The Tale of the Emperor and the Wolf

      - Джин-а! Догоняй! - разнесся легкий девичий смех по лесу. Меж темных стволов деревьев, словно призрак, неслась белая кобыла с черноволосой наездницей на спине. Платье и черные локоны девушки развевались от галопа, сама она грациозно приподнялась в седле, сидя боком. Ее ласковые влюбленные зеленые глаза сияли ярче бликов на воде, уволакивая сердце за собой.       Вслед ей мчался вороной жеребец фризской породы, черный, словно сама тьма. Его длинный волнистый и приподнятый хвост так же развевался на ветру, а сам конь несся во всю прыть, довольно фырча. Киму хотелось кричать от восторга, который пропитывал его насквозь в этот момент. Свобода и любовь пьянили его холодный разум, сердце пело, казалось, сейчас он воспарит к облакам, пропитанный эйфорией.       Эта прогулка состоялась благодаря Софии и ее предложению, от которого влюбленный юноша, конечно же, отказаться был не в силах. Без лишних раздумий Ким взял девушку за руку и повел к конюшням, где по волшебству уже стояли оседланные лошади.       Лесная тропка вывела их к небольшому круглому озерцу, вокруг которого расположилось небольшое болото. Почва здесь была сырой и мягкой от зеленого мха, поэтому лошадиные копыта слегка утопали, оставляя после себя маленькие лужицы. Молодые люди привязали лошадей там, где земля была более твердой, обмотав узду вокруг толстого сука. Как подобает заботливому мужчине, Сокджин пошел собрать для лошадей немного травы, пока София разула обувь и босиком бегала по мокрому ковру мха. Ее стопы чуть утопали, она радостно повизгивала каждый раз от прохлады и щекоты, заливалась детским смехом и даже танцевала, кружась вокруг себя так, что ее пышное платье немного развевалось.       Джин наблюдал за этим, словно завороженный, с глупой влюбленной улыбкой. Наконец, София вспомнила о нем, подбежала и потянула за собой, говоря что-то о том, чтобы он снял обувь. Ким подчинился, разулся и ступил босой ногой на мох. Приятная прохлада окутала его ступню. Девушка взяла его за руки и начала кружить в каком-то забавном танце без ритма. Он невольно засмеялся, заражаясь теми лучиками и искорками, исходящими от принцессы. Она была великолепна всегда, а особенно когда не пыталась держаться гордо и холодно, когда вела себя как ребенок, являя миру все краски своих эмоций. Нет. Ее эмоции украшали этот мир, делали его ярче и живее. Лишь с ней появлялся смысл во всем. В этом озере, таком чистом и прозрачном, словно стекло, на котором резвились солнечные блики; в этом лесе, обступившем их со всех сторон, таком мягком и воздушном, что, казалось, все иголки шелковые; в этой траве и мхе, приятно щекотавших их босые ноги; в этом небе, таком ясном и голубом, что хотелось плакать от его красоты. Во всем этом был смысл только благодаря ей.       Все перед глазами поплыло, озеро и лес смешались в одно густое месиво, словно художник на холсте смешал черную, зеленую и синюю краски. Где-то вдалеке послышался вскрик Софии. Сокджин судорожно хватал ртом воздух от ужаса, охватившего его, звал спутницу, хотел даже побежать на крики, но его ноги увязли в какой-то жиже, напоминающей болотную тину. Крики сменились истерическим и пугающим смехом, доносящимся со всех сторон. Он тонул все глубже, звал, драл глотку, но даже эха своего не слышал. Страх заполнил все его сознание, отключая разум напрочь.       Джин вскочил на кровати, шумно дыша. Перед собой он увидел свои покои, залитые бледными лучами восходящего солнца. Те же маленькие окна, тот же шкаф с комодом, то же зеркало в углу, отражающее его испуганное, бледное и мятое после сна лицо. Иными словами ничто не угрожало его хрупкой жизни. Белье на кровати было разворошено и смято в попытках юноши убежать от собственного кошмара.       Наконец, его мысли перестали носиться по голове, утихли, как утихает водная рябь, когда брошенный камень почти достиг дна. Он выдохнул, закрывая глаза вновь. Ему потребовалось несколько секунд на восстановление душевного равновесия.       Остатки беспокойства вынудили его подняться и бродить бесцельно по покоям. Но и это не сильно помогло ему справиться с осадочной тревогой, не столь сильной, но ощутимой и раздражающей. Тогда Джин оделся и выглянул аккуратно в коридор. Еще совсем было тихо, коридоры хранили утренний сумрак, а издалека доносился храп Фридриха, который опять напился на ночь, но никого не было видно, даже слуг. Джин понял, что встал раньше обычного. Словно мышь, он прошел по коридору к веранде, тихонько вышел на утреннюю прохладу. Ким поежился. Небо постепенно заливало розовым. Оно разгоралось все ярче, чтобы вскоре запылать оттенками красного, желтого и оранжевого.       