В мире из листвы и дубовых досок

      Минхо держал путь обратно на праздник. Теперь, когда рядом не было Хана, он задумался, остановившись ненадолго, и устремив взгляд в темно-синее небо, находя созвездие Лебедя.       Есть ли еще один такой же человек в этом мире? Наверное, но Джисон как-то по-особенному отзывался в сердце. Хо понимал, что зарождалось глубоко внутри, разгоралось адским пламенем всего за пару часов. Но Хан — человек, он только пришел из мира, где подобное порицается. Где таких, как Ли Минхо ненавидят и готовы растерзать, словно стая волков. Где на твоей стороне лишь кошки. Да и они переодически предательски скребуться на душе, раздерая ее в мелкие куски.       Минхо пошел дальше, подставляя лицо слабому ветерку.

***

      Оставшийся праздник, Ли провел сидя на траве, рассматривая присутствующих гостей. Маленькие крылышки фей трепетали, когда они, паря над землей, разговаривали между собой, то и дело настороженно посматривая на огонь. Вспомнился рассказ Намджуна, о том, как во время войны дверги гоняли фей факелами, поджигали их крылья. Жестоко. Они до дрожи в ногах боятся огня, и рассказывают своим детям об опасности, подстерегающей их рядом с ним. Да, с одной стороны странно панически боятся того, что рождает тепло и свет, а с другой, огонь ведь действительно часто несет разрушение и боль, особенно для таких малышек, как феечки из равнинной части леса, где цветы вперемешку с травой, скрывают крошечные домики от любых глаз.       Взгляд Ли упал на гномов. Они все еще не перемещались со своего привычного места у стола, засовывая еду куда только можно ее сунуть. Словно из сказки про Белоснежку, вот только все гномы, как Ворчун. Эта жадность и сворливость были присущи им всем, от мала до велика. Оно и верно, поживи всю жизнь в темном сыром месте, как крыса в подполье, выползая лишь иногда для пополнения запасов, и не таким станешь.       Фавны расспрашивали Чонина о лире, с интересом наблюдая, как он, плавно проводя ладонью по струнам, извлекал из инструмента каждый раз новые звуки, становящиеся полноценной песней, которую Сынмин с готовностью подхватывал. Как бы их глаза не пытались следить за ладонью музыканта, они бы ни за что в жизни не повторили бы подобного трюка. Эти существа любили музыку больше, чем все, что есть на этом свете.       Один из фавнов, стоящий ближе к Сынмину, достал дудочку и заиграл свою мелодию. Лира Чонина быстро подстроилась под музыку волшебного существа, должно быть, он уже знал эту песню. Звучание дудочки и лиры было волшебным.       Под эту замечательную музыку Минхо снова пустился в раздумья, вспоминая цветы в каштановых волосах Джисона. Глаза Хана горели заинтересованным огнем, когда он шел по деревне, всматриваясь в лица прохожих, рассматривая дома из дуба и листвы, интересуясь каждой мелочью, но не задавая вопросов. Ли груб с ним? Наверное, так и есть. Но показать Хану, что он что-то чувствует, когда сам еще не понимаешь, каким образом за пару часов в тебе разгорелось такое пламя, нет уж. Сначала нужно привыкнуть к этому чувству. И к Джисону. Как что-то кроме обычной симпатии к безумно красивому человеку могло появиться в первый же день знакомства? Да, это сто процентов просто заинтересованность в новом знакомом, и ничего более того. Но в голове прозвучали слова Джисона, сказанные ранее. «Кошатник, ты сейчас серьезно?!»       И Лино улыбнулся, вспомнив сконфуженного квокку, когда произнесенная вслух кличка громким звуком отразилась от его покрасневших ушных раковин. К пухлым щекам Хана в тот момент, казалось, прилила вся кровь, что была в его организме, настолько красными они были.

***

      С крыльца главного дома, или «дома Чана», можно было разглядеть всю территорию, где сновали туда сюда гости. Крис следил за всеми со своего излюбленного места на крыльце.       Феликс и Хенджин давно сидели на траве подальше от костра. Феликс, положив голову на колени Хенджина, что-то рассказывал, иногда жестикулируя руками. Хван пропускал свою пятерню через длинные светлые волосы, вытаскивая оттуда цветы. Он улыбался, и тоже переодически остовлял какие-то комментарии, после которых Ликс, жмуря глаза, смеялся, заставляя темноволосого улыбаться.       Чонин и Сынмин, изрядно уставшие, сидели в кругу фавнов, вели спокойный диалог, смачивая горло медовухой.       Ким Намджун и Чанбин разговаривали с молодыми эльфийками, окружившими их со всех сторон. Щеки Со Чанбина полыхали огнем, он смущенно отводил глаза, видимо девушки заваливали его комплиментами. Со совершенно не умел их принимать, неловко улыбался, и повторял «спасибо» на все, что ему говорили. Намджун же упивался вниманием, обоятельно улыбаясь девушкам в ответ, и раздавая такие же приятные комплименты. Ким просто любил говорить приятные вещи людям в ответ на их приятные слова. Это был далеко не флирт, за него все слепо принимали любезность.

