Криолан

Маттео. Протяжно, вязко, глуховато. И до скрежета на зубах сладко и приторно, как невкусный остывший дешевый кофе с избытком сиропа. Что буквально щиплет сахаром язык и остается, не исчезает сразу же, как проглотишь, а упрямо ощущается даже после нескольких глотков воды. И хочется не просто избавиться от этого вкуса, но и навсегда забыть. Всего лишь имя, но буквально выворачивает наизнанку от его произношения. И оно никак не исчезает, все время прокручивается в мыслях, упрямо, как заевший мотив. И почти физически липнет к языку, заставляя поморщиться и скривить губы. Отвратительно. А ведь днем все еще было совсем наоборот. Геррит снова тяжело вздохнул, проводя с особенным усилием и отчаянием по лицу ладонью — от гладкого прохладного лба с легкой испариной, спускаясь на глаза — безжалостно сминая подкрашенные ресницы и размазывая в уголках мазки теней и карандаша, на нос — желая вдавить его в лицо, и наконец, задевая искусанные от нервов и злости губы, все еще немного сладковатые и липкие от блеска. «Черт, а ведь говорил, что никакой косметики, сволочь!» — и снова вернул руку на руль. И вцепился в него с остервенением, чтобы побледнела натянутая на костяшках кожа, чтобы напряглись все до единой мышцы. А ведь надо было все-таки врезать ему по лицу! Жаль, что сдержался. Да, потом бы Скарлет открутила ему голову, не получив в назначенный день фотографии на утверждение и гонорар, но все же. Стало бы хоть немного полегче. Но он сам виноват, конечно, что отступил от своих же строгих правил. Отказался от тщательной проверки этого фотографа и его дружка. Снова его одурачили, вскружили голову, заманили к себе самым нечестным и подлым образом — разговорами о его слабостях. И откуда только прознали? Все спланировали и организовали заранее. Ну конечно, фотограф — настоящий итальянец, у матери которого есть своя небольшая траттория в самом сердце Неаполя, с простыми и вкусными блюдами в меню. Которым, безусловно, Маттео после съемки обязательно с ним поделится. С удовольствием раскроет домашние секреты и пригласит на мастер-класс. И подарит баночку собственноручно приготовленного оригинального песто. Все, что Геррит пожелает. И Геррит, черт возьми, купился. Как юнец, какой-то. Ну и что, что готовка и еда — его вторая страсть и пока еще совсем далекая мечта. Он все равно не должен был отказываться от своих же правил. Он должен был проверить этого Маттео, а не сразу же соглашаться на съемку, будто у него другой работы нет. Да, в самой съемке тоже не было ничего подозрительного. Скарлет прояснила все детали заранее. Несколько фотографий в рубашках нового, только начинающего свой непростой путь на Олимп моды, бренда, для раскрутки сайта. И ничего сомнительного — итальянцы, строгие рубашки, десяток фоток для сайта. И обещали, что косметики тоже будет по-минимому. Скарлет намекнула, что последние месяцы график Геррита Хейнеманна, итак, был плотно забит съемками для «Криолана», от косметики хотелось бы немного передохнуть. Никто не против легкого тона, чтобы выровнять цвет лица, но, пожалуйста, давайте не будем красить модель, как на вечеринку. С этим, итак, на отлично справлялись гримеры «Криолана». Но крупной фирме прощалось и разрешалось абсолютно все, а вот никому пока не известные итальянцы получили список требований и обязательств с комментариями. Но контракт быстро подписали — Геррит жаждал пообщаться с людьми не только из мира моды, но и из кулинарии. Так почему бы не совместить приятное с полезным? К тому же, итальянцы пообещали неплохие деньги и пригласили на съемки в студию, арендованную в самом центре Гамбурга. Потом, правда, перенесли время на более позднее, но ничего, Геррит был свободен весь день. А вот Скарлет не смогла с ним поехать. Да и совсем не хотелось дергать ее по такому пустяку — всего лишь очередные съемки. Да, как менеджер, коим ее считали все вокруг и коим, по документам, она и являлась, она должна была присутствовать даже на таких