el amor por uno mismo

Чонгук чувствовал, как с каждым словом омеги всё внутри закипает. Настолько сильно его давно никто не выводил. Даже тот же Юнги, который любит грязно выражаться при его ребёнке. Но это уверенное лицо и задранный гордо нос, выводили из себя за секунду.Так всегда выглядела она, когда говорила про тупость и абсурдность сказанных альфой слов. Хоть и Чонгук никогда попусту не болтал. В такой ярости его видели лишь друзья, и то никогда не трогали, ведь знали, насколько грубым альфа может быть, когда закипает. Вот только, одно дело, когда под горячую руку попадают альфы, другое — когда грубость прилетела в неповинного омегу. И Чимину досталось за компанию.Обычно сдержанный, хладнокровный Чонгук, загорелся, словно спичка, из-за какой-то ерунды. Не нужно мне грубить, сеньор, я знаю себе цену. Задело ли это гордость Чонгука? Несомненно. Руки так и сжимались в кулаки, лишь бы не применить силу к омеге, зрачки которого расширились в страхе. Как бы он смело себя не вёл, а глаза выдают его внутренний испуг. Чонгук не хотел бы грубить, не хотел бы обижать жестокими словами, но как сдержать себя, когда тронули то, что трогать запретили? И причина не в жадности до того, что принадлежит тебе, а в том, что именно то, что принадлежит тебе, может причинить боль ему. Эта внезапная агрессия возникла на фоне беспокойного страха, пустившего по всему телу нить электрического тока. Перед глазами до сих пор стоит Чимин, чьи рёбра переломаны. Чимин, который тоже думал, что Виголь его признал… Тэхён не видел этого мальчишку, перевязанного бинтами, Тэхён слишком безрассудный. И бился за свою гордость до конца. Чонгук бы дожал, пока не почувствовал странные нотки сладости, а вот какой — загадка неистовая. Из-за чего Чонгук делает шаг ближе, остановленный омежьей тонкой рукой, которая ладонью упёрлась в голую крепкую грудь. — Сделаете ещё шаг и я… — предупреждающе шипит Тэхён, не договаривая. — Чем ты пахнешь, Виенто? — перебивая, рычит Чонгук, так, чтобы его услышал только омега. Он видит ступор в глазах напротив. Видит, как дёргается чужой кадык вверх вниз и зрачки бегают влево вправо. То, что, видимо, должно было остаться незамеченным, раскрыли так опрометчиво. И Чонгук догадывается, чем пахнет омега, но эти нотки слишком недосягаемые для него. Настолько, что притягивают ближе, чтобы почуять, уткнуться кончиком носа во в страхе бьющуюся жилку, выделяющуюся на бледном фоне его кожи. Понять, что именно влечёт его. Однако омега не подпускает ближе полуметра к себе, держа на расстоянии руки и неодобрительно мотая головой. — Чем ты пахнешь, Тэхён? — с напором повторяет альфа, ставя руку с правой стороны омеги и упираясь в стену ладонью. — Тем, что недосягаемо, сеньор, — язвит омега. — Попробуйте догадаться. Тэхён отталкивает альфу от себя подальше, кидая кроткий взгляд на замершего Чимина. Из крепких лап удаётся вырваться нырком слева. И, наклонившись, омега юркает под вытянутой рукой, которой Чонгук до этого успел перекрыть ему путь. — Тэхён! — окликает его альфа, оборачиваясь, но не пытаясь догнать. — Научитесь не грубить, сеньор, тогда и открытую дверь будет проще заметить, — бросает через плечо Тэхён, сдерживая в себе обиду и накапливающуюся влагу в глазах. Ему срочно нужно уйти отсюда, пока запах не стал сильнее. Поэтому быстрым шагом он доходит до брошенного вчера велика, рывком хватая его за резиновую ручку. По венам бурлит на адреналине разгоряченная кровь, тошнотой подкатывающая к горлу, вызывая лёгкое головокружение. Его останавливает тёплая рука, разворачивая, чего Тэхён не желал вовсе. Хосок замечает застывшие слёзы омеги, вздрагивая и одёргивая руку от худого тела. — Тэхён…- выдыхает он с примесью слишком заметной жалости в голосе. –Куда ты? Омега держался до последнего и сейчас, когда нервы сдают под конец, сдерживать слёзы чёртовой обиды тяжело. Он не виноват, что его научили разговаривать на двух языках, из-за чего в голове происходит полная каша. Вы когда-нибудь изучали новый язык другой страны, живя с людьми, что разговаривают на твоём родном языке? Когда хочешь сказать одно, но твой загруженный мозг выдаёт тебе совсем другое. И Тэхён к этому не причастен. Ведь отец всегда говорит на испанском, а мать — на корейском. Чонгук в этом не имеет никакого права обвинять и предъявлять ему претензии, ведь совсем не жил в его семье. — Мне нужно домой, сеньор, — хрипит омега, отворачиваясь. — Тэхён… Чонгук он… — пытается оправдать брата Хосок, находя подходящие слова. — Не хотел грубить. — Но всё же сделал это, — перебивает испанец. — Не оправдывайте его, сеньор, он сделал то, что хотел. Были последними его слова, прежде чем он сел на велик и услышал в след шуршащих колёс: " Будь осторожнее». По пути до бабушкиного дома Тэхён решил остановиться у пшеничного поля, что своим переливающимся под раскат заката золотом, украшало местность. Кончики пушистых колосьев, шатающихся из стороны в сторону от лёгкого летнего ветра, щекотали открытые участки молочной кожи. Омега, сидя на промявшемся под его весом пшене и подогнув к себе колени, наблюдал за ярко-оранжевым уходящим за далёкий горизонт солнцем, вспоминая себя в школьное время. Его запах всегда был приторно сладким до глубокого головокружения и головной боли, а у кого-то подкатывающей к горлу тошноты. Ему часто говорили о нём в школе. Вскользь