Осколки бесконечности

      Сейчас Тони запускает пальцы в золотящиеся волосы и притягивает Питера ближе, забирая себе его первый поцелуй.       Кажется, Паркер слышал фразу, точно описывающую его состояние, из уст священника. Тогда он выводил его с конвоем из церкви, под сводами которой он растлил четверых несовершеннолетних сыновей своих прихожан. Бросив виноватый взгляд водянистых глаз и склонив голову в покаянии, сухие губы грешного священнослужителя прошептали:       «Плоть слаба…»       Не то чтобы их ситуации можно было сравнивать. Но сейчас Питер терпит первое из многих будущих поражений в битве со своей совестью. Он послушно сдаётся, не смея открыть глаза, пока горячая рука мужчины ловко расстёгивает пуговицы его рубашки. Легко слетают с плеч резинки подтяжек и свисают по предплечьям, как опущенные крылья. Как потерянные крылья падшего ангела.       Питер задыхается от чувств, сжимающих сердце, и страха, охватившего тело. Горячие ладони Тони словно оставляют ожоги – мужчина проводит поперёк груди, расправив пальцы, стараясь охватить как можно больше бледной кожи. Старк чувствует кончиками пальцев, как заполошно бьётся сердце молодого детектива. Ощущает его дрожь, что поднимается по его пальцам вверх, током бежит по телу и оседает покалыванием где-то в макушке.       Когда Старк лишает Паркера рубашки, бросая её на пол, прямо на злосчастные документы, что привели парня сюда, Питер вздрагивает, будто в ознобе, отшатывается и едва не теряет равновесие. Тони подхватывает его, запуская одну руку за спину, а второй придерживая плечо. Пит моргает, не сразу понимая, что и сам вцепился в широкие плечи. Он пытается отдышаться, привести мысли в порядок и ни в коем случае не смотреть в глаза дьявола.       Боги, видимо, смеются, позволяя Питеру поверить, будто у него когда-то был шанс уйти от судьбы.       – Эй, тише, всё хорошо, – Старк держит мягко, без напора, слегка гладит большим пальцем голое плечо, стараясь стереть ужас с наивных глаз. – Быстро ты растерял свой пыл, – усмехается Тони.       Пит дёргается, норовя сбросить руки, но его ведёт, комната видится размыто, и он сдаётся, опускаясь в кресло у камина. Ему думается, что вот теперь, после того как Тони Старк поцеловал его, а он, страшно подумать, ответил… Не просто ответил, нет, как едва не расплавился в этих жарких, сильных руках…        Когда Паркеру кажется, что теперь-то его ничто не удивит, и от шока он отойдёт не скоро, Тони Старк опускается перед ним на колени.       Он ведёт рукой, что секунды назад жадно гладила голую кожу над сердцем, по щеке парня, и задерживается на шее, прислушиваясь к пульсу. Брови сведены, он внимательно смотрит на Паркера, дважды бросив взгляд на часы у того за спиной.       – Ты как, в норме? – серьёзно спрашивает мужчина. – Я, конечно, привык, что от меня теряют голову, но ты будто марафон пробежал, причём от призрака.       Питер всё ещё пытается глубоко дышать и не смотреть на Старка. Обе задачи он с треском проваливает.       – Пожалуйста, не бойся. Я тебя не обижу, – говорит Тони не своим голосом, слишком мягко, надрывно и уязвимо тот звучит. – Дыши. Давай вместе, – левой рукой Старк держит тонкое запястье, продолжая следить за пульсом, а второй поднимает и опускает ладонь в такт с дыханием, будто дирижируя.       Питер сосредотачивается на нехитром движении, и через пару минут дыхание приходит в норму, возвращая его в реальность. В реальность, что оказывается жарче всех его снов.       В этой новой, совершенно незнакомой и невероятной реальности, Питер сидит в бархатном кресле у камина в спальне Тони Старка. Сидит без рубашки, с уходящим приступом паники после того, как Тони Старк его поцеловал.        Сейчас же мужчина продолжает смотреть обеспокоенно и слегка хмурится, а после спрашивает:       – Ты вообще сегодня ел? Или живёшь на паршивом кофе и сигаретах?       