незначительных съемках, как эти, и она сказала, что приедет, пусть из-за пробок и не успеет к началу, но Геррит сам ее отговорил. Именно потому, что сам считал Скарлет не просто своим менеджером, но и настоящей верной подругой, самым, по факту, близким человеком в этом городе. Так уж сложилось. Знакомы они были уже очень давно. Вместе начинали в школе моделей: ходили по подиуму, привыкали к камере, учились самостоятельно краситься и сочетать несочетаемую одежду. Но потом их интересы разошлись по разным сторонам. Герриту нравилось сниматься в рекламах, юного, высокого и смазливого парня буквально разрывали на части фирмы по производству соков, сухих завтраков, шоколада и кроссовок, а у Скарлет лучше получалось находить общий язык с фотографами и организаторами светских фэшн-мероприятий. И так она ушла «с подиума», но не из профессии. И поступила в институт, и получила менеджерское образование, пока Геррит мотался по Европе и набирался опыта. А потом судьба их внезапно свела на одном из модных изысканных мероприятий в Мюнхене, где они совсем не изысканно напились пива и проговорили полночи. Герриту тогда было всего девятнадцать, но его уже звал к себе Лондон, обещая лучшую жизнь в этом непростом бизнесе. А Скарлет уже отметила четверть века, вышла замуж за успешного программиста и завела симпатичного серого пуделя со смешными ушами и преданными глазами. И переехала за город. Великобритании Геррит побаивался, а ехать одному и вовсе было страшно до дрожи в коленях. Но шанс такой выпадал всего один раз в жизни. И упускать его было нельзя. Тогда Скарлет пообещала, что его не бросит. Геррит всегда ей восхищался и по-настоящему любил. Считал ее не просто очень красивой и привлекательной, талантливой, безусловно, как модель, но и самой умной. Наверно, у них и могло бы что-нибудь сложиться, разницы в возрасте никто из них никогда не ощущал, но вот Геррит после первого же поцелуя набрался смелости и признался, что запал на одного фотографа. Скарлет только заинтересованно и удивленно изогнула ровные брови и спросила, сколько этому фотографу лет. «Около тридцати, я думаю», — ответил, сильно смущаясь и краснея на тот момент шестнадцатилетний Геррит. И чистосердечное признание сделало их еще ближе друг к другу. А потом и вовсе, они создали удивительный профессиональный и творческий союз. И вот уже больше пяти лет Скарлет была менеджером Геррита. Менеджером только на бумаге, а для него — самым близким и дорогим человеком, с которым они много чего уже пережили. И в Германии, и, тем более, в Великобритании. И сегодня Геррит решил не отрывать ее от важных дел, дергать ради скромной фотосессии в центр, и попросил не приезжать. Он знал, что работы у девушки было много. После контракта с «Криоланом» и первых роликов предложения посыпались на них градом. И надо было кому-то разбираться во всем этом великолепии и многообразии писем. После возвращения из Лондона понадобилось время, чтобы вернуться в мир дизайна и моды. Имя было уже громким, но все будто бы не решались, опасались, «прощупывали почву». Ведь возвращение стало для всех огромным сюрпризом. Поэтому теперь, когда снова рабочий график был расписан на месяцы вперед, нельзя было останавливаться, оглядываясь назад. Не так много у него, по сути, оставалось времени. После двадцати пяти в этой профессии все намного сложнее, чем до. Маттео оказался привлекательным мужчиной. И даже очаровал с первого взгляда. И своей дерзкой прической, с «рваной» малиновой челкой, абсолютно безвкусной и стильной одновременно, и татуировками на рельефных красивых руках, и пронзительными черными глазами с хитрецой и усмешками на накрашенных губах, и этим своим немного нелепым английским с сильным итальянским акцентом. Обычно, Геррит внутренне морщился, когда слышал такую речь — за пять лет в Лондоне он привык к идеальному британскому акценту и сам неплохо его натренировал, но речь Маттео не раздражала. Видимо, сказывалось уже заранее сложившееся о