и ради «шутки»задавали вопрос: «Как тебя терпят близкие?», при этом извиняясь и говоря, что не хотели как-то обидеть. И Тэхён не обижался, правда, ведь понимал, что не все любят сладкое, особенно ядовито сладкое до мозгов. Его запах, и правда, являлся ядовитым для окружающих его людей. На улице этот аромат был ещё терпим, но в квартире, в закрытом помещении, приходилось часто открывать окна на проветривание, ведь у матери начиналась мигрень. И никто не упрекал его в этом. Пока отец однажды не ляпнул за столом, что его запах для парня слишком приторный, что не могло не задеть чувствительную натуру омеги. Тогда Тэхён впервые узнал о таблетках, скрывающих запах. Однако в аптеке его предупредили, что данные препараты вызывают бесплодие. И самым безопасным будет аэрозоль, которая действует двадцать четыре часа. В инструкции было прописано, что при течках или же сильно выраженном эмоциональном давлении она не поможет, и аромат всё равно проявит себя, но не в полной мере. Конечно, не обошлось без скандалов матери, которая упорно доказывала ему, что он занимается глупостями. В конце концов, ей пришлось смириться, ведь Ким упёртый и будет до конца стоять на своём. Сейчас это всё пережито. Отец периодически извиняется за то, что сказал когда-то, тем не менее то, что было сказано, уже в прошлом, и изменить этого нельзя. Остался ли у омеги страх своей сладости? Да. И изменить это тоже невозможно. Он вспоминает Чимина, который ради Чонгука выливает на себя чуть ли не весь флакончик с зефиром, лишь бы перекрыть свой терпкий запах. Вспоминает и душит в себе зависть того, как бы он хотел поменяться с ним местами. Ведь каждый раз слышать, что ты парень со сладким запахом, и вновь поднимать свою самооценку надоедает. Вплоть до состояния «сдаться». Как сейчас, когда мысли загоняют в тупик, а вопрос альфы бьётся набатом в голове. Его берёт паника каждый раз, когда действие препарата заканчивается, и он понимает, что это не нормально. Не нормально бежать домой только потому, что скоро все начнут ощущать твой запах. Не нормально выливать на себя полфлакона трясущимися руками лишь бы успеть спрятать свои феромоны. И сейчас, сидя в полном одиночестве среди пшеничного поля и заходящего солнца, забирающего с собой дневной свет, омега в полной мере ощущает пёструю сладость своего тела, от которой и самого тошнить начинает. Действие аэрозоли полностью закончилось, не оставляя испанцу и долю свежего воздуха. По щекам начинают течь жгучие слёзы, которые он сдерживал всё это время. Сейчас, когда он один, никто не увидит его маленькую слабость, никто не посмотрит с той жалостью в глазах, с которой на него смотрел Хосок. Он плачет беззвучно, давая волю солёным прозрачным капелькам. Молча утирает влагу, шмыгая покрасневшим носиком.

***

Испанец возвращается домой затемно, вдоволь наревевшийся и выплеснувший накопившиеся эмоции. Стоит ему включить свет, как из-за угла на него нападает пёс, довольно повиливающий хвостом. Он лает на весь дом, встречая человека приветствиями и привлекая внимание вышедшей из комнаты сестры. — Виенто, где ты был так долго? — обеспокоенно спрашивает сестра, встречая брата у порога дома. Сегодня утром Тэхён предупреждал бабушку, что останется у Чонов до заката. Немного не сдержал обещания…– Dios mío, Viento! — вскрикивает омега, подходя ближе и хватая за осунувшиеся плечи, слегка встрёпывая. -Tu olor! Что произошло? Почему он такой насыщенный? — Гулял… — без какой-либо заинтересованности отвечает омега, покосивший взгляд в сторону Виолы, из-за чего девушка заметила опухшее лицо с налившимися красными, из-за лопнувших капилляров, глазами. Запах, и правда, вытеснил весь свежий воздух из комнаты, оставляя после себя спёртость. У самого от него начинает болеть голова, но Ким знает, что во всём виновата истерика, ведь собственный аромат на него не действует так, как на остальных. Он игнорирует Виолу, проходя в комнату и сразу открывая окна. Берёт своё полотенце и чистую одежду и плетётся к выходу. Всё, что ему сейчас нужно, это прохладный душ. Виола, назойливой мухой, идёт следом, допытывая брата вопросами. И впервые омегу бесит родной испанский язык. — Прекрати… Прекрати говорить по-испански! — взрывается Тэхён, резко останавливаясь и разворачиваясь, чем пугает девушку. Виола замирает, вытаращивая свои раскосые глазки и хлопая длинными ресницами. — Прости… — испанец понимает сразу, что переборщил, из-за чего виновато опускает голову. — Я, правда, не в духе сейчас, hermana…- смягчается он, лаская слух испанским акцентом. — Мне нужно помыться и скрыть запах. Действие аэрозоли закончилось, ты и так это чувствуешь. — Ох, Виенто… Его почувствовали? — взволнованно спрашивает она и обнимает брата, терпя забивающийся в ноздри аромат. — Нет… То есть да… Но не в такой мере, чтобы понять его, — заикаясь, отвечает омега и слегка отталкивает младшую сестру. — Не надо, Виола, тебе станет плохо. Девушка слушается и молча отходит, — на виски уже начинает давить. Она оставляет омегу одного, и Тэхён покрывается мурашками от холодной воды, вспоминая, как прекрасна была вода у Чонов. Сладость глушится под каплями, попадающими на кожу и усмиряющими пахучие железы. А уже позже, упав влажной головой на мягкую подушку, он пытается усмирить чёртово сердце, что в болях сжимается от сказанных слов тупого альфы.