Питер смотрит на него удивлённо, пытаясь прокрутить в голове события дня, но каждый раз спотыкается на одном и том же.       – Не помню, – настороженно признаётся он.       – Я принесу тебе что-нибудь перекусить, – отвечает мужчина после долгого тревожного взгляда. – Можешь принять душ, полотенца и новая пижама лежат в ванной. Только не упади там в обморок, а лучше просто сиди тут, – Старк выпускает бледное запястье и встаёт, возвышаясь над Питом, коротко кивает ему и покидает комнату.       Паркер смотрит на пламя, живое и горячее, что играет прямо перед ним. Огонь нежно целует кирпичную стену, не оставляя ожогов. Губы Питера продолжают гореть, несмотря на восстановившееся дыхание. Он упирается локтями в колени и прячет лицо в ладонях, закрывая глаза, и выдыхает так сильно, что, кажется, толкает пламя в объятия стены, что стала его клеткой.       Даже не пытаясь разобраться в спутанных мыслях, Питер медленно встаёт, дышит глубоко и ровно, вспоминая наставления Мишель про поведение в критической ситуации. В этой комнате, с градусом всего произошедшего, оставаться хладнокровным невозможно, но он должен попытаться. Стараясь меньше смотреть по сторонам, Пит подходит к ванной комнате. С огромного зеркала ещё не сошёл конденсат, и мужчина прикасается к остывающей поверхности, оставляя отпечаток своей ладони.       На широкой тумбе с овальной раковиной стоит  пара склянок матового стекла. Круглый кусок мыла с выпуклым цветочным узором лежит в большой ракушке. Чуть дальше, в небольшой корзине – стопка маленьких полотенец, пушистый помазок с ручкой из тёмного дерева с золотым узором, и острая бритва. Такой же совсем недавно одному из шишек Чикагской мафии перерезали горло прямо в парикмахерской и сделали «‎галстук».        Внизу живота рождается спазм, когда Питер представляет, как Тони бреется. Неужели этот шедевр барберского искусства, признанный модной прессой новым золотым сечением, Тони делает сам каждое утро? Бреется ли он после пробуждения, собираясь работать, или вечером? По представлениям Паркера, по вечерам это делают те, кого в постели кто-то ждёт.        Питер едва касается кончиками пальцев жёсткой щетины, проводит мизинцем по блестящей ручке бритвы.       Светлые щетинки помазка влажные.       В комнате, что по размерам наверняка превосходит всю съёмную квартирку Паркера, тепло и светло. Справа от раковины на полу стоит небольшая корзина со сброшенными полотенцами. Чуть дальше – унитаз с крышкой из светлого дерева, в тон соседней тумбы, на которой действительно лежат комплект пижамы и два полотенца. Тёмно-синие штаны из ткани, напоминающей шёлк, который Питер до этого никогда не держал в руках, приятно холодят кожу и скользят между пальцев. Рядом лежит халат, похожий на тот, в котором он увидел Старка, весь в сине-красных узорах, что переплетаясь, напоминают паутину.       У левой стены с эркером стоит огромная ванна, а на стенах вокруг неё сплошь зеркала. Питер ловит своё отражение в одном из них: раскрасневшийся, грудь в розовых пятнах, в одних брюках со спущенными подтяжками, мышцы живота подрагивают от смены температуры, а сквозь ткань брюк виднеется…        В углу, слева от ванны прямо из развратных греческих мифов, находится душ, и Пит с невероятной скоростью стягивает с себя остатки одежды, едва не забывая прикрыть дверь в ванную. Пространство огорожено лишь одной стеной, на которой ещё виднеются капли – этим вечером Старк тоже предпочёл душ.       Холодная вода отрезвляет. Питер буквально чувствует, как с него сходит пар, с уставшего тела уходит напряжение, а измученная голова очищается от мыслей. Всего пять минут – столько он может позволить себе забыться и не думать о том, что когда он выйдет, в спальне его будет ждать Тони Старк.       