нем впечатление — исключительно благоприятное. И хотелось поскорее не просто приступить к съемкам, но и поболтать про итальянскую кухню. Первым «сюрпризом» стало отсутствие кого-либо в помещении. Только они вдвоем в небольшой светлой студии, явно арендованной только на сегодняшний вечер. Ничего лишнего, только сероватый фон почти во всю стену, пара кольцевых ламп и отражателей, да камера на штативе. После первых же нескольких пробных кадров, Маттео вдруг решил, что без косметики не обойтись. Герриту пришлось повиноваться — желание фотографа — закон, а он — профессионал. Маттео красил его недолго, но тщательно. И постоянно касался. То за подбородок, чтобы придержать голову. То ненароком дотрагивался до плеча или груди, расправлял несуществующие складки на рубашке. Последняя, кстати, оказалась почти мала, едва-едва по размеру. Но Маттео только намекнул, что так даже лучше. Итальянцы всегда так носят рубашки «чтобы ткань трещала по швам». Геррит никогда о таком не слышал, но выбора, опять же, у него не было. Он стойко выдержал всю процедуру по нанесению макияжа, постоянно пытаясь все взять в свои руки, но итальянец не позволял. Герриту постоянно хотелось облизывать губы от липкого сладковатого блеска, и Маттео, заметив его попытки, ничуть не возражал. И даже попросил это сделать пару раз на камеру. Конечно, это вызвало смех. Тогда еще Геррит мог смеяться, до последнего веря, что все пройдет гладко. Но под лампами в тесной плотной рубашке быстро стало жарко. Пот едва не начал застилать глаза, когда фотограф, наконец-то, оказался рядом с салфетками. И сам промокнул Герриту лицо. И тоже жадно облизал губы, буквально оглаживая взглядом красивое, немного растерянное лицо модели. Не обошлось и без пресловутых переодеваний. Но Геррит честно отрабатывал контракт и, как всегда, получал от работы удовольствие. Ему нравилось сниматься. Нравилось позировать, менять взгляд, следить за фотографом, дарить себя объективу. В конце концов, этому он учился, это умел лучше всего и этим неплохо зарабатывал. Но и глупцом тот тоже не был. И прекрасно видел, и чувствовал, когда на него восхищенно смотрели, как на модель, а когда — как на вожделенный объект своей похоти. Были те, кто еще смущался и как-то боролся во время съемочного процесса со своими желаниями, подавлял их в себе, и тогда — по-настоящему влюбленные в модель профессионалы выдавали просто фантастические снимки. Но были и те, кто распускал не только эмоции и взгляды, но и руки. И вот этого Геррит не принимал уже ни в каком виде. Слышал от коллег, что некоторые не отказывались от быстрого секса. Ну что плохого, в самом деле, в шикарном минете? Помогало отлично снять напряжение после съемок. Ничего, конечно, плохого. Для Геррита это было настоящим кошмаром. Каждый сам в праве распоряжаться своим телом. Он свое доверял только тем, в кого был влюблен. И никак иначе. Поэтому после третьей малоразмерной рубашки, когда Маттео подошел совсем близко и мягко провел ладонью по груди уже не по ткани, а по открытой голой коже, целенаправленно задевая ладонью сосок, Геррит высказал ему все, что он думает о таких, как он. Но предложение о минете последовало тут же, как по заказу, ничуть не смутив уже разгоряченного итальянца. Ладно, что хоть не набрасывался, пока, предлагая всего лишь договориться. И еще накинуть двойную оплату за услуги. — Почему снова я? Зачем? У меня что, на лбу написано, что я трахаюсь с фотографами? И байки про итальянский ресторан, это всего лишь байки. Да? — Поехали ко мне, я тебе фотки на ноуте покажу. Ресторан существует. — Я же сказал, что меня секс не интересует. — Да ты просто создан для любви, красавица. — Нет, увы, как оказалось. Мы закончили? Маттео только пожал плечами и стал собирать вещи, пообещав, что фотографии будут уже совсем скоро. Геррит же не стал его дожидаться. Не стал даже снимать треклятую итальянскую рубашку, вот-вот готовую разойтись на груди. И пусть в ней было уже неуютно и неудобно, на