***

      Праздник шумел еще долго, до рассвета, и лишь когда лучи солнца стали нагревать воздух, оставшиеся гости постепенно стали расходиться.       Когда главная улица окончательно опустела, Чан с облегчением выдохнул, и спустился с крыльца, чтобы наконец-то отправиться домой.       Кажется, он не был там целую вечность. За эти две недели подготовки к празднику Чан либо вовсе не спал, либо оставался в главном доме. Но уснуть не удавалось вообще, он ворочался на футоне так, что Дрейк приходил со своего места, и тыкался носом в руку хозяина. Успокоив волка, и соврав, что все в порядке, он ложился на спину, и смотрел в потолок, пока первые лучи солнца не прорезали отверстия между листвой. Каждое утро головная боль ударяла по вискам с такой силой, что встать казалось героическим поступком. Но какой бы боль не была, Чан был героем. Все же ему пришлось попросить Ликса о травах. Лекарства помогали, но каждый день все снова повторялось. День полный работы и переживаний, бессонная ночь, заполненная точно такими же переживаниями, головная боль на утро, ромашковый отвар, претупляющий боль, а затем снова то же самое.       Прийти домой за эти недели — было мечтой, которую Чан сейчас с превеликим удовольствием исполнял, ложась на удобный футон, отпуская тревоги, и даже если не сразу, но засыпая под крышей своего дома.

***

      Ликс уснул еще до рассвета. Хван некоторое время гладил шелковистые волосы парня, лежащего у него на коленях, заправил за ухо выбившуюся прядь, падающую на веснушчатые щеки, и решил, что пора домой. Если Феликс засыпал, разбудить его было крайне сложно, поэтому эльф осторожно поднялся на ноги, положив голову Енбока на землю, и взял нахмурившегося во сне парня на руки. «Легкий, словно пух»       Хенджин нес его до самого дома, вдыхая запах утреннего леса, ощущая ногами выпавшую росу. Иногда он опускал глаза на мирно спящего в его объятиях Енбока, и в этот момент хотелось накинуться на него с тысячью поцелуев. Хотелось защитить его от всего мира в своих объятиях. Одной рукой открыв дверь, Хенджин положил светловолосого на футон и укрыл одеялом. Парень снял рубашку, и кинув ее на сундук у окна, тоже лег рядом, поцеловав в лоб спящего Ликса. Последний заворочался во сне, ища руками объект обниманий, и стиснув Хенджина в объятиях, спокойно засопел, погружая и Хвана в такой же сон.       Переехать к Феликсу пару месяцев назад было лучшим решением в жизни Хенджина. В жизни, которую украшал своим существованием хрупкий светловолосый эльф с прекрасной улыбкой и веснушками на щеках и плечах. Поначалу было неловко, Хван много переживал по пустякам, как лечь спать вместе, как не переходить границы дозволенного, когда при виде такого милого мирно спящего пушистого Ликса хочется заобнимать его досмерти. Но все решилось само по себе, когда в первую ночь в доме Енбока, тот крепко сжал Хенджина в своих объятиях, и уткнувшись носом в шею, сладко засопел. Именно в этот момент, проваливаясь в сон, Хван понял насколько сильно переживал по пустякам. С этого дня он больше не нервничал, с Феликсом все получалось легко и быстро, само собой.

