Бессонница (Insomnia)

Поскольку он был самым презентабельным, именно Бруно отвечал за получение гостиничных номеров. Он получил только четыре комнаты (к ужасу Мисты), так как это были последние свободные комнаты. Теперь им предстоит столкнуться с самой сложной частью: их разделением. «Я не собираюсь выбирать одно из четырех!», — заявил стрелок. Ужасные вещи происходили, когда было задействовано это дьявольское число. Слишком физически и морально уставший, чтобы разбираться с ерундой паршивца, Аббакио наугад взял один из ключей. «Комната 234», — объявил он, прежде чем покинуть парковку и войти в отель. К счастью, секретарша снова заснула в своем кресле: было бы трудно объяснить, почему большинство с ног до головы в крови. Абсолютно все, включая Триш, самую новую в группе, знали, что сказал Буччеллати. То, что они собирались делить комнату, было фактом . Точная природа их отношений была загадкой, и даже Наранча не была настолько безрассудной, чтобы спросить об этом. Настоящий вопрос заключался в том, как подростки будут разделены на три оставшиеся комнаты. "Джорно, не хочешь поделиться со мной?" — спросил Миста, гораздо спокойнее теперь, когда ему не нужно было выбирать между четырьмя комнатами. "Конечно". Удовлетворенный ответом блондина, Гвидо взял один из ключей и направился к отелю, за ним последовал Джорно, у которого хватило приличия пожелать им спокойной ночи. Фуго успокоился. До того, как Джорно (и, неофициально, Триш) присоединился к команде, ему обычно приходилось делить комнату со стрелком, что само по себе было не так уж плохо... Настоящей проблемой была его своеобразная позиция: это было похоже на то, как иметь дело с ребёнком. Конечно, поскольку Наранча и Триш были женщинами, Паннакотта предполагал, что они будут жить в одной комнате, оставив последнего для себя, что было более чем приятно после этой хаотичной миссии. Фуго забыл, что иногда Триш может быть чертовой дивой. «Спокойной ночи», — сказала розововолосая девушка, прежде чем схватить ключ и выскользнуть, прежде чем кто-либо успел возразить. — Это должно быть гребаная шутка… — прошипел Фуго, внезапно готовый взорваться. Затем он почувствовал не очень тонкий удар по руке, привлекший его внимание к маленькой неряшливой фигурке Наранчи. «Я тоже не хочу делить с тобой комнату, но ты не должен возмущаться по этому поводу», — рявкнула та, что пониже, в равной степени оскорбленная комментарием и интонацией, с которой он был сказан. Буччеллати помассировал виски. У него не было проблем с мальчиком и девочкой в ​​одной комнате. Типа... Они были в чертовой банде, беспокоиться о таких деталях было бы нелепо (плюс он был убежден, что никто в его команде не был на 100% натуралом). Но у Фуго и Наранчи была сильная склонность злить друг друга, и, поскольку их группа твердо верила в гендерное равенство, ни один из них не отказывался держать удары, иногда даже с использованием любого острого предмета, который находился рядом. На несколько секунд Бруно даже подумывал поменяться комнатами с Фуго, чтобы избежать дальнейшего конфликта, но тут же отбросил эту идею: это был тошнотворно долгий день. Он и Леоне заслужили ночь наедине. «Вы двое собираетесь делить эту комнату без но , не споря и не убивая друг друга». Буччеллати заявил голосом, который не допускал никаких ответов, положив конец спору. Неохотно Фуго согласился. Когда они добрались до комнаты, первое, что заметил Фуго, это то, что там была только одна кровать . Это должна была быть чертова шутка. В довершение всего это была даже не двуспальная кровать или что-то в этом роде, а простой односпальный матрас. Наранчу, с другой стороны, похоже, это не волновало: её плохое настроение рассеялось по дороге. Долго злиться было не в её характере. «Я собираюсь принять душ. Я чувствую себя дерьмово», - объявила она с хихиканьем. Фуго бросил на неё быстрый взгляд, хотя и знал, что последнее утверждение было правдой. Наранча, как всегда, необдуманно бросилась навстречу опасности. Теперь же она была совершенно взлохмачена, вся в крови, как главный герой некоего романа Стивена Кинга, а её одежда в плачевном состоянии. Она была похожа на кадр из фильма ужасов. «Хорошо. Я иду спать». Наранча заперлась в ванной, хлопнув при этом дверью, но через пять секунд снова открыла её. "Фуго... Можешь дать мне свою рубашку?" блондин поднял бровь. "Зачем?" «Ну… я не могу лечь в постель в этом», — сказала она, указывая на свою окровавленную одежду. — И я не собираюсь спать с тобой голышом. Последнее замечание заставило его покраснеть. Как он ни старался, он не мог остановить мысленный образ, просачивающийся в его голову: Наранча в той же комнате, в той же постели, с мокрой после душа коричневой кожей, обнаженная, всего в нескольких дюймах от него... "Возьми это." Фуго практически швырнул в нее свою рубашку. Он боялся, что, если он останется перед ней подольше, девушка может как-то прочитать его грязные мысли. "Спасибо!" — воскликнула она, прежде чем снова захлопнуть дверь ванной. Пока Наранча ждала, пока начнёт литься горячая вода, Фуго лег в постель, сняв туфли и галстук. Его штаны были не самым удобным вариантом для сна, но он не собирался оставаться в стрингах, если ему придется делить комнату, особенно с девушкой. Он оставил тусклый ночник включенным для Наранчи, устроился лицом к пустой стороне кровати и закрыл глаза, ожидая почти сразу же погрузиться в царство Морфея.