спине и под мышками чувствовалась влага, а ткань облегала, как вторая кожа, но нет, больше он перед Маттео не разденется. Чертов итальянец! От одного его взгляда теперь буквально хотелось поскорее заскочить в холодный душ, и смыть с себя и пот, и его липкие взгляды, и прикосновения. — Так почему я? Ответишь? Конечно, никто не обязан давать ему разъяснения, отвечать на такие странные и откровенно идиотские вопросы, тем более после всего того, что он наговорил фотографу. Но где-то в солнечном сплетении неприятно жгло и щекотало одновременно. И оставалась последняя надежда. — Тебе это так важно, я смотрю? Что, Геррит, какие-то проблемы? Я угадал? Итальянец снова откровенно издевался, но держался на расстоянии. Видимо, все-таки угрозы судом за домогательство на него подействовали. Хотя на лице все также играла легкая усмешка, от которой Геррит закипал еще больше. — Тебя не касается. Если есть, что сказать, говори. Иначе я пошел. — Да просто у тебя на лице написано, в глазах твоих прекрасных, что ты хочешь любви. Что ты ищешь ее. Что ты готов и стремишься к ней. Но, почему-то, никак не можешь ее найти. Я ведь угадал. Верно? Кстати, предложение все еще в силе. И я обещаю, тебе понравится, милый. — Да иди ты к черту! Хлопнуть громко на прощание дверью не получилось, зато в коридоре он с отчаянием впечатал сжатые кулаки в стены и еще пару раз чертыхнулся. И откуда только взялся этот гребаный итальянец? Нет, все, решено. Больше никаких сомнительных съемок неизвестно с кем. Пусть Скарлет более тщательно выбирает ему контракты. Уж лучше даже реклама готовых завтраков и натуральных соков, чем все эти начинающие дизайнеры и никому не известные бренды, мечтающие дотянуться до Шанель и Версаче. По дороге домой, уже в машине, Геррит отправил Скарлет несколько голосовых сообщений. Да, она ни в чем не виновата. Он сам в этот раз жестко напортачил. Но все же, в известность ее поставить он был обязан. Дорога вечером была уже не такой загруженной, поэтому напряжение постепенно спадало. Но вот слова Маттео все никак не хотели выходить из головы. Да что он себе возомнил, этот липкий фотограф? Геррит Хейнеманн не тот парень, не та модель, что готова пользоваться своей внешностью ради простого физического удовольствия. Да он на пресловутых вечеринках и показах сразу отшивал всех, кто только намекал ему на «горячее времяпрепровождение» в закрытых кабинках туалетов. Не то, чтобы это случалось слишком часто, но чем дольше он в Гамбурге, и чем активнее начинал сниматься, тем больше его замечали. Комплементы льстят, излишнее внимание приятно, но хочется совсем ведь не этого. Он даже никому из старых знакомых-коллег, остававшихся в Гамбурге, так и не рассказал во всех подробностях, почему же он, черт возьми, так резко вернулся в Германию, оставив позади роскошный перспективный Лондон, где уже добился немалого успеха. Только Скарлет знала подробности. Потому что она вместе с ним пережила этот ужасный период и поддерживала его, как могла. Была рядом во всех смыслах. И мама. Маме он тоже обо всем рассказал. Хотя и было чертовски стыдно. Но такова жизнь. Не все решало смазливое личико и умение им правильно пользоваться. Улицы были знакомые, до премиального квартала, где он вот уже почти полтора года снимал прекрасные апартаменты с видом на Эльбу на последнем этаже оставалось не больше двадцати минут, и Геррит, наконец-то, смог расслабиться, и отвлекся на просмотр входящих сообщений. Кажется, Скарлет нашла для него что-то новенькое и интересное. Сначала перед машиной мелькнула просто тень, а уже потом, за поворотом, он увидел фигуру человека, буквально бросившего под колеса. Среагировать пришлось настолько внезапно, что водителя буквально впечатало в сидение, а потом с силой дернуло вперед, едва не вырывая ремень безопасности. О том, что он слышал глухой удар, даже думать не хотелось. Из машины он выходил на деревянных ногах, а проклятая рубашка, кажется, под стильным удлиненным