Свежий воздух успокоил и отрезвил разум юноши. Сердце перестало бешено биться, тряска в руках и ногах унялась. Желая отвлечься, Сокджин стал искать глазами о чем бы ему подумать, как взгляд зацепился за тусклые утренние звезды. Ему вспомнились уроки астрономии, представилось нескончаемое пустое пространство, в котором они живут. От мысли об огромности мира у него захватило дух.       А есть ли в Галактике другая жизнь? Где край Вселенной? Внимание Кима привлекла последняя утренняя звезда. Она уже блекла, исчезала с неба, но все равно выглядела прекрасно и нежно на розоватом фоне.       - Отчего ты так бледен? - послышалось сзади. Легкие ладони легли на его плечи. Джин улыбнулся, прикрыв глаза. София прижалась щекой к его спине.       - Кошмар приснился. А ты чего здесь?       - Я всегда встаю рано. Люблю смотреть за тем, как начинается новый день. - ее руки переместились на талию Джина, обвивая ее. Он в свою очередь положил ладони поверх ее рук. - О чем был кошмар?       - Неважно, я уже не помню, чтобы рассказать тебе подробно и нигде не перепутать. - Ким соврал. Он все прекрасно помнил, но счел нужным умолчать.       - Прогуляемся по окрестностям в полдень?       Сокджина ударило, словно маленькая молния пронзила его тело. Он не стал поворачиваться лицом к Софии, иначе она бы все заметила. Еще ни разу у юноши не получилось скрыть своих эмоций от девушки.       - Ты замерз! Весь дрожишь! - заворчала она, начиная тянуть его в сторону дворца.       - Просто резко прохладнее стало, а идея.. хорошая. Дел у меня осталось немного. Сейчас начну и к полудню освобожусь. Идем, - сказал Ким, поворачиваясь к девушке и беря ее за руку, повел назад во дворец. - хватит мерзнуть, не хватало еще заболеть.       Она лишь рассмеялась, говоря, что он слишком беспокойный. Джин же не мог отделаться от мысли, что все это было не просто так. Все время его терзали догадки, мысли и доводы. От этого решения приходили долго, слова не понимались, а, следовательно, работа шла долго и нудно.       Долго таких мучений юноша не вынес. Раньше, чем наступил полдень, Джин бросил документы на столе и вышел во внутренний садик, где все так же царило умиротворение, будто это место существует вне времени.       Тревожность, поселившаяся в его грудной клетке, не давала покоя даже здесь. Чем больше он думал над своим сном, тем страшнее ему становилось. Теперь юноше казалось, что везде им угрожает опасность и обязательно произойдет нечто плохое, даже ужасное, невообразимое его живому мозгу.       Сил бороться со страхом не осталось, и все, что он смог - это прижаться спиной к стволу дуба, словно тот сейчас закроет его ветвями. Сокджин задумался о Софии и невольно улыбнулся. Всего месяц назад он решился признаться ей в симпатии. Его трясло, крутило, в горле было сухо, но он смог связать пару слов. Выслушав его, девушка кинулась ему на шею, крепко обнимая, шептала, что счастлива ответить ему взаимностью. С тех пор Ким не упускал возможности поухаживать за Софией, которую теперь иногда ласково звал Софа. Гёнхи широко и довольно улыбалась каждый раз, видя своего сына с избранницей, а по дворцу поползли слухи о скорой помолвке.       Джин же так рано жениться не хотел. Прошли только месяцы. Да, он успел влюбиться за короткий срок, но ему хотелось продлить этот период, наполненный первым смущением и неловкостью, тайных свиданий и такого детского статуса, как "возлюбленные".       Где-то в глубине души чутье все еще било тревогу. Что-то было не так, что-то было не то, но вот что именно - Сокджин понять не мог. В итоге ни одна попытка отвлечься не увенчалась успехом. Тревога не пропадала. Задней мыслью он всегда возвращался к своему сну, не отпускавшему его вот уже пол дня.       Тем временем прошел обед. Во дворе седлали коней. Джин нервно кусал губы. Его жеребец переминался с ноги на ногу, нетерпеливо бил копытом. Было видно, что ему хотелось скорее броситься вперед и мчаться далеко, что есть мочи.       Джин мог все отменить. Мог сказать, что появились дела или ещё что угодно выдумать. Но совесть сожрала бы его с потрохами за очередную ложь любимому человеку.       Теперь пути назад не было. Он уже сидел в седле, его ладони сжимали поводья. Вперёд него промчалась София с радостным криком, который резанул его по сердцу, словно ледяное лезвие:       - Джин-а! Догоняй!       Ким пришпорил своего коня, тот радостно бросился вперед. Все было как во сне, только восторг напрочь отсутствовал. Его пугало то далекое и неизвестное, что тихонько кралось за ним меж деревьев.       