***

Чонгук извёл себя мыслями об этом испанце. Да, переборщил, согласен, но и он не ангел. Зачем выводить ещё больше, когда видишь, что человек на последней капле терпения? И ладно бы дело было только в грубости, но ведь сердце терзается тем, что было сказано бездумно. Испанский Тэхёна — его особенность, то, что не найдёшь ни в каком другом омеге. И он не должен был акцентировать на этом внимание. Однако ярость затмила глаза и трезвость рассудка. Тем более, когда тебе смеют отвечать резкостью. Её английский тоже был особенным… Чонгук понимает, что сравнивать не имеет никакого смысла, что прошлым жить нельзя, однако простое напоминание раздражает чувствительные рецепторы нервных окончаний. Альфа лежит уже час, залипая в белый потолок. Он уложил сына два часа назад, который всё не мог угомониться, что должно было и самого утомить. Да и усталость от сегодняшнего дня никуда не делась и давит на виски, вместе с совестью. Тем не менее сон его посещать так и не собирается. «- ТэТэ сладко пахнет, папочка» — чётким набатом пульсировала в голове фраза сына, когда Чонгук намывал ребёнка в душе. Тэхён действительно пахнет сладко — это сложно было не заметить. Но что с его запахом, альфа не может понять. С первого дня знакомства он заметил, что у него его нет, а значит, омега скрывает его. А вот что он скрывает — загадка. И это что-то притягивает, манит до чешущихся ладоней, заставляет задыхаться от своей истончённой натуры. Ему мало того, что достигло его чувствительных рецепторов. Тем, что недосягаемо, сеньор… Его манера отвечать загадками — раздражает, но в то же время разливает томную зависимость узнать, что скрывается под тонной слоя защиты. Попробуйте догадаться… Чонгук голову сломает в завалах миллионов вариантов. — Этот мальчишка… — шипит себе под нос Чонгук. Неуклюжий мальчишка, который когда-то боялся даже прикоснуться к лошадям. Мальчишка, что с таким пренебрежением, но в то же время упорством доказать, что он может, убирал навоз в конюшне, испачкавшись по уши грязью. Мальчишка, чьи нежные обвитые золотом руки не привыкли к деревенской работе. Тэхён, который с заботой и лаской прижимал к себе его сына, чтобы успокоить. Виенто… В чьих глазах тоска перемешивается со страхом и болью, так редко показывает ему свою квадратную, такую же особенную улыбку. — Айщ… — он психует, растирая лицо ладонями. Как подросток какой-то, ей Богу! И что творится с его сердцем? Он молит, чтобы ответ не задерживался так долго, ведь изведёт себя, не уснёт, не вздохнёт спокойно, пока не поймёт такую простую истину. И страшнее всего то, что он уже её понимает, отказываясь принимать, обманывая своё восприятие и создавая иллюзию. Ведь обещал себе, что больше никогда…

***

Вставать с утра всегда тяжело, особенно не по своей воле. Тэхёна подняли спозаранку. Чёртов петух, что разорался на всю округу. Ким сто раз пожалел, что не закрыл вчера окно в спальне. Однако поспать ему всё равно бы не дали. Дед, который залетел к ним в комнату чуть ли не с оркестром, разбудил своим грохотом обоих внуков. Как он сказал — у него радостные вести, коими оказался поход на ферму за утренним молоком. Омега встаёт с тяжестью в голове и животе, словно вчера прошёл штурм по его организму. Одно его радует до щекочущих бабочек внутри. Его тело сбросило ещё два килограмма, а на весах высвечиваются приятные глазу цифры — сорок восемь. На сантиметровой ленте он видит пятьдесят три и хмурится — надо меньше. Куда ещё меньше, Тэхён? Он вздыхает и подумывает, что больше у Чонов он есть не будет — из-за их еды он не может убратьжирную талию. Пересмотреть бы ещё его рацион и побольше прочитать про овощи, которые он использует в салате, может он что-то пропустил? Омега надевает шорты, которые затягивает ремнём, и излюбленную футболку, которую сегодня должен уже постирать. Перед знаменательным походом, он предупредил, что не изменит себе и сделает десятиминутную пробежку, пока нет жары. Однако на пяти минутах силы неожиданно для него самого испаряются, заменяя себя привычным, но на этот раз сильным головокружением. Испанец останавливается на полпути и падает на одну из лавочек, которые слава богам находятся практически у каждого домика, ловит мурашки по всему телу и чувствует кожей стекающий холодный пот. Кажется, раньше такого не было. Домой он решает дойти спокойным шагом. — Ох, Божечки! Милый, что случилось? — бабушка, с утра корпящая на кухне, вытирая руки об кухонное полотенце, тут же подлетает к еле заползшему в дом внуку. — А бледный-то какой! — щупает его за впалые щёки и помогает присесть за стол, наливая холодной воды. — Всё нормально, ба… — врёт омега, пытаясь поглубже вдыхать недостающий воздух. — Ну да! Организм за тебя всё говорит! На шум сбегаются остальные домочадцы, облепляя омежку со всех сторон. Дед всё вздыхает, видя, как внук губит себя, однако слова помощи проглатывает, знает — не послушает он никого. — Виенто! Ты скоро в пыль превратишься, будешь так изводить себя… — бурчит сестра, помахивающая ему полотенцем. Виенто пропускает её возмущения мимо ушей. Ему становится легче — и это главное. Губы возвращаются в прежний цвет, о чём ему говорит бабушка, наливая ему крепкий чай с лимоном и подкладывает пирожков, от которых Ким вежливо отказывается, сюрпая прохладный напиток и смакуя на кончике языка кислинку от лимона.

