Разврат в Чайнике

***

«Как же тебя сложно понять…» Жарко. Нестерпимо хочется раздеться. В последнее время каждая встреча с Кэйей превращается в отчаянное барахтанье посреди океана, когда единственным желанием Дилюка является лишь удержаться на поверхности, не позволив накатывающим волнам страсти утащить себя на глубину. Погружаясь в игру, важно не поддаться… и не поверить, что всё происходит взаправду. Дилюк прекрасно понимает, что его испытывают. И что стоит дать слабину, как игра закончится. Потому что Кэйа из тех людей, кто увлёкшись какой-то забавой, быстро теряет к ней интерес, добившись успеха… тем более, что эта забава, кажется, затеяна им исключительно в качестве мести. «Поэтому я не могу позволить ему понять, что…» — Ты так хочешь, чтобы я тебя допросил? — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — ехидно хмыкнув, заявляет Кэйа, поднявшись с пола и просунув босую ступню между подлокотником и его бедром. «Как бесстыдно…» Член Кэйи почти прилип к животу, и влажно поблёскивающая головка будто просит, чтобы её взяли в рот. Но поддаваться нельзя… К тому же Дилюк всё равно не знает, как делать минет, и вовсе не хочет дарить сводному брату повод для мерзких шутеек, ведь тот обожает выводить людей из себя. — А ты? — подцепив костяшкой пальца его подбородок, тот склоняется так низко, что губ касается сдерживаемое дыхание. — Чего хочешь ты? …неужели не найдётся ни единого вопроса, на который Полуночный Герой не хотел бы получить ответ? Конечно же, найдётся. И не один. Только вот любой из них, заданный даже самым холодным тоном, выдаст Дилюка с потрохами. Например: «Ты знаешь, что я без ума от тебя?» Или: «Почему ты так настойчив? Хочешь сломить меня? Сделать зависимым, а потом безжалостно оттолкнуть? Как оттолкнул тебя я?» Хотя… — Я уже несколько раз спрашивал кое о чём, не так ли? — Хм? Разве? — Почему ты пил один? …и почему напился так, что отключился? Трудно сосредоточиться на разговоре, когда совсем рядом находится обнажённое тело, пышущее жаром и увитое винными парами — Кэйа вспотел, но его пот пока не приобрёл кислого запаха, и похож на дурман. Хочется схватить за узкие, но округлые бёдра и заставить их опуститься. Кэйа всегда принимает его член сразу на всю длину, словно наслаждаясь болезненной теснотой — но потом у него внутри всё так опухает… «И почему я сегодня не взял с собой смазку? Хотя заказал и даже забрал? Знал ведь, что всякое может случиться…» — …может, я не напивался? — проникает в уши вкрадчивый голос. — Может, меня специально усыпили? — Что? Вскинув голову, Дилюк слишком поздно вспоминает, зачем вообще её опускал. Губы сталкиваются. А вместе с ними и зубы. Больно. Отстранившись, Кэйа прижимает ладонь к губам — кажется, на них кровь?! Дилюк хватает его за запястье, отдёргивая руку ото рта… «Не показалось, действительно кровь». — Ай-ай! — Кэйа трогает ранку кончиком языка. — …что значит «усыпили»?! — А то и значит, — болезненно скривившись, отзывается Кэйа, и вдруг уже в свою очередь перехватывает руку Дилюка, всё ещё сжимающую его запястье, и заставляет провести пальцами по своим губам и щеке, размазывая кровь, а потом поддеть уходящий за ухо край повязки и стянуть её, обнажая короткий шрам у нижнего века. — Ты бы сильно удивился, узнав, что всего несколько минут- …или часов назад у меня была самая настоящая женская грудь? А вот этого… Словно загипнотизированный, Дилюк позволяет Кэйе опустить свою руку вдоль всего тела и накрыть ею исходящую прозрачным липким соком головку. — …не было? Скажи, братец, ты бы предпочёл, чтобы я родился женщиной? Тогда бы тебя не грызла совесть каждый раз, когда твой член оказывается внутри меня? — Ты бы в любом случае оставался моим сводным родственником. — У нас нет ни капли общей крови. Голос Кэйи неожиданно теряет всю свою ласковую вкрадчивость, став странно отстранённым. — Верно, — кивает Дилюк. И отдёргивает руку. Но Кэйа, словно предугадав этот манёвр, сильнее сжимает его запястье — от влаги на ладони кожа буквально горит и пульсирует… Дилюка вновь начинает затягивать на глубину, лишая способности нормально дышать и трезво мыслить. «Подождите, что всё это значит? Его превратили… а потом усыпили и вернули в нормальное состояние? А что было между этими событиями?» — О, гляжу, у тебя проснулся интерес? Плотнее обхватив пальцы поверх своего члена, Кэйа толкается в руку Дилюка, блаженно прищурившись. Это поведение… слишком расслабленное. И все же Кэйа совершенно точно чем-то расстроен. Может, он хотел остаться в женском теле подольше? «Я бы вообще это пережил?» По спине пробегают мурашки. Не потому, что Дилюк действительно был бы не против поиметь Кэйю в теле девушки, а потому что представил, каких бы высот достигли издевательства над ним. «Наверное, мне стоит