Служить и защищать

Нью-Йорк пятидесятых кажется Люциферу иллюзией. Оптимистичный и яростный город, никогда не знавший бомбежек. Тысячи лет Ада Люцифер пытался вывести в Лимб миллионы невинных, сгоревших в последней войне, и гордыня нетронутого Нью-Йорка раздражает его. В начале двадцатых они провели здесь год. Маркус искал серийного убийцу, а Люцифер учился у местной звезды хирургии, больше для того, чтобы чем-то занять время: они не собирались оставаться, и заводить собственную практику на столь краткий срок было бы безответственно. Пожалуй, то был краткий период чистого отдыха во времена абсолютного безумия: люди развлекались так, будто знали: это ненадолго, а впереди — Армагеддон. Но даже тот город помнится ему реальнее нынешнего, столь усердно не замечающего собственной гнили вовсе. И все же здесь, хотя бы иногда, можно не вспоминать об Аде, за одно это нужно быть благодарным. И городу, и, особенно, Маркусу, который вытащил их из Европы, несмотря на Люциферово сопротивление: ему казалось постыдным бежать, когда стольким людям нужна помощь, а врачей критически не хватает. Только оказавшись в Нью-Йорке в самом начале нового десятилетия он осознал, насколько перестал отличать реальность Земли от адских петель. Даже три года спустя он все еще удивляется отсутствию пепла, выйдя за дверь. На мгновение, но все же. Но он привыкнет. Со временем. В пасмурные дни дышать тяжелее всего. Когда тучи наконец-то разряжаются мелкой противной моросью, Люцифер улыбается и подставляет дождю лицо. Он промокнет и замерзнет, пока дойдет до дома, и это будет замечательно. Маркус уже должен был вернуться. Они договорились выйти поужинать в нормальный ресторан в кои-то веки, а не в забегаловку с металлическим прилавком, обслуживающую до утра, и не в новомодный истинно американский ужас: быструю закусочную с бургерами. Маркусу нравятся забегаловки и даже, иногда, закусочные — яркие, чистые и кричащие о прогрессе самим своим видом. Люцифер уверен, что и этот прогресс рано или поздно обратится в Ад, все обращается в Ад, рано или поздно… и не бургеры в состоянии его от этих мыслей отвлечь. А вот приличная французская кухня — вполне возможно. Ист Вилладж, где они живут, — не лучший район, но от его госпиталя пешком не так далеко и, что немаловажно, здесь на двоих мужчин, живущих вместе, никто не обращает внимания. Здесь все заняты — музыкой, литературой, выпивкой и тем, что они называют развратом, бедные, покалеченные пуританизмом дети. Их квартира на пятом этаже грубого кирпичного здания, обезображенного пожарной лестницей. Люцифер взбегает наверх — за дверьми на этажах то поют, то терзают скрипку, то яростно требуют продолжать и стонут. Иногда ему кажется, что они живут не в Новом Свете, а в римской инсуле под самой крышей — потому что на большее после смены имени и очередного пожара денег покуда нет. Шумно там было примерно так же, а воняло иногда даже меньше. Он входит в квартиру — и едва успевает осознать, что слышимые звуки не те, какие должны быть, как его отбрасывает к стене ударом в грудь. — Извините, док, — говорит незнакомый голос с едва заметным итальянским акцентом. Шаги подходят ближе. — Ничего личного. — Чего ты с трупом разговариваешь? — а вот это — урожденный американец. Полон рот жвачки. — Давай проверяй и пошли отсюда. Маркус расследовал убийства, заказанные «семьей» Бартино. И вышел на что-то, о чем не говорил даже Люциферу, пока не подтвердится… Ну вот и подтвердилось. Маркус. Киллер наклоняется над Люцифером. Тот перехватывает его руку, не сдерживая силы, и встает. Рука человека хрупает, тот вскрикивает — видит лицо Люцифера и сереет. — Где Маркус? Американец появляется в дверях, видит диспозицию и разряжает пистолет, кажется, даже не целясь. Попадает в спину итальянца, тот вздрагивает — и, когда Люцифер выпускает его, оседает на пол и остается без движения. Прямым в сердце. Не повезло. Или напротив — как посмотреть. Он перешагивает через труп. Пули толкаются в него — сердце, сердце, правое легкое, каротидная артерия. Второй пистолет, с левой руки — вновь сердце, левое легкое, желудок, лоб, левый глаз. Последний выстрел в грудь — в упор. Люцифер ожидает его и всего лишь покачивается. — Ты скажешь мне, где Маркус. Сейчас. Приказам короля Ада не сопротивляются. Человек стонет и оседает на колени. — Я… Я-а-а… Я не знаю! Я не знаю, его забрали к Боссу, я не знаю, нам сказали здесь прибраться, я не знаю… Милости, милости… — Забрали в особняк Умберто Бартино? — уточняет Люцифер. — На виллу… Лонг Айленд… — Ты отвезешь меня туда. Гангстер плачет, трет трясущимися руками лицо. — Господи, Господи, помилуй… — Его здесь нет. Ты будешь спокоен, — Люцифер ловит взгляд человека и вколачивает свою волю ему в разум. — Ты будешь спокоен и отвезешь меня туда. И после будешь свободен. — С-свободен?.. — Я отпущу