Человек, который занимает все его мысли вот уже… сколько? Питер не берётся считать.       В выемке стены стоит ещё пара баночек изумрудного стекла с пробковыми крышками – ассоциация склянок с шампунем и винных бутылок кажется Паркеру забавной. Он аккуратно вертит одну в руках и, так и не найдя надписи, выливает немного жидкости себе в ладонь. Ведёт по груди, мягко намыливая всё тело и взбивая пену на тревожной голове. Успокаивающие движения прерываются воспоминаниями о том, как горячо и правильно скользила по его торсу чужая ладонь. Рука невольно тянется ниже, разгоняя кровь привычными движениями, горячий лоб опускается к гладкой прохладной плитке, а напряжённая рука ложится рядом, давая мнимую опору.       В воспалённом сознании оживают совсем ещё свежие воспоминания. Горячие сухие губы в обрамлении колючей бородки, лёгкий запах мяты, тяжело вздымающаяся, загорелая грудь, тёмная дорожка жёстких волос, уходящая под атлас штанов, крепкие руки, удерживающие его от падения… Пит ускоряется, скользит рукой по твёрдому члену, кусая губы и изо всех сил зажмуривая глаза. Перед ним из тумана вновь собирается образ Тони Старка, стоящего перед ним на коленях…       Внезапный стук в дверь настигает его на пике, и эта внезапность должна бы его сбить – вместо этого Питер кончает с сорванным стоном прямо под встревоженный голос Тони:       – Эй, Пит, всё в порядке?       – Да-а! – тянет Паркер с опозданием, уже после повторного стука.       Блядскийбоже – думает Питер, соскальзывая по стене на шершавый мраморный пол. Он откидывает голову назад, подставляя её под брызги уже тёплой воды, и зачарованно смотрит, как по плитке стекают капли его спермы.       По комнате мягко расплывается неожиданный запах ландышей.

***

      – Джарвис иногда оставляет мне сэндвичи на случай бессонной ночи, – как ни в чём не бывало рассказывает Тони, раскладывая еду на том самом круглом столике у камина. – Тебе повезло, сегодня мои любимые – с бужениной, горчицей и пикулями, – произносит Старк и облизывается.       Радушный хозяин трепетно расставляет чашки и блюдца из тонкого фарфора. У чашечки на кружевной салфетке с васильками, что так поразила Питера, нашлась пара. Пара, что теперь предназначалась Питеру.       Кайму тарелок с сэндвичами украшают злополучные ландыши, запахом которых пропиталась кожа Паркера. Этот аромат свежести и скорой весны, всегда такой далёкой и недоступной в этом городе, всегда вился за Старком – Питер осознаёт это только сейчас. Тонкий шлейф мешался с тяжёлым запахом сигар и дорогого алкоголя, и распознать его было непросто – ровно как и рассмотреть доброе и прекрасное в казавшейся прогнившей душе.       Питер делает глубокий вдох, расслабляясь в кресле. Шёлк пижамных штанов приятно холодит разгорячённую кожу, а жаккард цветастого халата чуть царапает чувствительную грудь, будто вновь распаляя желание. Эти игры на контрастах точно сведут его с ума.       Тони делает вид, что происходящее – самое обыденное, что может быть в его жизни, пододвигает тарелку ближе к Питеру и спрашивает, наливая чай:       – Сахар, молоко?       – Молоко? – удивляется гость, наблюдая, как Тони наливает себе ровно полчашки чая, наполняя вторую половину подогретым молоком, – Джарвис приучил?       – Так пьют чай настоящие джентльмены, – довольно тянет мужчина и, наконец, садится в кресло напротив. – Налетай, детектив, чувствуй себя как дома, – добродушно говорит Старк, размешивая сахар маленькой серебряной ложечкой.       Сэндвич оказывается невероятно вкусным, что, впрочем, нисколько Питера не удивляет. Он с удовольствием жуёт, смотря на огонь, и наслаждается полнейшей пустотой в голове. Тони наблюдает за ним с интересом, поражаясь своему внезапному порыву заботы, и незаметно подвигает к нему и свою нетронутую половину сэндвича.       – Так что ты думаешь, Питер? – Тони старается звучать мягко и ненавязчиво, но Пит всё равно вздрагивает, выходя из оцепенения.        Пару мгновений он смотрит в свою полупустую чашку, удивляясь, как несуразно подобная красота выглядит в его руках. Он переводит взгляд на Старка и задерживается на его больших, казавшихся грубыми ладонях, в которых тонкая чашка вдруг смотрится абсолютно естественно.        Питер ничего не понимает, и ловит себя на отчаянном желании понять.       – Как ты это сделал?       – Сделал что? – мужчина едва заметно хмурится.       – Пришёл к этому, стал таким. Как? – отрывисто спрашивает Пит, будто боится спугнуть свою внезапную смелость.       – Скажем так, я имел некоторые преимущества и умело ими пользовался. Знал свои сильные стороны, – мужчина хмыкает себе под нос и прячет ухмылку за чашкой, делая глоток.       – И какие же? – Пит больше не выглядит напуганным или уставшим. Теперь он похож на искренне заинтересованного собеседника, но никак не на настырного полицейского, что не давал Старку покоя несколько месяцев.       – Моё обаяние, конечно же, – говоря это, Тони очаровательно улыбается и смотрит прямо на гостя. Что же, в этой сверхспособности никто и не думал сомневаться.       Питер смущённо улыбается и делает глоток удивительно вкусного чая.        – Почему я ничего не слышал о твоём прошлом? – вновь спрашивает Паркер, не отводя глаз от собеседника.       – По земле ходит крайне мало людей, которые могут что-то об этом сказать. И уж поверь мне, они будут молчать, – отвечает мужчина уверенно и спокойно, но эти слова совершенно не пугают Питера. Джарвис наверняка добавил в чай чего-то успокаивающего, думается ему. Здесь и сейчас он чувствует себя в безопасности, и осознание этого вновь заставляет его легко улыбнуться.        – Откуда же пришёл Тони Старк? – Пит задаёт очередной вопрос и, не особо надеясь на ответ, доедает вторую половину их общего ужина.       Тони вглядывается в огонь, словно хочет найти там ответ, задумчиво проводит пальцами по бородке. Паркер, пользуясь отвлечённостью хозяина, торопливо и совсем по-мальчишески облизывает пальцы, прикрывая веки от удовольствия и удавшейся шалости.       – Может, я то самое воплощения этого мерзкого города, которым впору детей пугать? – с грустной усмешкой спрашивает Старк у пламени. Он ёрзает в кресле, пытаясь сесть поудобнее, но понимает, что тема не станет приятнее от смены положения.       – Я здесь вырос и, надо признать, добавил городу немало пороков. Мой отец был довольно известным политиком с небольшим теневым бизнесом. Ты знаешь, как это бывает. Я, в общем-то, с детства знал, как этот мир устроен, и особых иллюзий на его счёт не питал. Как лоббируют законы, на чём наживается верхушка во время войны, как тихо пропадают мешающие люди – все эти бесконечные ступени системы, бороться с которой убийственно. Довольно рано мне стало ясно: если с системой нельзя бороться, нужно её возглавить. Так можно хотя бы постараться добиться своей справедливости, – монолог прервал стук серебряной ложечки о края ажурной кружки.       Питер замер, боясь пошевелиться и спугнуть эту внезапную откровенность. Он крепко обхватил ладонями кружку, не решаясь сделать глоток, лишь всматриваясь в лицо своего уже давно не врага и впитывая его слова.       – Я не пошёл в открытую политику, но активно участвовал в теневом бизнесе. Постепенно расширял его и область влияния. В 20 я управлял подпольным казино, не таким шикарным, как «Магнолия», но оно стало местом встречи больших шишек. Выпивка, наркотики, девочки – полный набор паскудских развлечений. Но для обретения связей место было бесценным, как и для сбора компромата. Когда мне было 21, родители погибли, – всего на мгновения мужчина прикрывает глаза, – и мне пришлось доказывать свою состоятельность в делах всеми способами, – на последних словах он переводит прямой взгляд на Питера и слегка наклоняет голову вбок.       