The Tale of the Emperor and the Wolf

      Розовые лучи солнца только-только робко заглядывали в королевскую спальню сквозь полупрозрачные занавески. Молодой принц еще сладко спал в своей огромной кровати, когда как за дверью уже начинали суету придворные. Вся страна готовилась к коронации. Городские улицы украшали флагами, дороги расписывали красками, лавки и окна пестрели цветами. Птицы звонко пели. То тут, то там доносились голоса, цоканье лошадей и смех детей. Гул постепенно нарастал, все больше людей выходило на улицы и спешило готовиться к ярмарке и празднику.       Слышны были отголоски тех времен, когда Николас II тиранствовал над триторианцами. Не весь народ благосклонно относился к будущему правителю из-за его связи с ужасным скальдским принцем, кем теперь пугают на ночь детей.       – Доброе утро, госпожа Пель! – помахала рукой девушка с корзиной риса. Она шла со стороны зеленых полей, низ ее сарафана чуть запачкался в иле.       – Доброе, Сухен! – приветливо отвечала ей женщина из своей пекарни, вся красная и в поту от жара печи. Аромат ее пирожков разносился далеко-далеко и все знали, что госпожа Пель уже готова продавать свои изделия, считавшиеся лучшими в городе. Даже во дворце подавали именно ее хлеб и пироги.       –Готовитесь к коронации Ким Сокджина? – по-доброму поинтересовалась она, но в ответ услышала печальный вздох. – Что такое? Вы не рады?       – Как радоваться, если на престоле сидят выродки этого скальдского отребья. Вот уже четвертое поколение. Раньше империей правила только чистая династия триторианцев, а теперь... Щенки беспородные! – заворчала она, раскладывая пироги и накрывая их платком, чтобы не сохли.       – Но после Николаса II никто из его потомков так не тиранствовал. Почему некоторые с таким недоверием относятся к новым императорам?       – Потому что порода у них одна. Сколько не перемешивайся со своей же кровью, тот позор им не отмыть.       – Люди же не собаки, чтобы по породе о них судить!       – Все одно. – отрезала госпожа Пель и демонстративно ушла, оставив свою собеседницу в расстроенных чувствах.       Тем временем солнце вставало все выше. Императрица-регентша со спокойствием наблюдала за суетой внизу. На улицу вышли уличные музыканты. Их песни доносились аж до самого дворца.       Дворец несколько отличался от традиционной восточной культуры Тритории. Он был спроектирован лучшими мастерами со всего света, гармонично объединивших грубоватый, но крепкий стиль скальдов, добавили потайные ходы и ловушки, которые очень любят изобретатели-сумеры, но в большей части мастера сохранили созерцательный вид дворца, не изменяя многим триторианским канонам. Его наружные и внутренние колонны расписывали золотыми красками, в интерьере все еще использовали красное дерево и спокойные оттенки, балки расписывали драконами и горами, различными цветами, в зависимости от назначения помещения. Оконные рамы обязательно были черные и небольшие. Так, правители подчеркивали свое невмешательство в природу. Полы во дворце оставались деревянными, по большей части, без ковров.       Смешение культур оставалось заметным в декоре дворца: картины великих художников всех времен и народов, скульптуры из нежного и живого мрамора, мозаика в некоторых помещениях.       Это была задумка второго правителя, после Николаса II, дедушки Сокджина – Императора Хюншика. Он любил искусство не только своего народа. Хюншик считал, что подлинное искусство создано для всего человеческого рода и должно возвышать души людей. Так, он самолично ездил на рынки и выставки, собирал коллекции и распределял их по всему дворцу. Многие говорили ему, что какой смысл выставлять перед слугой картины, необразованным не понять искусства, на что император возражал: "Искусство есть душа, и даже малодушный человек способен его понять. Подлинное искусство есть просвещение и тем оно полезнее для тех, кто необразован".       