забыл на восьмом этаже? Мерлин… — Не знал, что ты у нас из тех, кто любит вытворять подобное с парнями, — прошептал над моим ухом приторно сладкий и до злобы знакомый голосок, из-за которого я на малейшую секунду робею, но парню хватает и этого, чтобы поменять нас местами, снова оставляя себя в выигрыше. А я все так же прижата к стене, даже не пытаясь что-либо изменить, просто всматриваюсь в темноту, рыскаю в поисках глаз того самого Уизли, ищу тот самый темно-коричневый оттенок, который готова перепутать с землей. Того, в чьих зрачках я почти всегда вижу лишь собственное отражение, того, присутствие кого я не вижу утруждающим. Потому что Уизли на то и Уизли... Почему-то Джордж снова хватает меня за руку, и спустя мгновение мы уже несемся по коридору, а я еле поспеваю за ним и его длинными ногами. Темнота, тишина, глухой топот и наши сжатые ладони и переплетенные пальцы. Потрясающий вечер, не хватает мышиного сглаза и тыквенного сока.

«Ошибочно предполагать, будто все люди обладают одинаковой способностью чувствовать»