_____________

Наранча стояла перед зеркалом, глядя на свое отражение. Рубашка Фуго была откровенной , но достаточно прикрывала её верхнюю часть. Ниже талии на ней были только черные трусики из спандекса, те самые, что она носила весь день. Она не считала себя застенчивым человеком, но искренне надеялась, что Фуго был в своем пятом сне, поэтому ему не пришлось видеть её такой. С другой стороны, Паннакотта понятия не имел, какого черта он не может заснуть, когда так устал. Или, ну, он действительно знал : его разум был гребаным вихрем, состоящим из воспоминаний о том дне (Наранча тяжело ранена, так сильно, что на секунду он поверил, что она мертва), возможностей (Наранча мертва, что, несомненно, произошло бы, если бы не Gold Experience), параллельные ситуации (Наранча в душе, голая, капли воды стекают по ее коже, или Наранча только в рубашке) и желания (снова Наранча, на этот раз в его руках, одетая , голая, чистая, окровавленная, но живая)... Короче, Наранча была причиной его бессонницы. Дверь ванной открылась, выпустив волну пара, а также хозяйку его мыслей. — Ты спишь, Фуго? Он не ответил. Было миллион причин, по которым он считал самым мудрым притвориться спящим: возможность того, что Наранча попытается начать разговор и определенно не даст ему уснуть. Так он и сделал, притворившись спящим. Наранча вздохнула, значительно расслабившись, и вышла из ванной, вытирая волосы полотенцем. Стараясь быть достаточно осторожной, чтобы не разбудить друга, она обошла кровать и залезла под одеяло, оставив полотенце на полу: встать и повесить его где-нибудь было даже не вариант для Наранчи. Она много-много раз переворачивалась в постели, пытаясь найти удобное положение, чтобы заснуть, но не могла. Она всегда спала, обняв одну подушку, но вторая подушка была у Фуго под головой. Она подумывала вырвать ее, но решила, что это поставит под угрозу ее физическую неприкосновенность, поэтому неохотно отклонила эту идею. Обняв себя, она несколько минут лежала на боку лицом к партнеру. Было странно видеть его таким спокойным: обычно, когда она была так близко к нему, это происходило потому, что они были вовлечены в драку. Фуго был динамитом, а Наранча огнём, но в то же время они были двумя магнитами противоположных полярностей, которым суждено притягиваться друг к другу. Наранча считала Фуго красивым. На самом деле, она всегда так думала, но у нее не было возможности оценить это. Ее глаза скользнули вниз, увидев тонкую шею, широкие и изящные обнаженные плечи, подтянутую грудь... И именно это, потому что простыня позволяла видеть только это. Ей очень хотелось прикоснуться к нему... Что она, конечно, и сделала: Наранча не боялась смерти. Выступление Фуго чуть не полетело к чертям, когда он почувствовал нежное прикосновение пальца, медленно скользнувшего по его скуле. Сказать, что это застало его врасплох, было преуменьшением. Однако ощущение не было неприятным, наоборот, прикосновение казалось приятным и нежным... По крайней мере, до тех пор, пока этот палец не начал опускаться к его подбородку, продолжая двигаться вдоль шеи, затем очерчивать одну из ключиц, продолжая движение к его плечу, возвращаясь тем же путем, а затем спускаясь к грудным... А затем, внезапно, все кончилось. Не осмеливаясь открыть глаза, Фуго задался вопросом, подумала ли Наранча, что проснулся... Он забыл дышать, когда палец прошел слишком близко к одному из его сосков, и это, должно быть, было подозрительно. Но нет, Наранча была слишком рассеяна, чтобы обращать внимание на эти детали: причина, по которой она остановилась, заключалась в том, что она не считала правильным продолжать вот так прикасаться к ее спящему другу. Фуго почувствовал, как она ерзает на кровати. Наранча в сотый раз сменила позу, теперь она лежала на спине и смотрела в потолок. Она вздохнула и закрыла глаза, пытаясь уснуть раз и навсегда. Но она просто не могла. Внезапно у Наранчи возникла одна из (с ее точки зрения) ярких