Разврат в Чайнике

***

— Ха-а… — Мн-м-м… Они молча смотрят друг на друга уже минут десять. Посторонние голоса доносятся из бара, но всё, что Чун Юнь слышит — бешенное биение собственного сердца. Ему нужно успокоиться… успокоиться и немедленно, пока всё опять не вышло из-под контроля, но когда Син Цю смотрит так встревоженно, сердце бьётся только быстрей. — Прости! — Я был не прав… Они произносят это одновременно. — Что? — Ах, Чун… Завёрнутый в простыню, Син Цю изо всех сил сжимает её края на груди. Глаза его покраснели, лицо осунулось, словно он не спал несколько дней… Наверное, опять читал ночами напролёт? …или, может, его мучали кошмары? — Я причинил тебе боль, — Чун Юнь роняет взгляд, принявшись рассматривать носки своих ног. — Я не знал, что тебе приходилось… что я такое чудовище… прости, мне потребовалось время, чтобы набраться мужества… Не бойся, я больше не побеспокою тебя, просто хотел попросить прощен- — Стой, погоди… Син Цю прикрывает глаза ладонью, принявшись растирать пальцами виски. Чун Юнь послушно ждёт. — …то есть, — спустя какое-то время продолжает Син Цю. — Ты сбежал той ночью, потому что… — Испугался, — признание не даётся легко. — Чего именно ты испугался? — …что- …что снова причиню тебе вред… — Так ты вспомнил? — Вспомнил что? — Ах… Иди сюда. Схватив Чун Юня за запястье и продолжая поддерживать простыню, Син Цю ведёт его к не заправленной кровати. И Чун Юнь тут же вспоминает, как проснулся позапрошлой ночью от странного взрыва энергии Ян — что-то происходило совсем недалеко, буквально за стенами, однако всё, о чём он мог тогда думать — это об изгибе поясницы лежащего рядом Син Цю. Каким образом они оказались спящими вместе? Почему Син Цю был без одежды, лишь небрежно укрытый… должно быть этой же вот простынёй? И тот запах… запах пота и спермы… Чун Юнь не спутал бы его с ни с каким другим, потому что с некоторых пор практикует духовное очищение через ублажение плоти — так посоветовал один из старейшин клана, предоставив книжку с картинками в виде пособия и заявив, что воздержание подходит не всем, а в случае Чун Юня ещё и вредит, только способствуя накоплению энергии Ян. В общем… Чун Юнь узнал этот запах. И понял, что потерял контроль во время лечебных процедур. А ведь Син Цю так великодушно предложил использовать ту ситуацию для тренировки… «Я не только не справился, но ещё и- …и-» Есть кое-что, в чём Чун Юнь не признавался даже дедушке-старейшине — а именно, что руководствуясь пособием с безликими картинками, уже давно начал представлять на месте схематически изображённых женщин своего дорогого друга. «Я потерял контроль и спутал реальность с мечтами! Мне нет прощения!» Сбежав и заперевшись в комнате для медитаций, Чун Юнь провёл больше суток, пытаясь вернуть себе душевное спокойствие. Он сделал так не впервые… но впервые был настолько испуган последствиями своего недуга. И если за шумное поведение можно было просто пойти и извиниться, а за сломанную мебель — выплатить компенсацию… то в случае с Син Цю… никаких извинений не будет достаточно. Поначалу Чун Юнь не мог заставить себя даже думать о том, что делать дальше. Но медитация помогла отделить разум от урагана эмоций, собраться с духом и понять простую истину: «Да, я чудовище… но я не должен был сбегать, как ребёнок… а взять ответственность». И вон он здесь. Послушно идёт за Син Цю через комнату, чувствуя сухость его ладони. — Так. Сядь. Видимо, Чун Юнь реагирует заторможено, потому что Син Цю усаживает его на кровать насильно и, так не отпустив руку, чуть наклоняется, заглядывая в глаза: — Чун Юнь. — Д-да? Сейчас. Сейчас он всё услышит… вряд ли Син Цю будет ругаться или в чём-то его обвинять, в конце концов, он слишком добр для этого… …хотя, конечно, порой бывает довольно язвительным и насмешливым… …однако… эта его простыня… — Чун Юнь! — Д-да! Я слушаю! — Ты ни в чём не виноват, — вздохнув, твёрдо произносит