Чем дальше они скакали, тем сильнее было чувство опасности, что преследовало их, нагоняло, подходило все ближе и, играючи, отступало назад на пару метров, продолжая следовать по пятам.       - Ты хорошо себя чувствуешь? - София поравнялась с ним. Лицо ее было серьезно и выражало искреннее беспокойство, что не могло не умилить влюбленное сердце. - Ты сегодня ужасно бледен и весь день какой-то нелюдимый. Это из-за кошмара ты в таком смятении? - о, София, милая София, все беспокойство и сочувствие человеческое слилось в этом хрупком создании, в этих изумрудных блестящих глазках, так невинно хлопающих пышным веером ресничек.       - Нет, нет, просто устал сильно. Не выспался даже, по большей части. Все хорошо, Соф, не волнуйся обо мне. - он выдавил из себя приветливую улыбку. Девушка бросила на него обеспокоенный оценивающий взгляд, словно мама-кошка, но затем спешно кивнула, выражая свое доверие его словам.       Между ними повисло молчание. Лошади шли спокойно, изредка фырча. Вокруг бурлила жизнь: птицы громко чирикали, перелетая с ветки на ветку, цокали белки по стволам, шуршали листья и копошились в траве грызуны. Все это словно наполняло его изнутри. Теплые солнечные лучи пробивались через ветки и пестрые листья, падали на нежную кожу и приятно грели ее. Эта осень выдалась теплее предыдущих. И хотя солнечных, а уж тем более теплых деньков стало гораздо меньше, для жителей природа все же оставила немного поводов порадоваться перед холодной и трудной зимой.       На минуты бдительность его усыпилась. Наступило долгожданное спокойствие. Но стоило юноше поймать себя на этой мысли, как прежние страхи вернулись, охватили его еще сильнее. Что если он упустил нечто важное? Не заметил ничего, что могло бы предсказать опасность впереди? Однако все оставалась таким же умиротворенным, а весь этот хаос разворачивался только в душе Сокджина.       Они выехали к небольшому водоему. Его удивительная схожесть с озером из сна подействовала словно яд. Тревога вновь начала нарастать. Бешеный стук сердца доносился до собственных ушей. Разум словно плавился от предчувствия опасности.       - Как же красиво! - восторженно вздохнула девушка, останавливая кобылу. София, не дожидаясь, пока Ким ей поможет, спрыгнула со спины животного и пошла к песчаному бережку, частично заросшему камышами.       Сокджин с опаской поглядывал на мирную голубую гладь, словно оттуда кто-то может выскочить, пока руки его ловко обвязывали поводья вокруг толстой ветки.       - Не подходи слишком близко к берегу! - остерег девушку Джин, все же медленно приблизившись к воде.       - Ты что же, боишься? - засмеялась София, беря его за руку и начиная тащить за собой, но юноша остался неподвижен.       - Нет, просто я не знаю здешних вод. Мало ли что может прятаться глубже: подводные течения, холодные ключи, омуты или двойное дно.       - Джин-а, ты слишком много думаешь! Ты всегда ищешь подвоха, но почему бы просто не насладиться красотой этого места? - ее глаза стали еще больше, в них заплясали искорки, словно блики на воде, и девушка, полностью оборачиваясь к нему, взяла его руки в свои, крепко сжимая ладони. - А пойдем искупаемся?       - Софи, это совершенно безумная идея! Уже октябрь, кто купается в такое время? Вспомни, каким сегодня выдалось утро.       - Прекрасным. И я недавно могла наблюдать, как деревенские мальчишки купались в другом озере. И это был конец сентября! Сейчас же только-только октябрь наступает. Джин-а, эта осень теплая, вода еще не остыла. У вас это происходит куда медленнее, чем у нас.       - А если ты заболеешь? Чем ты планируешь вытираться и согреваться? - стоял на своем император, не реагируя на попытки Софии утянуть его к воде.       - Разведем костер, а полотенца я взяла! - она радостно заулыбалась, заметив удивление на некогда серьезном лице возлюбленного. - Да-да! Ты думаешь я просто так тебя сюда привела? Я все-все продумала! И даже закуски взяла. Неужели ты не заметил сумок на спине Яблочка? - Ким посмотрел на белую кобылу. - Конечно не заметил. Вы мужчины дальше носа видеть-то не способны. - она театрально вздохнула с ноткой легкой обиды. Джин выучил буквально с первых дней, что этот вздох означает. Он должен немедленно загладить свою вину как-то по-особенному, чтобы София и думать забыла про свою обиду. Быстро окинув взглядом местность, сорвал цветочек растущего рядом шиповника, запустил его в локоны девушки и поцеловал в губы.       