С образованием в те годы и впрямь было тяжко. Более половины населения не умело писать и обладало узким кругозором после правления Николаса II и его сына. Хюншик первым делом провел образовательную реформу. Среднее образование стало доступным для всех, но народ не стремился к знаниям. Тогда, он издал указ под названием "Ученье – свет", в котором говорилось об обязательности получения народом среднего образования и азов.       "Необразованному человеку не улучшить своего положения, не прокормить семью в развивающемся мире. Необразованный человек все равно что раб, не ведающий законов, а потому таким управлять легче, чем собакой" – читали во всех городах и деревнях глашатаи. Народ сначала выражал недовольство, но пользу реформы со временем понял.       – Мой народ никогда не будет пресмыкаться перед чужаками лишь потому, что те окажутся умнее. – заключил Хюншик. К несчастью, он пал от набега остатков скальдского войска, изгнанного с позором в пустоши за грабеж во времена Николаса II. Император ехал на переговоры с сумерским королем, но так и не доехал. Много слухов ходило о том происшествии, некоторые полагают, что это была засада, а кто-то считает смерть императора лишь неудачным стечением обстоятельств.       Так или иначе, Хюншик вошел в историю как великий и мудрый правитель, оправдав значение своего имени. За время своего царствования он сумел добиться доверия своих подданых, улучшил их жизнь. Его правление прозвали "эпохой расцвета".       После Хюншика престол занял отец Сокджина - Ханыль. Он не был так мудр, как дед Джина, но казался ближе к народу, чем предыдущие императоры. К сожалению, Ханыль провластвовал лишь девять лет. Когда Джин был еще ребенком, его отец заболел туберкулезом и слег. Болезнь прогрессировала. Император умер в возрасте тридцати одного года, буквально иссохнув за пару месяцев. Народ пришел в смятение. Наследник был еще слишком мал для того, чтобы править. Мать Сокджина Гёнхи назвалась регентом. Она издала указ, что будет держать власть в своих руках до тех пор, пока сын ее не вступит в свои законные права на владение троном.       Гёнхи продолжала поддерживать народ, но вместе с тем и укрепляла армию, проводила активную внешнюю политику и искала союзников. Для воспитания и качественного образования сына императрица не жалела средств. Сокджин учился прилежно, но иногда с завистью смотрел за тем, как резвятся во дворе дети слуг. По приказу императрицы, он проводил все время за уроками и науками. Во многом это развило юного императора. Еще мальчонкой он пристрастился к литературе, искал редкие и умные книги. Важной находкой для него стали дневники отца и деда. Он зачитывал их до дыр и иногда плакал ночами, потому что тоска брала свое. Хоть Ким не застал своего дедушку Хюншика живым, ему хотелось многим поделиться с ним, почерпнуть его мудрость. Ханыля Джин тоже помнил смутно, но при мысли о нем всегда становилось тепло на душе. Дневники только доказывали доброту и светлость душ его предков.       Так, Сокджин рос на примере своих деда и отца, учился грамоте и блестяще сдавал экзамены. Еще будучи ребенком он решил, что станет достойным правителем для своего народа. Юноша захотел стать опорой для каждого подданого, чтобы те всегда знали, что император не оставит их в час нужды. С четырнадцати лет он углубился в изучение политики, а затем увлекся психологией. К шестнадцати годам у него уже имелись наметки своего правления. Ким стал изучать экономику, как она устроена и так же смотрел, что и как нужно подправить.       Во дворце уже все говорили о способностях будущего правителя. Его сравнивали с дедушкой, что безумно льстило Джину. Если среди простых людей ходит такая молва, значит, он на верном пути.       