Паркер смотрит на Тони, как заколдованный, чувствуя, как резко пересыхает в горле и отказывают руки. Чашка в ладонях дёргается, едва не упав на пол. В эту ночь, после всего случившегося и не случившегося, человек напротив видится ему в совершенно новом свете.       Отчётливее становятся морщинки от частых ложных улыбок и глубокий залом на лбу от долгих тяжёлых мыслей. Взгляд остаётся уверенным, но кажется безмерно уставшим, а плечи опускаются под тяжёлой ношей прошлого и будущего, которое – они оба знают – не станет светлым и безоблачным.       И снова – всё это должно бы напугать, но оказывается настолько человечным, что в момент делает Тони ещё более притягательным и восхищающим. Невероятный парадокс, который буквально ломает Паркеру хребет.       Человек, переживший многое и на многое способный.       Человек опасный и жестокий, но создавший подобие справедливости в доступной ему огромной, прогнившей системе.       Человек, который не сдаётся – вот кто такой Тони Старк.       Поражающе живой человек.       От этих мыслей у Питера покалывает кончики пальцев. Он хочет так много сказать, но совершенно не знает как, поэтому лишь ответно смотрит на Тони, не отводя глаз, и пытается передать одним взглядом:       Я понимаю.       И эта последняя капля рушит все стены, на которых стоял плоский мир Паркера, как на трёх слонах и большой черепахе. Его простой, правильный, картонный мир рассыпается, а сам он падает в тёмное и страшное неизведанное, где, он уверен – его обязательно поймают крепкие руки. Те самые, что сейчас сжимают подлокотники кресла.       Пит нервно и шумно сглатывает, пытаясь абстрагироваться от жарких мыслей. Старания не думать о загорелых руках, крепкой груди, дорожке жёстких волос оборачиваются пыткой. Воспоминания о произошедшем в шикарной ванной заставляют щёки гореть, но Питер всё равно не отводит глаз.       В полумраке комнаты линии бороды кажутся ещё графичнее, будто легли углём на холст гладкой кожи. Питер вспоминает о том, что помазок и бритва были влажными, и молнией в голове проносится мысль – неужели Тони его ждал?       Внезапное желание – словно пуля навылет. Питер с ужасом понимает, что прямо сейчас, до ломоты в суставах, до дрожи, до сумасшествия, ему нестерпимо хочется опуститься на колени перед Тони Старком.       Возникший в голове образ настолько яркий, что Паркер непроизвольно облизывает губы и прикусывает нижнюю. Его взгляд снова плывёт, и Старк резко дёргается в кресле, но мучительно гасит свой порыв. Теперь уже его пальцы сжимают оба подлокотника, отчего под золотистой кожей отчётливо виднеются напряжённые мышцы и вздувшиеся вены. Питер едва сдерживает рвущийся наружу стон. Тони делает глубокий вдох, на секунду закрывает глаза и шумно выдыхает.       – Что ж, думаю, на сегодня с тебя хватит откровений. Твоя комната в другом конце коридора, рядом с морским пейзажем, – Старк одним глотком допивает остывший чай и смотрит куда угодно, только не на своего ночного гостя.       – А если я не хочу уходить? – спрашивает Паркер с непонятным даже самому себе выражением. Взгляд Старка возвращается к нему, становясь тёмным, зовущим, и таким возбуждающим.       – Не играй со мной, парень. У тебя последний шанс уйти, – отвечает хозяин дома жёстким и властным голосом.       – Кажется, – говорит Питер, заворожённо глядя на губы мужчины, – я уже проиграл.       Старк не улыбается, голодным волком скалится в ответ. В его позе ни намёка на расслабленность, лишь напряжение зверя перед прыжком.       – Нет, – твёрдо говорит Пит и слышит, как мужчина напротив едва не рычит от злости, – не вставай.       