сказать спасибо злоумышленнику, что его зелье имело короткий эффект». — М-мн-н… Прорвавшийся сквозь приоткрытые губы Кэйи стон вытесняет из головы все посторонние мысли. Неимоверные усилия уходят только на то, чтобы не посмотреть на него… на, наверняка, неимоверно прекрасное сейчас лицо с затуманенными удовольствием глазами. Солнечный свет потускнел, комната постепенно погружается в холодный полумрак, но пока ещё недостаточно темно, чтобы позволять себе открыто любоваться самым прекрасным на свете шпионом. «Это и правда похоже на пытку… только пытают здесь меня». Закрыв глаза и откинувшись затылком на спинку кресла, Дилюк позволяет и дальше использовать свою руку, пока Кэйа наконец не кончает. Вязкая влага оседает на пальцы — но её забирают, до слуха доносятся тихие шорохи, кресло поскрипывает… Остаётся лишь представлять, как брат сейчас растягивает себя, запустив внутрь пальцы. Дилюк был бы не прочь прочувствовать его тесноту, заставить Кэйю стонать и метаться, упрашивать поскорее перейти к делу… «Я же могу позволить себе хотя бы это?» Когда он открывает глаза, Кэйа вздрагивает и замирает с заведённой за спину рукой. Обняв и подтянув его к себе, Дилюк прижимается лбом к горячей груди, обхватывает узкие, но крепкие ягодицы, разводя их в стороны — будто собираясь неспешно разорвать небольшой зад на две аккуратные половинки… а когда слуха вновь касается сдавленный вздох, забирается в горячее нутро пальцами. Там уже достаточно влажно от спермы, которую Кэйа использовал вместо смазки. «У тебя же Крио Глаз Бога, так почему же ты такой горячий?» Вздохи становятся глубже, срываясь на хрипы, пока Дилюк беспощадно растягивает задний проход своего сводного брата. Это так неправильно, так неестественно… и так будоражит! — …ты- …так- …меня порвёшь… «Извини». Если бы Дилюк знал, как правильно делать то, что он делает — было бы лучше. Но даже действуя интуитивно, он смог добиться подобной реакции: от рваного дыхания Кэйи последние стены, которыми Дилюк окружил своё сердце, трещат и рассыпаются на осколки. Нет, он не должен выпускать чувства наружу. Не имеет права. После всего, что случилось. Поэтому, если Кэйе хочется использовать его, как игрушку… то пусть. И даже если так он пытается отомстить — Дилюк не против: он лишь мечтает подольше оставлять Кэйю в неведенье, что блюдо для его мести готово и уже даже подано. Да, это низко. Но ведь Кэйа сейчас выглядит таким ненасытным… и таким довольным! Разве плохо, если его подготовка к возмездию немного затянется? Одной рукой обхватив брата за поясницу, Дилюк надавливает, заставляя осесть на свой член. — Ах! Да. Сразу и до конца. «Всё, как ты любишь». — Не могу- …понять… за какие заслуги… подобный сервис? — Хватит болтать. Убедившись, что член не выскользнет из растянутого прохода, Дилюк использует измазанные в сперме пальцы, чтобы схватить Кэйю за подбородок и заставить прижаться к своим губам. Это всё ещё не поцелуй. Но он почти становится таковым, когда Кэйа начинает облизывать его губы, при этом, кажется, тихо смеясь. «Что? Что не так… Неужели я облажался?!» Желания хлынули через край — а ведь Дилюк так старался их скрыть! В голове всё сильнее пульсирует жар, и тело отказывается подчиняться сгорающему в пламени голосу разума. Голосу, что держался несколько месяцев, голосу, что помогал не сойти с ума в этой игре, где вместо фишек — его гордость, его удовольствие и его страх потерять любимого, слишком поддавшись ему. «Я знаю, что ты ненавидишь меня. Знаю, что ты никогда меня не простишь, даже когда отомстишь… но мне не хватает смелости признать своё поражение и дать твоей мести свершиться». Зацепившись за последнюю, почти сгоревшую в объятом лихорадкой разуме мысль, Дилюк разрывает поцелуй и отталкивает от себя ставшее влажным и ещё более горячим тело Кэйи, будто не желая соприкасаться с ним больше, чем нужно. Солнце почти зашло, но отражённого от облаков света хватает, чтобы разглядеть блуждающую улыбку на узких губах… «Нет… ты не можешь, не должен догадаться. Не сейчас». Кэйа поднимается и опускается всё быстрее, растеряв всю говорливость — как обычно бывает, когда он близок к оргазму. Но сейчас Дилюк предпочёл бы услышать хоть пару слов, чтобы понять, что у него на уме и что это за улыбка. Беспокойство не позволяет расслабиться. И Кэйа кончает первым. Но не слезает с члена, а продолжает двигаться уже в более плавном ритме: — Неужели я так противен тебе? «Нет, не противен…» — Или мой зад стал недостаточно узок для вас, господин Рагнвиндр? Слова ранят. Однако от них же становится легче: если Кэйа язвит, значит, всё ещё не догадался, что уже давно подчинил себе сердце предателя, несколько лет назад не сумевшего… не захотевшего выслушать его и разделить его боль. — Когда же ты уже оттаешь, ублюдок?