***

      Заметив, что Чонин уже клюет носом, Ким Сынмин, как старший, начал поспешно прощаться с слегка приставучими фавнами. Их нельзя было винить в этом. Музыканты, встретившие музыкантов, работающих с другими инструментами, конечно они будут приставучими, Сынмо тоже был бы, если б не было так лень. Когда фавны все же разошлись, поняв наконец, что действительно пора бы отправляться в свою часть леса, старший растолкал Ян Чонина, чтобы он, встав наконец на ноги, смог дойти до дома самостоятельно.       Пока Чонин не торопясь плелся где-то чуть позади Сынмина, парень рассматривал дома вокруг. Тени от деревьев падали на доски, причудливыми узорами украшая жилища. Эльфы уже постепенно расходились по домам, и в окнах то и дело мелькали тени, перемещающиеся из угла в угол. На траве и листьях деревьев, словно маленькие алмазы, блестела роса, отражая свет недавно взошедшего солнца.       Чонин и Сынмин жили бок о бок сколько себя помнят, а сейчас вместе писали песни, чтобы радовать ими жителей леса. Два бесподобных музыканта. Божественная лира и голос сирены. — Спокойной ночи, — Синмин уже открыл дверь, почти оказавшись дома, но обернулся чтобы попрощаться. — Спокойного утра, тогда уж. И тебе, — Чонин улыбнулся, сдерживая зевок, заходя к себе и запирая дверь. — Какой же ребенок, — со вздохом, Ким Сынмин тоже закрыл свою дверь, направляясь спать.       Весь лес планировал проснуться только к обеду.

***

      Чанбин и Намджун покинули улицу одними из первых, провожая девушек, окруживших их пару часов назад, до их жилищ. Зевая, они шли домой, когда последняя эльфийка, улыбаясь, скрылась за дверью своего дома. — Господи, как же я хочу спать, — прошептал Намджун осипшим от усталости голосом. — Чистить оружие в казарме легче, чем целый вечер без умолку разговаривать, что скажешь, Чанбин? — Да, — Со будто только что вынырнул из сна на ходу, к своему удивлению понимая, что мозг действительно отключился, и он не слышал половины, сказанного Намджуном. — Стой, что? — Ты что уснул? — Ким усмехнулся, поднимая бровь. — Кажется. — Я сказал, что устал, вот и все. Безумно хочу спать. — А, да. Да, я тоже, — Чанбин зевнул, прикрывая рот рукой.       Они шли по деревне к своим домам, думая только о том, как будет замечательно лечь на кровать и уснуть на часов так десять, а-то и двенадцать.

***

      Минхо, добравшись до дома, прошелся по комнатам, размышляя, когда же сон захочет прийти к нему в дом. Постучится в окно, потом в дверь. Ли откроет, и с распростертыми объятиями примет гостя, которого так давно ждал.       Ли лег под одеяло, закрывая глаза, представляя себе, как осторожно поглаживает своего кота. Вдруг серая шерсть сменилась на каштановые пряди волос, в которых запутались цветы. Осторожно, будто боясь причинить боль, пальцы Минхо распутывали один за другим бутоны. Маков, незабудок, васильков и ромашек. Растения таяли в его руках, будто то была вода, покрашенная в разные цвета. Просыпаться от этого сна не хотелось, цветы не заканчивались, но и не надоедали, каждый раз раззадоривая, заставляя хотеть как можно больше раз почувствовать, как они растворяются в руках, текут между пальцами, как прохладная вода в лесном ручье неподалеку от деревни.

***

      Когда праздник стих, Хан спал под теплым одеялом, укутавшись чуть ли не с головой. Обычно сны не снились ему, а когда все же являлись к спящему Джисону, то зачастую были кошмарными и неприятными.       Но сон, который увидел Хан этой ночью, был приятным, от него не хотелось просыпаться, не хотелось кричать. Хотелось крепче зажмуриться, чтобы солнце, стремящееся попасть в дом через окна и лиственный потолок, не могло помешать прекрасным ощущениям.       Хан шел по полю, заросшему травой, собирал букет из всех цветов, что находил рядом с собой. Слышал впереди шорох приминающихся под тяжелыми лапами растений. Было удивительно то, что кот, создающий этот звук, наделал больше шума, чем человек с фиолетовыми волосами, идущий рядом. Казалось, Джисон снова издалека наблюдает за эльфом и котом. За огромным опасным животным, способным разодрать обычного проходимца в клочья, но при этом, ластившимся к руке человека с фиолетовыми волосами. Но в этот раз, он не был сторонним наблюдателем, фиолетововолосый развернулся, и совсем по-кошачьи улыбнулся ему. Сердце принялось биться в яростном темпе от этой улыбки, подаренной только ему одному, он поравнялся с кошатником, и вручил ему букет, собранный ранее. На этот раз, эльф — это точно был он — рассмеялся, не злобно, по-доброму, и принял цветы, зарываясь в них носом. Хотелось снова и снова дарить ему букеты, лишь бы слышать его смех, видеть блестящую кошачью улыбку. И Джисон собирал цветы, дарил их, повторяя все снова и снова, получая улыбки, смех, довольствуясь приятным покалыванием в кончиках пальцев. Приятные чувства, ни с чем не сравнимые, даже если такое было возможно только во сне.