Она обвила его шею руками, прижимаясь всем телом. Значит, извинение удалось. Присутствие Софии, столь близкое, действовало лучше любого чая и трав. Запах ее духов с ароматом полевых цветов и крыжовника окутал его, вернул сердцу прежний покой. Вот его дом. Место, где он в безопасности, тревоги не в силах его достать. Он в этом мире и далеко от него одновременно. Он прямо здесь, и нет.       Однако приятное мгновение быстро кончилось:       - Ладно-ладно, прощаю. - София отстранилась с нежной улыбкой, отошла немного. Ким проводил ее непонимающим взглядом. - Не знаю, как ты, а я все же искупнусь. - девушка повернулась к нему спиной и начала развязывать платье.       - Софи, что ты... Боже мой! - Ким покраснел, словно ему на лицо вылили кипятка. Пунцовый румянец залил его до самой шеи. Юноша спешно повернулся к ней спиной, даже закрыв лицо руками. Ему просто не верилось, что принцесса скальдов могла сделать нечто подобное.       - Ты такой милый, когда смущаешься. - услышал он хихиканье за спиной. Затем раздались звуки шагов, бульканье воды. - Брр, прохладная, но терпимо.       Сокджин робко обернулся. София радостно плескалась в пресной воде. Он видел ее оголенные плечи и спину. Ровная бледная кожа без изъянов изящно блестела на солнце, сверкая от капель. Бывает ли в мире что-то прекраснее, чем счастье любимого человека? Есть ли что-то более завораживающее, чем его улыбка? И что может потягаться по поднятию духа, как его смех?       Удивительно то, насколько любовь меняет людей. Этот опиум, производимый человеческим организмом, куда сильнее обычных средств. Самое ужасное, что он не вечен, подобно его источнику. Как много на свете красивых историй о любви, но у скольких из них счастливый конец? Если вдуматься, то ни у одной. Так или иначе все заканчивается смертью. Стоит перестать ее романтизировать, как прекрасная сказка рассыпается в прах, ее герои уходят под землю и гниют там на протяжении нескольких лет. Достаточно ли хорошая это концовка?       - Чего ты там застыл? - вывел Джина из транса нежный голос. - Ваше Высочество, Вас не учили, что заставлять даму ждать равносильно отказу от столовых приборов и этикета за столом?       - Однако опоздание дамы таковым не является. - усмехнулся Ким и все же начал стаскивать с себя одежду. Он разделся до нижнего белья и под пристальный взгляд спутницы стал спускаться к воде. Юноша заходил в воду медленно, шаг за шагом.       Очевидно, Софие это показалось слишком долгим. Она причмокнула, подплыла к берегу и поднялась на ноги. Вода полилась с нее. Впервые Сокджин мог наблюдать полуголую девушку рядом с собой. Он задумался, а правильно ли это, ведь их еще не скрепили несколько иными узами, но его отвлек новый всплеск воды.       Девушка потянула его прямо на глубину, песок выскочил у него из-под ног, и Ким нелепо ушел под воду с головой. Толща сомкнулась над ним. Он оказался в полной тишине. На доли секунды он различил собственный стук сердца.       Но тут его тело ощутило нехватку кислорода, руки и ноги задвигались под водой и вытолкнули его наружу. В глаза ударил яркий солнечный свет, а отовсюду раздавались искаженно громкие звуки: смех Софии, пение птиц, всплеск воды, ржание лошадей. Это усиление несколько раздражало, давило. Стало невыносимо находиться здесь. От чего-то в груди зазудело злобой, раздражение расползалось по всему телу.       - Видел бы ты свое лицо! - смеялась София, держась за живот. Вот только Ким не разделял более ее восторга. Тут девушка перестала смеяться, обратив внимание на недовольного возлюбленного. - Что с тобой?       - Нам пора домой. - холодно отчеканил юноша и двинулся в сторону берега.       - Что? Почему? Ты же только... - ее голос оробел.       - И что с того? Это изначально была глупая авантюра. - Сокджин вылез из воды, достал полотенца и принялся вытираться. Вскоре к нему подошла поникшая София. Юноша протянул ей сухое полотенце. Сам же Джин стал облачаться обратно в одеяние, учтиво отвернувшись от девушки.       - Джин-а...       - Я все сказал. Садись в седло. - он подошел к лошадям, успевшим задремать, но стоило ему подойти, как животные подняли свои головы. Он отвязал их, помог замолчавшей спутнице сесть в седло, и, запрыгнув на спину фриза, пустил его галопом.       Дорога домой показалась Сокджину мучительно долгой. Деревья и кусты обступали их плотным строем, создавая иллюзию стены, что неумолимо приближалась. Каждая тень казалась притаившейся угрозой, каждое движение - последним в его жизни. Что-то творилось вокруг, что-то происходило вдали от его глаз, но что именно, джиново чутье сказать точно не могло.       