пиджаком, абсолютно во всех местах влажно прилипла к коже. А в горле, наоборот, пересохло так сильно, будто бы он не пил уже сутки. Еще хуже стало, когда он увидел на асфальте неподвижное тело. Никогда, ни разу за все свои неполные двадцать семь лет он никого не сбивал. Он был очень хорошим и аккуратным водителем. Он получил права еще в юношестве, хотя со всех сторон ему говорили, что водить самому не обязательно. Но шутки про то, что когда-нибудь ему предложат сняться в рекламе крутого автомобиля, и он хочет сам сидеть на водительском месте, были иронией лишь наполовину. Поэтому теперь, когда он сбил человека на обычной неширокой улице, где и движение было-то совсем не активным, который, черт возьми, сам, сам бросился к нему под колеса, стало неимоверно страшно. Геррит ошеломленно пялился на свою жертву и почти не замечал никого вокруг. Надо, наверно, что-то поскорее сделать. Ведь это же по его вине этот несчастный мужчина лежал сейчас без сознания. Лицо скрывалось из-за шапочки и застегнутого под самое горло воротника, да и в таком состоянии Геррит вряд ли бы смог нормально его рассмотреть. Страх окутывал все его тело и притуплял сознание. Секунды шли, а он просто пялился во все глаза и ничего не видел. И тут вдруг толпа начала собираться, послышались разговоры, возгласы, шум становился все громче и громче. И лучше он не делал. Наоборот, стало еще тревожнее и неуютнее. И будто бы даже холоднее. А нет. Это, наверно, от пропитавшейся ледяным ужасом и недавним потом рубашки. Приталенный удлиненный пиджак, пока что заменявший в конце сентября пальто, казалось, совсем не грел. И тут вдруг к Герриту подлетел взявшийся буквально из ниоткуда парень, и зло, и очень настойчиво и смело заглянул в глаза. В его же, кажется, сверкали зеленые искры, что парень даже внутренне поежился, еще не успев даже толком испугаться и понять, что происходит. Тот был одет в сильно грязную и потертую косуху, под которой, почему-то, мелькнула вполне себе обычная толстовка, но неряшлив, растрепан, и в целом, выглядел даже хуже сбитого бездомного. От него мерзко и отвратительно несло алкоголем и еще черт пойми, чем, о чем противно было даже задумываться, чтобы его тут же не стошнило, хотя в последний раз он ел несколько часов назад, еще задолго до фотосессии. Какой-то бездомный псих, не иначе. Но! Этот бездомный его, кажется, сразу же узнал. И стало еще страшнее. Он смотрел на него так отчаянно, и так пристально, так осмысленно, хоть и потемневшими глазами, будто точно знал, кто перед ним находится. Но ведь такого просто не могло быть. И только потом пришло осознание, что буквально в нескольких метрах от аварии располагался магазин «Криолан», над которым на огромном экране крутили рекламные ролики. От увиденного собственного лица на этом экране стало еще хуже. Геррита все-таки затошнило, и пришлось постараться дышать глубже и увереннее, чтобы ненароком еще в обморок не свалиться. Тем более, у всех на глазах. Он увидел, что теперь на него откровенно пялятся абсолютно все столпившиеся. И вот это уже настоящая проблема. Столько свидетелей случившегося в один миг уничтожат не просто его карьеру, но и его самого. Поэтому лучшим решением было найти укрытие в машине. И позвонить Скарлет. Она его убьет, но все решит. Что-нибудь обязательно придумает. А пострадавший на асфальте так и не пошевелился ни разу. Но с мгновенно приехавшей полицией пришлось все-таки поговорить. И так же поехать в больницу, ждать, пока выяснят, насколько сильно пострадал сбитый бездомный. И надеяться на лучшее, что все обойдется, и его быстро отпустят. Банально, но кроме веры ничего не оставалось. Ну хотя бы стало легче, что никто не умер. Да и больница оказалась совсем близко. Но все — равно, Геррит чувствовал себя на грани. На грани истерики и паники от безысходности случившегося. Домой в прохладный душ захотелось с утроенной силой. И снять уже, наконец-то, ненавистную рубашку. Но пока он только позволил себе расстегнуть