***

Эту ферму омега не раз проходил мимо, выжидая момент, когда они с Виолой, наконец, попадут туда, чтобы посмотреть, как живут люди в скотоводстве. Дед подводит их к небольшому из красного дерева домику, рядом с которым устроены несколько небольших ангаров, откуда уже доносится симфония сельской жизни. Они идут по вытоптанной песчаной дорожке, вдоль которой своими усиками их щекочет растущая рожь. Восхищаются просыпающимся солнышком, освещающим своими лучиками золотистые соцветия растений. Подходят к ветхому домику, который не ограждён забором и стоит в середине поля, и, из будки к ним навстречу выбегает вислоухий пушистый пёсик, но пристёгнутая к ошейнику цепь обрывает ему путь на половине тропы. — Привет-привет, Роксо! — здоровается с псом дед, поглаживая довольную морду за ушками. Старик подходит к входной двери, стуча три раза дверным молотком по ней. Дверь открывается спустя минуту, и за ней появляется мальчишка в растянутой майке и коротких шортах-парашютах. — Привет, Джину! — дед, раскрыв широко руки, лезет обнимать закопошившегося омегу. — Где твой отец? — Здравствуйте, он в коровнике, аджосси, — неловко сжимая свои пальчики, отвечает мальчишка, поглядывая за спину старика. — Отлично! Туда нам и надо, — улыбается дед, подскакивая на месте ахая. — Ох! Я же вас не представил… — почёсывает он седую макушку. — Джину, это мои внуки — Тэхён и Виола, приехали погостить, — он поворачивается к ребятам, обнажая зубы до ушей. — Это Джину — сын моего приятеля! Омеги вежливо кланяются в унисон, словно близнецы, говоря, что им приятно познакомиться. Мальчишка пропускает их в дом, где не менее уютно, как и в доме бабушки. Стены из старого дерева, что оставляют в маленькой комнатке приятный аромат древесины. В углу стоит небольшой мягкий диванчик, на котором собственноручно связанная серая накидка, а рядом с ним из белого камня старенький камин, который, скорее всего разводится только в зимнее время года. Внутри просыпается неожиданное желание побывать в этом месте в Новый год, когда в домике стоит треск пахнущих зимним лесом брёвен, дарящих тепло всему домику. И неосознанно для себя Тэхён ставит пометку «Выполнить» этой же зимой. Уговорить матушку будет не так уж и сложно, как он думает. Они выходят через ещё одну дверь, ведущую во двор, где глазам открывается вид на ухоженный небольшой сад, переходящий в большое поле, засаженное овощами и ягодами. Вдалеке виднеется даже маленький участок с молодыми деревьями. Деревенский запах окутывает слишком насыщенно, нежели как у бабушки, ведь здесь по двору бегают беленькие куры, рядом лежит скрученное в рулоны сено, а близ коровников кучками к стене прижат слишком пахучий навоз. Повсюду раздаются звуки сельской животины. Они проходят самодельный курятник, подходя к ангару с коровами, где Виола шепчет на ухо: «Готов окунуться в деревенскую жизнь по полной?», на что омега закатывает глаза. На самом деле запах внутри чувствуется ярче, чем на улице, но не настолько противно, как казалось бы. Загоны расположены по обеим сторонам от входа, отличие от денников в том, что они соединены в один большой, в котором может находиться от пяти и более коров. По низу вдоль прохода проведен общий кормовой стол, так намного легче, нежели подходить к каждой кормушке и рассчитывать норму корма. Тэхён с восхищением оглядывается по сторонам, видя большую кучку белых коров в чёрные расплывшиеся пятнышки. Дед тянет их за собой вдоль загонов, пока на них с интересом своими чёрными бусинками глазами засматриваются животные. Желание потрогать возрастает с каждым шагом, но омега не решается тронуть то, что может среагировать агрессивно. — Сынмин! Привет, родной! — старик замечает идущего к ним седовласого мужчину, что тянет свои обтянутые в резиновые перчатки руки для объятий. — Привет, привет, Бом, — он заглядывает за спину деда, за которой спрятались двое из ларца. — А это что за котята там прячутся за тобой? Не уж-то внучков привёз? — Да-да, это мои младшенькие — Тэхён и Виола, — старик оборачивается, пододвигая детей вперёд. — Здравствуйте, — оба кланяются вновь одновременно. — Какие синхронные, — посмеивается мужчина. — У нас как раз дойка сейчас будет, пойдёмте. Как и лошадей, Тэхён впервые в жизни так близко видит коров, к ушкам которых прикреплены жёлтенькие бирки. А уж доение ему и подавно незнакомо. Для начала мужчина подготавливает всё необходимое, выводит одну из коров, привязывая её покрепче, младшеньких просит помыть руки в умывальнике на улице, а затем повязывает им на голову такую же косынку, как и у него самого для соблюдения гигиены, как объясняет Сынмин. Сам усаживается на подготовленную низкую табуретку, перед этим погладив животное по животику и проворковав ей пару ласковых слов. Начинает с массажа вымени: — Чтобы предотвратить нежелательный застой молока, из-за чего мы изначально стимулируем его отток, — объясняет альфа. А затем обхватывает два соска ладонями, оттягивая их сверху вниз и сжимая при этом основание, после чего вертикальной струёй полилось молоко в отдельную плошку. — Первую порцию мы сдаиваем в отдельную миску, чтобы предотвратить попадание бактерий в сдоенное молоко. Темп рук увеличивается до быстрого, отчего омеги с удивлением бегают глазами за движениями старика. В помещении начинает пахнуть детским молочком, от чего у обоих уркает живот. Корова на удивление стоит спокойно, иногда издавая слабый мычащий звук. Омеги, радостные на разрешение потискать животное, наглаживают её с двух сторон. А вот когда он приводит две коровы сразу, привязав их так же, улыбки с их лиц сползают, замещая их на зарождающийся страх. Однако фермер успокаивает обоих, говоря, что здесь нельзя ошибиться, зная лишь две вещи –молоко выцеживается до самого конца и нельзя в процессе доения искривлять соски. Ребята усаживаются на свои табуретки, при этом предварительно наладив доверительный контакт с животным. Дрожащими руками Тэхён дотрагивается до слегка пушистого вымени, поглаживая слишком аккуратно, что не скрывается от глаз фермера, который подходит ближе и кладёт свою ладонь поверх руки омеги, надавливая на неё. — Будь увереннее, мы стимулируем молоко, а не усыпляем корову, — посмеивается альфа, кивая на активные движения