тебя. После ты будешь свободен. — Я… в Ад? В Ад? — Зависит от тебя. Это правда. Но она значит совершенно не то, что думает человек. Это неважно. Что думает человек. Маркус. Они спускаются вниз — на лестнице никого. Если кто-то и слышал выстрелы — а как могли не слышать, двери здесь картонные, — разумно решил не высовываться. Пока они спускаются, гангстер успокаивается, как и было приказано. И когда садится за руль, его руки не дрожат. Он не смотрит на Люцифера. И молчит. Ведет аккуратно. Слишком медленно. Но ему сейчас сложно оценить скорость. Судя по ругани обгоняемых — объективная скорость велика для этого средства передвижения. Маркус не любит автомобили, но примеривается к мотоциклам — чем крупнее и ужасающей, тем лучше. На современных самолетах больше нет ощущения полета, на мотоцикле же — да. Согласно Маркусу. Маркус. Вилла Умберто Бартино — огромное трехэтажное белое здание с собственной бухтой, окруженное высокой стеной. Они подъезжают к высоким кованым воротам. Гангстер молчит, не снимает рук с руля. Едва дышит. — Ты свободен, — говорит Люцифер, выходя из машины. Она стартует сразу же и уносится прочь. Он подходит к воротам и кованые створки открываются перед ним. Кто-то кричит. Удивленно и возмущенно. Требует остановиться немедленно. — Где Маркус? — спрашивает Люцифер в воздух. Ему отвечает автоматная очередь. Он стряхивает ее с груди и идет вперед. Мир окрашен пламенем, мятущиеся души людей видны ярче их собственных тел. Все, кого он видит, черны, и все, до встречи с ним, не сожалели ни о чем и были назначены Раю. Он идет вперед, и страх и сожаление просыпаются в них. Земля горит под его ногами. — Где Маркус? — спрашивает он в дверях виллы. Умберто Бартино стоит перед ним, держась за косяк. Добродушного вида итальянец трясется медузой — он выпустил обойму в Люцифера, ровно в грудь. Люцифер протягивает руку — обожженную, алую, с черными когтями, вот оно как, — и пальцами сминает дуло бесполезного автомата. — Маркус. — О-он мертв. — Бартино отбрасывает автомат в сторону. — Да, — Люцифер кивает, — я знаю. Где он? — Я… хочу заключить сделку. — Бартино сглатывает. — Нет, — Люцифер начинает поворачиваться. — Если мне не ответят, я найду его сам. Его тело либо в земле, либо в воде, и это значит, он оживает и умирает вновь и вновь. Каждые пять-десять минут. Маркус. Люцифер оглядывает дом и парк. Огромная территория, он не справится один достаточно быстро, но поднять легион на Землю — дело нескольких секунд. После здесь не останется ничего — людей не тронут, конечно, но разум не сохранит ни один. Возможно, не все они заслуживают такого. Но ему нечем им сочувствовать. Все, что в нем есть живого и человеческого, сейчас умирает вместе с Маркусом. Снова и снова. — Через десять секунд, — вокруг него огонь начинает сливаться в линии пентаграммы, — здесь будет легион. Умберто белеет и падает на колени. — Нет, нет, пожалуйста, пожалуйста!.. Люцифер смотрит на него молча. — Мы бросили копа в море, у третьего буя. Я… сейчас! Я прикажу… Люцифер гасит пентаграмму и качает головой. — Покажите мне. Сейчас. Умберто под руки поднимают два охранника, сами едва стоящие на ногах, и они идут к бухте. Третий буй покачивается у самого конца большого волнореза. У флагштока со знаменем семьи Бартино. Ритуальное жертвоприношение семье. Люди что-то лепечут о лодке, Люцифер, не слушая их, ступает в воду — и вода расступается перед ним. Он идет к третьему бую по загаженному дну бухты и считает шаги. Маркус, Маркус… Маркус лежит лицом в черную грязь, опутанный цепями и с двумя гирями на ногах. Люцифер разрывает цепи когтями, вытаскивает тело из грязи и очищает дыхательные пути. Маркус мертв, но он очнется, он очнется — сейчас, уже сейчас… …Если нет, то нужно попробовать сжечь себя огнем Ада до пыли и пепла, может быть, это отправит его в Ад насовсем. Маркус содрогается в его руках и кашляет, отхаркивая воду из легких. Люцифер держит его, смотрит в небо, запрокинув голову, — и в первый раз замечает на нем солнце. Желтый круг на облаках. Серых, не багряных. И не пепел падает с них, а мелкий дождь. — Люци?.. Ты?.. Маркус садится рядом с ним, в его объятии, и смотрит расширенными глазами. В его глазах свет и разум, и красивее его грязного измученного лица Люцифер не видел ничего за всю свою жизнь. Необходимо вернуться в человеческий облик, не нужно Маркусу сейчас видеть его дьявольский лик, видеть пламя Ада — напоминание о перенесенной пытке, всех пытках мира, не нужно… Маркус наклоняется вперед и целует его прямо в обожженные губы. Люцифер прижимает его к себе. Им пора уходить. Из моря, из поместья. Из города. Им придется бежать, немедленно. И наверняка эта демонстрация адской власти не придется по вкусу Наверху, и Аменадиил спустится преподать ему урок и сломать пару десятков костей… Но еще секунду солнца. Только одну.