Только за стенами родного дворца он ощутил себя защищенным. София растворилась в коридорах, оставив только тонкий шлейф ее духов скитаться по живописным лабиринтам.       В глубине души юноша понимал, что вспылил, дал чувствам волю и тем ранил человека, который был дорог и мил сердцу. Совесть съедала его, но Джин не смел выйти из своего кабинета даже на ужин.       Он взвалил на себя все тяготы второстепенной, не особо важной работы, которую мог поручить своим близким чиновникам, но тогда сам бы остался без дела, и мысли захлестнули бы его окончательно.       За окном уже стремительно темнело. Дни становились все короче и холоднее. Сейчас Ким ощутил это как никогда. Поразительно все же, как совершенно другой человек может стать залогом нашего же комфорта. Этот осенний вечер был бы в разы теплее, если бы под боком ощущалось чужое мирное дыхание, можно было бы тихонько о чем-то поговорить или даже почитать вдвоем, просто наслаждаясь присутствием друг друга. Однако в ссоре и без того тоскливое время могло превратиться в настоящую пытку для души, терзаемой противоречивыми чувствами.       В дверь постучали. Хоть и нехотя, Ким пригласил гостя войти.       - Прости, Джин-а, за вторжение, я знаю, ты немного не настроении.. - Гёнхи снова держала в руках поднос с горячим травяным чаем и плошкой риса с овощами. - Я в курсе вашей с Софией ссоры.       - Мам, давай не сейчас. - отрезал неловкий разговор Ким, массируя виски пальцами ладони. Его голова начинала гудеть от переполнявших ее мыслей и чувств.       - Сынок, об этом нужно поговорить. Я беспокоюсь за вас. Вы же такая очаровательная пара! - щебетала Гёнхи, ставя поднос на стол.       - То есть тебя не волнует, что твоему сыну может быть плохо в данный момент, а то, что распадется симпатичная тебе пара? - скептично заметил Сокджин, как мать сунула ему палочки в руки.       - Ешь и слушай меня. Мама всяко умнее, пожила, повидала немало, а ты что? Всю жизнь из золотых тарелок ел. И я беспокоюсь о твоём будущем, потому что тебе нравится София, но ты неопытен.       Аппетита не было. Одно представление о том, что еда попадёт на его язык, вызывало тошноту и рвотный позыв. Видимо, Джин все же поморщился, потому что Гёнхи начала ворчать.       - Посмотрите на него! Нос воротит! Ему лучшую еду подают, а он морщится. Ешь, говорю! И слушай мать, плохого я уж точно не скажу. - Ким не стал продолжать спор и просто молча взял палочки, подцепил рис и положил на язык. Безвкусная теплая субстанция, которую теперь нужно было хоть немного пожевать. - Понимаешь, София рассказала мне о том, что случилось у озера... Ты поступил некрасиво по отношению к ней. Я не знаю, что на тебя нашло и почему ты поступил так, но знаю точно, что это глубоко ее обидело. Ты должен извиниться! И сделай это, как подобает мужчине, если не хочешь ее потерять.       Сокджин чувствовал, что мать права. Он понимал, что нужно сделать нечто приятное и по-своему неожиданное, чтобы впечатлить обидчивую принцессу. А кто лучше мог знать уязвимые места Софии, как не ее почти что подружка? Ким уже приоткрыл было рот, как Гёнхи резко вскинула руку, прерывая его.       - Сам думай, как это сделать, мужчина ты или нет? - она собрала посуду обратно на поднос и пошла к выходу из кабинета. - Надеюсь, ты примешь верное решение.       Дверь за ней захлопнулась, а Джин устало выдохнул, закрывая лицо руками. Все это давление раздражало его, внутри кипело и бурлило, как в вулкане. Он не понимал, что стало этому причиной, ведь не могла столь мелкая ссора так сильно на него повлиять, чтобы ощущать злость?       Юноша так и не покинул кабинета до самой ночи. Он не работал, как обычно, нет, его мысли были заняты подарком и способом извиниться, вернуть те теплые отношения между ним и его возлюбленной. Но он откидывал идеи одну за другой. Все казалось ему не тем, не подходящим, недостаточным прощения. Джин почувствовал бессилие перед ситуацией. Когда уже весь запал иссяк, а нагруженный мозг отказал в работе, Ким вышел во внутренний дворик.       Полная луна освещала сад, от чего он казался загадочным, словно иллюстрация в детской книжке. Небольшими кучками летали сверчки, рядом с ними кружились превосходные нежно-зеленые ночные бабочки такой красоты, какой Сокджин никогда не видывал. Их крылья напомнили ему глаза Софии, нежные и сверкающие счастьем, они были даже прекраснее, чем летающие перед ним дети природы. Любовь заиграла в нем новыми красками. Он решился.       Без лишнего сожаления, Джин сорвал светло-желтых гвоздик и темно-фиолетового лимониума. Букет вышел пышным и весьма удачным. Он был похожим на сегодняшнюю ночь. В эту секунду юношу охватил мандраж.       - Я зайду к ней.. - бормотал он под нос, бродя по лужайке. - Вручу букет и попрошу прощения.. И все? А что если этого мало? Что если не простит меня? Тогда я еще сильнее упаду в ее глазах.. Нет-нет-нет.. Я приглашу ее.. А куда, собственно? Да прямо сюда можно, да.. На колени встану! Да! Сначала на колени, затем букет и прощение, а после проведем время в саду под ночным небом! Прекрасно! - он выдохнул и решительно направился к покоям Софии. - Так, колени, букет, прощение, сад. Колени, букет, прощение, сад. - вторил он, словно заклинание. - Все просто. Я должен быть уверен в своих действиях, а не то она подумает, что стала безразлична мне.. - тревога снова охватила его. - А если она спит? А я ворвусь к ней? Это невежливо... Надо постучать, да, надо..       Сокджин поднял руку, но постучать по дереву костяшками не решался несколько секунд, пока не выдохнул и все же не сделал это. Его колени тряслись, вот-вот, казалось, упадет так глупо перед ее дверью.       Никто не ответил. Он постучал еще раз.       - Софи, это я. Можно войти? - ему ответила лишь тишина. - Соф? Я захожу..       Выдавив из себя последнюю уверенность и отвагу, он опустил ручку двери, открыл ее и прошел внутрь. В покоях Софии было темно. Лунный свет слабо освещал комнату через занавески, вырисовывая несколько пугающие тени, что словно змеи расползлись по комнате.       Робко и осторожно Ким прошел дальше, шепотом позвал девушку, но ему снова никто не ответил. Царила гробовая тишина. Наконец, глаза адаптировались к малому освещению и стали лучше различать предметы. Юноша подошел к кровати и с ужасом обнаружил, что она была пуста. В комнате никого не было. Только слабый аромат ее духов еще витал в воздухе.       - Как же так.. - Джин сел на кровать, так как ноги уже не в силах были его удержать. Руки выпустили драгоценный букет. - Куда.. Почему.. Неужели, из-за меня?       Он вскочил, забыв о прикроватной тумбе, которую в порыве задел бедром. Что-то небольшое и легкое с шелестом приземлилось на пол. Сокджин наклонился и с удивлением обнаружил клочок пергамента. Юноша, чуть помедлив, растерянно и быстро вышел в коридор, где еще горели свечи.       В записке говорилось о встрече у ворот дворца около полуночи. Не раздумывая более, Джин схватил оставленный в комнате букет и сорвался к назначенному месту.       Его душа припевала от облегчения. Ноги, словно окрыленные, несли его по дорожке бесшумно. К воротам вела аллея из молодых дубов, высаженных в ряд у дороги. Тени под ними скрывали могучие толстые корни, об которые постоянно спотыкался беспечный Сокджин. Ветки то и дело царапали его кожу, хватали иногда за волосы, взъерошивая их. Но молодой человек не чувствовал ни горящих царапин на щеках, ни того, как больно тянутся некогда ухоженные локоны. Все его мысли занимала она - единственная его любовь, его отрада и муза, его Вселенная. Он уже видел, как прибежит к ней, прижмет к себе и горячо будет шептать ей извинения, умолять о прощении, к ногам ее падет, если надо.       За чернотою листьев мелькнул желтый огонек. То был фонарь, освещавший ворота. Его лучик надежды, который приведет его к единственному настоящему солнцу в жизни. Уже среди силуэтов он различал ее хрупкий стан, ее тоненькую фигуру и это чудесное платье до ступней из тяжелого темного бархата, которое так ей шло.       Ким уже почти добежал до конца аллеи, оставалась пара метров, он приготовился позвать Софию, но увидел, как та зашевелилась, различил улыбку на освещенном желтым светом лице и замер. Она не смотрела на него, но куда-то в сторону. Через секунду показался мужчина, на вид крупнее самого Джина. Его одежда не была похожей на ту, которую носил народ Тритории. Нет, это было похоже несколько даже на доспех. Из тени Сокджин так и не вышел.       Грудную клетку словно вспороло острым ножом. София бросилась с поцелуями в руки незнакомца. Это он сейчас должен был прижимать ее к себе, целовать, делить радость встречи, наслаждаться ее теплом и ароматом. Он, а не чужак!       Смотреть на то, как сокджинова любовь жмется к кому-то другому, стало невыносимо. Слишком приторно они выглядели в этом освещении, с этими объятиями, слишком омерзительно было осознавать свою никчемность, свою ошибку и глупость. Ким развернулся, словно загипнотизированный, и побрел обратно во дворец, все так же скрываясь меж дубов. Завыл прохладный ветер. Деревья застонали в сочувствии, зашатались грозно ветки, громко шелестели листья, то ли плача, то ли злясь.       