Кима. — Вот так и продолжай. Когда пальцы перемещаются на гладкие тёплые соски, по коже испанца пробегают мурашки от нежности этой части животного. Он обхватывает сосок как и учили до этого, вот только всё оказывается не так легко и просто. Молоко не выходит с такой же лёгкостью, как у фермера, отчего омега удивлённо округляет глаза, поднимая взгляд на Сынмина. — А ты думал, оно так легко выходит? — улыбается мужчина. — Указательным и большим пальцем надави сильнее на кончик соска, когда будешь спускаться вниз. И, о чудо, это сработало, просто Тэхён слишком робкий птенчик. Молоко пошло как по маслу, а мальчишка с протяжным: «Ооо!» и вытянутыми губками начал быстрее дёргать за соски, вызывая смех у двух стариков. — Вот они — дети современного мира, удивляются на дойку коров! Но Тэхён не слышит старших альф, слишком увлеченный ощущением, как через прикосновение к соску передаётся движение по нему молока. И краснеет безумно от собственных извращённых мыслей, ведь то, что он делает, слишком похоже на… — Чего покраснел, Тэхён-а? — заметив бурную реакцию внука, с интересом вскинул брови дед, а затем прищурился, выдавая хитрую ухмылочку на губах. — Да-да, доение коров и в будущем хорошо поможет, когда альфами обзаведётесь! — и подмигивает старый двум смутившимся омегам, вызывая смех друга. — Старый пошляк! — трескает его по плечу Сынмин. Довольный Тэхён, набравший целое ведро молока, что пенится на самой веркушке, потирает затёкшие ноющие руки, вставая со своей табуретки. — А это только одна корова, а таких десятки, — говорит подходящий мужчина. — Первый раз всегда руки устают, после уже привыкают к работе. Тэхён не то, чтобы устал, но руки побаливают от безостановочной нагрузки. И ведь старший прав — таких нужно обслужить десятки и не один раз в день. Усталость и болезненность в руках он чувствует после ещё трёх коров, прошедших через его руки. После чего замученные, зато с двумя банками молока они идут в телятник, где совсем крошечные телята жаждут кормления из бутылочки, что демонстрирует специально для них Сынмин, говоря, что обычно телята питаются так же, как и взрослые животные. К полудню они обходят всю ферму, где брат с сестрой собирали яйца вместе с подружившимся с ними Джину, до этого боявшиеся даже зайти в курятник, где гордый петух не давал им проходу. Посмотрели на хрюкающих свиней, что оказались самыми на удивление чистоплотными животными. Как сказал Сынмин: — Сравнение: «ведёшь себя, как свинья», несправедливо по отношению к ним, так как свиньи любят жить в чистоте чаще, чем валяться в грязи. Зашли в ангар с козами, где Тэхён долго не мог успокоить свой смех, завидя, как на него залипла коза со слишком смешной моськой. А после он же бегал от бешеного гуся, который пытался щипнуть его за попу. Гуси — зло, он не перестанет это повторять! И довольные, но уставшие ребята вернулись домой к обеду с четырьмя банками коровьего и козьего молока. После чего стакан холодного вкусного напитка, который бабушка кипятила ещё вчера, Тэхён мигом опрокинул в себя. На этом их дела не закончились. Принести воды с колодца — является каждодневным их занятием. Сегодня добавилось ещё и задание прополоть грядки и собрать созревший урожай. Так и пролетело время до вечера. Деревня действительно такое место, где время за работой летит быстро. Тут каждый занят огородами, фермами и домашними делами. Здесь нет понятия «нечем заняться» — дела найдут в любой момент. Поэтому, пока Киму снова не навязали кучу дел, уходит в душ. Весь день Тэхён чувствовал себя подозрительно плохо. Если к каждодневному головокружению он привык, то к периодической нехватке воздуха и к приливам жара — нет. Он бы сравнил это состояние с приближением к течке, если бы не тянущие боли в желудке, что успокаиваются так же через время. Это заставляет волноваться и надумывать то, что не следовало бы. Выйдя после прохладного душа и переодевшись, он собрался было пойти в поле и порисовать, пока складывая всё нужное в комнате, не услышал хрипловатый голос того, кого сегодня он видеть не хотел. — А Тэхён дома? — хрипловатый голос появляется за дверью. — Да-да, он в комнате. Предательница… Могла бы сказать, что Тэхён уже ушёл. Однако мысли перебивает осторожный стук в дверь, после чего следует её открытие. В дверном проёме появляется стройная мускулистая фигура, обладатель которой сегодня одет в чёрные лёгкие джоггеры, в которые заправлена такая же чёрная свободная футболка. Витиеватые нити татуировок переплетаются между собой и прячутся за скрещенными на груди руками, а крепкое мужское плечо прижимается к косяку. Чонгук пристально оглядывает мальчишку, что успел схватить свой портфель и загнанным мышонком смотрит на своего обидчика. — Тэхён, привет… — Здравствуйте, сеньор, — сдавленно отвечает омега. — Не занят? — неловко почесав затылок, при этом растеряв всю свою уверенность, альфа сразу же продолжает. — Я хотел бы поговорить с тобой и прогуляться верхом… Посмотрите-ка на него. Сначала накосячил, а теперь пришёл извиняться. Тэхён уважает себя и так быстро не сдастся, он готов до последнего стоять на своём. Однако «прогуляться верхом» омега был бы не против, лишь только из-за лошадей готов согласиться на бессмысленный разговор, где Чонгук будет очередной раз доказывать ему, как он был не прав в своих действиях. При этом придётся отложить рисование на потом… — Я хотел бы порисовать, сеньор, — всё же пытается дать заднюю омега, сильнее сжимая в руках портфель. — Я не займу у тебя много времени, — с нажимом настаивает мужчина, слыша уставший вздох мальчишки и победно ликуя.

***

Sorry (Albert Vishi Remix) - Alan Walker feat. Isak