Питер аккуратно ставит пустую чашку на место и медленно встаёт, распуская пояс своего халата. Цветастая лента падает и змеёй вьётся позади него, напоминая последнюю границу, которую он перешёл. Эта мучительная тяга, неясная связь, горящее в груди пламя – он больше не может, не хочет этому противиться. Он готов сдаться, готов проиграть, и эта мысль звучит в голове так освобождающе ярко, что впору вновь обрести крылья и взлететь.       Он делает два коротких шага вперёд – последние перед прыжком в бездну, продолжая смотреть в глаза напряжённого Тони. Он плавно ведёт плечами, будто в танце, и тяжёлая ткань падает, забирая с собой всё, что тянуло его к земле. Останавливаясь между широко разведённых ног, Питер Паркер опускается на колени и снова скользит языком по тонким губам, воплощая собой первородное искушение.        Блядскийбоже – теперь проносится в голове у Тони. Он привык считать дьяволом себя, но оказалось, что лишь сегодня увидел его впервые – покорно сидящим у его ног.       От мужчины веет опасностью и властью, и этот коктейль заставляет желать его невыносимо, до дрожи на кончиках пальцев. Его сила безоговорочна, и своенравный Паркер, не знавший идеалов кроме закона и морали, ломает себя этим выворачивающим рёбра желанием подчиниться. Он склоняет голову, и тени его кудрей падают на лоб терновым венцом.       Тони сжимает материю кресла до треска, ощущая, как натягивается тонкая ткань пижамных брюк. Паркер кладёт ладони на его колени и скользит своими блядскими тонкими пальцами по обтянутым шёлком бёдрам, чуть сжимая. Одна рука останавливается на резинке штанов, другая ведёт дальше, скользит по прессу к груди, внезапно натыкаясь на неровности шрамов, что до того были незаметны.       Мягкие пальцы очерчивают каждую неровную полосу, изучают и ласкают. Старк не выдерживает и перехватывает руку, на мгновение сильнее прижимая её к своей груди. Поднимает выше, оставляя горячий поцелуй в середине ладони – там, где должна быть линия их переплетённых жизней.       Другой рукой Пит слегка давит на поясницу мужчины, и бёдра Старка мягко съезжают ниже. Тони опускает ладонь Паркера туда, где больше всего хочет его чувствовать, и непроизвольно толкается вперёд. Рука Питера ловко скользит под пояс штанов. Он проводит ногтем по плавным линиям косых мышц, вызывая дрожь. Взгляд падает на дорожку тёмных волос, и Пит не сдерживает желания провести по ней пальцами, а после, едва касаясь, провести вдоль носом, обжигая горячим дыханием.       Паркер обхватывает пальцами тяжёлый член, капля смазки остаётся росчерком на гладкой ткани. Он немного стягивает штаны ниже – ровно настолько, чтобы освободить желанное, и делает пару привычных движений, выбивая из Старка тяжёлый выдох. Когда очередная капля выступает на тёмной головке, Пит слизывает её языком и прикрывает глаза, осознавая новые ощущения. Связных мыслей в голове не возникает, поэтому он поддаётся желанию и повторяет. Пытается вспомнить, как это делали девушки – те самые, которых он никогда не целовал, и теперь уже обхватывает всю блестящую от его слюны головку губами.       Тони ведёт, картинка расплывается, он жмурит глаза и откидывает голову на кресло. До дрожи хочется запустить пальцы в это расплавленное золото волос, и он не находит причин отказать себе в удовольствии. Он нежно ведёт подушечками пальцев по острому углу челюсти, задевает ухо и ныряет в мягкие, ещё влажные после душа локоны, что пахнут его шампунем. Это ландышевая свежесть идёт мальчишке намного больше, чем ему, и он даже себе не признаётся, что выбрал запах именно благодаря этой ассоциации с чистотой человека, сидящего между его коленей.       