Platonic problems.

      Завтрак окончен. Пара человек семьи Мадригаль остались на кухне прибираться. Остальные поспешили приступить к своим непосредственным обязанностям, непременно приносящим пользу городу и обществу в целом. Так планировал поступить и Камило, если бы не одно «но». Он стоял перед дверью в комнату кузины с маленьким блокнотом в одной руке и карандашом в другой. Прямо сейчас ему нужно бежать в город к одной занимательной особе и ее не менее занимательному ребенку. Он уже почти опаздывал. Подросток постучал. За дверью послышалось копошение. Мирабель открыла. Должно быть, так и не найдя себе применения, она собиралась заняться своими делами в комнате. — Извини, сестренка, — он и сам не понял, было ли это жестом вежливости, или реальным извинением за то, что он собирался у нее попросить. — я войду, да? Не дождавшись ответа и не найдя свободных рук, он наклонился и макушкой протолкнул девушку в комнату, а Касита, скорее по привычке, захлопнула за ним дверь. — Ну, чего тебе? — она постоянно улыбалась, даже сейчас, когда «кое-кто прилипчивый и обжористый» отвлекал её от потенциально интересных дел. — Я к Генри сегодня иду, помнишь его? — сразу перешел к делу Камило. — У его матери сегодня весь день какие-то разъезды, просила поняньчиться. — Ну помню, младенец как младенец. — она посмотрела вверх-влево, припоминая образ совсем недавно родившегося мальчика. — Хе… — нервно вырвалось у Камило. Если бы он был младенцем как младенцем — он бы сейчас тут не стоял. — Я не знаю как пережить этот день, Мира. Он меня заверещит до смерти. Никого кроме матери не подпускает. — Ты поэтому туда и идешь. — она наклонила голову вбок. — Ты не понимаешь, я думаю, что он меня узнает! На пару часов не страшно, но на весь день! Я даже покормить его не смогу! — Понятно. — она попробовала еще раз улыбнуться. — А от меня ты чего хочешь? Точно. Парень плотно сжал губы и открыл блокнот. В их семье есть кое-кто, который слышит все, даже если не хочет и если ей это не предназначено. В городе есть привычка использовать письмо, чтобы делиться конфиденциальной информацией. Он быстро начиркал несколько слов карандашом и ткнул бумажным изделием в лицо девушке. — Э… — спустя полминуты вырвалось у Мирабель. — Чего? — Ты видишь! Я не могу сказать! — затараторил тот, и младшая отпрянула, ударяя по чужой руке, все еще державшей блокнот у её носа. — Тебе ничего больше не надо?! — возмутилась она, заливаясь краской. Тот опустил руку с блокнотом, на котором красовалось короткое: «Дай потрогать твою грудь». — Слушай, пожалуйста? — уже не особо надеясь на результат, устало спросил он. Видимо, сегодня он вернется домой с мигренью. — Говорю же, он меня быстро узнает. Его мать его с бутылки не кормит, он сразу допрет что к чему, вот я и хочу создать близкую к реальным ощущениям грудь. Улыбка поползла на его лицо. Черт, до чего он дожил. — Эм, чего? — румянец с чужого лица не сошел, но раздражение сдуло шоком. — Ты собираешься его грудью кормить? Камило прыснул со смеху. Звучит ужасно, но да. Что ни сделаешь, чтобы избежать многочасовой истерики. — Ты вообще умеешь молоко производить? — уточнила она. — Почему нет.? — он потер шею. Не проверял, но действительно, почему нет? Потеть в чужом теле он может. Так почему другие железы не должны работать? — Ты ко мне чего пристал сейчас со своими шутками? — устало бросила она. — Я не шучу, кого мне еще просить? Кого-то еще из нашей семьи? Чтоб или отхватить, или чтоб об этом завтра весь город знал? — в отчаянии продолжил он. — Это не мои проблемы, Камило! — она вновь разозлилась, видимо, поняла, что с ней не шутят. — Мать его попроси, это же её ребенок, в конце концов! Мирабель махнула на него рукой и тот замолчал. И посмотрел на неё так, будто кузину в детстве уронили, и она очевидных вещей не понимает. Он подождал несколько секунд на случай, если до девушки дойдет само, но не повезло, и на выдохе выдал: — Она решит, что я озабоченный идиот. Мира удивленно прошлась по нему взглядом. Логично. А ведь он прав, кузина действительно и не подумала об озабоченности. Потому, что знала Камило. Да, он был подростком. Шебутным подростком, который часто сует нос куда не просят, но в этом плане оказывается неожиданно порядочным. Мира, очевидно, была девчонкой. Со всеми вытекающими. У нее было женское тело, как минимум. Во время совместных купаний в реке, Камило мог поймать себя за разглядыванием кузины. Она тоже девушка, и неудивительно, что ему интересно. Особенно когда обнаженные девушки его, очевидно, не окружают. Подросток старался не думать об этом. Если отбросить мысли о том, что это его сестра, то можно без особого смущения смотреть на женскую грудь. Мирабель же относилась к этому спокойнее положенного. С детства кузен часто наблюдал за людьми, копировал их повадки, манеру речи. А с определенного возраста начал копировать и внешность. Неудивительно с такой способностью обладать большим платоническим интересом к людям. Так что Мирабель действительно и подумать не могла о том, что его брат озабоченный. Даже слыша подобные обращения. Да, он может забывать о приличиях и откровенно пялиться, но едва ли это значит что-то. — Да, решит. — кивнула она, выплывая из своих мыслей. Подняла взгляд к чужому лицу. Плотно зажмуренные глаза, нервная