Весь путь в тишине, Ким чувствовал себя неловко, боясь её нарушить или сказать что-то не так, однако и альфа не торопился вставить слово, словно подбирая темы, с чего начать разговор. И только лишь дойдя до конюшни, где по площади всего участка уже были включены вечерние фонари, хоть и на улице ещё только начинало смеркаться, Чонгук, наконец, заговорил: — Я подготовил лошадей заранее, осталось лишь накинуть амуницию. Тэхён лишь кивнул в ответ, обернувшись и найдя глазами стоящих поодаль лошадей. Во дворе было спокойно и тихо. С одной стороны, он надеялся увидеть Чимина, с другой же — после произошедшего, ему неловко здесь появляться. Он засматривается на чёрного ворона, передавая лишь кивком приветствие. Его тянет подойти и погладить, передать эмоции через тактильность, но животный страх и лицо разгневанного Чона в голове, не позволяет отдаться эмоциям, из-за чего омега лишь скромно стоит в стороне, сдерживая свои желания внутри. — Чего стоишь? — от мыслей и ступора отвлекает берейтор. Мальчишка пошёл следом, как только Чон сделал первый шаг. Отчего-то только сейчас до него дошло, что далее предстоит тяжёлый разговор, от мыслей о котором всё тело охватывает лёгкий мандраж. Почему именно сегодня он захотел обговорить эту тему, когда Тэхёну так плохо. Тошнота где-то из недр организма подкрадывается мелкой поступью, намекая, что вот-вот произойдёт непоправимое, как и желудок, медленно, но верно постанывая, стягивается тяжёлым узлом. Тэхён терпит и думает, что совсем немного поговорит с Чонгуком, покатается и отвлечётся от боли. И отвлекается, когда, словно как в первый раз, взлетает вверх на Торменту не без помощи Чонгука, что с самого начала заметил болезненное состояние омеги, его не присущую ему слабость и сжимающиеся то и дело в тонкую полоску губы. От этого вида у самого в груди давит. Мальчишка чувствует тот самый воздух свободы, вдыхает его, наполняет лёгкие свежестью и лёгкостью. Радуется, словно ребёнок, растягивает потрескавшиеся губы в любимую улыбку и расправляет руки, уже не боясь слететь с Белоснежки. Лошадь перенимает радость хозяина, повиливая толстым хвостом в разные стороны, расправляя гордо грудь, манёвром откидывает лезущие в глаза пряди гривы. Чонгук, наблюдая за этими двумя со стороны, усмехается в своей манере, глубоко внутри радуясь, что смог хоть как-то поднять настроение этого мальчишки. Сам резво садится на Виголя, что не переставал следить за испанцем с самого прихода их на конюшню. Он трогается первый, привлекая внимание Тэхёна, который следом коротко сжимает бока кобылы, счастливо предвкушая их поездку. Они двигаются в сторону поля вслед за уходящим за горизонт солнцем. И Тэхён не выдерживает, резче ударяя шенкелем, отчего в глуши разносится громкое ржание лошади и начинающий топот копыт. Рысь переходит в галоп, заставляя кожу покрываться мурашками. Пересекая пшеничное поле, навстречу прохладному летнему ветру испанец полностью отдаётся той свободе, о которой мечтал столько лет, тем чувствам и эмоциям, что долгое время прятались там внутри, за грудиной. Слышит позади отзвуки чёрного ворона и отрывает руки от повода, расправляя их вместе с грудью, не боясь высоты падения, утопая в лёгкой неге, что покалывает где-то в кончиках пальцев. Шоколадные пряди волос, поддеваемые ветром, развиваются пышным одуванчиком. Он поворачивает голову, встречаясь с чёрными омутами напротив. Сильные мужские руки сжимают чёрный повод, контролируя мускулистого жеребца. Разве не это счастье? Когда все заботы и проблемы оставлены позади. Когда свобода, словно на ладони чувствуется, а впереди лишь ярко красно-оранжевое солнце, сменяющее очередной день на волнующую звёздную ночь. Когда лёгкие расправляются, чтобы наполниться как можно больше душистым воздухом тепла и деревенской свежести. Это то самое счастье, которое испытывает лишь человек, умеющий видеть его в мелочах. Мальчишеский смех раздавался на всю округу, что самому Чонгуку приносило удовольствие и радость. Кажется, такого Тэхёна он видит впервые — беззаботного, улыбающегося и искреннего. Кажущееся бесконечным поле, обрывается началом лесной чащи, что в вечернее время пугает своей глубиной и кромешной темнотой. — Тэхён, тормози у леса, — обгоняя мальчишку, бросает ему Чонгук. Ким слушается и переходит на спокойную рысь, а после и на шаг. Его энтузиазм тут же падает, на его место приходит лёгкая паника. Они пойдут в лес? Пришло время для разговора? Он не готов. Ушедшая вдруг в желудке боль до этого, начала возвращаться скользкими покалываниями. Чонгук спешивается первым, привязывая ворона к толстому стволу дерева крепким узлом, а после поворачивается и направляется к ничего не понимающему, застывшему на месте испанцу. — Давай, слезай, я покажу тебе ещё одно красивое место в нашей деревне, — он протягивает руки, чтобы помочь спешиться, но Тэхён всё делает сам, как его учили. Чонгук помогает ему привязать Торменту к дереву и оборачивается на наблюдающего за ним омегу, что с интересом и расширенными глазёнками смотрит на лошадей. — А их можно так оставлять? — глупо со стороны Чона спрашивает он, однако берейтор довольно спокойно отвечает: — Можно, они привязаны, ничего с ними не случится, — уголком губ улыбается альфа. — Идём. Мужчина кивает на лесную чащу, первым выходя на еле заметную тропинку. Тэхён ёжится от промелькнувшего страха в глазах. Оглядывает округу, что утопает в вечерней темноте. И вроде бы бояться нечего, ведь с ним Чонгук, который, он уверен, защитит его от любой напасти. Однако… защитит ли? Чонгук идёт смело впереди, огибая еловые ветки и придерживая их для омеги. Тэхён робко плетётся позади, каждый раз оборачиваясь и смотря, как далеко они ушли. Не осмеливается заговаривать первым, он и не должен, ведь в первую очередь с ним хотел поговорить мужчина. Ночной лес необычайно красив, и Тэхён не перестаёт в этом убеждаться. Он поднимает глаза к тёмно синему полотну неба, где возвышаются и тянутся к нему заострённые верхушки елей. Видит, как появляются первые мириады звезд, ярко поблёскивающие и освещающие им путь. Однако шорохи лесной живности не дают покоя, заставляя омегу вздрагивать от мимолётного страха и ближе прижиматься к альфе. Прижиматься, но не дотрагиваться. Это слишком нагло с его стороны. Чонгук мельком следит за испанцем, что весь трясётся, словно маленький трусливый зайчик, вызывая лёгкое дуновение улыбки на непроницаемом лице. Он-то знает, что в этом лесу бояться нечего, ведь каждое утро и каждый вечер собирает в нём вместе с Чимином хворост, ягоды, как же без них, лекарственные да листовые растения для чая, который так любит Дахён. И единственные, кто попадался им на пути, были лисы да безобидные белки. Но и успокаивать и говорить об этом, мужчина не собирается, чувство доминантности и защиты слишком подкупает его, особенно, когда