идей: было что-то , что всегда вызывало у нее сонливость, хотя это даже близко не было основной причиной, по которой она регулярно выполняла такие действия. Но эй, ей нужно было поспать, и это была надежная тактика для достижения этого. И что ж, она не собиралась этого отрицать: вид полуобнаженного Паннакотты Фуго немного возбудил ее. — Фуго? — позвала она снова, чтобы убедиться, что ее напарник все еще спит. Не получив ответа, она застенчиво просунула руку под одеяло. Сначала она начала осторожно поглаживать край своего нижнего белья, все еще не зная, стоит ли это делать в общей постели, но приятное покалывание, которое от прикосновения пошло по ее позвоночнику, убедило ее продолжить. Она закрыла глаза, пытаясь придумать что-нибудь, что поможет ей возбудиться. Как правило, для таких занятий она использовала несколько журналов, которые украла у Мисты, и пару раз, когда весь дом был в ее распоряжении, фильмы (также украденные из комнаты стрелка). По большей части это было откровенное порно, но Наранче было по барабану. В то время у нее не было графического сопровождения , но ее воображения хватало с лихвой. Она позволила своим пальцам ласкать свой лобок, все еще над нижним бельем, с каждым разом оказывая немного большее давление. У нее не было никого конкретного на уме, по крайней мере, сначала, но когда она начала скользить пальцами под ткань, направляясь прямо к этой точке, в ее голове начало формироваться хорошо знакомое лицо. Фуго почувствовал, что рядом с ним что-то шевельнулось. Почему, черт возьми, она не могла просто оставаться на месте? В следующий раз (если вообще будет) он будет быстрее Триш, и ему было все равно, рассердится ли она. Он делал достаточно для Наранчи, терпя ее дерьмо весь день, чтобы делать это перед сном. Ему очень хотелось взглянуть и узнать, что, черт возьми, она делает, но он боялся, что, обнаружив, что он не спит, девушка попытается втянуть его в какой-нибудь бесячий разговор, поэтому он предпочел остаться в сомнениях. И это то, что он собирался сделать, пока не услышал тихий вздох. Это определенно был голос Наранчи: он был безошибочно узнаваем, он врезался в его разум. Но в то же время он был другим. Это был мягкий, нуждающийся звук... И чертовски чувственный . Теперь, когда он обратил внимание, ее дыхание также стало более грубым. Фуго не мог не приоткрыть глаз... И во второй раз за ночь он забыл, как дышать. Образ был не совсем откровенным, так как простыни закрывали ее ниже пояса, но движение руки выдавало ее. Другая рука Наранчи скользнула по ее голому животу. Он позволил своему взгляду подняться к ее лицу, пытаясь понять, почему, черт возьми, она не остановилась, как только поняла, что за ней наблюдают, и тогда ответ стал очевиден: она даже не заметила. Ее глаза были плотно закрыты, в отличие от слегка приоткрытых губ, издававших более неприличные звуки. Он почувствовал легкую волну гнева. Она действительно мастурбировала в нескольких дюймах от него? Что ж, исходя из Наранчи, это не было чем-то надуманным. Она не была особенно беспорядочной или эксгибиционисткой, по крайней мере, насколько знал Фуго, но у нее была чертова каша в голове… Но на этот раз было что-то, что преобладало над хорошо известным гневом: Желание. Ему не нужно было видеть больше (хотя было бы ложью сказать, что он не хотел), чтобы вся кровь в его теле решила изменить свое течение. Наранча, не подозревая, что у нее есть публика, увеличила темп. Сначала она попыталась вытеснить мысленный образ Фуго, так как думать о ком-то из ее коллег в таком ключе казалось неправильным, но блондин отказывался покидать ее сознание, а сопротивляться она была не в состоянии. Она представила его голый торс, а затем и все остальное тело. Она представила, как он наблюдает, как она прикасается к себе ради ее, голод в его глазах, то, как он будет держать ее руки с характерной для него грубостью, позволяя своей свободной руке скользить между ее ног, играя