Прошло еще два года. Из мальчишки Сокджин превратился в настоящего юного императора. Слуги часто говорили, что он расцвел, подобно лотосу, впитавшему в себя достаточно солнечного света.       - Ваше Высочество! - постучались в дверь его покоев. - Прошу Вас собираться к завтраку, впереди важное событие. - в ответ раздалась тишина. Старый слуга приоткрыл дверь и обнаружил Джина еще спящим, а вокруг него на прикроватных шкафчиках стопками лежали книги. - Опять зачитывался до поздней ночи! Так ведь и синяки под глазами появятся. Ким Сокджин! - он подошел к кровати и потряс юношу за плечо, на что тот причмокнув, повернулся на другой бок. Тогда слуга пошел на хитрость и раздвинул занавески, дав набравшим силу лучам атаковать мирное лицо Джина. Тот зажмурился, хотел укутаться в одеяло, как его стянули до живота. Стало зябко.       - Дядюшка Чжан, ну дайте еще поспать. - заворочался он, пытаясь нащупать одеяло. Дядюшкой Сокджин называет своего бывшего няню еще с малых лет, а Чжан и не против, несмотря на то, что перед ним уже будущий император.       - Так и все на свете проспать можно! - заворчал он, убирая одеяло. Только самому приближенному можно было видеть императорскую семью в спальной одежде и то, к императрице обязательно приставляли женщину, считая, что в таком виде из мужского пола ее должен видеть только супруг. - У Вас же сегодня коронация. - более сдержанно добавил Чжан.       - Как?! - Сокджин резко подскочил. Его иссиня-черные волосы, унаследованные от скальдского предка, торчали во все стороны после сна. Бледное лицо юноши было неумытое и помятое после сна, но гладкое и с чистой кожей. За ней тщательно ухаживали слуги, так как внешность у Кима была очень нежная, а значит, кожа должна быть такой же. Юноша посмотрел в окно. Солнце уже отделилось от линии горизонта. - Ай-яй-яй! Что ж ты так поздно?! - он соскочил с кровати и побежал к умывальнику.       Чжан помог Джину привести себя в порядок, расчесал его волосы, уложил их локон к локону. От части этот слуга заменил маленькому мальчику отца и деда. Вот и сейчас он по-отечески гладил Кима по голове и улыбался в зеркало.       - Подумать только, был совсем малышом, любопытным таким, носился везде. А потом как сел за учебники.. Оглянуться не успели, как из Джинни Вы превратились в Ким Сокджина. - скупая слеза скатилась по старой щеке. Испугавшись этого, Джин тут же обернулся, вытирая слезу. От печали старика, и его сердце больно екало.       - Годы идут, тебе ли не знать? Я все еще остаюсь для тебя Сокджинни. Даже если доживу до твоих лет. - он грустно улыбнулся.       - Дай то Бог, Ваше Высочество. - улыбнулся в ответ Чжан. Он отошел от императора, вышел за дверь и крикнул. - Подать платье для Ким Сокджина! Да поживей, засони! Шевелитесь! Неча голодом его морить!       Слуги тут же внесли одеяния, предварительно поклонившись, но не смея поднять глаз на Джина. Тот, хоть это было и необязательно, кланялся им в ответ. На кровати покоились юбка для ханбока, церемониальный жакет, который называется тани. Рядом лежали вонсам и топхо. Его наряд был сшит из черного шелка и украшен золотым орнаментом, преимущественно драконами. Облачившись, Сокджин еще долго стоял у зеркала, проверяя, все ли так, как надо. Волнение стискивало его грудь, но он не мог позволить себе отдаться ему. Император должен всегда держать голову в холоде и прежде всего думать о народе.       - Позвольте. - подал тихо голос со спины Чжан. В его руках был церемониальный головной убор. - Ваш дедушка еще носил его при жизни, и отец Ваш после него. Позвольте. - он вытянул руки. Ким наклонил голову. Убор лег на его голову мягко, но на сердце снова стало тяжко. Сегодня он берет на себя большую ответственность - за народ, за страну, за чужие жизни. Чжан со слезами взглянул на будущего правителя. - Разрешите в последний раз обратиться к Вам как раньше.       - Конечно, дядюшка. - Джин печально улыбнулся. Старик прижал его к себе. Хотя с нынешней разницей в росте теперь он утыкался в плечо юноши, давно перегнавшем своего слугу.       - Предки будут тобой гордиться, Сокджинни. Вот увидишь, тебя будут любить как любили твоего деда и отца. Их кровь живет в тебе. Они часть тебя. - он ободряюще взял Кима за плечи, чуть встряхнул и заглянул в глаза. - Выше нос, малыш. У отца подарок был уготовлен для тебя на этот день.       - Как подарок? Какой?       - Прошу, присядь. - Чжан достал сверток пергамента. - С твоего позволения. - Джин кивнул, садясь на кровати и принялся внимательно слушать, по привычке уставившись в окно. Дядюшка начал читать. - Дорогому моего сыну, вступающему во владения Триторией! Я рано оставлю тебя и, скорее всего, уже оставил. Судьба иной раз бывает жестока. Но не об этом. Ты теперь птица важная, а потому и ответственность на тебя ложится немалая. Вот тебе мое напутствие: гордыню в сердце не сели, носа перед народом и близкими не задирай, войн не начинай, потому как война есть смерть в самом безобразном своем обличии; на деньги не заглядывайся и в карман монеты чужой не прячь, ибо грех это ужасный. Служи народу верно и да послужит он тебе еще верней, поскольку каждый люд простой есть сыновья и дочери твои, а ты для них все равно что отец. Алкоголя в рот больше положенного не бери, с женщинами красного квартала не водись, а лучше искорени этот квартал навеки, ибо не должны люди себя продавать, чтобы прокормиться. Неси страну во свет и благодетель. Трудностей не сторонись, от опасностей не беги, но ухо держи в остро, чтоб чего важного не упустить. - тут Чжан прокашлялся. - Сердце пусть твое горячим будет, но прежде думай хладной головой, дабы лишних избежать проблем и распрей. Раздор в сердцах людей не сей и знай, что сила людская только в единстве и любви, а потому и учи окружающих заботе и состраданию. Управляй мудро, сын мой. Ошибок не бойся, ибо ошибки есть опыт и исправить нельзя разве что смерть. Прости, что рано так покинул вас с матушкой, будь сильным, Сокджинни. С любовью и глубочайшим уважением передаю престол в твои руки.       Джин слушал молча, лишь иногда жмурясь. Было видно, что писал Ханыль уже будучи глубоко больным, а потому не мог уделить достаточно внимания теплым словам, но сам факт того, что отец позаботился о сыне в будущем и написал это письмо, трогает юношу за живое. Из уст Чжана наставления звучали так, словно и впрямь их говорил бывший император. Его слуга всю жизнь служит при дворце. Он знал и Хюншика, и Ханыля. А теперь он застанет и правление самого Сокджина.       - Они видят Вас с небес, уверяю. - сказал Чжан, видя, как потемнело лицо юноши.       - Хотя бы так. Но мне очень их не хватает, пусть я ни одного из них не помню.       - Ханыль был весьма горяч сердцем. Настолько, что голова его порой не остывала днями. А Хюншик не знаток был красивых фраз и чувств своих показывать не умел. В Вас же слились и лед разума, и огонь души. Сначала может показаться это ужасной ношей, так как две стихии тяжко уживаются друг с другом, но со временем, как вода сглаживает камни, так огонь и лед усмиряются. Разум и сердце умеют сосуществовать вместе, просто этим нужно научиться управлять.       - Господин! - раздалось в дверях. Служанка, низко поклонившись, и не смея выпрямляться, отчеканила. - Императрица желает видеть Вас.       - Где я могу ее найти? - улыбнулся Джин, поднялся и поклонился служанке в ответ, жестом прося ее выпрямиться.       - Во внутреннем дворике, Ваше Превосходство. - Ким кивнул ей, отпуская и повернулся к старику.       - Боюсь, случая поболтать вот так уже не доведется сегодня.       - Вы правы. Вернусь к своим обязанностям. Да благославит Вас Бог. - Чжан поклонился и вышел из комнаты. Следом за ним отправился и Джин.       Его путь лежал в самое спокойное от всей суеты место - любимый внутренний дворик.