Тони слегка царапает кожу ногтями и сжимает пальцы на затылке, слегка массируя, и у Питера вырывается стон, что проходит по горлу вибрацией. Член скрывается в горячем плену его рта уже наполовину, и Тони сдерживается, чтобы не надавить на затылок ещё сильнее. По виску Паркера бежит капелька пота, мерцающая в свете живого огня.        Становится жарко, так невыносимо жарко, что Старк свободной рукой распахивает халат, насколько возможно. Опускает ладонь на щёку Пита и проводит большим пальцем, смахивая новые капли то ли пота, то ли внезапных слёз. После этой раздирающей душу, такой простой нежности Питер распахивает свои огромные глаза и сжимает губы сильнее прежнего, толкая Старка за край.       Всего становится слишком много.        Когда Тони взрывается, Питер не отстраняется, лишь ещё крепче обхватывает член рукой и не выпускает изо рта. Он принимает всё и послушно глотает, продолжая смотреть на хозяина дома своими будто удивлёнными глазами. Тони протяжно стонет, выгнув шею на спинку кресла, и крепче сжимает руку в волосах. И Питу нравится это возвращающая в реальность лёгкая боль.        В пару движений он вылизывает член и укладывает его обратно под резинку брюк – чувствительная кожа трётся о ткань, и мужчина едва заметно шипит.        Когда Тони вновь опускает взгляд, Питер облизывает губы и стирает остатки его спермы с уголка рта. Длинный палец собирает пару белёсых капель и ныряет в рот, губы сжимаются вокруг него плотным кольцом. Челюсть ноет, и он несколько раз открывает и закрывает рот, потирая пальцами сустав.        Пит кладёт ладони на колени и поднимает глаза на Тони, который замечает большое тёмное пятно на брюках гостя. Старк вновь опускает ладонь на гладкую юношескую щёку и ведёт большим пальцем по приоткрытым, раскрасневшимся и припухшим губам, чуть надавливая на нижнюю.       – Иди сюда, – выдыхает он и сам наклоняется к Питу, приникая к его раскрытым губам.       Он ведёт рукой ниже, лаская твёрдые соски, обнимает пальцами проступающие рёбра, запускает руку под пояс штанов и обхватывает ягодицу. Он чувствует на губах соль и что-то сладко-пряное, скользит языком по кромке зубов и чуть прикусывает нижнюю губу. Питер тянет к нему руки, как ярый праведник к распятию, жмётся ближе и теснее, будто хочет вплавить свои кости, переплести их вены и навсегда остаться в этих жарких объятиях.       Они отстраняются друг от друга лишь на несколько сантиметров и жадно глотают воздух, которого резко становится слишком мало. Тони прижимается своим горячим лбом к чужому и так же обнимает затылок, будто хочет залезть в голову и узнать его мысли.        Питер обвивает тонкими пальцами загорелую шею, одна ладонь соскальзывает к сердцу, что бьётся бешено и живо в обрамлении шрамов. Ему хочется поцеловать каждый из них, узнать, кто их оставил, и самолично убить каждого, что посмел ранить его Тони Старка. И эта мысль не пугает его так, как должна бы, лишь логично ложится на бурю его взметённых чувств.       Тони громко выдыхает и поднимается, оставляя смятый халат на кресле. Его всё ещё ведёт, и он задерживает руку на плече Паркера, который смотрит так вожделенно и преданно, что впору разложить его и отыметь прямо у камина – он будет лишь жадно цепляться за плечи и яростно выгибать поясницу. Образ в голове живой и жаркий, и Тони трясёт головой, скидывая наваждение. Нет, думается ему, он должен сделать это бережно. Он хочет сделать всё насколько возможно правильно.       – Пойдём в постель, – хрипло говорит мужчина и протягивает гостю раскрытую ладонь.       Питер обхватывает её и резко встаёт, отчего комната перед ним начинает кружиться в жарких языках пламени. Ноги затекли и кажутся ватными, и он не сразу понимает, что удерживают его те же крепкие руки – на талии и за спиной.       Поднявшись с колен, Паркер чувствует, как клочьями сходит морок. Виной тому смена положения или внезапный постыдный оргазм, но ему приятно вновь ощущать себя наравне с мужчиной напротив.       