верхние пуговицы. Его быстро осмотрели и дали успокоительное. Он, к счастью, совсем не пострадал. Скарлет ворвалась в светлый коридор больницы, как настоящая фурия. При ярком макияже и огненно-красных волосах, а также на высоких устойчивых каблуках, она всегда вызывала у Геррита вместе с восторгом и легкий страх. Уверенная в себе девушка, способная справиться, кажется, с абсолютно любой проблемой. Правда, сегодня она была не в привычном строгом костюме, или в короткой юбке — все-таки, Геррит своим внезапным звонком вырвал ее прямо из дома, а в широких темных брюках и в простой толстовке. Но глаза ее метали молнии и искры, пока она не заметила сидящего на удобном диванчике своего подопечного, с опущенными плечами и немного подрагивающими руками, беззащитного и несчастного, бледного, как его белая рубашка, и взгляд ее тут же потеплел и смягчился. — Рассказывай. Ты как? Скарлет осторожно села рядом с Герритом и тут же взяла его за руку. В ее карих глазах было явное беспокойство и тревога. Она уже успела в дороге поговорить с полицией, как менеджер Геррита, и ее заверили, что ничего страшного все-таки не произошло. Но есть, конечно же, формальности. — ДТП, но с машиной все в порядке. Со мной тоже, как видишь. Камеры подтвердили, что я ни в чем не виноват. Этот бездомный сам бросился под машину. Представь только, обычный бездомный. Псих какой-нибудь, я не удивлюсь. Но он странный, потерял сознание сразу же. Хотя, удара сильного не было, как мне сказали. И похоже, его в этом отделении даже знают. Черт. Вечер просто ужасный. — Да уж. Как и эта рубашка на тебе, — Скарлет даже немного усмехнулась, видя, что и Геррит в полном порядке. — Но ты все равно самый красивый здесь сейчас. Мы ждем врача? — Да, и кого-то еще. Кто-то, похоже, знает этого бездомного. Они просидели за тихими разговорами, уже вполне рабочими и привычными, еще несколько минут. В холле было даже уютно, и совсем немного народу. И картонный стаканчик с ароматным кофе приятно согревал и успокаивал. Да, для кофе было уже слишком поздно, и завтра у Геррита по плану была дневная встреча с примеркой у какого-то дизайнера, ночью хорошо бы выспаться после всех передряг, но кто он такой, чтобы отказывать себе в маленькой слабости? Скарлет нахмурилась, но не стала возражать — уж она-то понимала, что после встречи с приставучим итальянцем и ДТП на Репербане, где его, походу, узнали даже простые прохожие, Герриту надо было как-то прийти в норму. Но сама от кофе отказалась. Их идиллию нарушил внезапно появившийся мужчина в бежевом тренче. Он сразу направился прямиком к ним, немного нервно улыбнулся, а потом буквально впился в лицо Геррита изучающим взглядом. И несколько долгих секунд молчал, словно не мог поверить в увиденное. Геррит же разглядывал его в ответ. Около сорока, наверно, или чуть больше. С приятными мягкими чертами, светлым взглядом и такими же светлыми волосами до плеч, зачесанными назад и прихваченными едва заметным ободком. Дорогая стильная одежда, часы, ботинки, ухоженные руки с французским маникюром. Только вот уставший и сильно обеспокоенный, никакой консилер не скроет темные круги под глазами. Скарлет тоже встала с дивана и принялась изучать подошедшего к ним незнакомца. Но тот, наконец-то, подал голос. — Мне по телефону сказали, что это именно Вы. Но я не поверил. Таких совпадений просто не бывает. — Простите? А Вы кто? — Ох. Простите. Бенжамин Лоуренц, я забыл. Совсем обалдел от последних новостей. Скажите, он ударился головой? Был сильный удар? Пожалуйста, скажите, что он ударился сильно головой. Я очень надеюсь. Ох, я так переживаю. Еще не говорил с врачами. — Вы о чем? Вы про бездомного? Геррит и Скарлет успели переглянуться и пожать плечами. Похоже, еще один странный тип на них сегодня свалился. Но этот хотя бы выглядел стильно и прилично. Но говорил, как какой-то маньяк. Может, он ошибся? Может, ему в другое отделение надо, а не в травму? — Бездомный? Ах, оу, вы не знаете. Ну я