с ее влажностью, заставляя ее корчиться от удовольствия. "Ах!" На этот раз это был не просто вздох, а настоящий стон, и Фуго никогда бы не поверил, что его напарница может издать такой чертов провокационный звук, если бы не был свидетелем этого воочию. Он ненавидел свои дурацкие штаны, так как создаваемое ими давление было почти невыносимым. В этот момент ему не хотелось ничего, кроме как раздеться и дотронуться до завораживающего зрелища Наранчи и ее изысканных стонов (ну, была одна вещь, которую он хотел еще больше, но если он позволил себе подумать об этом, давление в его штаны стали бы хуже), а если бы увлёкся, то выдал бы себя. « Может быть, она хочет, чтобы я ее увидел. Может быть, она хочет, чтобы я прикоснулся к ней. Может быть, она хочет, чтобы я трахал ее на этом дурацком матрасе, пока она не забудет свое собственное имя », — сказала самая примитивная часть его мозга. «Она не стала бы делать это прямо рядом со мной, если бы не хотела этого» . задействованы мотивы. Поэтому он сжал кулаки и закрыл глаза, полагая, что, возможно, это поможет, хотя на самом деле его воображение усугубляло ситуацию (или улучшало, в зависимости от точки зрения). Как будто ему нужно было еще одно напоминание о ее близости, одна из маленьких ступней Наранчи коснулась его голени, почти лишив его контроля над собой. Разум Фуго свободил ее запястья, чтобы схватить ее за бедра и раздвинуть их. Этому Фуго не нужны были слова, чтобы понять ее потребности, и что ей нужно было в этот момент, так это то, что он, между ее ног, резко представился, тянул ее бедра, чтобы стать глубже, смотрел ей в глаза, пока он трахал ее с той же настоящей дикостью. в их боях. Ей пришлось бы прикусить губу, чтобы не застонать слишком сильно. Ее дыхание становилось все более прерывистым, как и сердцебиение Фуго. Ей хотелось хорошенько потрогать себя, но это была не самая подходящая позиция для этого, и она была слишком близко, чтобы остановиться даже на минуту. Ее свободная рука потянулась к одной из грудей, сильно сжав ее, наслаждаясь болью. Другая ее рука двигалась в почти нечеловеческом ритме, резко (как она полагала, так и поступит Фуго), влага между ее ног издавала такие же непристойные звуки, как и ее стоны. Фуго не знал, рай это или ад. Она была близко. Так чертовски близко. Разум Фуго знал это (и чувствовал это), поэтому она еще больше ускорила темп. Она могла даже вообразить звук яростного союза их тел, и ей это нравилось. — Черт, Фуго… Пожалуйста… — Она бормотала между стонами, достаточно громко и отчетливо, чтобы настоящий Фуго мог слышать. Вышеупомянутый открыл глаза. Удивлен, польщен. Возбужденный. Потому что Наранча думала о нем, пока она трогала себя, пока кончала. И в то же время она подарила ему самое великолепное видение, которое он когда-либо видел в своей гребаной жизни. Наранча бессильна, одна рука на одной из ее грудей (едва прикрытых его собственной рубашкой), другая между ее ног, ее спина изящно выгнута, ее тело слишком напряжено, ее лицо искажено от удовольствия. Наранча, Наранча, Наранча, Наранча, Наранча .. И на случай, если возникнут сомнения, кто был хозяином этого оргазма, она продолжала громко стонать его имя. "Фуго, Фуго, Фуго, Фуго, Фуго... " Наконец она тяжело рухнула на кровать, все еще с закрытыми глазами, наслаждаясь остаточными спазмами. Это определенно был один из лучших оргазмов в ее жизни. Помимо того, что она выполнила свою первоначальную цель, так как через несколько минут, почти сама того не осознавая, крепко уснула. С другой стороны, у Фуго был, без преувеличения, самый болезненный стояк в его жизни. Тем не менее, он не смел пошевелиться, боясь выдать себя, хотя по ритму ее дыхания он мог догадаться, что Наранча спала уже несколько минут. — Наранча? Наконец он позвал её голосом, в котором он едва узнавал свой собственный. Он не получил ответа. В отличие от Наранчи, у Фуго хватило приличия позаботиться о своих потребностях в ванной.