Старку хочется спросить, всё ли в порядке, но он останавливает себя тем, что ответ ему вряд ли понравится. Совершенно очевидно, что произошедшее раскрошило прежнюю картину мира Паркера и развеяло прахом, и всё, что Тони может сделать сейчас – оставаться с ним рядом, удерживая на плаву.       – Ты такой красивый, – тихо, будто боясь спугнуть, говорит Тони. Он ведёт пальцами по острым ключицам, а после обжигает короткими поцелуями от плеча к шее.       Пит дышит громко и прерывисто, ощущая, как сжимается сердце с каждым прикосновением. Он цепляется руками за широкие плечи и задирает голову, открывая шею для новых поцелуев. Вскрикивает, ощущая лёгкий укус прямо над бьющейся веной. Стонет, когда Тони проводит по этому месту языком и оставляет смазанный поцелуй. Руки Тони сжимают рёбра, ещё больше сбивая дыхание.       – Если ты прямо сейчас не пойдёшь в кровать, сотрёшь колени, – шепчет Старк, покусывая ухо. По позвоночнику Пита бежит дрожь, тонкие волоски поднимаются на загривке.       Шаги до кровати отдаются эхом сердечных стонов в ушах. У огромной кровати нет задней спинки, поэтому Тони свободно садится на край матраса и притягивает стоящего рядом Питера к себе. Проводит по рукам, плечам и, наконец, обрамляет ладонями молодое румяное лицо. Матрас настолько высокий, что их глаза оказываются ровно на одном уровне. Несколько мгновений они смотрят друг на друга безмолвно, делясь пережитыми ощущениями в потерянных полуулыбках. А потом, естественно и правильно, их губы встречаются в нежном и трепетном поцелуе – таком, что ни один из них раньше не знал.       Дыхание приходит в норму, вместе с ним сквозь пелену удовольствия проникают ощущения реального мира. В штанах у Пита мокро и липко, и он едва заметно ёжится.        Тони смотрит на него внимательно, будто выцарапывая этот образ под веками, а потом притягивает голову Питера к себе и оставляет жгучий поцелуй на пылающем лбе. И тайного в этом куда больше, чем во всём, что случилось за эту долгую тёмную ночь. Это благословение и проклятье, как две стороны их таких разных жизней.       – В ванной есть ещё пижама, – спокойно произносит Старк и отпускает Паркера, на что тот благодарно кивает и легко улыбается.       В зеркальном отражении глаза Пита сияют нездоровым блеском, уши и щёки горят, и он выкручивает кран на ледяную воду и умывает лицо, плечи и горящую изнутри грудь с темнеющими пятнами на ключицах. Он проводит мокрыми пальцами по волосам, холод воды остужает. Паркер всматривается в своё отражение и не находит ни капли вины и стыда, лишь океан удовлетворения. Он быстро приводит себя в порядок, надевает свежие алые пижамные брюки и возвращается в спальню.       Тони как раз входит в комнату с главной двери, оба хмыкают и улыбаются будто смущённо. Столик у камина пуст. На Старке новая пижама, а капли воды снова катятся вниз по его шее. Огонь уже догорает, погружая комнату в тёплую темноту – рассвет ещё топчется у порога, но совсем скоро шагнёт в новый день.       Они подходят к кровати с разных сторон, синхронно откидывают одеяло и вмиг оказываются в объятиях друг друга. Дождь перестал, и в саду уже поют первые соловьи.       Расслабляясь в объятиях Тони, Питер закрывает глаза, и мир вокруг затихает. По краю сознания кометой проносится мысль, что несмотря на мрачность этого проклятого города, мир вокруг оказался не таким чёрно-белым, как он считал. Он обнимает Тони Старка – тёплого, живого, настоящего. Назавтра они проснутся вместе, лучи света обнажат все их тайны, но ему совсем, совсем нестрашно. Ему тихо и спокойно.       И Питер не может не думать, что в этом жестоком городе плохих вещей, эта – действительно хорошая.       За окном сушит землю первый день долгого лета.