не удивлен, раз вы сбили его прямо на Репербане. Дело в том, что он вовсе не бездомный. Понимаете, все не так просто. — Бенжамин? И уже готового высказаться мужчину отвлек появившийся в холле врач. И тут же увел обеспокоенного странного типа с собой. Но тот почему-то обернулся на прощание и крикнул, обращаясь теперь исключительно к Герриту. — Пожалуйста, подождите меня здесь. Нам надо поговорить. Это важно! Геррит настоятельно отправил Скарлет домой, едва получил разрешение от полиции покинуть больницу, а сам принялся ждать светловолосого мужчину. Загуглил имя и весьма удивился, обнаружив личность случайного знакомого. Тот был вполне себе неплохим успешным дизайнером и организатором показов. Давно уже крутился в модных кругах, имел даже небольшое агенство в престижном районе Гамбурга. Вроде бы, ничего опасного в этом человеке не было. Но он каким-то образом был связан с этим бездомным. Может, знал его историю? Или имел отношение к его семье, близким? Немного волновал тот факт, что и Геррита он знал. Потому что последний о Бенджамине Лоуренце слышал впервые. Ну что ж, он сам виноват, так как почти перестал покупать модные журналы и интересоваться коллегами. И ходить на тусовки. Только работа и ничего кроме работы. А возможно, этот Лоуренц неплохой дизайнер и интересный человек. Ну не могут же на его пути попадаться только озабоченные подонки? Но Бенджамин не появился ни через полчаса, ни через час. И тогда Геррит поехал домой. Так было даже лучше. До несчастного бездомного, раз тот никак особо сильно не пострадал, дела ему никакого не было, а своих забот и без того хватало. Да, где-то на краю сознания мелькнула мысль, что с ним хотели не просто так поболтать на отвлеченные темы, и что этот Лоуренц вовсе не сумасшедший и точно мог прояснить ситуацию, но все –таки, лучше и правда было поехать, наконец-то, домой. И ни во что не вмешиваться. И уже к вечеру следующего дня Геррит и вовсе почти забыл о случившемся. На горизонте замаячил неплохой контракт со съемками в Мюнхене, а значит, надо было снова заниматься планированием, чтобы выделить время и на любимое хобби. Курсы в школе поваров начинались уже на следующей неделе. А у него еще столько всего не прочитано и не изучено. Но поздно вечером написала Скарлет. Она прислала всего лишь номер телефона и короткое сообщение: «Лоуренц, позвони. Если захочешь, потом все расскажешь». И никакой конкретики. Неужели все-таки что-то случилось? Ладно. Ответили после долгих пяти гудков, когда Геррит уже передумал все возможные варианты и сценарии развития событий и уже собирался сбросить вызов. Ну в самом деле, что за загадочность такая? — Да? Геррит? — Да. Мой номер у вас определился? — Да. Но мне его не давали. Спасибо, что перезваниваете. — Это личный. Я вас тогда ждал, но не дождался. В больнице. — Ох, да. Простите. Я задержался. Я должен был предупредить… — Я знаю, что вы дизайнер. Что от меня хотите? — В наше время ничто не остается тайным. Что ж, так даже лучше. Но на самом деле, я хотел бы с вами встретиться. Завтра, в первой половине дня. — Я очень занят, Бенджамин. И я вас совсем не знаю. У вас ко мне деловое предложение? Так поговорите лучше со Скарлет. — Что? Ох, нет. Боюсь, что нет. Но я не стану рассказывать вам по телефону. Мне надо, чтобы вы кое-куда завтра приехали. Я сброшу адрес. — Я еще не согласился. А вы не можете сказать сейчас, чего от меня хотите? Ваш друг. Бездомный. Это из-за него? Он в порядке? — Мне сейчас уже надо уйти. Давайте завтра обо всем поговорим. Я сброшу вам время и адрес. Там рядом есть неплохой ресторан. Вы привередливы в еде? — Да. Точнее, скорее, избирателен. — Оу, а какую кухню предпочитаете? — Так вы меня в ресторан зовете, что ли? — У нас будет долгий разговор, в ресторане будет удобнее. И приезжайте, Геррит, боюсь, что вы моя последняя надежда. — Европейскую. — Что? — Я люблю европейскую кухню. Присылайте адрес. — Хорошо. До завтра. И спасибо, Геррит. — До завтра, Бенджамин.