Син Цю. — Это я специально доводил тебя до… такого состояния. Пользовался тобой… прекрасно зная, что потом ты ни о чём не сможешь вспомнить. — П-п-п… «Доводил» — значит, это было не единожды? — …п-п-п-п-пользовался? — Да. Прости. Я боялся, что ты не примешь мои чувства… что я стану тебе противен… поэтому продолжал трусливо… Син Цю опускает голову всё ниже и ниже. Чун Юнь чувствует, как друг перебирает его пальцы. И как собственные пальцы Син Цю подрагивают. Такие холодные. — Разве это возможно? — дыхания не хватает, Чун Юнь сглатывает пересохшим горлом. — …чтобы ты стал мне противен? Если немного склониться навстречу, можно увидеть, как Син Цю кусает губы. А если наклониться ещё ниже — получится прижаться к его лбу своим. Горячее к холодному. — Ты сердишься? — еле слышно спрашивает Син Цю. — Очень. — Я понимаю… Знакомый обречённый тон. Сердце сжимается от боли, поперёк горла встаёт ком. Похоже, эти два дня не он один сходил с ума и мучился, терзая себя страхами и сомнениями… Чун Юнь выдёргивает руку из хватки Син Цю, но только чтобы самому сжать его пальцы. Син Цю тут же удивлённо вскидывает голову: — Чун- …Юнь… почему ты плачешь? — Я… Син Цю, как ты мог подумать, что я не приму тебя? Больно, обидно… но одновременно почему-то хочется рассмеяться. Так тесно в груди, словно сердцу вдруг перестало хватать там места. — Чун… Чун Юнь, ты… дыши спокойнее, хорошо? — Д-да… да. Очень медленно, но лицо Син Цю приближается. Глаза его влажно блестят, а прикосновение губ легче дуновения ветра и короче вздоха. — Я негодяй… — Вот уж точно, — соглашается Чун Юнь, чувствуя, как по щекам всё гуще течёт горячая влага. — Не надо, прошу, не плачь! Син Цю ловит его слёзы губами, Чун Юнь пытается увернуться, смеясь, и в какой-то момент они падают на кровать в шутливой борьбе. И тут же замирают. Но Чун Юнь разбивает эту неловкость, закинув на Син Цю ногу и притянув его к себе. Так смело… на душе весело, но в груди продолжает давить. Пока на эту самую грудь не опускается прохладная ладонь — даже сквозь одежду Чун Юнь чувствует идущее от неё спокойствие. И накрывает своей. — Я никогда тебя не отпущу. — Тебе нравятся негодяи? — нервно хихикнув, Син Цю утыкается носом в его плечо. — Очень нравятся… — Все-все? — Хм… если подумать… то только один. — Даже если он извращенец, который наслаждается, когда друг делает ему больно? — Больно? Давление в груди вновь нарастает. Чун Юнь не совсем понимает, что Син Цю имеет в виду… — Да. Больно. Чтобы посмотреть Син Цю в глаза, Чун Юнь приподнимается на локте. И судя по тому, что видит — тот не шутит. — Расскажи мне. — Рассказать? — жалобно переспрашивает Син Цю и зарывается глубже в подушку, из-за чего его голос становится приглушённым. — Даже не знаю… вдруг я тебе тогда… разонравлюсь? — Никогда. Даже если ты любишь не меня, а того Чун Юня, что делал все эти вещи… Син Цю поворачивает голову, кося на Чун Юня одним глазом: — Нет. — «Нет»? — Если честно, я сам не знаю… вы отличаетесь… но он — это ты, а ты — это он, поэтому… — Х-ха… Чун Юнь плюхается обратно на постель и прижимается закружившейся головой к животу Син Цю. Пахнет он просто волшебно. Энергия Ян нарастает, всё больше разогревая тело… глупо даже пытаться утихомирить её. — Ха-ха, щекотно. — Не дёргайся… если не хочешь, чтобы я сделал с тобой все те страшные вещи… — Во-первых, с чего ты взял, что я не хочу? …а во-вторых, какие именно? Ты же ничего не помнишь? Вот и настало время признаться. Придвинувшись ближе, Чун Юнь запускает руку под край обмотанной вокруг Син Цю простыни, с тревогой прислушиваясь к себе. Наверное, сознание скоро отключится, но пока что он чувствует лишь нарастающий жар и непривычную лёгкость. — Син Цю, я уже очень давно желаю тебя. Всем телом. Всем сердцем. Это так приятно: делать то, что хочешь, говорить то, что на душе… — Ох, Чун Юнь- …такой смелый- …ты хочешь- …прямо сейчас? — А ты? Нет?