улыбка, ладони, сложенные друг к другу на манер молитвы. Возле лица, видимо, был готов получить по лицу. И постукивание каблуком. Торопится. Или нервничает. Ей стало его жаль. У кого угодно начнутся мигрени после Генри. А все из-за того, что Камило считают озабоченным подростком? — Черт с тобой. — выдохнула она, и Камило осторожно приоткрыл глаз. — Серьезно, если это так важно — делай что нужно. Но если я узнаю, что это твоя очередная шуточка… — Не узнаешь! — воодушевленно выкрикнул он, тут же прикрывая рот руками, осознав двусмысленность фразы. — Не важно. Только быстро, ты же торопился. Она обреченно вздохнула и расправила плечи, плотно закрыла глаза и сжала губы. Парень тоже сжал кубы, растерянно смотря то на её лицо, то чуть ниже, не зная как подступиться. Они действительно сейчас стоят друг напротив друга, как обычно, например, при диалоге. Но сейчас он должен подобраться руками к её груди. Он заставил себя выдохнуть и потянулся к пуговицам чужой блузки. — Эй, ты что делаешь?! — она отпрянула от него, накрывая причинное место руками. У Камило от напряжения и абсурда затряслись руки. — Мне… — он пытался задавить в себе язвительные нотки. — … через одежду его кормить? — получалось плохо. Мирабель зависла. — Может, ещё и присосешься как младенец, для полноты ощущений?! — вновь закипала она. Кузен в ужасе отпрянул, смотря на девушку круглыми глазами. Нет. Звучит логично, но нет! Это уже даже для него слишком! Что несет эта дура?! Черт, его руки действительно лучше прочувствуют и запомнят. Дело в этом. Нет, его не смущают настолько мирские вещи. — Ладно, извини, что-то я… — она вздохнула и намотала прядь на палец. — …я же сама согласилась, больно жаль мне твою голову… — еще один вздох, и она вновь приняла спокойный вид. — Делай что нужно, но смотреть необязательно. Можно подумать, ты её никогда не видел. Камило все еще отходил от шока. Как ляпнет. Но кивнул и снова потянулся к верхней пуговице, на этот раз застегивая. Прочистил горло и опустил взгляд. Он чуть поднял уголок ткани внизу и запустил руки под одежду. Одним движением кончиками пальцев прошелся по бокам вверх к ребрам, о чем тут же пожалел. Он не хотел сразу же хвататься за причинное место, но от такой «подготовки» мурашки по чужому телу пробежали такими табунами, что Мирабель заметно дрогнула. Тот сглотнул, напоминая себе о дыхании и о том, чтобы подавлять лишнее напряжение. — Извини. — он посмотрел на чужое лицо. Плотно зажмуренные веки, сведенные брови, и губы, сжатые в ниточку. Он понял одну вещь — он не хотел видеть выражения ее лица. Оно предназначалось не Камило. Да и оба прилагали огромные усилия, дабы контролировать выражение лица, а ему нужно было не только отодвигать во времени преждевременный сердечный приступ, но и бороться с диким смущением. А главное — анализировать и запоминать. — Дай-ка… Он обошел девушку, вставая за спиной, и услышал тихий вздох облегчения. Кто его издал, он понять не мог. Может, оба. Он еще раз заставил себя сбросить напряжение с выдохом и, наконец, притронулся обеими руками к мягкой коже. Реакции не последовало. Только колотящееся под пальцами сердце и красное ухо. Видимо, смогла отпустить часть эмоций, когда на её лицо перестали смотреть. Он на пробу чуть сдавил их обеими ладонями, после чего опустил ладони ниже, ощупывая пальцами более точечно. Массирующими движениями он надавливал все сильнее, вгрызаясь пальцами глубже в плоть. Мягкая. Сложно с чем-то сравнить, но приятно мягкая. Кожа предельно нежная, а сама грудь изумительно плотная и мягкая. Если он сможет воссоздать такую — наверняка сам будет иногда трогать. Он сдавил сильнее, нащупывая небольшие уплотнения с двух сторон. — Это… — вырвалось у него. — Не знаю. Может, молочная железа. — тот понимающе кивнул и пару раз надавил на нее большими пальцами. Мирабель выдохнула и подняла руку к лицу. — Не надо так сильно… Парень тут же прекратил воздействие. Возникло огромное желание устало положить голову ей на макушку. Наверное, ей и так хватает сейчас прикосновений. Он отпустил мягкости, напоследок виновато оглаживая, и приступил к плотным бусинкам. По идее, самая важная часть. Но сил осталось не так много. И времени. Так что он немного покрутил их в пальцах, стараясь не причинять боли, да убрал руки, заканчивая процедуру. — Ты все? — тихо уточнила она, не поворачиваясь. Камило кивнул, но вспомнил о том, что она его жеста не видит, и угукнул. — Эм, беги тогда? Опаздываешь. Кузен обнял ее со спины, и девушка пискнула. Он тут же отстранился и рванул к двери, напоследок оборачиваясь на пороге: — Кстати, у тебя там родинка на… — Мирабель с треском захлопнула дверь, надеясь разбить ею любопытный нос. Вернулся вечером Камило без мигрени, но с нервно дергающимся глазом. Генри не заметил подмены, это стоило лицедею всего актерского мастерства, которым он не обладал. Однако, стоило первой капле молока попасть в рот ребенку, как обман был раскрыт. Вкус другой. Какой другой — Камило и думать не хотел. Наверняка оно было как коровье, ведь он даже не думал отдельно о том, чтобы придать молоку особенный вкус. Ну, тут уж учиться ему было негде. Расстроенный младенец тут же цапнул лжемать за грудь так, что даже ближе к ночи в своем обычном облике, на левом глазу Камило блестела одинокая круглая слезка.