мальчишка так и хочет схватиться за край его футболки, одёргивая то и дело себя самого. — Сеньор, нам ещё долго идти? — всё-таки подаёт первым голос испанец, съёживаясь от пробегающих мурашек по телу и шарахаясь неведомо откуда взявшегося шевеления в кустах, прямо справа от него. — Уже почти пришли трусиха, — мягко улыбается Чон, оборачиваясь на парня и, наконец, говорит то, что должен был сказать ещё в начале: — Здесь нет никого, кроме белок, диких зайцев и лис, возможно змеи, но они находятся в более Южной стороне леса. — Кто сказал, что я боюсь, сеньор? — гордо вскидывает подбородок омега и зорко стреляет блеснувшими глазками в мужчину, до конца не признавая свой страх. — Может быть, твоё тело, покрывшееся мурашками, явно не от холода? — усмехнувшись, ставит на место испанца Чон. — Может мне стоит доказать Вам обратное и пойти назад? — шикает Тэхён, разворачиваясь и собираясь сделать шаг в густой тёмный лес, тропинка назад которого выглядит ещё страшнее, чем когда они шли сюда. — Всё-то ты любишь доказывать, — однако Чонгук успевает схватить того за предплечье и вернуть на место, — Неугомонный мальчишка, мы пришли сюда не для того, чтобы вновь ругаться. — Видимо, по-другому Вы и не можете, сеньор. — Айщ, Тэхён! — закатив глаза, альфа поудобнее перехватывает чужую нежную руку и тянет вперёд, — Идём, мы ещё не дошли. Тэхён же удивляется сильной мужской хватке на своём запястье, но и убирать руку не торопится. Слишком приятно это касание для его души, слишком щекочет встревоженных бабочек в животе. Как только они проходят два метра, останавливаясь возле двух рассеченных на две половины дорог, посередине которых расположилась покосившаяся сосна, Чонгук расцепляет их руки и сворачивает в густую траву к склонившимся друг к другу елям. Аккуратно поднимает одну из толстых ветвей и кивает омеге идти первым. Тэхён переминаясь с ноги на ногу и потирая место, где до этого его крепко держал берейтор, решается и ступает по указанной ему дороге. За пышными ветвями скрывалась узкая тропинка, выходящая через пару елей в растянувшееся поле полевых цветов. Тэхён ускоряет шаг, удивленный открывшейся неописуемой красоты картиной. По всему периметру раскинулись синевато-голубые бутоны, что отражают свечение Луны, перемешанные с белоснежными ромашками, что утопают в зелёной осоке травы. Здесь в воздухе витает то спокойствие, которого так не хватает в душе омеги. Он вдыхает свежий насыщенный аромат пахучих полевых цветов, ловя лёгкое головокружение. Слышит, как сзади подкрадывается осторожными настойчивыми шагами тот, кто душу его готов сегодня терзать по кусочкам, добивать и унижать в своей любимой манере. Он встаёт рядом, плечом к плечу. Оглядывается вокруг, довольный тем, что вызвал тот самый восторг в чужих глазах. — Я случайно нашёл это место… Не так давно, — нарушил тишину Чонгук, пробирающим до мурашек шепотом. — Здесь очень красиво. Он затихает, вздыхая еле заметно и выходя вперёд. Смотрит на усыпанное звёздами небо. Тэхён смотрит на то, как ласково задевает чернильные пряди волос мужчины лёгкий вечерний ветер. — Я хотел извиниться перед тобой, Тэхён. Мальчишка удивленно вздёргивает брови, смотря ему в спину, видит, как тяжело даются ему слова, но слушает и слышит то, чего сегодня явно не готов был услышать. — Вчера я вспылил, наговорил того, чего не должен был говорить… — Вы сказали то, что хотели, сеньор, — поправил его омега, усаживаясь на щекочущую своими усиками траву, расправляя ноги и опираясь ладошками сзади. Чонгук заинтересованно оборачивается, заслышав мальчишеский шорох, любуется молочной кожей болезненно бледного лица омеги. Ему тяжело смотреть на это изнеможденное чудо, из-за чего он вновь отворачивается, протестуя его словам. — Нет, не хотел… — он снова вздыхает, не знает, как донести до него то, что сидит уже давно глубоко внутри. — Это…сложно объяснить, Тэхён. — А Вы попробуйте, сеньор, без лжи и преувеличения, — прохрипел уставший Тэхён, смотря на бесконечное небо. Чонгук вздрогнул на его словах. Без лжи и преувеличения… Где-то он это уже слышал… — Когда я увидел тебя рядом с Виголем… Ты не понимаешь, Тэхён. Он не один из тех коней, кто может контролировать себя, кого ты можешь контролировать и усмирить. Он не будет стоять на месте, — смотря вдаль, словно на ночное небо, на деле в глубокое прошлое, картинки которого мелькают перед глазами. — Если ему что-то не понравится, первым, на ком он применит силу, будешь ты, потому что ты неосмотрительно стоял с ним рядом. Ты начал свой путь в сфере коневодства, ты только пришёл, ты не можешь знать всех тонкостей. Я говорю тебе это, как берейтор, Тэхён, — он оборачивается всего на секунду, завидев ссутулившегося мальчишку, что нашёл в своих острых коленях, будто что-то интересное, — Как бы тебе не казалось, что ты стал ему близок, что он принял тебя — это всего лишь иллюзия, которую он создал для тебя. — Не находите тонкую схожесть с людьми, сеньор? Люди ведь тоже создают иллюзию. Вот только, прежде всего надо научиться доверять. Каким лживым не был бы человек, покажи ему, что ты доверяешь и готов получить любой удар в конце, он изменит своё решение, он будет понимать, что ты тот, кого нужно защищать, кого нельзя обидеть. Однако Вы, сеньор, не умеете доверять даже собственному коню, который к Вашему сведению, первый доверился мне и подставил свою морду под мою ладонь… Чонгук непроизвольно вздрагивает, незаметно от омеги округлив глаза в удивлении. Его слова колются невидимой иглой, отрезвляют слишком явной правдой, которую признавать не позволяет гордость. — Это всё, что Вы хотели мне сказать? Если да, то, с Вашего позволения, я пойду… — омега чувствует навалившуюся на него усталость и тяжесть. Что происходит с его состоянием сегодня, он до сих пор не может понять. Думает, что сейчас посидит ещё минуту и встанет, а пока доведёт свою мысль до конца, чтобы не выглядеть жалко: — И обиду я на Вас не держу, сеньор, можете не винить себя, — испанец зашуршал, пытаясь встать, на что альфа обеспокоено обернулся. — Нет, постой! Он дёргается в сторону мальчишки, садится встревоженный рядом, требуша свою чёрную макушку. Куда делась его хладнокровность? Тэхён не узнаёт своего берейтора, что сейчас ведёт