Ким не помнил, как оказался в комнате Софии. Голова пошла кругом от ее аромата, ее вещей, которые то и дело напоминали ему о закончившемся счастье. Он с тоской рассматривал всякие драгоценные безделушки, среди которых лежали и его подарки и то, что ранее юноша никогда не видел в ее украшениях. Сердце горело, словно его обожгло паром и сверху вылили еще кипяток. В полной темноте сидеть надоело и Джин принес свечку. Из полуоткрытого ящика тумбы, которая теперь стояла немного криво, виднелась стопка писем.       Сокджин не любил лезть в чужую личную жизнь, считал, что это низко и недостойно воспитанных людей, но свежая обида сподвигнула его отвернуться от принципов и взять письма. Сверху лежали бесчисленные записки от этого чужака, который так скупо выражал свою любовь к Софии, что Джина заворотило.       Одно из этих жалких записулек было наполнено ужасной похотью и жалкими глупыми комплиментами, которые горе-ухажер постоянно повторял разными словами. Он никогда не писал о ее доброте, прекрасном игривом характере, о красоте ее глаз. Нет, этот урод хвалил только ее тело, описывал свои извращенные фантазии и желал скорой близости.       Ким вскипел, взял всю охапку писем, посланных от него и бросил в один из уличных костерков, освещавших вход в сад. Он смотрел, как горит ее ложь и желал, чтобы этому же огню предалась сама девушка. В таком низком существе он видел высшее этого мира. Как же глупо это было. Как же до смешного обидно.       Вдруг среди почти сгоревших писем он заметил совершенно другое, аккуратное письмо с до болизнакомым почерком. Не испугавшись ожогов, юноша сунул руку в огонь и достал пергамент. Частично его уже коснулось пламя, но текст все еще был читаем. Адресант писал на всеобщем языке, который был придуман людьми для лучшей коммуникации друг с другом.       "Сие письмо пишу Вам, мой милый друг! Как женщина женщину хочу просить Вас об услуге. Похожее письмо получил и батюшка Ваш, ибо нет у меня злобных помыслов к роду Вашему. Прошу принять, что Вы особа молодая, цветущая и крайне привлекательная. Многие знатные люди поглядывают в Вашу сторону, возможно, даже предлагали руку и сердце. Вы холодна и учтива, осторожна и хитра, за что Вы так мною ценимы. Простите мне мою разговорчивость, уж очень Вы мне нравитесь! Не льсти ради писать решилась.       Возвращаясь к делу, о котором я имею совесть написать, прошу Вас стать женой моего сына Ким Сокджина, нынешнего императора Тритории. Искренности не прошу, верности тоже. Он слишком трудолюбив и выходит из-под контроля, что может повлечь за собой ужасные последствия, как до этого скончался бывший правитель Ким Ханыль. Прошу Вас помочь мне, бедной матери, уберечь сына от участи отца.       Молюсь на Ваше благоразумие и сочувствие, коим одарил Вас Бог наш Всевышний. Жду скорого ответа и готова принять его любым, только бы он был.

Навеки Ваша, Ким Гёнхи

      Джин растерянно пробежал еще раз по строчкам глазами, не веря прочитанному. Капли слез упали на лист, в голове эхом проносился текст, пока наконец не врезалось осознание всего произошедшего. Сокджин смял пергамент, затем разорвал его вклочья, сдерживая ужасный крик боли, родившийся в его груди. С холодным бесстрастием, охватившем его столь же внезапно, как дневная злоба, юноша вытянул руку над огнем и разжал пальцы. Последнее письмо упало на растерзание языкам пламени.       - Джин-а, что ты здесь делаешь? - спросила София, подходя к юноше и кладя свою аккуратную и нежную ладонь ему на плечо. Он скинул ее ладонь, не позаботившись о бережности своего действия, ибо сейчас думать об этом не мог. Сокджин схватил ее за запястье, сжал, но все же несильно, потому как девушка слабее него, и юноша об этом помнит.       - Убирайся прочь. - зло шептал он, глядя в ее огромные напуганные глаза, в которых уже скапливались слезы. Сердце сжималось от такого беспомощного вида, губы девушки задрожали и приоткрылись, но Джин не дал ей ничего сказать. - Я все знаю. Все! И про то, зачем ты приехала сюда месяцы назад, что делаешь ночами. Ты омерзительна.       - Джин-а, я... - всхлипнув, проскулила София, как взгляд ее переменился с испуганного на ужасающе холодный. Ничего не осталось в той, кого сейчас держал император от горячо любимой им Софи. Перед ним стояла расчетливая надменная девушка, чей ледяной взгляд впивался в еще нежное сердце. - Прозрел? Я-то все гадала, сколько ты еще будешь вести себя как слепое дитя. Ну и как, Джин-а, этот вкус первой любви?       - Ким Сокджин! - громче сказал он, сжимая лишь сильнее запястье. Скальдская принцесса начала извиваться как змея, пыталась отцепить крепкую ладонь от себя, но Ким лишь ближе притянул ее к своему лицу, осмелился заглянуть в ее змеиные глаза и тихо прорычать. - А теперь убирайся. И алкаша, которого зовешь отцом, с собой забери. Вам здесь отныне не рады. - София не ожидала, что гнев такого глупого мальчонки может быть столь ужасен. Она заволновалась, хоть и старалась этого не показывать. Не смея больше медлить и подвергать себя опасности, девушка извернулась и впилась зубами в кожу Сокджина. Тот взвыл и разжал кисть.       Ощутив свободу, принцесса хотела развернуться и побежать прочь от разъяренного императора, как Джин схватил ее в бешенстве за волосы, развернул обратно к себе. Его лицо исказилось, он ощерился, подобно волку и заговорил не своим голосом.       - Отныне не видать тебе семьи, не узнать покоя. Любой, кого полюбишь ты сгинет и заживо сгниет, как и все чувства его. А кто полюбит тебя в ответ позабудет за что полюбил и будет пользоваться твоим телом до конца твоих дней. - изрек он и отшвырнул девушку. Его тело затряслось в легком бессилии.       София упала на пол, обернулась. Ее глаза заполонил животный ужас. Она закричала, начиная отползать назад, не в силах перестать смотреть на Кима. Сам же император не до конца понимал причины столь сильных эмоций. На крик дочери выбежал Фридрих. Его красное свиное рыло вытянулось на секунды, а затем осклабилось. На щеке красовался след от подушки.       - Щенок, да как ты смеешь трогать мою дочь! - зарычал мужчина, начиная идти с кулаками на императора. Неожиданно Сокджин ощутил прилив сил. Фридрих замахнулся, метя в челюсть, но Ким увернулся и схватил мужчину за горло, обескуражив противника. Юноша сжал руку, услышав жалкие хрипы, улыбнулся, несколько безумно и счастливо взглянув в красные и мечущиеся в ужасе глаза. Дряхлое и ослабленное алкоголем тело не слушалось короля. Джин уронил его на колени, наклонился, продолжая бесстрастно, но с открытой угрозой говорить поверженному королю в лицо.       - Что, свинья, думаешь сможешь меня одолеть? Ты уже слов не помнишь, хмельная свинина, раз с кулаками пошел. Только жрать и пить горазд, неудивительно, что страна твоя дохнет как крысы в ядовитой канаве. - Император улыбался все шире. - Свинья породила змею, неприятное однако будущее ждет скальдский народ. Знаешь ли ты, Король, о похождениях собственной дочери?       - Гёнхи, он обезумел! Гёнхи, он убьет его! - закричала София, бросаясь бежать в комнату женщины. Слуги тоже повыходили из комнат и в растерянности наблюдали за происходящим.       - Если я щенок, - продолжал свою речь Джин, пожирая хищными глазами уже красное лицо. - то почему же ты так бессилен против меня, о, Великий Король Скальдского государства? Где же твоя могучесть и власть?! - Сокджин отшвырнул его на пол. Фридрих зашелся в кашле, к нему подбежала София, прижимая отца к себе. Она плакала уже навзрыд, боясь за жизнь отца. - Убирайтесь оба прочь. Я не убил вас только потому, что быть войне, чего я не хочу.       - Ким Сокджин, что ты тут устроил?! - выбежала Гёнхи в одной ночнушке. Ее глаза пылали, но увидев взгляд сына, женщина встала как вкопанная. - Разве так подобает вести себя императору?! Разве этому я тебя учила?!       - Ты? Учила? Да когда ты со мной последний раз наукой занималась, вспомни! - он рассмеялся ей в лицо. - Матушка, как же Вы несчастны! Вы думаете я бы никогда не узнал? Вот незадача, Ваша рассудительная и хитрая особа очень сильно оступилась, взяв письмо с собой! Какая досада, а ведь все было так идеально! Я любил ее безумно! Любил до потери пульса и жить ради нее хотел, а Вы так со мной поступили? Это то, чего Вы так страстно желали? Моей боли? Вот какую цену Вы были готовы заплатить за власть?!       - О чем ты говоришь?! Я желала спасти тебя! Я потеряла мужа, не могла потерять и сына!       - А если бы я покончил с собой после раскрытия правды?! Об этом Вы не подумали?! - Ким вдруг улыбнулся, взгляд его прояснился догадкой, он засмеялся. - Вот оно... Умно, матушка, умно! Какая разница, что бы стало? Под каблук или в канаву, результат-то один!       Воспользовавшись временем, что выиграла для них Гёнхи, переключив внимание императора на себя, София подняла отца и поспешила увести его назад в покои. По пути она все время оглядывалась и смотрела прямо в глаза Кима, что хищно пожирал их взглядом.       - Я просто стал для Вас не таким удобным, не так ли? - горькая усмешка появилась на лице Сокджина.       - Вовсе нет..       - К черту Ваши слова! Я не хочу их слушать. Снова лжи не вынесу. - Ким развернулся, как что-то коснулось его шеи. Он судорожно вдохнул, перед глазами все поплыло и вскоре почернело. Сокджин обмяк.