себя, словно подросток, не умеющий выражать свои мысли. — Виголь никогда не вёл себя так с чужими, что меня удивляет и удивило в тот день. Поверь, до сих пор в моих глазах стоит переломанный Чимин и я… не хочу, чтобы ты оказался на его месте. Не хочу, чтобы потерял желание к верховой езде из-за одной осечки, — теребя собственные пальцы, признаётся Чонгук. -Hay una primera vez para todo, — вздыхает мальчишка, вспоминая строчки из книги. — Люди учатся на своих ошибках. Даже, если я сейчас ошибаюсь — это будет мне уроком. — Что означает эта фраза? — тихо впервые спрашивает перевод Чонгук, смотря себе под ноги. — А что, Ваших знаний не хватает, чтобы перевести, сеньор? — фыркает Тэхён. Язвить у него сил хватает всегда. И когда в ответ от альфы слышит молчание, продолжает устало: — Всё когда-то бывает впервые, — мужчина резко поднимает озадаченный взгляд на омегу. — Это перевод фразы, — смотря надменно в чёрные омуты напротив, с долей обиды отвечает Ким. — Тэхён, я не хотел тебя как-то оскорбить или задеть твои знания в языках, — Чонгук ещё с ночи копил в себе эту вину. И, если раньше он бы даже и в мыслях не вспомнил о своих словах, то сейчас он чувствует облегчение от того, что, наконец, изведённый за ночь, извинился перед мальчишкой. — Я вовсе не считаю тебя глупым. — По Вашим вчерашним словам так не скажешь… — пробурчал омега. — Это напоминания прошлого, Виенто, — хрипит берейтор, признаваясь и открываясь в сокровенном. — Прошлого? — недоумевает Тэхён, снова вздрагивая на своё второе имя. — Моя…бывшая девушка была из Америки, из-за чего мне пришлось изучать другой язык, чтобы понимать её фразы, которые она любила постоянно неожиданно говорить, — он усмехается, зарываясь в смольные пряди. — Как ты уже понимаешь, наши отношения закончились не особо хорошо. Тэхён, не ожидавший столь подробную информацию, округляет свои карамельные глазёнки, вытаращившись на альфу. Конечно, он знал, что у Чонгука была невеста, как и то, что она бросила его с ребёнком на руках. Однако он сейчас правильно понял, что у Чонгука в голове каша из сравнения его самого и прошлой любви Чона? То есть, вчера альфа вспылил не только из-за Виголя, но и выплеснул на него то, что копилось за всё это время. Вот только причём здесь Тэхён? Только при том, что говорит на другом языке? Или же… — И я, правда, не хотел оскорблять тебя и твой родной язык. Просто каждый раз… — сглатывает берейтор. — Каждый раз ты напоминаешь мне её. И это ужасно злит. Прости… — Я удивлён, сеньор, — выдыхает омега. — Но ведь я не она, и Вам стоит это осознать, тогда и испанский на слух будет легче переноситься, а пока в своей голове Вы сравниваете меня с ней, то и ваше сердце будет болезненно биться. Наше прошлое, на то и прошлое, чтобы оставить его, поймите. Пока Вы страдаете по нему — Вы упускаете настоящее. Теперь, кажется, мальчишка осознал всю реальность происходящего и в чём заключался тот порыв ярости и сказанных слов. Он бы послушал полную историю прошлого альфы, как видит её именно он, если не было бы так плохо и так больно. Живот скручивает тугим узлом. Тэхён обязательно поговорит с Чонгуком по душам, а сейчас, кажется, ему пора домой, чтобы не упасть в глазах мужчины. — Однако я Вас понял, сеньор, и теперь, поняв истинную причину ваших слов, я точно не держу на Вас обиду, — как можно мягче и с лёгкой улыбкой на лице произносит омега. — А вот перед Чимином Вам всё же стоит извиниться, Вы обидели его куда больше, чем меня… — Кажется, в этот раз я сильно налажал, да? — усмехается альфа. — Не так сильно, но да, — фыркает в ответ Тэхён. — Всё можно исправить одним словом и действием, сеньор, не переживайте, Чимин слишком добр, чтобы долго обижаться. Особенно на Вас, — уклончиво, намекает мальчишка. Отряхивая зачем-то колени, омега резко встаёт, успевая сделать от неожиданности вдох, ведь колени подкашиваются, а голова начинает ещё больше кружиться, выбивая землю из-под ног. Упасть не дают крепкие тёплые руки, что вовремя ловят и прижимают к себе. — Тэхён? — встревожено, срывается с альфьих губ. Однако Тэхён не слышит. Перед глазами слишком близко блестят чужие. К губам крайне ощутимо прикасается чужое дыхание. А где-то на задворках сознания клокочет бедное сердце, сходя с ума от бешеного ритма. И Тэхён чувствует… Чувствует, как запах пробивается сквозь плотные капельки аэрозоли, пуская свои феромоны на волю. Он в страхе смотрит в чёрные омуты, что с каждым разом, пульсируя, превращаются в один сплошной океан чёрного моря. Мужские руки крепче сжимают худые омежьи бока, прижимают ближе. Чонгук наклоняется, вдыхая полной грудью, проводит кончиком носа по жилистой вене, от наслаждения и блаженства прикрывая глаза. — Я понял, чем ты пахнешь, Виенто… — хрипит альфа, поднимая на испуганного омегу взгляд. Смотрит в карамельные мириады звёзд и всё понимает. Понимает, почему так тянуло… …к нему. Понимает, почему так переживал… …за него. Понимает, чем этот мальчишка так зацепил его. Поддаваясь внутренней тяге, внезапно для самого себя, прикасается к холодным побледневшим губам, согревая своими. Тэхён от неожиданности уставляется округлившимися глазами на мужчину, чувствуя приятный привкус горького шоколада на своих губах. Это прикосновение отличается от того, что было на фестивале. Оно более нежное, осторожное и осознанное. Внутри вместе с болезненной резью просыпается щекотливое чувство, что не может успокоиться и лишь усиливается с каждым разом. Он чует собственный усилившийся запах, что окутал их двоих одним большим облаком, смешавшись воедино с терпким шоколадом. Чонгук перехватывает губами нижнюю губу, мягко сжимая её и чувствуя слабую отдачу от омеги, что до этого, кажется, не дышал и сейчас начал оживать, что заставляет альфу улыбнуться в поцелуй и оторваться неожиданно. Чтобы заглянуть в его глаза и прошептать: — Ты пахнешь лилиями, Виенто. Оленьи глазки напротив расширяются ещё больше, а с губ срывается краткий вздох. Он чувствует, как сердце делает последний кульбит перед тем, как перед глазами появляется чёрная пелена, утаскивающая его за собой в свой омут. И последнее, что слышит Тэхён, его собственное имя, сорвавшееся с чужих губ, прежде чем он сам тряпичной куклой повисает в крепких альфьих руках.